Пятое время года

ТРИПОЛИ МУСУЛЬМАНСКИЙ

Во время раскопок в Триполи было обнаружено несколько надписей, которые подтвердили, что на месте города находилось поселение Оаит. Это название созвучно имени одного из ливийских племен — вавиат. Название племени ушло в небытие, но город сохранил свое, правда видоизмененное, имя — Эа (Эя). На реверсе монеты, обнаруженной во время раскопок в Триполи, помещена лигатура монетного магистрата, которая расшифровывается как Colonia Antonina Oea Augusta Felix. Иными словами, в этой надписи засвидетельствовано, что монета отчеканена в колонии (поселении) Эа. Из истории Римской империи известно, что город Лептис, один из троицы, получил почетное название колонии в 109–110 годах, в период правления императора Траяна (98-117). Судя по монете, город Эа стал именоваться колонией при императоре Антонине Пии (138–161), т. е. несколько десятилетий спустя после Лептиса. На другой обнаруженной монете город назван «Эа билят Макар» (Эа — страна Мелькарта), видимо чтобы подчеркнуть, что своим процветанием он обязан финикийцам из города Тира, поклонявшимся своему главному богу Мелькарту.

Ведь еще в период персидского господства три города на территории нынешнего Ливана — Тир, Сидон и Арвад (Руад) — создали союз трех городов, и, быть может, население Эа считало себя потомками выходцев из Тира, который, как Эа, был страной Мелькарта. Ведь финикийцы из Тира, где бы они ни появлялись, возводили храмы своему богу, и, вполне вероятно, такой храм был и в Эа. Первое финикийское поселение в Эа обнаружить не удалось, однако ученые считают, что оно находилось в северо-восточной части нынешнего старого города. Кроме того, примерно в V веке до нашей эры на североафриканском побережье, на территории современной Ливии, три финикийских города — Лептис, Сабрата и Эа — объединились в союз «триполис», откуда и пошло название Триполитании.

Арабское название Триполи — Тараблюс — впервые было использовано завоевателем Египта Амром в письме к халифу Омару после захвата города Шрус в 642 году, находившегося на невысокой горной гряде Джебель-Нефуса, отсекающей пустынное плато от побережья. Амр писал следующее: «Аллах «открыл¹¹ нам Атараблюс. От этого города до Африки (т. е. до современного города Тунис. — О. Г.) — только девять дней перехода. Если повелитель правоверных считает нужным завоевать ее — да «откроет» ее Аллах для него!» Здесь арабский глагол «фатаха» — «открывать» употребляется в смысле «завоевать». Мусульмане под зеленым знаменем ислама в VII веке «открывали» все новые и новые страны, в том числе и расположенные в Северной Африке. В своем послании Амр в начале слова поставил первую букву арабского алфавита «алиф», которая потом исчезла из написания. С этих пор имя Эа, которое город носил более полутора тысячелетий, перестало существовать.

Триполи был захвачен турками в 1551 году, во времена султана Сулеймана Великолепного. Те турецкие корабли, которые потерпели неудачу на Мальте, осадили Триполи с моря и вскоре его взяли. В середине XVI века к названию города стали добавлять слово «аль-гарб» (западный), с тем чтобы отличать его от Триполи на территории Ливана.

Город Триполи и сейчас полон археологических загадок. В настоящее время в порядок приведен только старый турецкий замок — Сарай, или Сарай аль-Хамра — Красный замок (дворец). Работы проводила шведская фирма. Многочисленные дворики, веранды, крытые переходы сделали этот с виду грозный замок уютным музеем истории и естествознания. Кроме исторических экспонатов, заспиртованных ящериц и змей, окаменелых деревьев и скелета ископаемого ящера в нескольких залах музея собран богатый этнографический материал. Именно здесь я впервые увидел манекены в костюмах туарегов и кочевников из пустыни Сахара.

В 1986 году, во время реставрационных работ в старом квартале города, примыкающем к Сараю, при строительстве лестницы к окружающей замок стене были вскрыты подвалы. Прибывшие на место археологи обнаружили кладку и остатки стенных фресок, исполненных зеленой и красной краской. Сама кладка и величина обтесанных камней из известняка свидетельствовали о том, что строение возведено в римский период. Тут же были найдены осколки битой посуды из-под пива и вина, сломанная солдатская кровать, обрывки проводов. По мнению ученых, в этом подвале уже во время второй мировой войны итальянские фашисты организовали пункт телефонной связи со своими частями в Триполи. И тут же среди этого мусора был случайно обнаружен хорошо сохранившийся, высотой около метра бюст императора Марка Аврелия (годы правления: 161–180).

Осмотр помещения и предметов свидетельствовал о том, что бюст римского императора, имя которого связано с Ливией, оказался здесь случайно. Скорее всего он был принесен сюда итальянцами, которые пытались его сохранить, возможно, для того, чтобы переправить в Италию. Так или иначе, но в 1986 году в Триполи был обнаружен бюст императора Марка Аврелия. Два других были найдены в Лептис-Магне. Ценность «триполийского» бюста в том, что он дает изображение Марка Аврелия в римской тоге, застегнутой на фибулу, в то время как две другие его скульптуры представляют императора в воинских доспехах. Марк Аврелий был не только удачливым военачальником, но и философом. Одежда третьего бюста подчеркивает эту его особенность. Однако военные доблести этого императора импонировали римским аристократам гораздо больше. Доказательством может служить построенная в 162 году в Эа одним римским патрицием триумфальная арка по случаю победы Марка Аврелия над ливийскими племенами гарамантов.

Эта довольно миниатюрная арка в старом городе имеет кубическую форму с одним арочным проходом и сложена из крупных блоков белого известняка. Ее окружают жилые здания, вблизи расположены полицейский участок и старая мечеть. Горы бумажного мусора, пластмассовых пакетов и бутылок, которые намел ветер в укромные уголки арки, напоминают о скоротечности славы ратных побед любого военного деятеля.

Старый квартал Триполи был обнесен стеной, в которой было четверо ворот. Ворота в северной части назывались Баб аль-бахр (Морские ворота): они вели на причал и в порт. Иногда мальтийцы, частые гости в Триполи, именовали их Баб аль-шатт (Прибрежные ворота). На запад вели ворота Баб аль-джадид — Новые ворота. На южной стороне было двое ворот: Баб аль муншия и Баб аль-хандак. Эти ворота находились, видимо, рядом: в некоторых источниках они встречаются либо под первым из указанных названий, либо под вторым. Слово «аль-муншия» на триполийском диалекте означает «поселение», «деревня»; прежде оно употреблялось в применении к большому оазису. Поэтому иногда в Ливии «аль-муншия» используется как синоним слова «ваха» (оазис). «Хандак» в переводе с арабского означает «окоп», «ров». В настоящее время словом «аль-муншия» обозначаются районы общей застройки вокруг какого-то центра, рынка или площади, хотя первоначально это понятие употреблялось как место поселения определенного рода, клана или цеховой артели внутри города.

Много интересных сведений я почерпнул из беседы с главным редактором газеты «Старый Триполи» аль-Варфали, которая издается с начала 1987 года Управлением по реконструкции старого города Триполи. Эпиграфом к своим публикациям газета взяла слова Каддафи: «Каждый старый город заслуживает того, чтобы обнести его стенами и сделать в них ворота, отремонтировать и очистить его, организовать его посещение, с тем чтобы люди узнавали, как протекала жизнь в этом старом городе». Аль-Варфали объясняет, что первая цель издания газеты состоит в том, чтобы дать ливийцам представление об этапах развития, которые прошла их столица. Вторая заключается в организации различных фестивалей и народных представлений. И последняя — публикация статей и иллюстративного материала о старом Триполи. На мой взгляд, как сама идея издания газеты, так и изучение публикуемых материалов показывают, что поставленные задачи выполняются.

Действительный член Русского географического общества П. А. Стенин подготовил и опубликовал в 1892 году в Санкт-Петербурге историко-географическое и этнографическое обозрение мусульманского мира, где помещен любопытный материал по Ливии, и в частности по Триполи. «Издали Триполи поражает своей белизной и привлекательностью, но внутри полон развалин, — пишет П. А. Стенин. — Он окружен стенами с бастионами и в северной части заключает старую цитадель (касбу). На другом конце города возвышается замок, в котором живет генерал-губернатор. Из 7 мечетей Триполи замечательны: соборная мечеть, мечеть Сиди-Драгута и мечеть Сиди-Гурджи. В 4 медрессах юношество изучает Коран. Сверх того в Триполи есть православная и католическая церкви и 3 синагоги; здесь же существуют два отеля, содержимые итальянцами. В городе считается 20 000 жителей, в том числе 3000 евреев, 2500 мальтийцев и 2000 итальянцев»[16].

Эти данные о числе мечетей и жителей относятся к 80-м годам прошлого века. Газета «Старый Триполи» сообщает, что уже в последние годы прошлого века в городе было 3,5 тыс. домов, в которых проживало 30 тыс. человек. Английский путешественник Г. Каубер, посетивший Триполи в 1897 году, сообщает, что в Триполи было десять мечетей, одна христианская церковь, одна синагога, одна школа и два христианских кладбища.

Согласно канонам ислама, каждый мусульманин может молиться в любом месте, но в пятницу предпочтительно сотворить молитву совместно с братьями по вере. Поэтому мечеть, где собираются мусульмане на пятничную молитву, называется «джамиа», т. е. «место, собирающее людей». Мечети — роскошные или скромные, украшенные высокими минаретами или без них, в зависимости от архитектурных традиций и господствующих религиозных представлений, — обязательная принадлежность любого мусульманского города. В этом отношении Триполи не является исключением. Наш соотечественник П. А. Стенин фиксирует, что «триполийцы исповедуют ислам, причем среди невежественной черни огромным влиянием пользуются слывущие за святых фанатики — марабуты»[17].

Самая старая мечеть в Триполи называется Джамиа нака, где «нака» — «поднос», «чаша». По преданию, когда арабские войска вошли в город, жители собрали деньги для передачи их полководцу Амру. Часть этих денег они поднесли ему на подносе. Амр не принял дара и приказал использовать собранные деньги на строительство мечети. Так она и получила название Мечети нака. Она представляет собой прямоугольное здание со сторонами примерно 40x20 метров при толщине стен 40 сантиметров. 36 колонн поддерживают перекрытие из 42 куполов. Минарет мечети невысок и имеет шестиугольную форму. На площадку внутри минарета, откуда совершается призыв на молитву, ведут 36 ступеней. Эта самая старая мечеть Триполи сохранила, так сказать, свое патриархальное обаяние и пользуется особым почитанием у мусульман столицы. И это понятно: ведь она построена на народные деньги по указанию завоевателя Египта Амра ибн аль-Аса, сподвижника пророка Мухаммеда.

Мечеть Даргуса, возведенная в XVI веке, считается одной из самых больших в старом городе Триполи. Даргус (или Даргут, как его именуют европейцы) — известный североафриканский морской разбойник, который находился на службе у турецкого султана. Вместе со своим отрядом в полторы тысячи человек он принимал активное участие в осаде Мальты в июне 1565 года и погиб в бою при бастионе Св. Эльмо в районе нынешней столицы Мальты. Триполи был базой его флота, и, видимо, часть добытых на море богатств Даргус потратил на сооружение мечети.

По своей архитектуре она типична для культовых сооружений Триполи того периода. Зал для молитвы площадью 438 квадратных метров разбит на три части. В средней части стоят 12 колонн, которые поставлены уже после реконструкции мечети. Потолочное перекрытие центрального зала сделано в виде 20 куполов. Потолочные перекрытия боковых приделов покоятся на римских мраморных колоннах, некоторые из которых даже сохранили капители. Минарет мечети круглой формы опирается на квадратное основание, длина стороны которого достигала почти 5 метров. Конусообразный минарет имеет небольшой балкон. Любопытно отметить, что сам минарет как архитектурная деталь культового сооружения был заимствован мусульманами скорее всего у персов-огнепоклонников. На таких башнях, которые, судя по зарисовкам персидских храмов, находились в углах здания, зажигался огонь. Арабское слово «минарет» так и переводится: «место, где находится огонь». Однако применительно к мечети Даргуса минарет назван «аль-маазана», что означает «место, откуда произносится «изан» — призыв на молитву.

Джамиа ад-друдж (Мечеть у лестницы) также одна из достопримечательностей Триполи. Она названа так потому, что к ее входным дверям ведет несколько ступенек. Мечеть построена в XVIII веке и относительно невелика. Длина ее северной стены составляет всего 12 метров, а южной — чуть больше 8 метров. Внутреннее помещение делится на три придела четырьмя колоннами, которые соединены между собой арками. Наибольший интерес представляют собой мраморный «михраб» (ниша, куда обращают свои молитвы мусульмане) и находящаяся справа от него, сделанная тоже из мрамора кафедра для проповедей, отделенная от зала деревянной резной решеткой. Минарет в отличие от минаретов других мечетей встроен в стену, и к его площадке ведут 12 пологих ступеней.

Говоря о мусульманском городе, нельзя обойти молчанием восточные рынки. Шелковый рынок был одним из самых важных торговых центров в старом Триполи. Это вполне естественно, ибо в самом городе производили шелковую ткань и изделия из нее. Шелковый рынок начинался от улицы, населенной плотниками и их подмастерьями. Там, где улица подходила к морскому берегу в северной части старого города, находилась кофейня Мухтара бен Раджаба, которую посещали работавшие здесь ткачи.

Мухтар бен Раджаб был «кахвачи» (специалистом по приготовлению кофе). Это слово тюркского происхождения широко вошло в повседневный обиход в арабских странах. Оно построено по такой модели: название предмета+аффикс со значением деятеля: «чи» либо «джи» в зависимости от диалекта. В арабских странах помимо кахвачи есть также «чайчи» (тот, кто готовит чай), «бустанджи» (садовник), «магазанджи» (лавочник или хозяин склада).

Мухтар, типичный триполийский кахвачи, одевался в ливийскую национальную одежду и был обильно надушен розовой водой и умащен восточными благовониями. Его верхняя одежда состояла из вышитой жилетки, называемой на местном диалекте «фармаля», или из куртки, тоже вышитой, именуемой «збун». От этого слова пошло русское название крестьянского верхнего кафтана из грубого сукна без воротника — зипун.

В своей кофейне Мухтар работал один, без помощников, напевая себе под нос различные прибаутки и частушки. Он открывал кофейню рано утром и готовил каждому ткачу по вкусу и настроению не только арабский кофе в чашечках — сладкий, чуть прислащенный или «кадкад», т. е. черный, без сахара, но и разные сорта чая. Одним из легких видов чая, любимых ливийцами, был чай со специями, называемый «какавия».

Мухтар был не только хозяином кофейни, но и доверенным лицом женщин, которые приходили на Шелковый рынок за готовым товаром или же приносили сюда полуфабрикаты. Материал ткался в основном еврейскими ремесленниками. Работу по подготовке пряжи, добавке в нее серебряной или золотой нити женщины выполняли дома. Богатые шелковые ткани, которые отмерялись кусками и назывались «хаули харир», изготавливались для женских свадебных нарядов. Самая дорогая полосатая шелковая ткань — «хаули каркаду» — шла на наряд невесты или на одежду, предназначавшуюся только для торжественных случаев. Стоимость куска этой ткани (5x1,5 метра) составляет сегодня приблизительно 3 тыс. американских долларов.

Вход на рынок для женщин был закрыт, и Мухтар, зная, к какому ткачу пришла та или другая посетительница, сообщал ему об этом весьма своеобразно — перезвоном медных тарелочек, в которые обычно наливали питьевую воду. Ни имени ткача, ни имени женщины он не называл: паролем была выбиваемая на тарелочках мелодия.

Современный ливийский историк Мухтар Рамадан аль-Асвад, рассказавший историю своего дяди — кахвачи Мухтара, сообщает имена самых знаменитых в Триполи ремесленников-ткачей. Кстати, на Шелковом рынке производили и продавали не только шелка, но и хлопчатобумажную, шерстяную ткань. Большого мастера своего дела ливийцы называли «уста» (от арабского «устаз» — профессор). Кроме ремесленников-евреев были и специалисты-арабы, которые работали целыми семьями. Одна из этих семей — семья Канию — дала двух знаменитых ткачей: Мухаммеда Канию и Амина Канию. Затем историк называет семьи Банун, аль-Джаррах, Бариун, Андир, аль-Хариф и др. В среде ткачей в 1937 году случилось событие, которое всех очень взволновало. Мухаммед бен Ибрагим приобрел у семьи Банун кусок шелковой ткани (хаули каркаду) и подарил его Муссолини. Мухаммед бен Ибрагим проживал во втором по величине городе Ливии — Бенгази, но считался «амином» (цеховым старостой) ткачей, работавших на Шелковом рынке, и носил титул «кавелери», дарованный ему фашистским правительством Италии. Местные ткачи обвиняли его в том, что он передал их профессиональные секреты итальянским промышленникам, которые вскоре стали производить «хаули фабрика» и засылать свою продукцию в Ливию. Одновременно итальянские власти в Ливии отказались возобновлять разрешение на работу местным ткачам — арабам, что было расценено ими как объявление экономической войны со стороны Италии.

Словом «хаули», как уже говорилось, назывался не только кусок ткани, но и шерстяной или хлопчатобумажный плащ-накидка белого или кремового цвета. Тот же плащ из коричневой, красной или черной шерсти именовался в Триполи «аба», а в Зуаре — «вазра». Каждый кусок шелковой, шерстяной или хлопчатобумажной материи ткался на горизонтальных станках, причем размеры кусков были различны, что зависело не только от станка, но и от назначения ткани. Так, «хаули эрдей» (кусок хлопчатобумажной ткани) имел обычно размеры 4x1,5 метра, а «хаули суф» — 4,5x1,5 метра.

Различным видам ткани ливийцы давали свои названия, причем ткани для мужской и женской одежды разделялись. Так, лучшая мужская ткань называлась «мджааб», затем шла «халляли», в которой было больше шелка, чем в первой. Шерстяная ткань, производимая в городе Налут, называлась «налути» и высоко ценилась. В городе Элитен изготовлялась шерстяная ткань «аба» (то же название, что и мужской накидки), которая затем стала производиться в других местах, правда с некоторыми вариациями. Традиционная ткань «злитни» имела красный цвет. Женские ткани были не менее разнообразны. Наибольшим спросом пользовалась полосатая «саидани», а самыми высококачественными были «каркаду», та самая, что была подарена Муссолини, и «макрун». Затем следовали «абу тараф» и «аль-атраш» — гладкая ткань с красной и розовой полосой посередине. В прошлом была популярна ткань голубого цвета «сфакси» (по имени тунисского города Сфакс).

Ткацкое производство в Ливии было довольно широко распространено, хотя своего сырья, кроме шерсти, в стране не было: шелк ввозился из Китая через Европу, а хлопчатобумажная пряжа — из Англии. Станки были примитивными, в основном двухъярусные, деревянные, с ручным приводом. Любопытно, что мужчины работали на горизонтальных ткацких станках, а женщины — на вертикальных, и притом, как уже говорилось, работали только дома. Ливийские ткани пользовались спросом не только в стране. Они вывозились в Тунис и Египет. Центром ткачества был, естественно, Триполи, где в начале века насчитывалось около 2200 ткацких станков; в Бенгази было 500, в Мисурате — 250 станков, в том числе для изготовления тканых ковров, а в Дерне — более 100 станков. В начале XX века у ливийских ткачей появился новый станок для изготовления жаккардовых тканей, который местные ткачи назвали «нуль аль-бзуля». Появление этого станка связано с именем Ибрагима Дагри, который впервые привез его в Триполи в 1926 году.

Вообще профессия ткача считалась в Ливии достаточно престижной, поскольку изобретение ткацкого станка связано было с именем мусульманского пророка Шита, который, по преданию, придумал примитивное ткацкое устройство «мсадда» для изготовления ковров, покрывал и половиков. Среди ливийских ткачей ходит легенда о том, что дьявол явился к пророку Шиту и предложил ему добавить одну деталь в мсадду, надеясь, что это новое дьявольское приспособление окончательно порушит ткацкое устройство. Шит поверил, взял эту деталь, которая не только не испортила его станок, а, наоборот, сделала его более производительным и искусным.

Кроме Шелкового рынка в Триполи были и другие торговые центры, например Турецкий рынок. Большинство его продавцов и покупателей были турки по происхождению. Они собирались здесь в пятницу для молитвы в Мечети Даргуса. Турецкий рынок представлял собой плотно утрамбованную площадку с легкими навесами. Впоследствии он стал крытым, как и все рынки в Турции.

Турецкий рынок, помимо всего прочего, известен своим вкладом в развитие искусства. В 30-х годах нашего столетия здесь был построен первый в Триполи театр, который дал приют небольшой театральной труппе. Эта труппа, созданная в 1931 году Мухаммедом Абд аль-Хади в городе Дерн (на востоке Ливии), приехав в 1936 году на гастроли в Триполи, осталась здесь навсегда. Привлечь женщин для игры в театр было практически невозможно, поэтому женские роли в труппе исполнял Анвар ат-Тараблуси. В этом театре, который после приобретения его палестинцем аль-Джауни стал называться «Наср», была организована небольшая театральная школа. Ее окончил Мухаммед Хамди Абу Бакр — самый знаменитый комедийный актер дореволюционной Ливии.

На Турецком рынке с 1870 года находилось здание городского муниципалитета, которое в 30-х годах нашего столетия было переведено в другое помещение. Старое же здание приспособили под кофейню, служившую также местом встреч актеров и музыкантов. Именно на базе этого клуба Камиль Кады, Камиль Батата и Башир Фахми создали музыкальную группу. В 40-х годах, уже после освобождения Ливии от итальянских фашистов, была организована национальная музыкальная группа под руководством Мухаммеда Насаму и Хасана Хусейна Наввара, причем разрешение на создание этой группы дал лично глава английской военной администрации генерал Блекли.

На Турецком рынке было довольно большое число мелких торговцев книг и канцелярских товаров. Продавцы раскладывали свои товары прямо на земле, под навесом или деревом, либо на лотках. Они торговали лишь литературой на арабском языке, разрешенной монархическими властями Ливии. В этот довольно короткий список входили учебники, работы по арабской средневековой истории, в том числе о легендарных ее героях, сказки «Тысячи и одной ночи» и некоторые другие книги, которые не могли вызвать крамольных мыслей в головах ливийцев, занятых поисками хлеба насущного.

В октябре 1984 года я выехал на пляж (это был мой первый приезд в Ливию). 15 минут езды по забитому автомашинами городу — и мы выскакиваем на автостраду, идущую вдоль побережья до Бенгази и границы с Египтом. Вдоль дороги густо растут эвкалипты. Некоторые деревья достигают 20-метровой высоты, но встречаются и небольшие кустарники на красной песчаной почве.

Когда я как-то ехал по этой же дороге в феврале, то увидел деревья, покрытые желтыми цветами. Это цвела мимоза, и каждое дерево было усыпано крупными желтыми шариками. Мимоза оказалась весьма коварным растением: как рассказывали наши специалисты в Таджуре, ее корни пробираются в любую, самую узкую щелку пластмассовой водопроводной трубы, там разрастаются и затыкают трубу; водопроводчики могут долго искать, в каком месте перекрыта вода.

За кустами и белесыми, без коры, исполинскими эвкалиптами открываются апельсиновые, оливковые и гранатовые рощи. Об этом свидетельствуют и придорожные рынки. Почти через каждые 5 —10 километров под деревом сидит несколько крестьян, принесших сюда, на обочину дороги, плоды своего труда: помидоры, красный лук, крупные гранаты, картофель, который здесь всегда свежий и молодой, так как выращивается круглый год, финики, тыквы, зелень и пр. Лук, гранаты и картофель насыпаны в красные сетчатые мешки («борза»), самую распространенную тару в этом районе.

Триполи находится в центре оазиса, который выходит к берегу Средиземного моря. Плодородная земля и близость воды сделали его важным центром сельскохозяйственного производства еще в древности. Особенно он славился апельсинами и лимонами, которые вывозились, по свидетельству итальянских путешественников, в Англию и превосходили по своему качеству даже цитрусовые с острова Сицилия. Кроме цитрусовых в оазисе выращивали инжир, оливки, груши, сливы.

До оккупации города итальянцами в 1912 году на восток и на запад от старого города росли пальмовые, оливковые, апельсиновые и гранатовые рощи. Весной, когда цвели апельсиновые и лимонные деревья, воздух был напоен тонким ароматом цитрусовых, к которому примешивался запах жасмина и триполийской розы.

Северная Африка традиционно славится как место, где произрастают цитрусовые. Здесь много апельсинов, лимонов и мандаринов, и они различаются по размерам и вкусу. Есть и дикие, а также выродившиеся виды этих деревьев, которые сейчас растут по обочинам сельских дорог, в городских парках и садах.

Однажды по дороге в Таджуру я разговорился с крестьянином, продававшим цитрусовые. Я узнал, что обычные мандарины называются в Триполи «кини», в то время как в Каире и других арабских столицах они именуются «юсфи» или «юсеф-эфенди».

Весьма разнообразны в Ливии сорта апельсинов. Например, самым сладким и вкусным считается большой апельсин с пупком, оставшимся от цветка. Он так и называется — «абу сурра», где «сурра» — «пуповина», «пупок». К хорошим сортам относится апельсин небольшого размера с красноватой кожурой и красной мякотью, именуемый «дамми» — «кровавый». На вкус и запах апельсины также различаются. Сладкий апельсин — это «сукри», т. е. «сахарный». Кстати, он непопулярен из-за своего невкусного сока. Большим спросом пользуется сорт «деми», т. е. «полусладкий», что можно понять по его названию, заимствованному из французского языка. Ливийцы сетуют на то, что сегодня в стране почти исчезли апельсины сорта «миски» (мускатный) с пряным ароматом мускатного ореха. Среди сортов для переработки лучшим считается «шифши», который идет на изготовление мармелада.

В Ливии встречаются только два сорта лимонов. Крупные желтые плоды именуются «камри», т. е. «лунный». Некоторые лимонные деревья цветут постоянно, и небольшое благоухающее деревце может украсить любой сад. Маленькие зеленые и желтые лимончики на триполийском диалекте звучат как «бин захир» и широко используются в местной кухне. Однако меня сильнее всего поразило экзотическое название грейпфрута, который на местном диалекте называется звонким словом «замбу-амми».

Время от времени эвкалиптовые заросли по дороге на Бенгази уступают место средиземноморской сосне. Сочная зелень иголок особенно красива под ярким солнцем на фоне голубого неба. Земля под невысокими сосенками красная, усыпанная прошлогодними иголками и шишками. В ноябре пойдут дожди, и под сосенками вместе с гравой появятся съедобные грибы, похожие на наши маслята. За один выход за город наши специалисты набирают по нескольку ведер, причем обычно все грибы как на подбор, одного размера, а главное, не изрыты червем.

Еще несколько километров — и мы въезжаем в небольшой городок Гарабули. Сейчас дорога идет по эвкалиптовой аллее. Сквозь ветки мощных деревьев видны вспаханные поля, ровные ряды апельсиновых деревьев, покрытых чуть тронутыми желтизной плодами, оливковые деревья со скрюченными стволами. Неприхотливое оливковое дерево иногда называют вдовьим деревом.

У Гарабули налицо все признаки города: рядом с площадью — бензоколонка, мечеть с серыми раструбами громкоговорителей, административное здание, рынок с сезонными овощами, в частности круглогодичным картофелем, и финиками. В городе несколько двухэтажных недостроенных коттеджей: сокращение нефтяных доходов в начале 80-х годов привело к тому, что строительство жилых помещений заморожено. Судя по всему, приостановлено и строительство целого комплекса пляжных сооружений.

Еще несколько метров асфальта — и под колесами автомашины шуршит серый морской песок. По берегу кое-где толстым матрацем лежат темно-коричневые водоросли. Их старые, узкие, серые ленты очень хрупки. Тут же по берегу волны катают коричневые шары различных размеров — от теннисного мяча до воробьиного яичка. Большинство шаров правильной формы, но встречаются и немного приплюснутые с боков. Поднимаю один шар, другой и с удивлением обнаруживаю, что они состоят из мелких волокон водорослей, сбитых волнами в плотную, похожую на войлок массу. Разламываю несколько шаров. Коричневая волокнистая масса сильно пахнет йодом.

В нескольких метрах от берега на якорях стоят небольшие рыбацкие лодки. Большая часть из них имеет подвесной мотор. Здесь же вижу лодки, сколоченные из толстых досок, с тентом от солнца для экипажа, со стационарным двигателем. На берегу, полузасыпанные песком, валяются десятка два ржавых якорей. Они огромны, с человеческий рост, с четырьмя лапами и поэтому явно принадлежали крупным судам, которые когда-то сюда заходили. Ливийцы говорили мне, что в море, у каменной косы, которая отделяет залив от открытого моря, таких якорей еще больше. Видимо, когда-то этот залив был не только тихой рыбачьей гаванью.

Во время моей прогулки к берегу пристает несколько лодок. Средиземное море, как я уже говорил, небогато рыбой, и поэтому улов здесь более чем скромный: десятка два небольших, величиной с мужскую ладонь, морских карасей бледно-розового цвета. Мальчишки на берегу сразу же усаживаются чистить рыбу, а пришедший с моря старик в закатанных выше колен штанах и черной ливийской шапочке («каббус»), зажав в руке трех рыбок с длинными носами, медленно идет в свой шалаш. В его кошелке, плетенной из пальмовых листьев, лежат небольшая сеть и толстые лески с крючками и грузилами, намотанные на дощечки, которые у нас обычно называют самодуром.

Уже под вечер, когда рыбацкие хижины отбрасывают длинные тени в лучах заходящего солнца, на сером замусоленном песке я вижу небольшие цветы, похожие на крокусы. Плотные мясистые листья тянутся из песка к солнцу вместе с трехгранной цветоножкой, на которой сидят четыре цветка. Шесть собранных внизу белых прозрачных лепестков заканчиваются желтоватыми стрелками. Они издают крепкий аромат, чем-то напоминающий запах наших подмосковных флоксов в теплые августовские вечера. Но для этого цветка это был не только период цветения. Тут же рядом я обнаруживаю семена-уголечки неправильной формы, которые высыпались из мясистой коробочки, и луковицу, откуда проклюнулся нежный бархатный росток. Я посадил эту луковицу и семена в саду своего дома в Триполи, и через два месяца луковицы выбросили несколько узких листьев, но ни одного цветка.

Продолжая путь дальше, в сторону Бенгази, примерно на 101-м километре от Триполи мы сворачиваем с шоссе к морю. Петляя между холмами, засаженными соснами, по проселочной дороге в клубах красной пыли минуем недавно построенный туристический отель и выезжаем на берег заросшего пальмами залива.

Залив находится в 20 километрах от развалин Лептис-Магны, между Хомсом и Гарабули. В него впадает небольшой ручей, заросший камышом. На финиковых пальмах большими гроздьями висят неспелые финики. Под пальмами взрослые и дети подбирают сбитые ветром плоды. Большие, сверху золотистые, а снизу на конце темно-коричневые финики немного вяжут во рту, но их сладкая мякоть очень приятна на вкус. Среди камышей бродят длинноногие серые цапли, а поздно вечером сюда прилетают утки. Среди красной почвы мелькают обломки известняка, из которого сложены холмы. Сочетание ярких, сочных, без полутонов цветов — красная почва, белые глыбы известняка, зеленые сосны и голубое море — производит неизгладимое впечатление.

Если встать лицом к морю, то слева на утесе возвышается небольшой мавзолей — памятник какому-то мусульманскому святому. Сбивая ноги об острые камни, я вскарабкался на скалу_и добрался до мавзолея. Он уже разрушен с одной стороны, и видно, что его купол сложен из небольших нетесаных камней, скрепленных цементным раствором. Купол венчает каменный «тарбуш» — феска. Мавзолей не старый: ему от силы лет 30–40. Как символ скорби рядом лежит толстое, высохшее до звона дерево. Его корни еще держат сухой ствол, но от них уже пошли новые молодые побеги.