Было странно и дико ощущать на себе прикосновения мужа, который, я знаю точно, не испытывает ко мне и капли симпатии.
Зато на мою маму и на Сару это оказало эффект. Наша малышка смущенно косилась в нашу сторону, потому что никогда не видела нас… такими.
Под «такими» я подразумеваю, как пару. Ведь ее мама и папа в ее жизни практически всегда присутствовали по отдельности.
Мама сначала удивилась, когда заметила нас вместе, а потом заметно расслабилась, хотя мне все равно было легко прочитать грусть в ее глазах.
Конечно же, она хотела, чтобы я вышла замуж по любви, за надежного человека. Особенно после истории с моим отцом.
А вышло вот как.
Но я запрещаю ей унывать и пытаюсь выставить свой брак в лучшем свете. Мол, да, договор, но зато Сара никогда ни в чем не будет нуждаться. И сама я, тоже, живу без забот, ведь деньги у меня есть…
Умалчиваю я о другом. Деньги — это, пожалуй, единственное, что у меня есть, помимо дочери. Последние годы в изгнании на чужбине, я думала, что сойду с ума от душевной пустоты.
Я иногда листала соцсети и смотрела на девушек, чьи глаза светились от брендовых сумочек и жизни без забот. Я завидовала им, потому что я бы очень хотела смотреть на мир через призму денег.
А выходило, что смотрела я на него через призму боли одиночества.
Я знаю, что говорят люди. Мол, с милым рай в шалаше до первого дождичка. Да вот только я бы лучше в шалаше, рядом с надежным мужчиной, который меня любит, преодолевала удары судьбы, чем так.
— Ты постоянно о чем-то думаешь, — неожиданно обращается Артур ко мне за ужином.
Сара уже спит. Набегалась у бабушки во дворе, кое-как поужинала, и Грозовой уложил ее буквально за две минуты.
Я не успела доесть до его возвращения, а пыталась.
— Не знаю, — пожимаю в ответ на его вопрос. — Разве думать — это плохо?
Из-за выпитого во время ужина бокала вина, а я человек с нулевой толерантностью даже легкому алкоголю, у меня буквально толкает подначить Артура.
Ведь те девушки, с которыми он регулярно проводят время, не применяют себя такими мелочами, как «думать».
Молчу, накалывая на вилку листья салата.
— Обо мне думаешь, а, Марьян? — муж откидывается на спинку стула, а меня прошибает потом.
Вообще-то, я всегда о тебе думаю, дорогой мой фиктивный муж. И о том, как моя жизнь покатилось по наклонной с момента встречи с тобой.
— С чего ты взял?
— С того, что я мудак, который испортил тебе жизнь, — он произносит это практически безэмоционально.
Как данность. Ну испортил кому-то жизнь и испортил. С одной стороны я безумно на него злюсь, а с другой, понимаю, что мужчина вроде его отца не мог вырастить другого сына.
— Так это факт, Артур, — копирую его позы и тоже откидываюсь на спинку стула. — Зачем мне об этом лишний раз думать?
— Красиво ответила, — он даже усмехается так, словно правда оценил мою реплику. — Но к сожалению, это совершенно ничего не меняет, — загадочно произносит Грозовой, и я замираю в ожидании продолжения.
— К чему ты это говоришь?
— Чем скорее ты смиришься с положением вещей. Тем лучше будет для тебя самой. Я хочу, чтобы мою дочь растила довольная жизнью, самодостаточная и уверенная в себе женщина, а не вечно задумчивая депрессивная моль.
Его хамский упрек я улавливаю, но с ответом не спешу, и сначала отправляю в рот кусочек мяса.
Пережёвываю.
Запиваю вином.
Да пошел он!
— Я бы тоже хотела, чтобы у моей дочери был достойный, зрелый и уважающий окружающих отец. Желательно с мозгами в черепной коробке, а не болтающимися между ног. У которого любовницы не меняются каждые две недели или в зависимости от настроения. Но, как видишь, в мужья мне достался ты.
— Смотрю, вино развязало тебе язык, — он бросает на меня темный взгляд. — Мне нравится.
— Нет. Как раз таки тебе Грозовой, этого стоит опасаться, потому что чем-чем, а комплиментами я тебя одаривать точно не буду.
— Они мне и не нужны. Я совершенно о другом, — загадочно говорит он, встает из-за стола и выходя из обеденной, бросает мне через плечо: — Доедай и поднимайся. Посмотрим, на что хватит твоей раскованности.