Развод. (не)фиктивная любовь (СИ)

Глава 20. Мамина дочка

Его слова переворачивают мой мир с ног на голову, но я до последнего не разрешаю себе в них верить.

— Это не может быть правдой, — зажмурив веки, говорю. — Но даже если это так, то ведь ты всё равно отправил нас с Сарой за тридевять земель, а сам развлекался со шлюхами.

— Я понимаю, что ты думаешь, — со скрипом признаёт он. — Но вспомни себя семь лет назад. Подумай, насколько правильными были твои решения. Разве ты, глядя назад, ни о чём не жалеешь?

Ох, ну он и завернул, чтобы выйти сухим из воды.

— Я много о чём жалею, Артур, поверь мне.

— Я тоже, Марьяна, — я чувствую горячее дыхание на своих губах. — Я тоже.

В этот момент он пытается поцеловать меня. Я тоже чувствую, как его губы скользят по моей щеке в тот момент, когда я отворачиваюсь от него.

— Что это значит? — притворно спокойно спрашивает он.

— Я тебе уже сказала, — тихо отвечаю. — Я хочу развода.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: мои слова выбили у него почву из-под ног. Подозреваю, это первый отказ от женщины в жизни Артура. Но для меня на кону слишком много, чтобы я могла дать эмоциям победить. И неважно, как сильно мне хотелось этого поцелуя.

Решение принято, и я не собираюсь от него отступать.

Осталось только завершить ещё одно дело...

Поставить точку не только в моём браке, но и в отношениях с человеком, который в этом браке сыграл едва ли не самую большую роль.

*

— Марьяна, девочка! — отец приближается ко мне с распахнутыми объятиями. Я позвала его на встречу в кафе, на чашечку кофе и разговор. — Как ты? Одумалась, да? Ну и прекрасно!

Останавливаю его, не давая себя обнять.

— Я не одумалась, — мотаю головой и смотрю на него прямо. — Я пришла поговорить с тобой и поставить в наших с тобой отношениях точку.

Смотрю отцу прямо в глаза. Он опускается на стул напротив меня. Сидит, как всегда, в своём дорогом костюме, с выражением человека, уверенного, что всё в мире под его контролем.

Только кое-что изменилось…

— Поставить точку? — усмехается. — Удиви меня. Что там твоя светлая головка опять придумала?

— Я больше не хочу с тобой никаких отношений, — говорю и чувствую, как с моих плеч испаряется просто неимоверный вес. — Вернёмся к тому времени, когда я тебя не знала, а ты не знал меня.

— Дурочка? — он прыскает, а глаза злые-злые. — На чём ты там решила точку поставить, а? Ребёнок, ты мой несмышленый.

— На твоей власти надо мной, — принимаю нарочито расслабленную позу. — На манипуляциях, которые ты называешь заботой. На контракте, которым ты приковал меня к чужому человеку.

— Ради твоего же блага и защиты!

— Ты это называешь защитой, а я клеткой. Я много лет жила в аду, а ты этого даже не понял.

Он смотрит на меня, чуть склонив голову, как будто я — глупый ребёнок, который не понимает, от чего отказывается.

— Дай угадаю… Артур, тебя накрутил? — произносит он холодно. — Не ожидал, что ты окажешься такой слабой. Думал, моя кровь победит.

— Слава богу, что во мне нет ничего твоего! — говорю это громко и с облегчением. — Я мамина, чем бесконечно горжусь. И нет. Это не Артур. Это я. И, кстати, — про предсмертный подарок Грозового старшего я решаю промолчать, но ставлю биологического отца в известность: — с мужем я развожусь. Наш брак будет аннулирован, так что…

Я победно улыбаюсь, чувствуя, как за спиной раскрываются крылья.

Он откидывается на спинку стула, прищуривается:

— Ты дура? Аннулировать такой брак может только дура, Марьяна. И как ты вообще собралась это делать, родная? — он хочет запустить свои загребущие руки в мою жизнь снова, но я не даю.

— Будь я дурой, я бы и дальше верила, что ты желаешь мне добра.

— Точно дура! Так а на кой ты мне нужна после развода? А? Толк с тебя какой? — вот так на поверхность и выходит настоящая личина моего биологического отца. — У тебя была одна задача: обезопасить мои деньги, заработанные потом, кровью и горбом. Одна, чёрт тебя побери! Куда пошла, клоунесса? — орёт он мне вслед, когда я прохожу мимо него к выходу. — Марьяна! Если ты сейчас же не вернёшься, то ты мне не дочь!

— Большего мне и не надо, — говорю себе под нос и навсегда обрываю отношения с отцом.

Вот бы ещё и поставить точку в нашем браке с Артуром было также просто…

Но просто с таким, как он, быть просто не может. Меня каждое мгновение провожают его долгие мрачные взгляды. И ни одна из моих попыток поднять тему развода не увенчивается успехом в течение нескольких недель.

Артур, видимо, планирует взять меня измором, но я слишком хорошо себя знаю. У него не выйдет.

Поздно ночью Артур вдруг пододвигается ко мне, словно знает, что я не сплю. Но знать он этого не может, потому что я лежу к нему спиной.

Значит, он обнимает меня и лицом зарывается в мой затылок, потому что… ему этого хочется?

На объятиях всё не останавливается. Я чувствую, как мой всё ещё муж ныряет руками под одеяло и подминает меня под себя таким образом, что наши тела повторяют форму друг друга.

Это поднимает во мне волну давно забытого чувства. Этакого предвкушения интимной близости, о которой, конечно же, не идёт и речи. Просто…

Просто женщина во мне умерла много лет назад, а тело моё настолько привыкло быть замороженным, что его «оттаивание» рядом с Артуром чувствуется особенно ярко.

Пульс подскакивает, а ведь он не сделал ничего такого. Просто прижался ко мне со спины.

Я не выдерживаю.

— Артур, — поворачиваюсь к нему полубоком и чувствую, как мне в бедро упирается его эрекция. Мне становится безумно неловко. Я горю. — Что ты делаешь?

Он не спешит отвечать. И отодвинуться, чтобы скрыть своё возбуждение — тоже.

— Когда я думал, что ты спишь, то просто хотел вдыхать твой запах и чувствовать тебя рядом. Но теперь, когда я вижу, что ты не спишь, я хочу… — его взгляд мечется между моими глазами и губами.

С этими словами он спешит накрыть меня собой, но куда более интимно, чем тогда на диване в кабинете его отца.

— Артур, — я упираюсь руками в его могучие плечи.

— Нам не обязательно заниматься сексом, — спокойно говорит он и губами касается моего запястья, что около его лица. — Если что, я вообще не об этом. Не о физике, — продолжает он. — Я о совсем другом, — он наклоняется к моим губам, и в этот раз я даю поцелую случиться.

Недолгому, выстраданному, болезненному.

А потом разрываю его и говорю то, о чём думала много дней:

— Я хочу съехать.