Разведчицы и шпионки - 2

КОМЕНДАНТ ЖЕНСКОГО БАТАЛЬОНА

Затаив дыхание, мы, недавно пришедшие на службу в разведку, слушали рассказ ее ветерана В. И. Пудина о делах давно минувших.

В. И. Пудин вспоминал о своей работе в Харбинской резидентуре, одной из основных в двадцатые годы на Дальнем Востоке. Именно ей удалось заполучить знаменитый «план Танака», содержавший изложение намерений японских правящих кругов захватить Китай, Монголию, значительную часть территории СССР, а также огромные районы юго-восточной Азии.

Разведчик рассказывал о том, что очень ценная информация поступала от агента, простого почтальона, через которого в то время пересылалась японская дипломатическая почта. По дороге из посольства в почтовое отделение он заносил ее в резидентуру, где почту обрабатывали, возвращали ему, и он нес ее дальше.

Все происходило очень просто, если бы не постоянно напряженная и все ухудшающаяся обстановка в Маньчжурии. Часто совершались налеты на Генконсульство, задерживались и подвергались побоям входящие и выходящие из него люди. В общем было трудно.

«Однажды, при очередной антисоветской провокации, — вспоминал В. И. Пудин, — советское генконсульство в Харбине было окружено полицией. На консульство готовился налет. В это время в помещении нашей резидентуры, находившемся на третьем этаже здания, шла обработка весьма важной и большой по объему японской почты. Подходило время, когда надо было возвратить эту почту агенту, а все выходы из здания были блокированы полицией. Что делать с почтой? Если вовремя не возвратить почту агенту и он не доставит ее по назначению, произойдет провал. Если почта останется в резидентуре и при обыске будет обнаружена полицией — тоже провал.

Надо было во что бы то ни стало вынести почту из Генконсульства до обыска и вовремя возвратить агенту.

— Что будем делать, товарищи? — спросил резидент Карин Ф. Я.

Из окна третьего этажа нам было хорошо видно, как куда-то бегали полицейские и как их количество увеличивалось. Проскользнуть незаметно через полицейских невозможно. Мы не знали, что предложить, хотя ясно представляли, что положение можно спасти, если вынести почту за полицейские цепи. Но как это сделать?

— Федор Яковлевич, разрешите мне попытаться вынести почту, — сказала сотрудница резидентуры Сосновская.

А как ты это сделаешь, Юна? — поинтересовался резидент.

— Я женщина. Федор Яковлевич, — ответила Юна и улыбнулась.

Это была молодая энергичная женщина, с белозубой приветливой улыбкой и всегда с модной прической. Резидент внимательно посмотрел на нее.

— Товарищ Сосновская, для этого мало быть женщиной. Ты представляешь, что может быть, если тебя схватят?!

— Да. товарищ Карин. Я все взвесила. Это очень серьезно. Но я уверена, что все будет хорошо, — ответила она.

— А что ты предлагаешь?

Прошло минут пятнадцать — двадцать, как Юна, резидент и его заместитель вошли в помещение, в ко-тором шла обработка почты. Мы сидели и через окно наблюдали, как полицейские останавливали прохожих. Одних отпускают, других грубо хватают и куда-то уводят. Как же Юна проскочит через их плотные ряды?

— Смотрите, это она! — вдруг крикнул Эрих Такке, указывая рукой на окно.

Немец по национальности, Эрих был очень выдержанным и смелым парнем, но сейчас его голос дрогнул. Мы все знали, что он и Юна любят друг друга. Эрих закурил. Мы все внимательно смотрели через окно во двор. По ступенькам крыльца нашего консульства только что спустилась чем-то удрученная полная женщина в легком пальто, повязанная пестрым платком. Вот она перешла двор, вошла в садик, села на скамейку, достала из сумочки носовой платок и закрыла им лицо, вытирая слезы. Затем она не торопясь пошла к выходу. Вот она вышла из калитки и, чуть покачиваясь, пошла прямо на цепь полицейских, изредка прикладывая платок к глазам.

Мы затаили дыхание. Ведь это была Юна. Под видом беременной женщины она выносила очень важную почту Японской военной миссии.

Когда Юна подошла к офицеру и тот стал ее о чем-то спрашивать, Эрих не выдержал и вскочил. Его рослая фигура замаячила в полумраке большой комнаты, в которой были завешены окна. Вот офицер шагнул к Юне, протянул к ней руку. Она испуганно отстранилась от полицейского. Затем она запахнула полы пальто, достала из сумочки какую-то бумажку и протянула ее офицеру. Тот взял бумажку, повертел ее, потом обернулся и, видимо, позвал кого-то. К нему подбежал человек в штатском. Он взял бумажку и показал на наш дом. Юна кивнула головой и приложила платок к глазам.

— Ее же могут опознать! — переживали мы. Это действительно могло случиться. Ведь все работники советского Генконсульства, в том числе и Юна, примелькались полицейским, круглосуточно охранявшим наше здание.

Мы с облегчением вздохнули, когда Юна спрятала в сумку возвращенную ей бумажку и не торопясь прошла через цепь полицейских.

Находясь в осаде, мы уничтожили все, что могло нас скомпрометировать. На третий день, после решительного протеста Генконсульства, «осада» была снята. Вернулась и Юна, как обычно веселая и быстрая. Она рассказала, как пройдя полицейский кордон, она, тщательно проверяясь, благополучно добралась до конспиративной квартиры. В назначенное время вышла на связь с агентом и возвратила ему материалы.

— Юна, ты даже представить себе не можешь, какое большое дело ты сделала! — сказал резидент и обнял ее.

Действительно, это было большое, важное дело. Провал резидентуры с этой почтой мог бы привести к еще большему обострению отношений с Японией, которые и без того были весьма натянутыми, дал бы лишний козырь японской военщине для антисоветской провокации.

…Как же Юне Сосновской удалось пройти через кордон полицейских?

Когда она предложила выйти из здания под видом беременной просительницы нашего Генконсульства, ей были срочно изготовлены два документа: прошение от имени русской эмигрантки, желающей поехать в Россию для урегулирования своих имущественных дел, и официальный отказ в этой просьбе от имени советского генерального консула в Харбине.

Так Юна, играя роль обиженной посетительницы, которая по своему делу задержалась в помещении советского консульства, сумела обмануть полицейских.

Вскоре мы поднимали свадебные бокалы и желали своим боевым товарищам, Юне и Эриху, счастливой и долгой совместной жизни».

Юнона Сосновская-Такке попала в ВЧК и разведку… из лагеря военнопленных. А случилось это так.

Она появилась на свет в 1898 году на территории Австро-Венгрии, в Галиции, в семье железнодорожного служащего, социал-демократа и ярого сторонника независимости Польши. Отец и школьные учителя воспитывали девочку в том же духе. и не случайно она в пятнадцатилетием возрасте вместе с отцом вступила в полулегальные польские легионы Пилсудского. Там она училась ходить в строю, стрелять. скакать на лошади, рубить лозу, ползать по-пластунски, короче всему, что должен уметь хороший солдат. В восемнадцать лет вышла замуж за учителя по фамилии Альберт. но вскоре рассталась с ним успев родить сына.

В 1919 году ее призвали в польскую армию. Здесь она быстро выдвигается на должность командира роты женского охранного батальона с присвоением звания хорунжего (аналогично русскому: подпоручик, корнет). Но на этом ее карьера не закончилась: вскоре ее повышают, и она становится комендантом (заместителем командира) этого же батальона.

В 1920 году началась война между Польшей и советской Россией. Несмотря на то, что Красная Армия потерпела в этой войне жестокое поражение, на отдельных участках она имела успехи. Батальон, где служила Юнона, поротно был распределен по другим воинским частям. В одном из боев оказались в окружении, связь с другими подразделениями была потеряна. Женщины сражались, как могли, а потом Юнона решила выводить остатки своей роты в сторону Вильно. Здесь их окончательно окружили и взяли в плен. Юнона оказалась в лагере (Виленская тюрьма на Окишках).

Надо думать, что руководители этого лагеря были людьми умными и дальновидными. К попавшим в плен полякам они относились не как к врагам, которых нужно давить и зажимать, а как к заблудшим товарищам, которых следует воспитывать и привлекать на свою сторону.

Такая тактика дала свои результаты. Вскоре многие члены ПОВ («Польска организация войсковая) перешли на сторону Красной Армии, причем так же искренне, как до этого сражались против нее. Они подписали письма-обращение к своим коллегам, польским разведчикам, призывая последовать их примеру. Одним из авторов и редакторов этого письма был Игнатий Сосновский, резидент польской разведки. В июне 1920 года он был арестован органами ВЧК, выдал всю шпионскую разведывательную сеть ПОВ и при личном участии Дзержинского был привлечен к сотрудничеству с советской разведкой. Как раз в это время Юнона Альберт встретила Сосновского, они полюбили друг друга и поженились. Он оказался не только мужем. но и хорошим воспитателем. Вскоре Юнона стала полностью разделять его взгляды и сознательно пошла на службу в ВЧК. Впоследствии ее брак с Сосновским распался.

Чтобы уже не возвращаться к нему, скажем, что он честно работал в разведорганах много лет. По архивным материалам, обнаруженным в бывшем Втором отделе Польского генштаба, он числился как лицо, изменившее Родине и перешедшее на сторону красных. Выдача им польской агентурной сети нанесла серьезный ущерб польской разведке, и ею с целью убийства Сосновского был направлен в Москву террорист Борейко. которого захватили чекисты.

В 1921 году за раскрытие плана польских диверсантов помешать эвакуации штаба Западного фронта из Минска Сосновский награжден орденом Красного Знамени. За активное участие в поимке Савинкова ему объявлена благодарность. Но все эти заслуги не спасли его. В 1936 году Сосновский был арестован и расстрелян 15 ноября 1937 года. Видимо, в ходе следствия он подвергся серьезному воздействию, так как оговорил сорок пять человек, в том числе таких, как Пиляр. Федоров, участников дел «Синдикат» и «Трест». Все они впоследствии реабилитированы.

Теперь опять о Юноне.

Вначале Юнона работала на секретном участке в опергруппе Артузова на Западном фронте. Проверив Сосновскую на деле. Артузов рекомендовал ее в аппарат иностранного отдела ВЧК, а в 1924 году ее направили в харбинскую резидентуру. Пожалуй, не было в то время более интересного для разведчика места, чем Харбин. По существу, он был русским городом, так как там находилось Управление Китайско-восточной железной дороги (КВЖД), где работали тысячи русских. Затем, после бегства белых из Сибири и Дальнего Востока, он стал прибежищем белогвардейцев самых разных направлений. Все они враждовали между собой, но среди них можно было найти и людей, ненавидящих советскую власть и засылающих шпионов и диверсантов на территорию СССР, и, наоборот, патриотически настроенных, желающих вернуться на Родину. Из их числа вербовали агентов.

Времена были суровыми, и порою сами методы вербовки были суровыми и примитивными.

Сосновская дежурит по консульству.

— Мадам, — обращается к ней вошедший. — Я бывший штабс-капитан Денисов, хотел бы вернуться на родину.

— А кто у вас там есть?

— Жена, двое детей.

— Их адрес?

— Пожалуйста. Город Арзамас, улица… дом…

— Право на возвращение нужно заработать.

— Что я должен для этого сделать?

Сосновская выясняет разведывательные возможности штабс-капитана и дает ему для начала какое-нибудь несложное задание.

— Но я никогда не шпионил и не буду этим заниматься!

— Тогда пострадают ваши жена и дети. Штабс-капитану некуда деваться.

Так или примерно так, по воспоминаниям очевидцев, проходили тогда многие вербовки. При работе в архиве автору попалась любопытная переписка. Центр запрашивает харбинскую резидентуру, почему в штабе такой-то антисоветской организации за прошлый год не завербован ни один агент. Ответ: вербовок не проведено, так как все работники штаба уже являются нашими агентами.

Но Харбин был не только русским городом, там были и китайцы, и японцы. Именно с ними возникало много трудностей, однако были и успехи, о чем уже говорилось.

В Харбине Юнона встретила и до конца дней связала свою жизнь с Эрихом Такке. Это был незаурядный человек и талантливый разведчик. Немец по национальности, он относился к тем людям, которые своим долгом посчитали защиту первого в мире социалистического государства и служили ему не за страх, а за совесть.

…Генеральный консул поставил свою подпись и печать под свидетельством о браке Юноны Иосифовны Сосновской и Эриха Альбертовича Такке и вместо подарка под аплодисменты сотрудников вручил им два билета до Москвы. Харбинская страда для них закончилась. Начиналась новая.

В июле 1928 года «Бом» (Эрих) и «Елена» (Юнона) выведены в Германию. Было решено, что поскольку Германия от Харбина далеко и их там никто не знает, они будут жить под собственными именами. Для «Бома» немецкий был родным, а «Елена» владела им в совершенстве, оба знали русский, французский, английский.

Прикрытие у них теперь было новое: небольшая фирма по торговле предметами китайского производства. Это был не китайский ширпотреб, заполонивший ныне весь мир, а экзотические колониальные товары — веера, ширмы, трубки, подушки, халаты и т. п. Нельзя сказать, что фирма очень преуспевала, но на плаву держалась.

Юноне часто приходилось сидеть в лавке и отвечать на назойливые вопросы местных фрау:

— Правда ли, что в Китае едят пауков и червей?

— А правда ли, что почетного гостя там сажают на горшок, а потом торжественно выливают его содержимое в огород?

— Правда ли, что у китайцев дома из бумаги?

«Бом» и «Елена» вели разработки местных граждан и иностранцев, выполняли различные оперативные задачи Центра, легальной и нелегальной резидентур. Они непосредственно участвовали в разработке и вербовке пятнадцати человек — дипломатов, полицейских, интеллигентов, у них на связи был самый, пожалуй, знаменитый агент «Брайтенбах», сотрудник, а затем начальник отдела гестапо, прообраз Штирлица.

Торговые партнеры супругов Такке находились в Китае, поэтому кому-то из них часто приходилось отправляться в далекую поездку, которая, по большей части, заканчивалась в Москве, куда они доставляли полученную информацию и откуда привозили новые задания.

В Берлине в 1928 году у них родилась дочь Мина. Сын Юноны от первого, очень раннего и кратковременного брака. Сигизмунд воспитывался в Москве, в семье Артузова.

В 1932 году супругов неожиданно отозвали в Москву. Оказалось, что на Такке поступил донос, якобы он был оппозиционером. Но еще не настали времена всеобщей подозрительности. С делом разобрались, и после заслуженного отдыха супруги вновь отправились в Германию.

К этому времени к власти пришел Гитлер, и перед разведчиками стояла задача проникновения в гестапо и полицейские органы гитлеровской Германии.

Как-то раз. когда Юнона и Эрих прогуливались с дочкой по бульвару, им повстречался старый знакомый Мейснер. Некогда он был близок к компартии Германии, а теперь признался, что стал нацистом, хотя сделал это только ради карьеры, не разделяя взглядов гитлеровцев. Как выяснилось, у него есть перспективы для успешного служебного роста.

Юнона подготовила шифровку в Центр. Вскоре оттуда поступило «добро» на вербовку Мейснера.

Но когда Эрих начал с ним вербовочную бесед). Мейснер замахал руками:

— Что ты. что ты! Я боюсь за свою голову!

Это был провал.

Но Мейснер не сразу выдал разведчиков. Он боялся. что если расскажет о них. то придется признаться и в своем коммунистическом прошлом, а это — конец карьере. Целый год у гестапо не было подозрении.

Но в марте 1935 года «Брайтенбах». уже находившийся на связи у Зарубина, вызвал его на срочную явкл и сообщил, что через его отдел прошла сводка контрразведки СС. где указывалось, что около члена СА Мейснера крутится некий Такке, который «подозревается в шпионаже в пользу СССР».

Зарубин срочно, через связную Китти Харрис, знакомую Такке еще по Харбину, вызвал Эриха на внеочередную встречу и сообщил о сложившейся обстановке.

13 марта 1935 года «Бом». «Елена» и их дочь были срочно вывезены из Германии. На другой день в их дом нагрянуло гестапо.

Два года супруги работали в центральном аппарате разведки.

16 мая 1937 года Альберт-Сосновская-Такке Юнона Иосифовна была арестована органами НКВД. Она обвинялась в том, что, «являясь членом ПОВ, установила связь с польскими шпионами, членами ПОВ, в том числе Сосновским и другими, и при их содействии в 1920 году внедрилась в органы ВЧК и вела шпионско-диверсионную работу».

«На допросах Альберт-Такке категорически отрицала. что является членом шпионско-диверсионной т. н. ПОВ и проводила какую-либо враждебную деятельность против СССР.

В качестве доказательств преступной деятельности к ее делу приобщены выписки из протоколов допросов привлеченных к уголовной ответственности И. И. Сосновского и других, показавших, что она — член ПОВ и участник шпионско-диверсионной резидентуры, возглавляемой И. И. Сосновским.

По окончании дела Альберт-Такке с материалами дела не знакомилась и 26 августа 1937 года расстреляна».

Трагический конец своей жизни тридцатидевятилетняя разведчица перенесла так же мужественно, как жила и работала. На предварительном следствии и «суде» отвергла все гнусные обвинения, не оговорив ни себя, ни других и в истории внешней разведки осталась как кристально чистый человек.

Ее муж Эрих Такке также был расстрелян.

Впоследствии оба реабилитированы.