Разведчицы и шпионки - 2

ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ТЕРРОРИСТКИ

На площади тишина, нарушаемая лишь скрипом офицерских сапог. И вдруг мощный взрыв. И снова несколько мгновений тишины, только звон разбитых оконных стекол да карканье испуганных ворон, взметнувшихся в небо. А потом дикие вопли мечущейся в ужасе толпы, громкие слова немецкой команды и топот сапог выбегающей из подъезда охраны. Толпа рассеялась, и лишь двое, мужчина по одну сторону машины и женщина по другую, остались на площади.

…В феврале 1918 года наряду с мирным договором с Советской Россией Германия подписала в Бресте «договор» с Украинской Центральной Радой, хотя та не имела ни соответствующих полномочий, ни реальной власти на Украине. «Договор» должен был служить лишь прикрытием интервенции и, как говорилось в одном из германских документов, «молчаливого дружеского присоединения страны к Германии».

Тотчас же после подписания фиктивного договора немецкие войска двинулись на Украину и начали безудержное разграбление ее богатств. В ответ развернулось массовое сопротивление украинского народа.

Барон фон Мумм, германский посол в Киеве, информировал 20 мая МИД: «Из разных районов страны сообщают о волнениях, которые в некоторых местах привели к столкновению с нашими войсками».

Германское командование принимало чрезвычайные меры для подавления выступления населения. Командующий германскими войсками на Украине генерал-фельдмаршал Эйхгорн в приказе от 22 мая 1918 года указал, что всякая «агитация» должна быть решительно искоренена военной силой. Эйхгорн отдал распоряжение: «Необходимо применять самые беспощадные меры для того, чтобы задушить в зародыше повстанческое движение».

Во главе антигерманских выступлений на Украине стояли большевики и левые эсеры. Если первые занимались работой по организации партизанских отрядов и воинских частей, то вторые, помимо этого, пошли по изведанному пути индивидуального террора. При этом, как и в случае убийства в Москве посла Мир-баха, первоочередной целью эсеры ставили срыв Брест-Литовского договора.

Из автобиографии Ирины Константиновны Каховской:

«Я родилась в 1888 году в городе Тараща Киевской области, в семье служащего. После смерти отца мы с матерью уехали в Петербург. Будучи студенткой, принимала участие в подпольной работе революционных организаций… За эту деятельность в 1908 году в числе двадцати трех максималистов была осуждена к двадцати годам каторги и отправлена в Забайкальскую каторжную тюрьму Акатуй, где находилась до Февральской революции 1917 года, когда вместе с другими каторжниками была освобождена. В мае 1917 года приехала в Москву, где проходил съезд партии эсеров, на котором произошел раскол на правых и левых эсеров. После съезда уехала в Петроград, была секретарем Северного областного комитета партии левых эсеров. После Октября, на Втором съезде Советов избрана членом ВЦИК, где заведовала организационно-агитационным отделом до лета 1918 года.

…Когда Украину оккупировали немцы, я по заданию ЦК ПЛСР выехала на подпольную работу в Киев с группой лиц. Задание нам было дано специально по убийству немецкого фельдмаршала Эйхгорна. так называемого наместника германского императора на Украине, который вел зверскую расправу на оккупированной немцами украинской территории…»

Прибыв в Киев, Ирина Каховская начала искать возможного исполнителя теракта. В то время сделать это было нетрудно. Эсеры, вообще воспитанные на принципах индивидуального террора, тем более подогретые обстановкой общей ненависти к оккупантам, были готовы жертвовать собой ради совершения акта возмездия.

Одним из таких потенциальных террористов стал бывший матрос, эсер Борис Донской, человек с твердыми убеждениями, готовый на все.

— Ты понимаешь, что тебе грозит военный суд и смертная казнь? — спросила Каховская Бориса.

— Я сочту за честь войти в историю революционной борьбы! — несколько напыщенно воскликнул в ответ Донской. — И, верный традициям эсеров, после совершения акта я останусь на месте, а не убегу, как это сделал Блюмкин после убийства Мирбаха. Я буду требовать открытого суда и выступлю на нем с нашими идеями и лозунгами.

В течение нескольких дней Ирина и ее помощники (Борис в этом не участвовал, чтобы не примелькаться) изучали обстановку, маршруты Эйхгорна, систему охраны. Хотя после убийства Мирбаха прошло всего три недели, немцы с легкомысленным высокомерием пренебрегали организацией усиленной охраны. Да и распорядок дня выполнялся Эихгорном с немецкой педантичностью. Этим и воспользовались террористы.

Ровно без семи минут девять Эйхгорн выходил из дверей своей резиденции, чтобы сесть в машину и следовать в штаб. К этому времени вокруг собиралась небольшая толпа любопытствующих. Охрана не разгоняла ее — считалось, что это способствует популярности «вице-короля».

Так было и на этот раз, 30 июля 1918 года. Когда Эйхгорн вышел и направился к машине, Борис Дон-ской стоял по одну сторону от нее, Ирина Каховская по другую. Она не сводила глаз с Бориса: он должен был чувствовать, что она здесь — вдохновляет, поддерживает, но и контролирует его. Пути назад у него не было.

Эйхгорн подошел к машине и в тот момент, когда адъютант услужливо открыл дверцу, Борис метнул бомбу генералу под ноги. Раздался оглушительный грохот, машина окуталась дымом, с криками и воплями толпа разбегалась. На месте остались лишь Борис — по эсеровской традиции, и Ирина, чтобы показать, что она с ним. И лишь когда стражники набросились на Бориса и повалили на землю, она повернулась и спокойно пошла прочь.

Донского допрашивали с пристрастием и не безрезультатно. Во всяком случае несколько дней спустя Ирина Каховская была арестована. Судебное разбирательство, которое провел военно-полевой суд, было коротким, а приговор окончательным. Каховская как вдохновитель, а Донской как исполнитель теракта были приговорены к смертной казни. Никаких «идей» ему высказать не разрешили.

10 августа Донского публично повесили на одной из киевских площадей. Каховская же избежала гибели, так как по имперским законам женщина не могла быть казнена без личного разрешения кайзера. Но, видимо, у Вильгельма имелось множество других дел, помимо повешения тридцатилетней фанатички из далекой варварской России. Пока бумаги шли в Берлин и, ожидая решения, лежали в папках имперской канцелярии, в Германии произошла революция. Была провозглашена демократическая республика. Вильгельм бежал в Голландию. Германские войска стали эвакуироваться из Украины. Утверждать приговор оказалось некому.

Но Каховская продолжала сидеть в тюрьме. Киев захватили петлюровцы, и, несмотря на просьбу крестьянского съезда, Петлюра отказался освободить террористку.

Наконец друзьям Ирины удалось связаться с одним из крупных чиновников петлюровской Рады. Тот долго не ломался, сразу назначив цену и попросив зачесть ему его заслугу, когда «власть переменится». Деньги у эсеров были, а давать любые обещания они не скупились, так что вскоре стали обладателями фальшивого ордера на освобождение.

За арестанткой приехали на машине, предъявили тюремному начальству ордер и благополучно увезли ее. Когда петлюровцы обнаружили «пропажу», было уже поздно — Каховскую надежно спрятали у друзей.

Она скрывалась до марта 1919 года, когда Киев освободила Красная Армия.

Штаб 2-го Богунского полка, входившего в дивизию Щорса, почти целиком состоял из эсеров, и они бурно приветствовали своего товарища Ирину Каховскую, уже ставшую одной из героинь партии. Отметив встречу, ее посадили в эшелон и отправили в Москву.

Наступало грозовое лето «незабываемого 1919-го». Деникин шел с юга на Москву и представлял еще большую опасность для социалистической революции, нежели германские империалисты.

В среде левых эсеров произошел раскол. Одни из них утверждали: «…большевизм не есть контрреволюция. Деникинщина большее зло, а посему сейчас надо напрячь все силы для отражения удара царской контрреволюции». Другие исповедовали противоположную точку зрения: «Большевики — контрреволюционеры. Контрреволюция царская и большевистская тождественны. Чтобы победить окончательно царскую контрреволюцию. необходимо устранить, победить большевистскую, ибо она порождает ее. Деникинцы идут спасать народ от большевиков…»

Каховская металась между двумя этими течениями: и там и там были ее друзья. Наконец, она решила, что с Деникиным нужно бороться. Каховская организовала и возглавила боевую группу и снова отправилась в тыл противника, на занятую войсками Деникина территорию Украины. В Киеве, Харькове, Ростове-на-Дону она создала подпольные ячейки, наладила выпуск и распространение антиденикинских листовок.

Но своей главной задачей считала подготовку убийства генерала.

Штаб деникинской армии одно время находился в Ростове-на-Дону, и именно там Каховская намеревалась совершить покушение. Она подготовила группу из шести боевиков-эсеров и провела тщательную разведку обстановки вокруг деникинского штаба.

Все был готово для покушения — люди, оружие, изучены маршруты и время передвижений Деникина, но вмешался Его Величество Господин Случай: все шестеро боевиков заболели сыпным тифом. Сама она чудом не заразилась, но одна была совершенно бессильна что-либо сделать. Двое от сыпняка умерли, другие с трудом поправлялись. К этому времени Ростов был освобожден Красной Армией. Вместе с четырьмя товарищами Ирина вернулась в Москву. Но здесь и ее догнал тиф. Когда стала выздоравливать, начались осложнения. Полгода пролежала она на больничной койке. Поправившись, исхудавшая, коротко остриженная, похожая на тень, сразу активно занялась партийной работой — стала членом нелегального «Областного комитета партии левых эсеров», призывавшего к вооруженной борьбе с властью.

В апреле 1921 года весь состав «Областного комитета», в том числе и Каховская, был арестован.

Со дня ареста начинается последний, самый мрачный период жизни Ирины. Архивные документы свидетельствуют, что свыше года она просидела в тюрьме без предъявления какого-либо обвинения. С первого апреля 1922 года участвовала в голодовке тридцати арестованных левых эсеров.

Председатель ВЧК Дзержинский еще в августе 1921 года поставил вопрос о возможности освобождения Каховской и некоторых других левых эсеров, но служащие его ведомства сочли это невозможным.

Вскоре Каховская была направлена в ссылку в Калугу.

В 1924 году «Лига защиты прав человека в Париже» направила на имя Советского правительства телеграмму об освобождении лидера эсеров Спиридоновой, Каховской и других и предоставления им возможности выехать за границу. Одновременно с этим левыми эсерами велась подготовка организации побега за границу Спиридоновой, Каховской и Камкова.

Следует заметить, что режим ссылки был в те времена довольно либеральным. В Калуге Каховская работала заведующей городской библиотекой (!). В Самарканде, где она оказалась позже и отбывала два года ссылки, занималась воспитанием беспризорников. После освобождения уехала в Ташкент, где работала переводчиком технической литературы с английского и давала частные уроки.

Несмотря на то, что Каховская была в ссылке, ЦК партии левых эсеров назначил ее своим представителем на Международный конгресс социалистических партий и обратился во ВЦИК с ходатайством о выдаче ей загранпаспорта и «нечинении» препятствий к свободному выезду за границу.

Паспорт ей, конечно, выдан не был.

Там же, в Ташкенте, ей объявили, что она будет отбывать ссылку три года, а в 1930 году в числе других ссыльных ее опять арестовали и направили в Москву. После двух месяцев пребывания в Бутырской тюрьме на три года отправили в ссылку в Уфу. Первое время она снова работала с беспризорниками, затем трудилась плановиком в «Мельтресте». В феврале 1937 года была арестована органами НКВД.

25 декабря 1937 года состоялось заседание выездной сессии Военной Коллегии Верховного суда СССР, которая приговорила: «Каховскую Ирину Константиновну к тюремному заключению сроком на десять лет, с поражением в политических правах на пять лет и с конфискацией всего лично ей принадлежащего имущества».

Каховская сумела выжить эти десять лет в лагерях. Она была освобождена, но выехать ей не разрешили, и она поселилась в городе Канске Красноярского края.

В 1948 году ее вновь арестовали. На этот раз к ранее предъявленным добавилось новое обвинение в проведении антисоветской агитации. И в 1949 году постановлением Особого совещания она была сослана на поселение в Красноярский край (то есть туда же, где она и проживала). Срок ссылки указан не был.

Ее дальнейшая судьба неизвестна.

В 1994 году все обвинительные приговоры в отношении Каховской были отменены как необоснованные, и она была полностью реабилитирована.

Но в этом она уже не нуждалась.

Из шестидесяти известных нам лет ее жизни тридцать семь она провела в тюрьмах и ссылках — царских, германской, петлюровской и гулаговских.