Пятое время года

ПЯТОЕ ВРЕМЯ ГОДА

Небольшой, чистый, уютный городок Хомт-Сук, центр острова Джерба, переполнен лавками и магазинами, выходящими прямо на улицу и забитыми керамическими изделиями, коврами местного производства, поделками из кожи и пальмовых листьев. В городе, разумеется, есть несколько банков и меняльных контор, открытых кафе и ресторанчиков, живописный крытый рынок, десятки больших и маленьких гостиниц, пансионатов и кемпингов.

Часть туристов приезжает сюда на машинах. В центре города, прямо у городского телеграфа и муниципалитета, устроена большая стоянка для автомашин. Она — платная, и водители должны опустить монетку в похожие на тарелку счетчики, стоящие на трубе как часовые. Высокий тунисец в длинном, до пят, полосатом бурнусе ходит среди автомобилей, смотрит на циферблат счетчиков и иногда останавливается у какой-нибудь «провинившейся» машины. Его подручный притаскивает тяжелый капкан, который прикрепляется на переднее колесо таким образом, что водитель не может уехать и даже не может его снять, поскольку для этого необходим специальный гаечный ключ. Мне кажется, что этого сурового, заковывающего машины в кандалы человека, хотя он и занят нужным делом, никто не любит. Поэтому он такой молчаливый, не отвечает на шутки и веселые приветствия сидящих за кофейными столиками пестро одетых туристов.

Климат Джербы давно занимал ученых и стал главным фактором, привлекающим сюда из Европы многочисленных туристов среднего достатка. Метеорологическая станция в Хомт-Суке, работающая с 1903 года, дает фактические данные для оценки этого природного феномена, в формировании которого принимают участие Средиземное море и знойные пустыни материка. Самый жаркий месяц на острове — август (средняя температура +29 °C), а самый холодный — январь (+12 °C). Средний перепад температур самого холодного и самого жаркого месяца равен 15°, тогда как в материковых точках, например в тунисских городках Меденина и Кебиля, лежащих на той же широте, что и остров Джерба, этот показатель составляет соответственно 18° и 22°.

Подобная термическая стабильность приводит к тому, что зима и весна на Джербе имеют несравненное очарование. Уже начиная с декабря безлистные миндалевые деревья покрываются пышными бело-фиолетовыми цветами, а вечнозеленые апельсиновые и лимонные деревья стоят в золотых и желтых плодах. Все это создает впечатление нереальности, сказки. Температура от +13° до +15° держится до апреля и затем постепенно начинает подниматься.

Чтобы лучше понять, почему европейцы именно в эти четыре месяца отправляются на остров Джерба, достаточно напомнить, что теплые дни с указанной только что температурой обычно наступают в Лиссабоне в марте, в Марселе — в апреле, в Берлине и Париже — в мае, в Дублине — только в августе. Не случайно в январе 1984 года на Джербе побывало 39,6 тыс. туристов, а ровно через год их насчитывалось уже 48,5 тыс.

Жаркое лето подкрадывается незаметно. В апреле — мае еще стоит теплая погода (+18°—21°), и только с июня начинается постепенное увеличение температуры на два-три градуса в каждом месяце. В самом жарком месяце — августе — среднемесячная температура составляет +27,5°, после чего так же медленно, как и весной, она начинает снижаться. Море снимает остроту температурных перепадов, что особенно заметно при сравнении с материковыми городами.

Особенности данного климата не остались не замеченными не только европейскими туристами. Французский путешественник Е. Гревен в своей книге, опубликованной в 1937 году, писал: «В Сфаксе вас уже покинула зима, в Габесе вы найдете весну, а в Тозере — лето. А на острове Джерба вы откроете пятый сезон, да-да, пятый сезон; здесь особый климат, несколько необычный, с большой сухостью воздуха, морским бризом, свежестью и ночными розами, рациональный и выдержанный во всем».

В 1942 году тунисский ученый С. Тлатли опубликовал книгу «Остров Джерба и его обитатели», в которой попытался выяснить причины этого удивительного климатического феномена и рассказать о его жителях, их берберском происхождении, религии и богатом прошлом. Об острове Джерба писали раньше, пишут и сейчас. Французский писатель Гюстав Флобер, собиравший материал для романа «Саламбо» о борьбе Древнего Рима с Карфагеном, посетил Тунис. Большой патриот Джербы, д-р С. Тлатли утверждает, что Флобер именно этому острову посвятил следующие восторженные строки: «…покрыт золотой пылью, зеленью и птицами, где лимонные деревья высоки, как кедры… где воздух так сладок, что не дает умереть…»

До того как я посетил Тунис, мне рассказывали, что на острове Джерба изготовляют особые тканые шерстяные ковры, которые пользуются большим спросом. Хозяин гостиницы, где мы остановились, знакомит нас с человеком, который может отвести в ковровую мастерскую. Несколько минут езды на автомашине — и мы у дверей одноэтажного дома. Нас встречает хозяин мастерской, и мы сразу же идем на склад. Здесь повторяется виденная много раз в Каире, Багдаде или Тегеране сцена. Мальчишки и другие работники склада снуют как муравьи, доставая с полок и из потайных углов шелковые и шерстяные ковры всевозможных цветов и размеров. Они разворачивают перед нами пять, десять, пятнадцать ковров! Я останавливаю это представление и говорю, что меня интересуют не эти замечательные ковры — они ручной работы, чисто шерстяные или из натурального китайского шелка, с орнаментом средневековой Персии или тунисского Кайруана, — мне нужны ковры, которые ткутся на горизонтальных станках и называются «клим». Но хозяин неумолим. Он перечисляет достоинства своих ковров, обещает отправить их в любую европейскую страну за небольшую дополнительную плату и для пущей важности добавляет, что вместе с братом имеет в ФРГ еще один магазин, в котором покупатели не переводятся.

Да, от опытного хозяина отвязаться трудно, и я иду на запрещенный прием, спрашивая, сколько стоит самый маленький из брошенных под ноги ковров. Он называет цену, и мы, переглянувшись между собой, говорим, что, к сожалению, такой суммой не располагаем. Интерес хозяина к нам сразу падает, и он устремляется к другой группе туристов. А мы неторопливо направляемся к выходу. Нас ведет мальчишка лет десяти, слышавший весь разговор с хозяином, ведет другой дорогой — через мастерскую. У металлических вертикальных рам, затянутых в паутину хлопчатобумажной основы, сидят женщины — старые, молодые и совсем девочки — и, проворно перебирая пальцами, продергивают цветные нитки. Перед каждой бригадой в три-пять человек, работающей над одним ковром, прямо к нитяной основе прикреплен сделанный на миллиметровке рисунок будущего ковра. Всего в этой мастерской трудится около 50 мастериц.

Шустрый мальчонка — его зовут Зейд — повел нас через мастерскую, явно не спросив на это разрешения хозяина. Я спрашиваю нашего симпатичного юного дружка, как он попал сюда и почему не учится.

— У меня здесь работает мать, — отвечает парнишка. — Отец уехал за границу на заработки. Когда же мне учиться, если я должен помогать матери кормить своих младших сестер и братьев.

Мы прощаемся, и, когда уже садимся в машину, мальчик кричит нам вслед:

— На центральной улице у мебельного магазина есть мастерская. Там делают нужные вам ковры. Работника зовут Мунджи. Он добрый и все вам покажет.

Действительно, у небольшого магазина с витриной, заставленной мебелью, производимой на фабрике города Сфакс, стоит обитый гофрированным железом высокий сарай. На створках открытых настежь дверей висят ковры, сделанные из толстых некрашеных шерстяных ниток белого, черного и коричневого цвета. Орнаменты — разные. Вот на белом фоне изображена виноградная гроздь, но если перевернуть ковер-клим, то этот рисунок видится уже деревом. Узор другого Клима представляет собой ломаные линии, идущие по краям ковра. Третий ковер — просто белый, и лишь широкая коричневая кайма оттеняет его белое поле.

В сарае стоит несколько горизонтальных двухъярусных станков, называемых «нуль араби». Именно на них — с помощью челнока и толстой нитки из натуральной овечьей шерсти — и ткется интересующий нас ковер. Его именуют словом «килим», а в Тунисе и Ливии, опуская первую гласную, — «клим».

Мунджи, молодой парень лет 25, оказался на месте и, встав из-за станка, согласился быть нашим гидом. Вот что мы узнали.

Для работы используется овечья шерсть — «суф аллюш», где «аллюш» означает «овца», «ягненок». На станке натягивается в два уровня «фарраша» (основа) из суровых хлопчатобумажных ниток. Для работы используется несколько ручных челноков — «наззек», в каждый из которых вкладывается «фара» (моток нужных ниток). Мунджи показывает отполированный до блеска с открытым верхом деревянный челнок длиной около 40 сантиметров с утонченными концами, в которые для утяжеления вделано шесть свинцовых бляшек. Уровни в станке меняются ногами с помощью «герс» (педалей), подвязанных через систему блоков к раме с натянутой основой. Колесики в этой системе, сделанные из дерева, называются «бакра». Во всю длину станка идет штанга — «деф», на которую руками опирается ткач, когда меняет ногами высоту уровней основы. Каждый ковер размером 1,5x1 м изготавливается на станке одним мастером за четыре дня и затем расчесывается металлической щеткой — «гурдам». Один клим стоит 15–20 тунисских динаров. Для сравнения можно сказать, что в первой мастерской ковры с персидским орнаментом, взятым со старых ковров, привезенных во времена турецкого господства из Ирана, стоят в 100–150 раз дороже.

Мунджи действительно оказался любезным и знающим мастером. Когда я, например, не мог понять слово «аллюш», он принес из угла старую овчину и, потрясая ею перед моим носом, терпеливо объяснил, что здесь, на острове Джерба, да и в Тунисе вообще, овца называется «аллюш». В углу мы заметили человека. В темноте сарая он показался молодым, но, когда встал и подошел к нам, мы увидели очень старого и очень худого мужчину. Он сидел в углу и сучил шерстяные нитки с помощью «нданам» — вертикального колеса с ручкой.

Из восьми станков в мастерской используются только два. Нет спроса, хотя ковры, изготовленные Мунджи, совсем недорогие. Лавка и мастерская принадлежат другому человеку, хозяину, а он, Мунджи, работает здесь вместе с этим почти высохшим стариком. Им платят сдельно, с каждого ковра, поэтому, естественно, они заинтересованы в увеличении продажи.

Уходим от Мунджи, нагруженные его изделиями, которые издают специфический запах овечьей шерсти. Несколько Климов я подарил своим московским приятелям.

На крытом рынке в центре Хомт-Сука среди ковров, керамических изделий, поделок из кожи и пальмовых циновок можно встретить изделия ремесленников из золота и серебра. Золотых дел мастера работают прямо в своих лавках, изготавливая брошки, тяжелые и легкие ручные и ножные браслеты. Мастера по серебру свое искусство не любят демонстрировать и работают в отдельных помещениях, часто на дому, передавая свои секреты из поколения в поколение. Среди джербинских ювелиров 99 % составляют лица еврейского происхождения, которые первыми переселились сюда 2,5 тыс. лет назад. В деревне Гриба находится одна из древнейших синагог, построенная в 588 году группой переселенцев из Византии. Если вам доведется с кем-нибудь беседовать об искусстве еврейских мастеров на острове Джерба, то вы обязательно услышите имя мастера Немни, который жил в начале XX века. Его вещи, особенно браслеты и массивные застежки, были изготовлены из особо обработанных серебряных пластин, и никто из последующих мастеров не смог повторить его изделия.

История возникновения украшений из драгоценных металлов и камней и других более простых и доступных предметов уходит в глубокую древность. Наши далекие предки — как мужчины, так и женщины — носили ожерелья из зубов диких животных или обработанных цветных камней. А на храбром воине-наемнике карфагенской армии Мато, ливийце огромного роста с черными курчавыми волосами из романа Флобера «Саламбо», было почетное ожерелье из серебряных полумесяцев.

Любое украшение, по сути дела, несет определенную социальную нагрузку. Люди хотят подчеркнуть свое положение в обществе, свой достаток либо продемонстрировать свой вкус. Свидетельством благосостояния в традиционном представлении тунисцев кроме владения землей и домом являются еще и личные драгоценности женской половины семьи. О богатстве той или иной джербинской семьи судят по тому, как много золотых украшений имеют женщины, а не по тому, есть ли у семьи счет в банке либо акции каких-нибудь компаний. Кстати, приобрести золотые украшения — значит удачно поместить свободные деньги. Это делает, например, невеста, получающая от жениха в качестве подарка некоторую сумму перед свадьбой. В случае крайних финансовых затруднений тунисец может сдать, скажем, два браслета в государственный ломбард, где сразу получит 60 % их номинальной стоимости. Подобная практика распространена повсюду в Тунисе, а на острове Джерба в особенности.

Самая большая проблема для джербинских ювелиров сегодня сводится к тому, чтобы добыть сырье, поскольку золота в свободной продаже нет. Государство выделяет некоторое количество драгоценного металла лишь тем ювелирам, которые сдали экзамен и получили специальный сертификат, свидетельствующий об их квалификации. Поэтому мастера изыскивают средства, чтобы приобрести старые золотые изделия или монеты, которые они переплавляют. Иногда эти старые украшения, идущие в переплавку, нередко сами по себе представляют ценность, но, если они не отвечают современным вкусам джербинцев, их без сожаления отправляют в тигель. Что касается серебра, го оно имеется в свободной продаже и мастера вполне могут приобретать его для изготовления украшений.

Золото и серебро почти всегда сочетаются с полудрагоценными камнями, а также с жемчугом. Джербинские мастера широко используют ляпис-лазурь, считающийся «живым камнем», агат, нефрит и особенно коралл, который добывают в Средиземном море и обрабатывают в тунисском городе Табарка. В джербинских традиционных украшениях отсутствуют из-за своей дороговизны такие драгоценные камни, как бриллиант, изумруд, рубин или сапфир: ведь традиционные украшения делаются в основном для людей среднего достатка, а богачи, если уж им очень захочется, могут купить украшения с драгоценным камнем и за границей.

Техника изготовления большинства украшений, и прежде всего колье и браслетов, — филигрань, заимствованная, как считается, из испанской Андалусии. В качестве доказательства такого заимствования приводят многочисленные факты обнаружения филигранных изделий во время раскопок в районе испанского города Гранада. Из золота и серебра изготавливаются обязательные здесь серьги. Они имеют вид треугольника с подвесками. Традицию изготовления таких украшений следует искать уже в Древнем Египте. Среди ювелирных изделий немало предметов с крупными, в форме кабошона, полудрагоценными камнями. От времен колонизаторов остался обычай делать колье или ожерелье из золотых английских гиней, серебряных долларов, золотых турецких лир и других монет.

Амулеты и талисманы, призванные уберечь от сглаза и принести удачу их обладателю, можно рассматривать как традиционные украшения джербинской женщины.

Здесь главное значение имеет символ изображения, а не материал или манера исполнения. Среди талисманов наибольшей популярностью пользуется изображение «хута», т. е. «рыбы». Еще в античные времена в Карфагене изображение рыбы ассоциировалось с пунической богиней Танит. Флоберовская Саламбо, дочь карфагенского полководца Гамилькара Барки и старшая сестра десятилетнего Ганнибала, стенала по поводу гибели рыб, пасть которых была украшена драгоценными камнями. «Происходили эти рыбы от первобытных налимов, породивших мистическое яйцо, в котором таилась богиня» Танит. Кстати, иногда Саламбо надевала янтарное ожерелье с дельфиновыми клыками, которое рассеивало страхи. Первые христиане, подвергавшиеся гонениям со стороны римских властей, сделали изображение рыбы символом Иисуса Христа, а иудеи считали такой оберег самым действенным средством против сглаза. Так уж, видимо, исторически сложилось, что на острове Джерба смешались представления старых и новых религиозных воззрений, согласно которым изображение рыбы считалось самым надежным средством против жизненных напастей и невзгод.

Следующим после рыбы предпочтительным амулетом является оберег с изображением открытой ладони правой руки, называемой на Джербе «хамса». Европейцы именуют эту руку «ладонью Фатимы», ошибочно полагая, что пять пальцев руки символизируют пять столпов ислама (исповедание веры, молитва, пост, узаконенная милостыня и паломничество). Что касается самого имени Фатима, принадлежащего дочери пророка Мухаммеда, то европейские колонизаторы гак называли всех арабских женщин. Тунисские этнографы полагают, что амулет «ладонь Фатимы» получил распространение лишь в конце прошлого века в связи с появлением в Тунисе французских колонизаторов. А на мой взгляд, это произошло значительно раньше: ведь в X–XII столетиях здесь правила династия Фатимидов, возводившая свое происхождение от дочери Мухаммеда. В любом случае в магии финикийцев и древних египтян цифра пять считалась приносящей счастье, а открытая человеческая ладонь, да еще с глазом, перечеркнутым стрелой, была охранительным символом-амулетом.

Амулет с изображением полумесяца называется «хиляль». Так же как и рыба, полумесяц был символом карфагенской Танит, богини Луны. Та же Саламбо, стоя на краю террасы дворца в Карфагене и созерцая пуну, шептала, обращаясь к богине и примешивая к словам отрывки из гимнов: «Как легко ты кружишься, поддерживаемая невесомым эфиром!.. По мере того как ты нарастаешь или убываешь, удлиняются или суживаются глаза у кошек и пятна пантер. Жены с воплем называют твое имя среди мук деторождения!.. И все зародыши, о богиня, исходят из тьмы твоих влажных глубин… Куда ты идешь? Зачем постоянно меняешь свой образ? То, изогнутая и тонкая, ты скользишь в пространстве, точно галера без снастей, то кажешься среди звезд пастухом, стерегущим стадо…»

Среди амулетов часто встречается изображение головки змеи, тоже восходящее к традициям Древнего Египта. Самым распространенным был оберег с коброй, символизирующей божественное предопределение и царскую власть. Фигурка кобры с раздутым капюшоном, называемая «урей» (знак священной змеи Урей был символом фараона), служила обязательной деталью высокой короны фараона и царского платка — «клафта», спускающегося тремя концами на плечи и спину. Урей украшал также корону жен фараонов, а голову древнеегипетской богини Исиды венчала корона из уреев. (Бронзовая фигурка шествующей Исиды с венцом из уреев находится в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина.) Исида сумела сохранить свое влияние именно как покровительница семейной жизни, как символ верной жены и любящей матери. Ее культ получил особенное распространение в I тысячелетии до нашей эры не только в Египте, но и за пределами долины Нила. Поэтому стоит ли удивляться, что джербинская женщина носит амулеты с изображением змейки или браслет, оба конца которого имеют вид головок двух кобр с раздувшимися капюшонами.

Культ Исиды распространился в Риме во время Второй Пунической войны и впоследствии настолько захватил римлян, что сенат был вынужден на протяжении десяти лет четыре раза принимать закон о его запрещении (в 58, 53, 50 и 48 годах до нашей эры). О шумных мистериях Исиды пишет Апулей в своей книге «Золотой осел». Отмечавшийся в Риме праздник Навигиум Исиднас (Ладьи Исиды) был праздником весны.

Поклонники Исиды не перевелись и в новое время. В 1875 году в Нью-Йорке русская эмигрантка Елена Блаватская, принявшая американское гражданство, основала Теософическое общество и опубликовала несколько своих книг, в том числе «Исиду без вуали». Блаватская была двоюродной сестрой виднейшего государственного деятеля дореволюционной России графа С. Ю. Витте, который посвятил ей несколько страниц своих воспоминаний[68].

Известно, что в начале нашего века последователи Исиды тайно, по ночам собирались близ Парижа в Медонских лесах, в местечке Шен-де-Миссион. За несколько лет до начала второй мировой войны вновь назначенный в этом местечке священник приказал удалить из церкви изображение женщины в длинном, до пят, зеленом платье с египетским знаком «анх» на шее, в короне с крохотным изображением змеи. Оказалось, что эту фигуру все местные добропорядочные католики считали девой Марией и усердно ей молились, пока не прибыл новый, более грамотный священник.

Во всех арабских страна» женщины носят на груди небольшие цилиндрики из золота и серебра. На острове Джерба их называют «харз». Сами по себе они еще не являются оберегом. В харз следует вложить записку со стихами из Корана, или текст какой-либо охранительной грамоты, или начертанные на клочке бумаги магические слова и цифры. Выйдя замуж, женщина может гуда положить и копию свадебного контракта.

Лучшие свои драгоценности девушка, разумеется, надевает во время свадьбы, самого памятного для нее события. Среди них драгоценности, купленные ее родителями, и те, что подарили ей муж и его семья.

Сидящая на подушках джербинская невеста сверкает, как украшенный золотом и серебром иконостас или языческий идол. Лоб девушки украшает тонкая диадема — «вишвиш», сделанная из круглых золотых медалей или монет. Золотым водопадом на грудь спускаются длинные височные, прикрепляемые к головному убору серьги, называемые «риханат» и «мухбуб». Они составлены из нескольких рядов золотых цепочек, на которые нанизаны золотые пластинки, полумесяцы, монеты н пр. Как правило, височные серьги не имеют никаких камней. Уши невесты оттягивают большие круглые серьги — «алляга», которые могут быть украшены полудрагоценными камнями или эмалью. В течение перво-го года жизни всем девочкам на острове прокалывают мочки ушей. Иногда ушные серьги столь массивны, что мочки ушей у женщин сильно вытягиваются или даже разрываются.

В день своей свадьбы девушка иногда надевает до 15 разных колье и ожерелий. Здесь и золотые мониста, называемые «шерка», и колье из полудрагоценных камней, вделанных в золото или серебро, и жемчужное ожерелье, и золотые цепочки разного калибра, и ожерелье из амулетов, и бусы из сандалового дерева. Порой женщины пристраивают среди этого изобилия золотых и серебряных украшений еще застежку (типа фибулы) в виде полумесяца, к которой цепляются всевозможные цепочки. Такая же застежка удерживает кусок ткани, в который драпируется женщина. Сегодня определенно считают, что лучшие фибулы — из массивного литого серебра — делают берберские мастера.

Запястья девушки украшают браслеты различных стилей и образцов. Они могут быть из массивного золота или серебра и выполнены в технике филиграни, или с чеканкой, или наборные из золотых монет, или витые, или гладкие, или полые, или литые. Некоторые браслеты имеют небольшой разрыв. Тогда на концах изделия делаются утолщения в виде, как уже упоминалось, змеиных головок.

Как правило, ладони невесты (а иногда и тыльная часть) окрашиваются хной. Почти каждый палец руки украшает кольцо с полудрагоценным камнем. Разнообразия здесь меньше, чем в браслетах или ожерельях. Обручальные кольца — результат европейского влияния, и притом только в последнее время, хотя джербинские женщины из еврейской колонии такие кольца носили.

На ногах у невесты — ножные браслеты «халькаль», которые бывают из золота или серебра, сплошные или с разрывом, полые или литые. Раньше ножные браслеты носили только замужние женщины.

Все эти традиционные украшения сегодня, как и везде в других странах, постепенно исчезают, переплавляются, сдаются скупщикам или перепродаются иностранным туристам. Джербинская женщина все больше ориентируется на европейскую моду, в которой почти нет места тяжелым, массивным и в общем-то дорогим изделиям. В небольшом зале маленького краеведческого музея Джербы собраны традиционные женские украшения. И все же, для того чтобы, как говорят на острове, «порадовать глаза», лучше просто пройтись по крытому рынку, где, подтверждая слова о нынешней непопулярности традиционных украшений, почти в каждой лавке свалены уникальные по своему исполнению тяжелые серебряные ножные и ручные браслеты и ожерелья с цветными полудрагоценными камнями и кораллами.

Когда я начал описывать все эти бесчисленные украшения, помогающие представить себе внешний облик молодой туниски, мне снова вспомнилась благочестивая красавица карфагенянка Саламбо. Вероятно, мне не следовало браться за это — достаточно было привести один абзац Флобера: «Волосы ее, посыпанные фиолетовым порошком, по обычаю дев Ханаана, были уложены наподобие башни… Сплетенные нити жемчуга прикреплены были к ее вискам и спускались к углам рта, розового, как полуоткрытый плод граната. На груди сверкало множество камней, пестрых, как чешуя мурены. Руки, покрытые драгоценными камнями, были обнажены до плеч, туника расшита красными цветами по черному фону; щиколотки соединены золотой цепочкой, чтобы походка была ровной, и широкий плащ темного пурпурового цвета, скроенный из неведомой ткани, тянулся следом, образуя при каждом ее шаге как бы широкую волну».

В старом порту города Хомт-Сук находится небольшой рыбный ресторан «Принцесса Харун». В объявлении, помещенном в местной газете, отмечалось, что повара ресторана международного класса готовят блюда тунисской и французской кухни. К тому же с террасы ресторанчика открывается прекрасный вид на море. После такой рекламы не отведать рыбной кухни было бы непростительно, и в один из вечеров мы отправились по набережной, засаженной высокими эвкалиптами, мимо гостиниц «Фаиз» и «Лотос» в старый порт.

Ресторан — единственное в округе двухэтажное здание с террасой — виден издалека. У входа стоит опутанная снастями и старой сетью большая рыбацкая лодка. Рядом — фонтан из нескольких, поставленных боком друг к другу больших глиняных горшков, в которых и сейчас тунисцы хранят воду, вино, зерно и оливковое масло. Вода, бьющая из скрытой трубы, переливаясь через край вертикально поставленного горшка, постепенно переходит в другие и сбегает в небольшой бассейн.

Фонтан по джербинским условиям — большая роскошь. Воды на острове не хватает, и в каждом гостиничном номере к стене прикреплено отпечатанное типографским способом на французском, английском и немецком языках объявление: «Пожалуйста, экономьте воду».

Почему Средиземное море не богато рыбой? Причин много. По-видимому, самая важная из них — загрязненность разными ядовитыми отходами, сбрасываемыми промышленно развитыми странами Европы. В некоторых местах европейского побережья Средиземного моря даже запрещено купаться. А все ливийское побережье усеяно черными нефтяными шариками и нашлепками, и после прогулки по пляжу нужно отмывать подошвы жидким мылом.

Тем не менее выбор продуктов моря в ресторанчике неплохой: «коктейль» из креветок, жареные кальмары, приготовленные разными способами ставрида, кефаль, палтус, камбала, морской окунь. Рыба в ресторан поступает с рынка. Необычен для нас так называемый тунисский салат, где мелко порубленные овощи подают с одной сардинкой и ломтиком апельсина.

Помня красочные рыбные рынки портов Красного моря и Аденского залива, я увлекаю своих спутников снова в центр города, где рядом с мясными лавками тянется длинный прилавок рыбного ряда. Но живописной картины здесь мы не увидели. На мраморном прилавке стоит несколько ящиков с серебристыми сардинками или серо-зелеными морскими окунями. Вся рыба удивительно скромных размеров. Наше любопытство вознаграждается знакомством с Масмудом, пожилым рыбаком, коротавшим время за чашкой кофе в ожидании своих товарищей, вышедших в море. На нем — европейские брюки и мятая цвета хаки рубаха.

— Вы пришли слишком поздно, — говорит Масмуд. — Рыба бывает рано утром. Ее везут в корзинах на велосипедах, мотоциклах или просто на тачках. Главное — побыстрее добраться до рынка. Сразу после приезда на рынок весь улов предъявляется муниципальному финансовому инспектору. Он взвешивает рыбу и взимает налоги. Затем товар поступает к двум работникам рынка. Они сортируют рыбу и насаживают ее на веревочки, сплетенные из пальмовых листьев. Каждая связка должна весить 0,5–1 килограмм. Она называется «шук», а рабочие, которые ее делают, — «шеккак».

Пока Масмуд отвлекается на беседу с другим рыбаком, я вспоминаю, что одно из значений арабского глагола «шакка» — «колоть», «прокалывать». Отсюда — слово «шаккак»; так называют человека, который что-то насаживает или прокалывает. Однако термин «шук» в значении «связка» я встречаю впервые.

— В связках рыба взвешивается еще раз и поступает к работнику рынка, которого мы называем «дал-ляль», — продолжает Масмуд. — Он продает рыбу с аукциона. Вот он, видите, сидит на высокой табуретке и держит в руках связку рыбы. На рынке четыре таких крикуна.

Действительно, на высоком табурете за прилавком сидит довольно молодой парень и выкрикивает какие-то слова. Я различаю выражение «бабалла, гидеш, гидеш». Значение первого слова разобрать трудно, зато второе ясно: «гидеш» на диалекте означает «сколько», «почем». Видим, как он передает связку покупателю и тот выплачивает ему деньги. Слева от аукциона находится небольшой прилавок, где продаются крупная рыба и королевские креветки по твердым ценам. Этот прилавок принадлежит Национальному управлению рыболовства Туниса, и здесь приобретают рыбу солидные покупатели, которым неудобно толкаться за мелочью в толпе и торговаться с продавцами-крикунами.

Знакомство с Масмудом и его друзьями позволило узнать много интересного о трудной профессии рыбаков острова Джерба. Хотя в целом запасы рыбы в Средиземном море убывают, акватория вокруг Джербы является одним из важных центров воспроизводства рыбных богатств и рыболовства, который по своему значению выходит за национальные рамки Туниса. Береговая линия острова протянулась на 130 километров. Море у северного побережья, где расположены Хомт-Сук, Бордж-Джилли, Тургенес и другие городки и поселки, усеяно коралловыми рифами, которые разбиваются волнами, накатываемыми северным ветром — «баррани». Здесь обитают морской окунь, карась, кефаль, ставрида. Море у южного побережья более мелко, здесь больше песчаных отмелей, которые облюбовали донные рыбы, такие, как камбала и палтус. Промыслу на этом побережье, где расположены поселки Аджим, Галлала, Агир и другие, мешает сильный южный ветер — «гибли», который дует из Сахары и приносит мелкую пыль, высокую температуру и резкие перепады давления. Восточное и западное побережья усеяны рифами и менее посещаемы джербинскими рыбаками из-за своей удаленности от основных поселков и, следовательно, центров потребления.

В 1953 году было закончено строительство через узкую протоку в районе города Кантара семикилометровой дамбы, которая связала остров с материком. Но дамба перекрыла путь для миграции рыбы от ливийского побережья в сторону лагуны Бу-Грара, где она набирала вес. Ущерб, нанесенный рыбным богатствам лим сооружением, был настолько очевидным, что в 1960 году на дамбе возвели мост, под пролетами которого вновь стала циркулировать вода, а рыба — соответственно мигрировать.

Однако количество рыбы, обитающей близ Джербы, не было восстановлено, и, более того, оно постоянно уменьшается. Причины разные: и хищнический лов с применением запрещенных снастей, и загрязнение вод многочисленными отелями, построенными на побережье, и увлечение туристов морской охотой, и болезни рыб и морских организмов. Тем не менее корпорация джербинских рыбаков существует, хотя добывать рыбу дедовскими способами становится все труднее.

Ловля на крючок на Джербе, как и везде, считается занятием для любителей, а не для профессионалов. Джербинский рыбак, для которого море и его богатство являются источником существования его семьи, возьмет удочку с одним большим крючком лишь для того, чтобы поймать крупного, 8 —10-килограммового морского окуня или кефаль, хотя каждый рыбак на острове знает как снаряжать различные снасти: из двух, трех крючков и более; донки, которые ставятся на ночь; для лова с идущей парусной лодки на живца; перемет.

Джербинский перемет, называемый «бренгали», имеет длину от 1 до 3 километров. На толстую нейлоновую веревку через каждые 80-100 сантиметров привязывают «брадсоли» — короткие веревки с крючками и наживкой, которых насчитывается несколько сотен. Чтобы перенести к месту лова такую снасть, готовят специальную широкую конусообразную корзину, называемую «кунта». На ее дно укладывают веревку перемета, а в края корзины загоняют крючки. В таком виде перемет переносится в лодку вместе с двумя-тремя булыжниками, которые привязываются по концам перемета и служат грузилами. К концам также прикрепляются буйки — обычно куски белого пенопласта. Лов на перемет — сугубо профессиональное занятие, и рыбак, который этим занимается со своим «бахри» (помощником-гребцом), именуется «кунтзит». Если это слово арабского происхождения, то в основе его скорее всего лежит корень «канаса», т. е. «ловить на охоте», «охотиться». На острове Джерба переметом ловят рыбу с февраля по май, причем ежедневно каждый перемет может дать до 20 килограммов рыбы. Перемет — вещь дорогая и в зависимости от размера стоит от 50 до 70 тунисских динаров, хотя и служит всего пять-восемь лет.

Джербинские рыбаки работают и с сетями, но для этого нужна группа опытных людей. Группа таких рыбаков на острове называется «рбаа» или — на искаженный французский манер — «кумпания». Сети бывают разные: вертикальные бредни, кошельковые и др. Способы их использования здесь в целом не отличаются от лова сетью в других странах. Пожалуй, самое интересное — это дележ улова между членами рбаа. Во главе группы из 15–17 рыбаков стоит «раис» (капитан), который часто является также наиболее крупным акционером: ему обычно принадлежат сеть и одна или несколько из задействованных лодок. Полученный улов — за один раз в лучшем случае вылавливают до 80 —100 килограммов рыбы — в тот же день продается, и выручка делится из расчета: половина суммы тому или тем, кому принадлежит сеть, половина — участникам лова и… лодкам, причем одна лодка приравнивается к одному человеку. Раис за руководство группой дополнительной платы не получает.

Рыбаки Джербы широко используют также систему верш и стационарных загородок из пальмовых листьев. Система состоит из небольшого мешка из сети и соединенного с ним конуса из черенков пальмовых листьев. Конус имеет два отверстия, через которые рыба попадает в сеть. Это сооружение называется «дринна». Загородка из листьев пальмы — нередко очень больших размеров — строится на мелководье. Так, стенка для загона рыбы имеет длину от 80 до 100 метров, от нее отходят два коридора-рукава по 30–40 метров, которые ведут в квадратные камеры площадью около 4 квадратных метров. Рыба попадает в эти камеры и оттуда через отверстие — «горджума» — выталкивается рыбаками в вершу, которая называется «зриба» или «зерба». Пойманную рыбу извлекают два человека, причем один вытаскивает полную вершу, а второй пустой вершей закрывает отверстие в камере.

Этот способ лова ежедневно приносит от 10 до 50 килограммов рыбы и называется здесь «дринна бта зриба». Иногда в этот загон для рыбы попадают дельфины или морские черепахи. Рыбаки рассказывали случай, о котором до сих пор вспоминают на Джербе, как в пальмовый загон для рыбы в один и тот же день буквально влетели три дельфина. После их «прогулки» все это хрупкое сооружение пришлось основательно ремонтировать.

За разговором с Масмудом мы и не заметили, как подошло время обеда. Появляется вторая смена рыбаков. На рынок поступил свежий улов. Быстро мелькают руки шаккака, фасующего рыбу, на высокий стул взгромождается другой парень и начинает скороговоркой повторять фразу о ценах на каждую связку рыбы. Один из рыбаков приносит небольшого осьминога. Освободившийся от работы Масмуд оживляется и рассказывает старинную легенду об изобретении на Джербе своеобразного способа лова осьминогов. Вот эта легенда.

Однажды в древние времена из порта Галлалы вышло тяжелое трехмачтовое судно с грузом глиняной посуды. Была непогода, и волны, налетавшие на судно, нобили много горшков. Матросы без сожаления выбрасывали эти битые горшки за борт.

Через некоторое время рыбак из города Аджим забросил свою сеть в прибрежные воды и вытащил вместе с рыбой один горшок, в котором с удивлением обнаружил карликового осьминога Бумсику. (Это название состоит из двух укороченных слов: «бу» от «абу» — «отец» и «мсика» от «масак» — «хватать», брать».) Как всякий уважающий себя рыбак, он выбросил карлика в воду. И вдруг тот заговорил:

— Ты был великодушным ко мне и совершил хороший поступок, друг-рыбак. Но ты будешь еще более великодушным, если отдашь мне эту никчемную глиняную посудину, которая тебе не пригодится, а мне послужит домом.

— Ну уж нет, — ответил рыбак. — Этих горшков на дне так много, что я рискую каждый раз разорвать свою сеть. Зачем же мне добавлять туда еще один горшок, когда их там и так много.

— Отдай горшок, я тебя очень прошу, — взмолился Бумсика. — Это всего лишь один ненужный тебе горшок, а здесь, на дне, их лежат сотни. А ты бы поднял и поинтересовался, что в них находится.

При этих словах Бумсика камнем пошел на дно.

Заинтригованный словами осьминога, рыбак вернулся домой и все рассказал жене.

— Какой же ты недогадливый, — сказала жена. — Ведь ты же знаешь, что Бумсика, карликовый осьминог, очень страдает от несправедливости Термита, гигантского осьминога. И если хитрый Бумсика все тебе рассказал так, как ты передал мне, значит, он задумал отомстить Термиту. Отправляйся завтра и посмотри, что в этих горшках, которые мешают тебе рыбачить.

На следующий день, едва занялась заря, рыбак был уже на берегу…

В полдень он возвращался. Его лодка была завалена осьминогами, которых он вытаскивал из каждого поднятого со дна горшка.

Целых три дня вся деревня ела осьминогов. Чтобы они были мягче, их отбивали на камне, ударяя по сто раз, С тех пор дети рыбаков стали тем же способом ловить осьминогов, что и их отцы, а затем они научили своих детей. Таким образом, все рыбаки владели секретом лова гигантского осьминога.

Но Термит в конце концов узнал, что Бумсика его предал, и стал его преследовать везде, где только можно, и с такой злостью и яростью, что Бумсика не выдержал и убежал из моря. Сейчас он живет в мелких лагунах, которые лишь во время прилива заполняются водой. Иногда он лежит, съежившись и зарывшись в песок, в небольшой лужице, где вода такая же горькая и соленая, как слезы.

Масмуд, рассказавший эту легенду, утверждает, что сейчас именно таким образом рыбаки Джербы добывают осьминогов с октября по декабрь. Осьминоги действительно не любят яркий свет и стараются прятать свое голое и неприятное для взгляда тело, снабженное щупальцами с присосками, в какую-нибудь ямку или расселину. Но, укрывшись от света и других обитателей моря, осьминог готовится к атаке, которая всегда бывает быстрой и беспощадной. Вот почему, когда в воду выбрасываются бракованные горшки, осьминоги спешат занять удобные «квартиры». Причем усаживаются там настолько прочно, что можно передвигать горшок, поднимать его со дна — осьминог сидит, не проявляя никакого беспокойства.

Самым лучшим убежищем для осьминога служит полуметровый горшок с широким горлом, который называется «джадва». Такие горшки в большом количестве производят в деревне (некогда городе) Галлала, и именно здесь рыбаки покупают бракованные изделия, добавляя к ним те, которые им за ненадобностью отдают крестьяне. Затем у горшка отбивают ручки вместе с горлышком, чтобы осьминог мог легко проб-рагься в свою квартиру. Сбоку внизу делается небольшая дырочка, за которую цепляют специальным крюком и вытаскивают на поверхность горшок с его обитателем.

Обычно рыбак отправляется на лов, имея на борту 10–50 джадв. Он погружает их в воду, устанавливая в горизонтальном положении. Через несколько дней урожай готов. С помощью длинного шеста с металлическим крюком рыбак поднимает горшки в лодку. Пустые посудины возвращаются в воду. Уже на берегу рыбак извлекает свою добычу и на следующий день вновь расставляет под водой свои оригинальные ловушки.

С мясом осьминогов готовят очень много блюд, которые пользуются большим спросом у европейцев и местных жителей. Когда же предложение превышает спрос, осьминогов вытаскивают на солнце и сушат в течение дня, пока он не станет твердым как камень. Затем его разделывают и продают в лавках, причем сухое мясо осьминога стоит дороже свежего. Если нужно приготовить высушенного осьминога, его бросают в чашку с водой, и он, вбирая в себя воду, раздувается почти до прежних размеров. Европейцы в отличие от джербинцев предпочитают мясо свежего осьминога с пикантным соусом и рисом, поскольку сушеный осьминог сильно отдает мускусом. Но, как говорится, о вкусах не спорят.

Наше пребывание на Джербе подходит к концу. В заключение мы совершаем поездку вокруг острова, наблюдая какое-то смещение сезонов. На каждом шагу встречаются стройные финиковые пальмы. Буйно цветут абрикосовые деревья, а виноградные лозы уже выбросили по нескольку листочков. Однако яблони уже отцвели, и на ветках видны маленькие завязи.

В глубине острова в полном разгаре идет весенняя обработка полей и сельскохозяйственных угодий. Женщины, замотанные в пятиметровые куски цветастой материи, с концом ткани, наброшенным на голову и закрепленным широкополой соломенной шляпой, выпалывают поля пшеницы и ячменя от красных маков. Мужчины обрезают оливковые деревья, собирают сучья в кучи. Участки отгорожены друг от друга невысокими глиняными дувалами, которые засажены колючими опунциями и агавами. Дома разные, но в большинстве своем одноэтажные, с разноцветными ставнями, с окнами, забранными в ажурные металлические решетки. Не нужно быть особенно наблюдательным, чтобы понять, что остров страдает от недостатка воды. Почти в каждом доме сделана зацементированная площадка с отверстием в середине, через которое вода редких в этих местах дождей стекает в подземный) резервуар. Правда, колодцы тоже попадаются. Колодец представляет собой два выложенных из камня столба с горизонтальным металлическим стержнем, на который насажено колесо с перекинутой веревкой. Вода в колодцах присоленная и годится только для технических нужд. В гостиницах и ресторанах на Джербе для питья подают литровые бутылки с родниковой водой, которая называется минеральной, т. е. натуральной.

Вдоль берега тянутся большие отели, которые. предлагают туристу всевозможные удобства и развлечения. Вам могут предоставить и хижину из пальмовых листьев, дать лошадь, верблюда, ослика или велосипед для путешествия по острову. Разумеется, за дополнительную плату.

При своих небольших размерах остров Джерба нс обойден вниманием ни тунисского правительства, ни иностранных фирм. Аэропорт международного класса связывает остров прямыми рейсами с рядом западноевропейских столиц. С 1976 года действует школа по подготовке персонала для гостиниц, которую ежегодно оканчивают 100–150 человек. Правда, сетуют местные власти, среди обучающихся еще не очень много местных жителей, и в результате лишь 10 % выпускников остается на острове. Сейчас в программу обучения вводятся новые предметы. Выпускники школы включаются в работу в новых отелях и туристических комплексах. На острове работают отделения многих местных и международных туристических агентств. В январе 1985 года, когда я был на острове, местная газета «Аль-Джазира» («Остров»), выходящая уже четыре года, сообщала об открытии на острове отделения туристической фирмы «Путешествия 2000», о съемках документального фильма испанским телевидением, о спортивном фестивале, о католической Пасхе в апреле 1985 года и о приезде манекенщиц и фотографов французского модного журнала «Мари Клэр», избравших остров в качестве фона для демонстрации летних моделей одежды.

На Джербе находится одно из трех государственных региональных агентств, которое занимается организацией экскурсий по южным районам Туниса и посредничеством между владельцами гостиниц и туристическими бюро. В интервью, данном директором этого агентства Скандером бен Али газете «Аль-Джазира», затрагиваются проблемы, которые мешают развитию туризма в южном Тунисе, в частности на острове Джерба. Дороговизна поездок (особенно по районам нетрадиционного туризма, таким, как пустыня Сахара) из-за высокой стоимости автомашин и их эксплуатации, нехватка квалифицированных гидов, знающих редкие языки, недостатки коммунального обслуживания, в том числе перебои в подаче воды и электричества, плохая реклама на международной арене — все эти и некоторые другие проблемы не обескураживают руководителя туристического агентства на острове, и он с оптимизмом смотрит и будущее.