Следующие несколько дней все домашние хлопоты, для которых нужна грубая мужская сила, ложатся на плечи Артура.
Я не понимаю его мотивацию. Или скорее — не хочу понимать. Ладони каждый раз потеют, когда я вижу его. А сердце болезненно бьётся в груди, пока я тайком наблюдаю за тем, как он выполняет мамины поручения.
Я же съехала для чего? Чтобы — с глаз долой, из сердца вон! Побыть наедине со своими мыслями, сейчас, когда я понимаю, что наш контракт можно аннулировать.
Потому что, несмотря на то, что логика говорит: надо идти к нотариусу, у которого точно есть копия оставленного свёкром документа, моё сердце ушло в глухую защиту.
Я как будто сама себя связываю по рукам — ведь сейчас самое время действовать, а я почему-то отсиживаюсь и никак не могу собраться с мыслями.
— Марьяна? — Артур заходит на кухню в одних штанах, без футболки.
И застает меня врасплох.
— Тебе воды? — туго сглатываю и сразу же набираю стакан. — Держи.
Поворачиваюсь к нему и подаю воду. Он перенимает у меня стакан, и я чувствую, что смотрит, но сама найти в себе сил поднять взгляд к его лицу не могу.
Зато вижу, что под солнцем у него обгорели плечи. Подхожу к ящику с аптечкой, достаю оттуда заживляющий крем, молча обхожу Грозового со спины и аккуратно наношу крем ему на плечи и спину, которая тоже выглядит обгоревшей.
Он молчит, но чую — напрягся.
— Ты только не думай лишнего, — хрипло говорю я, чувствуя, как под пальцами рук каменеют его мышцы. — У нас, если что, принято тому, кто обгорел, спину кремом мазать. Я к тебе не клеюсь. И ни на что не намекаю.
— Я и не думал, — искренне усмехается он.
— А по голосу звучит так, что думал, — подмечаю я.
Тут он внезапно разворачивается.
— Ты чего? — хлопаю глазами, не знаю, куда деться, потому что своей большой фигурой он загораживает выход.
А я бы с удовольствием сбежала!
— Я спереди тоже обгорел немного, — он указывает на слегка покрасневший отдел ключиц.
У меня из лёгких воздух вышибает. Но я не могу показать ему, как сильно он меня смущает. Тем более, я же правду ему сказала — что без какого-либо подтекста это делаю.
Вздохнув и мысленно уверив себя, что ничего плохого не случится, я осторожно пробегаю кончиками пальцев по передней части торса своего мужа.
У меня кровь закипает, хотя я изо всех сил стараюсь держать чувства под контролем.
Просто он меня волнует — что, наверное, естественно, учитывая, что он мой первый и единственный мужчина.
Единственный во всех смыслах. Я, кроме него, ни с кем не была. И никого не любила.
— Марьяна? — он вдруг наклоняется надо мной и начинает идти. На меня! В итоге я попой упираюсь в кухонный шкафчик и понимаю, что бежать мне больше некуда.
— Артур, что ты делаешь? Вдруг нас увидят?..
— Ну и что? — абсолютно спокойно спрашивает он, взглядом гуляя по моему лицу. — Мы муж и жена. Нам можно… — загадочно говорит он.
— Можно что? — мой голос вот-вот потухнет, словно свеча на ветру. — Хотя, знаешь, можешь не отвечать, потому что… потому что мы не настоящие муж и жена.
Я замечаю, как мои слова заставляют черты его лица заостриться. Словно ему неприятно, но всё-таки он держит эмоции под контролем. Волей.
— Что может сделать нас настоящими мужем и женой?
— Прости, кажется, я не поняла твоего вопроса, — пытаюсь протиснуться между ним и шкафчиками, но он преграждает мне путь рукой.
— Марьяна, не убегай, пожалуйста. И я думаю, что ты поняла мой вопрос.
Сердце начинает биться о рёбра с бешеной скоростью.
Я не понимаю, кто передо мной. Грозовой либо старательно притворяется сейчас, либо все прошедшие годы притворялся. Но только выглядит он как-то взбудораженно что ли... Но почему?
— Настоящие муж и жена женятся по любви. Потому что до конца жизни хотят быть друг с другом. Потому что они определились и сделали выбор. А ещё — потому, что уверены: больше им никто не нужен, — сама удивляюсь тому, насколько отрепетированными звучат мои слова.
Хотя на самом деле они просто идут от самого сердца. И из глубокой боли, с которой я живу давно, и уже срослась.
— Так что, думаю, из моего ответа легко проследить, почему я не считаю нас настоящими супругами… — смотрю на него снизу вверх и медленно умираю.
Не знаю, для чего он это делает и для чего мучает меня своей близостью, но я стопроцентно ещё очень долго буду отходить от этого дня.
— Хочешь знать, что думаю я? — спрашивает он таким тоном, словно, правда, готов считаться с моими чувствами.
— Да. Но боюсь. Так что лучше ничего мне не говори, Артур…
— Я всё-таки скажу. Мы не можем исправить прошлого, в котором было много дерьма — и я этого не отрицаю. Но в наших руках исправить будущее. Наше будущее. И сделать его счастливым.
Его слова выбивают у меня почву из-под ног, мне становится тяжело ориентироваться в пространстве, словно я вот-вот в обморок грохнусь.
— Вместе, Марьяна. Я хочу, чтобы мы попробовали быть счастливыми вместе.
— Зачем тебе это?.. — этот вопрос обжигает и меня, и его, потому что глупо притворяться, что между нами нет пропасти. Она есть. И она огромная. — Мы с тобой разные. Почти не знаем друг друга…
— Я знаю о тебе все, что мне нужно. Более того я вижу, какой ты человек, Марьяна. Вижу, какая ты женщина, какая ты мать… И даже без всех этих наблюдений, просто потому, какая ты, — он смотрит мне в глаза лихорадочным взглядом, его скулы подергиваются, выдавая эмоциональный накал, — я понимаю, что не могу от тебя отказаться.
— Артур! — кричу на него шёпотом. — Прекрати!
Зря он говорит мне все эти слова. Для него они, скорее, ничего особого не значат, а я потом ночами в подушку реветь буду.
— Пройти мне дай, пожалуйста…
Я стою, пытаюсь протиснуться — и снова неудачно. Но на этот раз Артур не преграждает мне путь рукой. Вместо этого он обеими руками обхватывает меня и приподнимает, вынуждая встать на носочки.
Теперь наши губы на одном уровне. И как только я это осознаю — случается поцелуй. Он сметает меня с поверхности земли, заставляет чувствовать себя живой. Впервые за долгое время.
Но он длится недолго — кажется, всего лишь несколько секунд, — но этого хватает, чтобы я несколько раз умерла и возродилась заново.
— Хватит! — отталкиваю его. — Мы не можем…
— Можем, Марьяна. Ещё как можем. Я хочу быть с тобой. Хочу, чтобы ты вместе с дочкой вернулась…
— Я не буду возвращаться, чтобы мы могли «попробовать». Я уже набила столько шишек и столько вытерпела, что уж лучше буду одна, чем снова подвергну себя удару.
— Я ничего не сказал про «попробовать», — спорит со мной Грозовой. — Я сам не хочу пробовать. Я хочу поставить жирную точку на нашем прошлом. Забыть про него. Похоронить. И идти в наше общее будущее за руку с тобой.
— Зачем ты врёшь? — обижаюсь я, глаза наполняются слезами. — Это доставляет тебе какое-то особое удовольствие?
— Это чистая правда, — он ловит мои руки и сжимает их в своих горячих ладонях. — Если ты не забыла, то не только у тебя теперь есть возможность расторгнуть этот брак. Почему ты думаешь, я ещё этого не сделал?
— По каким-то своим мотивам.
— Каким-то мотивам, — он мотает головой сокрушаясь. — Этот мотив — ты. И Сара. А ещё…
— Молчи! Ничего не говори, пожалуйста…
— Я знаю, что ты не захочешь в этом себе признаться, но у нас с тобой неправильная, но взаимная…
На этом моменте я закрываю его рот ладонью. И прошу сорвавшимся от слёз голосом:
— Уходи, Артур. Прямо сейчас. Уходи.
Он убирает мою руку, прижимает ее к своим губам, а минутой позже исполняет мою просьбу.
Но, после того как он уходит, мне не становится лучше. Так и хочется вырвать сердце из груди, потому что оно болит.
По нему болит...