ТАШ
Холодный бетон впивается мне в колени, когда мужчины толкают меня на пол. Мои запястья горят от кабельных стяжек, а сердце колотится о ребра. В комнате пахнет плесенью и чем-то металлическим — кровью, бесполезно подсказывает мой разум.
Высокая фигура выступает из тени. Его дорогой костюм резко контрастирует с мрачным окружением. Игорь Лебедев. Я видела его фотографию в новостных статьях, всегда рядом со словами вроде «олигарх» и «предполагаемые связи». Но эти стерильные снимки не передали хищного блеска его серо-стальных глаз или того, как его присутствие заполняет пространство подобно ядовитому газу.
— Мисс Блэквуд. — Его акцент обволакивает мое имя, как колючая проволока. — Добро пожаловать в мое скромное заведение.
Я заставляю себя встретиться с ним взглядом, хотя каждый инстинкт кричит отвести взгляд. Его идеально ухоженные руки небрежно покоятся в карманах, но в том, как он изучает меня, нет ничего случайного — как ученый, изучающий образец под стеклом.
— Должен признаться, мне было любопытно познакомиться с женщиной, которая так... отвлекает Дмитрия Иванова. — Он медленно кружит вокруг меня, его кожаные ботинки стучат по бетону. — Хотя я не вижу привлекательности, которая заставила бы его так глупо ослабить бдительность.
У меня сжимается горло, но мне удается говорить спокойно. — Если ты пытаешься запугать меня...
— Запугать? — Он смеется, звук эхом отражается от голых стен. — Моя дорогая, если бы я хотел запугать тебя, у нас был бы совсем другой разговор. — Он останавливается прямо передо мной, достаточно близко, чтобы я могла почувствовать запах его дорогого одеколона. — Нет, это просто... деловая сделка. Ты — рычаг, не более того.
Стяжки впиваются глубже, когда один из людей Игоря за волосы поднимает меня на ноги. Я сдерживаю крик, отказываясь доставить им удовольствие.
— Хорошенькая малышка. — От охранника разит сигаретами, когда он косится на меня. — Босс, может быть, мы могли бы сначала немного позабавиться с ней?
От холодного смеха Игоря у меня по коже бегут мурашки. — Терпение. Пока нам нужно, чтобы она выглядела презентабельно. Дмитрий должен точно понять, чего ему стоила его слабость.
Я заставляю себя стоять прямо, вкладывая каждую унцию старой денежной уравновешенности, которую моя мать вбила в меня. — Я не его слабость.
— Нет? — Рука Игоря взлетает, хватая меня за челюсть. — Тогда объясни, почему его охрана была такой... недостаточной. Великий Дмитрий Иванов, оставивший своего драгоценного куратора всего с двумя охранниками. — Его пальцы впиваются в мою кожу. — Ошибка дилетанта. За которую он дорого заплатит.
Другой охранник грубо прижимает меня к стене. — Ты уже не такая заносчивая и могущественная, не так ли, принцесса?
Я чувствую вкус крови там, где прокусила щеку, но встречаю взгляд Игоря. — Если ты пытаешься сломать меня, тебе придется придумать что-нибудь получше, чем эти издевательства как на школьном дворе.
Удар слева наносится быстро, откидывая мою голову в сторону. Перед глазами взрываются звезды.
— Неплохой настрой. — Игорь поправляет запонки. — Посмотрим, как долго это продлится. Возможно, мы отправим Дмитрию небольшое видео, покажем ему, как его... инвестиции приносят результаты.
От его тона желчь подступает к моему горлу, но я проглатываю ее. Я не доставлю ему удовольствия увидеть, как я сломаюсь. Не позволю ему использовать мой страх против Дмитрия.
— Знаешь, что жалко? — Говорю я, позволяя своим словам покрыться льдом. — Как отчаянно тебе нужен этот рычаг. Что это говорит о твоем положении?
Внешность Игоря на мгновение трескается, и вспышка ярости подтверждает, что я задела за живое. — Приведи ее в порядок. И постарайся не навредить ей... слишком сильно. Пока.
Пальцы Игоря барабанят по металлическому столу, когда он подтягивает стул, скрежет о бетон заставляет меня вздрогнуть.
— Ты думаешь, что знаешь его, не так ли? Твой драгоценный Дмитрий? — Его губы кривятся в усмешке. — Позволь мне сказать тебе, с каким мужчиной ты спишь. Он упоминал, что держит в руках мою дочь?
Мое сердце замирает. — Что?
— Катарина. Моя прекрасная девочка. — Что-то мелькает на его лице — боль, может быть, даже неподдельное горе. — Они забрали ее из ее собственного дома. А теперь она у Эрика Иванова и занимается Бог знает, чем.
Я стараюсь сохранять нейтральное выражение лица, но мысли идут вскачь. Дмитрий никогда не упоминал о заложниках.
— Ты лжешь.
— Правда? — Он достает свой телефон и показывает мне фотографию поразительной молодой женщины с ярко-голубыми глазами. — Спроси себя — сколько еще секретов он хранит? Чего еще ты не знаешь о мужчине, согревающего твою постель?
Стяжки впиваются мне в запястья, когда я неловко ерзаю. — Что бы ни было между тобой и Ивановыми...
— Теперь это касается только нас с тобой. — Его голос становится жестче. — Они забрали мою дочь, поэтому я забрал его женщину. Простая математика. Око за око.
— Я не его...
— Прибереги свои протесты. — Игорь встает, нависая надо мной. — Ты — рычаг. В этом нет ничего личного. Хотя, должен признать, в этом есть определенная поэзия. Куратор музея пленила великого Дмитрия Иванова. И теперь ему придется выбирать — ты или моя дочь, в качестве пленницы.
Хуже всего то, что я слышу правду в его словах — боль, когда он говорит о Катарине. Это заставляет меня подвергать сомнению все, что, как я думала, я знаю об этой войне и о Дмитрии.
— Он не пойдет на сделку, — говорю я, но в моем голосе слышится неуверенность.
Улыбка Игоря остра, как бритва. — Тогда, возможно, ты не так важна для него, как тебе казалось. Мы достаточно скоро узнаем, не так ли?
Я прислоняюсь к холодной стене, в голове крутятся слова Игоря. Все, что я думала, что знаю о Дмитрии, похоже на зыбучие пески у меня под ногами. Пленница. Все это время он держал заложника и никогда не говорил мне.
У меня сжимается в груди, когда вспыхивают воспоминания — все те разы, когда он уходил по «срочным делам», приглушенные разговоры со своими братьями, то, как Эрик иногда исчезал на часы. Был ли он с ней? Была ли она где-нибудь заперта, пока мы с Дмитрием делили интимные ужины и страстные ночи?
Стяжки впиваются в запястья, когда я меняю позу, пытаясь устроиться поудобнее на бетонном полу. Но в этой реальности комфорта нет. Если Дмитрий мог скрыть что-то настолько масштабное, что еще он утаил от меня?
Каждый нежный момент, каждый, казалось бы, честный разговор — были ли все они просчитанными ходами в какой-то великой игре? Когда он сказал мне, что влюбляется в меня, было ли это просто еще одной ложью, чтобы удержать меня рядом, сделать полезной?
Мое горло горит от непролитых слез, но я отказываюсь позволить им пролиться. Не здесь. Не там, где люди Игоря могут увидеть мою слабость. Но вопросы продолжают поступать, неумолимые, как волны о скалы. Согласится ли Дмитрий на обмен из-за меня? Достаточно ли его это волнует, чтобы попытаться? Или я просто еще одна фигура на его шахматной доске, которой можно пожертвовать, когда представится лучший ход?
Неуверенность гложет меня сильнее, чем страх. По крайней мере, со страхом я знаю, где я нахожусь. Но это чувство незнания того, что реально, а что манипуляция? Это все равно что пытаться устоять на зыбучем песке.
Сапоги охранника скрежещут по бетону, когда он проходит мимо, и я сильнее прижимаюсь к стене. Весь мой мир сузился до этого момента, этой холодной комнаты и отвратительной возможности того, что все, что было с Дмитрием, было тщательно продуманной ложью.