Развод. (не)фиктивная любовь (СИ)

Глава 5. Нет никаких чувств

Я забываю о времени, и о том, кто в любой момент может заметить мое присутствие в своем кабинете. Я почти уверена, что мне сюда вход воспрещен.

Ведь кто я в его судьбе? Так, недоразумение.

Наивная дурочка, которую ему подсунул отец, а Грозовой младший, уж не знаю в силу каких причин, не смог остановить нашу свадьбу.

Годы жизни за границей, новая страна, другая культура и воспитание дочери в незнакомой среде — все это, как ни странно, помогало отвлечься. Я огромными усилиями загнала мысли про свой несчастливый брак далеко-далеко. В самый потаенный уголок души.

Чтобы никто не узнал правду о том, как именно на свет появилась моя любимая Сара.

И о том, что я была нежеланной невестой, нелюбимой женой, и в итоге стала изгнанной матерью с младенцем на руках.

Впроголодь я не жила. Деньги у меня были. Но кроме них — больше ничего.

Оказалось, что когда рядом нет мужа, который тебя не любит и открыто это показывает — жить легче. И дышать тоже — легче.

Теперь же, когда я в России, и Артур решил вывести наш фиктивный брак на новый виток, я не понимаю, откуда мне брать силы продолжать.

А продолжать надо.

Через боль. Через ссоры. Через «не могу».

Отец мне так и сказал, что браков по любви не существует, потому что рано или поздно недостаток денег все убивает. А вот когда сходятся такие молодые люди вроде меня и Артура — это другое дело.

Ведь за нами стоят две империи. Два мастодонта бизнеса — Грозовой старший и Молчанов.

И да, мне было сказано засунуть свое мнение в то самое место. А еще не пикать и не показывать характер.

Отец гордо говорил мне, что я еще буду его благодарить.

Интересно, когда настанет этот день? Я до него вообще доживу?

Сердце больно-больно бьется о ребра, не давая толком вдохнуть. А я все не могу отвести взгляда от снимка, о существовании которого я не подозревала.

До меня долетает, как хлопает входная дверь.

Я слышу, как Грозовой медленно поднимается по лестнице. Его твердые шаги отдают в теле ударами.

Твою ж…

Кажется, я его отторгаю на молекулярном уровне.

— Марьяна? — он зовет меня, стоит ему вернуться в спальню, где меня уже нет.

Секунда. Две. Три.

Грозовой отправляется на мои поиски.

— Чем ты здесь занимаешься? — он появляется на пороге, погружая помещение в почти полную темноту.

Своей выдающийся фигурой он заслоняет света из коридора и, скрестив руки на груди, ждет ответа.

Ведь кто я такая, чтобы вторгаться в его личное пространство? Ему даже не нужно произносить этих слов. Я знаю, что это именно то, о чем он думает.

Ответ ему может быть и нужен, а у меня язык к нёбу прилип. Говорить не могу.

Выждав в пару мгновений и качнувшись с носка на пятку, он ныряет вглубь кабинета.

Отворачиваюсь и прижимаю фотографию к груди.

— Не подходи, — пячусь, автоматически заворачивая за огромный, идеально чистый стол.

— Что еще за фокусы? — он следует за мной и тянет руку к снимку. — Крыша поехала совсем?

— Есть такое, — сдуваю прядь волос, что упала на лицо, пока я, спотыкаясь о мебель, пытаюсь ускользнуть от Артура. — Остановись и не приближайся.

— Черта с два ты будешь мне говорить, что делать.

Его взгляд, метающий искры, цепляется за стол, как только он замечает, что что-то не так. Артур быстро понимает, какую фотографию я взяла.

— Поставь на место, — он пальцем тычет туда, где стояла рамка.

— Нафига? — я не подбираю выражений.

— Марьяна, — давит он. — Привычка трогать мои вещи создаст тебе целую кучу проблем. Лучше сразу бросай.

— Нафига тебе фотография меня и Сары? — в горле клокочет подступающая истерика. — И при чем… такая?

Меня начинает колотить, потому что не может, ну не может рамка с таким снимком стоять на рабочем столе моего ненастоящего мужа.

Это сбой.

Гребаный сбой в матрице.

— Сара — моя дочь. Конечно, на моем столе ее снимок.

— Хм, — горло распирает от огромного кома. — То есть, глядя на него, ты не замечаешь, что к фотографии прилагаюсь и я тоже?

Вот что на самом деле меня волнует.

— Замечаю, — зло бросает он. — Я не слепой.

— И?

— Ты родила мне дочь. Мне что тебя нужно было с фотографии вырезать? — он еще и усмехается. — Марьяна, тебе нужно подлечить голову, серьезно.

— Это нелогично, Артур, — мотаю головой. — Нелогично. Ты же меня…

— Что я тебя? — он сокращает расстояние до опасно близкого. — М? По-твоему, я тебя не перевариваю? Недолюбливаю? А может, ненавижу? Говори.

— Мы с тобой не пара. Не муж и жена. И даже не родители в нормальном понимании, — сокрушаюсь я.

— К чему ты ведешь, твою мать?

— Зачем каждый день смотреть на женщину, до которой тебе нет дела?

А еще таскать сюда девок и прямо за стеной их…

— Это первая фотография Сары, — он смотрит мне не в глаза, в прямо в душу. — И этим она особенна. А то, что на снимке ты, — он слегка приподнимает и опускает плечи, — ну что теперь? И еще прекрати скулить на тему того, что я тебя гноблю и ненавижу. Это не так.

— А как?

Он накрывает мои ледяные пальцы своими пылающими и обхватывает ими фотографию, о существовании которой я не подозревала.

Это снимок из больницы Лондона, где я рожала. Артур тогда прилетел, и что удивительно успел на роды, хотя я была безумно, вот просто невероятно против.

Он держал меня за руку.

Откуда-то знал, как нужно правильно дышать при родах, и помогал мне.

Подавал воду и подкладывал под спину подушки при схватках.

Медсестры потом наперебой говорили мне о том, какая я «lucky». Ведь мне повезло с мужем. А я про себя думала: если бы вы только знали...

На фотографии я держу Сару на руках, а она своей крохотной ручкой сжимает мой указательный палец.

Такой теплый, душевный и интимный снимок — это не то, что должно быть у Грозового на столе.

— Марьяна, — он все-таки отбирает у меня фото и возвращает рамку на место. — Ненависть не может появиться на пустом месте. Для нее нужны хоть какие-то мизерные чувства, а у меня к тебе нет ничего. Ты просто мама моей дочери. С прибабахом, но это мы поправим. Больше не ползай по моим вещам. И вообще, завтра ранний подъем, — он берет меня за локоть и тащит прочь из кабинета, — значит, пора спать.