Разрушь меня

Глава 24

ТАШ

Я в последний раз смотрю на свое отражение, разглаживая шелк своего изумрудного платья от Halston. Винтажное платье идеально облегает мои изгибы. Мое сердце замирает, когда ровно в семь пятьдесят пять раздается звонок в дверь.

— Как раз вовремя, — говорю я, открывая дверь и обнаруживая Дмитрия, выглядящего сногсшибательно в темно-синем костюме.

Его арктическо-голубые глаза темнеют, когда он скользит взглядом по моему телу. — Это платье — произведение искусства.

— Я подумала, что ты, возможно, оценишь что-то другое. — Я подхожу ближе, как всегда затянутая в его орбиту.

Его руки скользят по моей талии, притягивая меня к себе. — Я ценю в тебе все.

Когда его губы встречаются с моими, поцелуй получается глубоким и всепоглощающим. Жар разливается по мне, когда его язык дразнит мой. Его пальцы собственнически впиваются в мои бедра.

Я вырываюсь с задыхающимся смехом. — Мы никогда не пойдем на ужин с такой скоростью.

— Это было бы такой трагедией? — Его большой палец проводит по моей нижней губе.

— Да, потому что я умираю с голоду. — Я хватаю клатч и подталкиваю его к двери. — Некоторые из нас сегодня работали весь обед.

— Ах да, снова терроризируешь членов правления? — В его глазах пляшет веселье.

— Пожалуйста. Если кто-то и наводит ужас на зал заседаний, так это ты. — Я запираю дверь, и мы направляемся к лифту. — Я просто излагаю факты. Это тебе нравится заставлять людей корчиться.

— Только некомпетентных. — Он ведет меня к лифту, положив руку мне на поясницу. — И тебе это нравится так же сильно, как и мне.

— Я ничего не признаю. — Но я не могу скрыть улыбку. Эта его игривая сторона, предназначенная только для меня, заставляет мое сердце трепетать.

Кожаное сиденье приятно холодит мои голые ноги, когда я сажусь в Mercedes. Дмитрий следует за мной, его присутствие наполняет замкнутое пространство той магнетической энергией, которая всегда притягивает меня.

— Собираешься сказать мне, куда мы направляемся? — Спрашиваю я, когда Аким отъезжает от тротуара.

— Нет. — Его рука опускается на мое бедро, пальцы лениво рисуют узоры на моей коже. — Доверься мне.

От этого прикосновения по мне пробегает дрожь. Я придвигаюсь ближе, не в силах сопротивляться его притяжению после напряжения прошлой ночи. Меня окутывает его одеколон — сандаловое дерево и чистая мужественность.

— Ты играешь с огнем, — шепчу я, но все равно поднимаю к нему лицо.

Его губы захватывают мои, и я таю с тихим стоном. Его пальцы сжимаются на моем бедре, в то время как другая рука запутывается в моих волосах, наклоняя мою голову, чтобы углубить поцелуй.

Тепло разливается внизу моего живота, когда его язык скользит по моему. Я хватаю его за лацкан пиджака, притягивая ближе. Разочарование от прерванного момента прошлой ночи возвращается. Его рука на дюйм выше проникает под мое платье, и я задыхаюсь прямо ему в рот.

— Я думал об этом весь день, — бормочет он между поцелуями, покусывая мою нижнюю губу. — О том, чтобы поцеловать тебя.

— Я тоже. — Мой голос прерывается, когда его пальцы касаются края моего кружевного нижнего белья. — Прошлая ночь была пыткой.

Он стонет и целует меня сильнее, собственнически. Я прижимаюсь к нему, жаждая большего контакта. Перегородка поднята, но меня не волнует, кто может нас услышать. Я могу сосредоточиться только на его прикосновениях, вкусе и на том, как он заставляет меня гореть.

— Может, нам стоит пропустить ужин? — Я провожу пальцами вниз по его груди. — Лучше пойдем ко мне на десерт.

Его рука ловит мою, останавливая мои движения. Эти льдисто-голубые глаза смотрят в мои, отчего у меня перехватывает дыхание.

— Нет. — Его голос тверд, но нежен. — Мы ужинаем.

— С каких это пор ты стал таким традиционным? — Я не могу сдержать дразнящую нотку в своем голосе, хотя желание все еще переполняет меня.

— С тех пор, как появилась ты. — Он проводит большим пальцем по костяшкам моих пальцев. — Я все делаю правильно, Наташа. Подходящее свидание. Вкусная еда. Беседа. — Его губы кривятся. — Хотя я не даю никаких обещаний насчет десерта после.

Это простое заявление поражает меня сильнее, чем любые его прикосновения. Это больше не просто секс или силовые игры. Он на самом деле ухаживает за мной.

— Ты полон сюрпризов, Дмитрий Иванов. — Я откидываюсь на спинку сиденья, позволяя своей руке покоиться в его руке.

— Только для тебя. — Он подносит наши соединенные руки к своим губам, целуя мою ладонь, заставляя меня дрожать. — А теперь веди себя прилично, пока мы не доберемся до ресторана.

Я смеюсь. — Или что?

— Или я попрошу Акима возить нас по кварталу, пока ты этого не сделаешь. — Но жар в его глазах говорит мне, что он борется с собственным контролем.

— Прекрасно. — Я разглаживаю платье. — Но лучше бы это был потрясающий ужин в качестве компенсации за пытку.

Его ответная улыбка — чистый грех. — Поверь мне, куколка. Я никогда не разочаровываю.

Mercedes плавно останавливается перед небольшой витриной, расположенной между книжным магазином и цветочным киоском. Теплый свет льется из окон, обрамленных занавесками в красную и белую клетку. На вывеске вверху выцветшими золотыми буквами написано “У мамы Розы”.

— У тебя все по-другому, — говорю я, пока Дмитрий помогает мне выйти из машины.

— Иногда хорошо отличаться от других. — Его рука ложится мне на поясницу, когда он ведет меня к потрепанной деревянной двери.

Аромат чеснока и свежего хлеба окутывает нас, когда мы заходим внутрь. Здесь нет хрустальных люстр или белых скатертей — только потертые деревянные столы, разномастные стулья и стены, увешанные старыми черно-белыми фотографиями Италии. Крошечная бабушка-итальянка, ростом не более пяти футов, суетится рядом.

— Дмитрий! Наконец-то ты привел прекрасную даму попробовать мою еду. — Она лучезарно улыбается мне. — Я Роза. Этот человек приходит сюда уже много лет, всегда один со своими бумагами.

Я поднимаю бровь, глядя на Дмитрия. — Годы?

— Лучшая паста в Бостоне. — На самом деле он выглядит немного застенчивым.

Роза ведет нас к угловому столику, частично скрытому деревянной перегородкой, увитой плющом. Стул скрипит, когда я сажусь, но он на удивление удобный. Между нами мерцает одинокая свеча, отбрасывая танцующие тени на лицо Дмитрия.

— Никакого меню, — говорит он. — Роза каждый день готовит то, что ей нравится. Доверяешь мне?

Я откидываюсь назад, разглядывая эту его скрытую сторону. Безжалостный бизнесмен, который терроризирует залы заседаний и управляет империей, приезжает сюда, чтобы отведать простых итальянских блюд в крошечном семейном ресторанчике.

— Мне нравится это место, — тихо говорю я. — Оно кажется настоящим.

Что-то мелькает в его глазах слишком быстро, чтобы успеть заметить, прежде чем Роза возвращается с бутылкой вина и теплой фокаччей, от которых у меня текут слюнки.

— Ешь, тебе понравится, — заявляет она, похлопывая Дмитрия по плечу, как будто он ее внук. — Сегодня вечером я приготовлю для вас обоих кое-что особенное.

Вино согревает мне грудь, когда я смотрю, как Дмитрий отламывает кусочек фокаччи, его точные движения смягчаются в этой интимной обстановке. Это всего лишь он, расслабленный и почти мальчишеский.

— Так вот где великий Дмитрий Иванов прячется от мира? — Я не могу удержаться, чтобы не поддразнить его.

— Не прячусь. — Он делает глоток вина. — Иногда мне нужно место, где от меня ничего не ждут.

— Разве что поесть стряпни Розы.

— Именно. — В уголках его глаз появляются морщинки, когда он по-настоящему улыбается. Это преображает все его лицо, делая его моложе.

Свет свечи играет на его руках, когда он жестикулирует, рассказывая мне об открытии этого места много лет назад. Я ловлю себя на том, что меня отвлекают эти изящные пальцы, я вспоминаю, как они ощущались на моей коже. Тепло разливается внизу моего живота.

— Ты меня больше не слушаешь, — говорит он, понижая голос.

— Да. — Я скрещиваю ноги под столом, моя нога случайно задевает его лодыжку. — Ты что-то говорил о винном погребе...

Его глаза темнеют. — Нет, я говорил о тирамису Розы. Но сейчас я думаю о том звуке, который ты издала прошлой ночью, когда я поцеловал тебя в шею.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Дмитрий...

— То, как ты выгнулась мне навстречу. — Его большой палец проводит по краю бокала. — Какой отзывчивой ты была на мои прикосновения.

— Мы на людях, — шепчу я, но не могу отвести взгляд от его губ.

— В очень уединенном уголке. — Его нога обхватывает мою лодыжку. — С этими прекрасными занавесками...

Голос Розы доносится из кухни, заставляя нас обоих подпрыгнуть. Мне приходится подавить смех от того, как быстро мы отстраняемся, словно подростки, застигнутые за поцелуями.

— Тебя спасла паста, — говорю я, обмахивая раскрасневшееся лицо салфеткой.

— Временно. — Его хищная улыбка наполняет меня холодным ужасом. — У нас впереди вся ночь, куколка.

Паста готовится на пару, в идеальном состоянии аль денте и блестит от оливкового масла. У меня слюнки текут от аромата свежего базилика и чеснока. Я накручиваю лингвини на вилку, прекрасно осознавая, что Дмитрий следит за каждым моим движением.

— Это невероятно, — говорю я после того, как первый кусочек тает у меня на языке.

— Я же говорил тебе довериться мне. — В его голосе слышатся грубые нотки, от которых у меня мурашки бегут по коже.

Я ерзаю на своем сиденье, вспоминая, как он спал рядом со мной прошлой ночью, его тело излучало тепло, но так и не коснулось меня. Настоящая пытка. Сейчас, наблюдая, как он ест своими обычными точными движениями, я не могу перестать думать об этих руках на моей коже.

— Ты пялишься, — бормочет он, делая медленный глоток вина.

— Ты тоже. — Я намеренно слизываю соус с губ, удовлетворение охватывает меня, когда его глаза темнеют.

— Осторожнее, Наташа.

— Или что? — Я закидываю ногу на его ногу под столом. — Ты заставишь меня ждать дольше?

Его рука захватывает мою лодыжку, большой палец надавливает на чувствительное местечко за костью. — Я могу.

— Ты не сделаешь этого. — Вино и его прикосновения придают мне смелости. — Ты хочешь меня так же сильно.

— Всегда. — Он отпускает мою ногу, но жар в его взгляде обещает возмездие. — Доедай свой ужин.

Я откусываю еще кусочек, наслаждаясь идеальным балансом вкусов. Но даже невероятная стряпня Розы не может отвлечь меня от электричества, потрескивающего между нами. Каждое случайное прикосновение рук, тянущихся за хлебом, каждый обмен взглядами усиливают напряжение.

Все мое тело дрожит от предвкушения. После вчерашней разлуки мне нужны его руки на мне, его рот, его тело, прижатое к моему. По тому, как сжимается его челюсть, когда наши пальцы соприкасаются, когда он тянется за вином, я знаю, что он тоже это чувствует.

Паста божественна, но я едва могу сосредоточиться на еде. Я могу думать только о том, чтобы остаться с ним наедине, наконец-то удовлетворить эту жгучую потребность, которая нарастала весь день.