Развод. (не)фиктивная любовь (СИ)

Глава 7. Ты изменилась

На удивление я проспала как убитая. Наверное, сказалась длинная дорога на родину и принесший немало стресса разговор с моим фиктивным мужем.

Стоит мне только подумать про Артура, как я распахиваю глаза. В глаза бьёт тусклый свет из-за плотных штор, и нет ни одного звука, кроме моего бешено бьющегося сердца.

Кошмар вчерашнего дня возвращается ко мне постепенно. А какой кошмар ждёт меня впереди — даже думать не хочется.

Ведь всё это только начало. Так, репетиция.

Грозовой без зазрения совести обращается со мной как с неодушевлённым предметом. И это учитывая, что он меня практически не знает.

Я ничего ему не сделала, а он уже меня ненавидит.

— Вот урод, — хрипло ругаюсь себе под нос и с бока поворачиваюсь на спину.

Неожиданно я чувствую шевеление сбоку. Шорох пододеяльника.

— И тебе доброе утро.

Не знаю, как я не подскочила на месте от шока, потому что была уверена в том, что его в спальне нет.

А он здесь. Так же, как и я, лежит на спине, только поза у него более раскованная. Если я лежу, подтянув одеяло к подбородку, то он чувствует себя хозяином положения.

Руки забросил за голову. Торс оголён по пояс. И смотрит нагло-нагло.

Я правда не знаю, как это выдержу. Потому что когда я возвращалась, в моей голове было два варианта развития событий.

Я думала, что он либо даст мне развод и найдёт в нашем контракте какую-то магическую лазейку. Либо я рассчитывала, что он не будет обращать на меня никакого внимания.

Мы ведь жили порознь много лет, почему бы дальше не продолжать в том же духе:

— Что ты тут делаешь? — вопрос машинально слетает с губ.

— Это моя спальня. Где ещё я должен быть?

И ни одной эмоции на лице, кроме, пожалуй, внимательного взгляда, который не отрывается от моего лица.

Не знай я его, то подумала бы, что он рассматривает мои черты.

— В спортзале. На работе. Со своей девушкой, — перечисляю все варианты, которые приходят на ум. — Алекса, кажется, да?

— Она мне не девушка, — спокойно отвечает он, не меняя позы и не переставая на меня смотреть.

Это начинает напрягать. У меня что, лицо грязное? Или за ночь третий глаз вырос?

Пока я молчу, Грозовой решает эту паузу заполнить.

— Мы просто трахаемся.

Да я как бы помню, Артур. Мог не объяснять.

Его слова поднимают внутри новую, сильную волну гнева. И, к моему огромному сожалению, частично я так реагирую из-за ревности.

И только подумать, кого именно я ревную?! Глаза бы мои его не видели.

Но это я в уме у себя такая смелая. На деле мне лучше молчать и не злить его.

— Я должна была догадаться.

— Действительно, — кивает моим словам он. — Ты, кстати, изменилась.

В этот момент я себя ненавижу, потому что он ещё ничего не сказал, а у меня уже щёки зарделись.

— Возраст тебе к лицу, — бьёт меня словами он, и я прихожу в себя.

Неужели я рассчитывала на комплимент от мужчины, который при мне валялся в постели с другой женщиной?

— Тебе тоже, — сухо отвечаю я и глазами ищу свою одежду.

— Нет, я серьёзно, — он щурит веки и не жалеет времени на то, чтобы изучить моё лицо полностью. — А может, я устал от переделанных лиц, и поэтому твоё мне вдруг кажется красивым, — вслух рассуждает он.

И снова отношение ко мне такое, словно я не живая, а предмет, вид которого оценивается вслух.— Да нет, — машу ладонью, чтобы отвлечь его. В голове гудят его слова про второго ребёнка. — Тебе показалось. Я действительно сильно постарела, мне многие об этом говорят, — блефую, чтобы он перестал поднимать щекотливые темы.

— Пока ты была в Англии, у тебя были мужики? — он сощуривает свой и без того хищный взгляд. — Говори, — подталкивает меня он, а у меня язык к небу прилип.

Что за вопрос, Грозовой?

Если бы ты только знал, как я убивалась по тебе большую часть времени, особенно в первые годы…

Впрочем, хорошо, что тебе это неизвестно.

— Ты же знаешь, что мой отец не допустил бы подобного, — горько усмехаюсь я над этой правдой. — Каждый мой шаг был под контролем.

— Это хорошо, — согласно кивает Артур. — Мне импонирует, что Молчанов — человек, который может держать слово.

Сначала я не понимаю, о чём он говорит, а потом до меня, кажется, доходит.

Я поворачиваюсь к мужу, и, видимо, на моём лице так отчётливо читается вопрос, что он решает на него ответить.

— Да, у меня с твоим отцом был договор. Все эти годы.

— Какой именно?

— Относительно тебя, — говорит Грозовой об этом просто, словно мы говорим не про мою жизнь, а про какую-то мелочь. — У тебя не должно было быть других мужчин. Для меня это было важно.

На языке крутится миллион возражений, но я проглатываю всё, чтобы не злить его.

— И что, — подначивает меня он, — ты ничего не скажешь?