Record of Long yu Feng saga(DxD)

31

Малоизвестный в остальном мире, «нишевый» факт: в Японии весьма развито фигурное катание, как профессиональный и любительский спорт. Предпосылок на это с первого, второго, да и с десятого вдумчивого взгляда на ситуацию в целом, казалось бы, совершенно нет. Тем не менее, дабы не быть обвинённым в оголтелом расизме, следует признать: как часть большой азиатской расовой группы, чуть менее рослые чем европеоиды, и заметно менее рослые чем негроиды, японцы всё же обладают едва ли всерьёз менее сопоставимой по выдаваемой силе мышечной структурой у своего типичного среднестатистического представителя. Возможно, в каком-нибудь другом мире, где некий «Библейский Бог» не смешал бы с помощью своих махинаций генофонд древних людей с таковым у «людей Эдема», всё бы обстояло немного иначе. Но что по факту имеется, то и есть. И всё же… это лишь объясняет, почему шансы у Японии в данном спорте хоть отчасти должны были быть в теории уравнены с другими странами… если, конечно, учесть также и сопоставимые показатели в координации движений, быстроте реакции, и прочем. Но никак не объясняет, почему именно Япония на практике с переменным успехом лидирует в этом вышеупомянутом виде спорта, часто привозя с Олимпийских Игр золото и серебро.

В Японии бывает холодно зимой — на Хоккайдо, например. Да, там часто выпадает множество осадков в виде снега в холодную пору года. Однако огромным количеством замерзающих в этот период неглубоких водоёмов данная местность похвастать отнюдь не может. То есть, коньки в качестве традиционного способа перемещения по льду у местных никогда не были в почёте. И в отличие от некоторых других спортивных профессий, в Японии вроде как не имеется «древних родов фигурного катания»… однако вряд ли такие на полном серьёзе имеются и где-либо ещё, так что это нельзя назвать слабостью. В чём же секрет? Наверное, в чисто японском упорстве и самоотдаче — других объяснений нет.

…Примерно такие мысли сейчас наверняка проносились в аловолосой голове Риас Гремори, ещё с детства полюбившей японскую культуру, быт и обычаи. При этом молодая демоница отнюдь не являлась каким-либо восторженным фриком-японофилом или отаку, поэтому застать её за неподобающим обычной культурной девушке-японке поведением не смогли бы и самые «чувствительные» в этом плане старики старой закалки, из числа «благородного народа с островов Ямато» — такие люди подмечают всё, и пусть в лицо ничего «вежливо» не скажут, но и мнение своё обязательно в уме составят, и доверять как «чужаку» перестанут. Так вот, Риас никогда не корчила из себя туриста, приехавшего издалека полюбоваться на занимательных аборигенов. Никто так и не застал (да и не смог бы застать) её за компрометирующим разглядыванием и воздыханием над какой-нибудь стереотипной «попсой» для приезжих, вроде мест интереса или аттракционов с «самыми настоящими» ниндзя, гейшами, самураями, и таким прочим. Тихое и скромное поведение, обязательное следование не столько писанным для чужестранцев законам, сколько общему духу и всем тем мелочам, которые познаёшь либо живя в Японии, в японской семье с самого рождения, либо проживя тут очень долго. Конечно, Риас Гремори выделялась… в первую очередь своей внешностью. Но никто из стариков так и не смог бы, узнав её получше, отнестись к ней с презрительным снисхождением, как к гайдзину. Свита в большинстве своём следовала её примеру, с переменными успехами и обязательными периодическими фэйлами. В общем, пока некоторые другие демоны из остальных Домов рвали и рвут себе жилы в следовании собственным амбициям, свита сестры Красноволосого Сатаны, и она сама вполне себе полноценно жили в одном довольно тихом городке под названием Куо, отбросив большинство возможных личных или же родовых дел, и лишь постепенно развиваясь и улучшая командную работу. Жили не то чтобы «на полную катушку», но в целом — в своё удовольствие.

Вот и сейчас Риас со свитой имели удовольствие лицезреть с первых рядов очередную грань местной человеческой жизни: выступление отборочных любительских соревнований (скорее их можно было бы назвать «полупрофессиональными») по фигурному катанию, ныне весьма популярному в Японии.

…Как они все, в смысле свита с молодой госпожой, тут оказались, на самом деле не могла понять и сама Риас, в определённый момент просто взявшая и пригласившая всех своих Фигур на данное мероприятие, предварительно объявив о выходном от текущих демонских забот. Такое случалось не в первый раз, но обычно временный отдых от обязанностей предоставлялся по более «уважаемой» причине. Хотя, конечно, и отдых ради отдыха тоже бывал, как бы данное словосочетание в контексте ни звучало странно. Проигнорировать приглашение после жеста доброй воли собственной начальницы никто из свиты не решился, но если нескольким Фигурам, судя по нынешним выражениям их лиц, и было скучно, то всем остальным — наоборот. Всё же какое-никакое разнообразие.

Посмотреть было на что. Даже обычные люди умели неплохо устраивать шоу даже из самых скучных на вид состязаний, а уж спонсоры данного мероприятия — и подавно. Ведь спонсорами выступала вездесущая, крупнейшая в мире объединённая сеть компаний с чуть ли неограниченными ресурсами, под логотипом, подозрительно похожим на герб Фенексов. Тем более, что даже сами по себе, выступления участников, что показывали порой невероятные финты и технические достижения пределов (а то и результаты сверх пределов) обычного человеческого тела, оказались на диво занимательны. Особенно, сопровождаемые световым и лазерным шоу на льду, да под подходящую музыку, и прочие выверенные шоуменами и пиар-специалистами элементы.

— …Усоги Хёдо! Приветствуйте!

Вот и объявили начало выступления того человека, отчасти ради которого, недавно посмотревшая по телевизору шумный репортаж о «восходящей молодой звезде фигурного катания», Риас и пришла сюда со свитой. Нет, парень примерно её возраста вовсе не заинтересовал её в качестве потенциальной Фигуры, или ещё как… вроде бы. Но показанная часть его предыдущего, дебютного выступления, была поистине завораживающей — и одной обладательнице шикарной аловолосой густой шевелюры неосознанно захотелось утолить свою прихоть, заключающуюся в докапывании до правды по вопросу того, действительно ли это всё настолько завораживает вживую, или же тогда постарались специалисты монтажа и потребительской психологии, которых на телевидении более чем достаточно.

Ревнивое ворчание своей хмурой Пешки, а также «экспертную» оценку своего непривычно задумчивого Коня о том, что этот некий Усоги не настолько уж и хорош, и любой обучавшийся с детства воин владеет достаточным уровнем ловкости и координации для подобных телодвижений, Риас решила полностью пропустить мимо ушей — ей захотелось убедиться лично. Но, конечно, ей двигало лишь небольшое любопытство, и ничего больше. Да и насчёт «всего лишь любопытства» она была бы готова признаться даже самой себе отнюдь не сразу.

На поле выкатился (на коньках ведь «катаются»?) каштановый шатен с длинной как для мальчика подростковой причёской, и сделав малый круг в центре, поприветствовал зрителей поднятой рукой. Чуткий демонический слух Риас даже сквозь первые аккорды незнакомой, пока что медленной и неритмичной музыки, уловил поднявшуюся волну шёпота соседок (человеческих девушек) по зрительским местам: обсуждали, конечно же, симпатичную внешность конкурсанта. Гремори мысленно хмыкнула, и вынуждена была признать, что в этот раз восторженные сплетницы, сидящие где-то справа и сзади от неё, могут быть в определённой мере и правы. В отличие от совсем «дистрофичных» изящных фигур предыдущих намакияженных и даже напомаженных претендентов-метросексуалов, подбиравшихся на выступление будто под копирку и отличавшихся лишь кроем надетой сценической формы и её цветовой гаммой, Усоги вживую оказался чуть лучше сложен, пусть и также не слишком широк в плечах и талии. Тонкий чёрный блейзер с блёстками и зеркальными вставками, мерцая на свету прожекторов, походил на тьму ночного неба, и вырисовывал аккуратные мышцы рук и плеч, а его незастёгнутый низ позволял заметить очерченные сквозь обтягивающую майку кубики пресса.

…Выступление началось. И свита, вместе с Риас… да и со всеми остальными зрителями сразу же, по какой-то сходу необъяснимой для себя причине поняли: данное выступление отличается от прошлых. Усоги… он не выполнял каких-то сверхсложных пируэтов, не пытался «спорить с инерцией», резкие развороты если и присутствовали, то будто бы и не были частью запланированной программы. И вместе с тем, движения завораживали своей плавностью, выверенностью, чёткостью, и… хищностью умелого воина. Правда, последнее могли бы сейчас для себя отметить совсем немногие из числа зрителей. Лишь те, кто и сам что-то в этом смыслил. Этот факт объяснял многое: простой любительский спорт и полноценная серьёзная подготовка в контроле тела и близко не стоят, так что отсутствие техничных приёмов, и вместе с тем завораживающая грация могли бы быть вполне в таком случае объяснимы.

«Танец», тем временем, продолжался. Музыка приобрела ритм, а пируэты и махи рук — страсть. В один момент публика практически ахнула, чему наверняка помешало лишь перехваченное дыхание: звуки очередного аккорда застыли на последней высокой ноте, и вместе с этим Усоги почти без предварительного набора скорости, словно попытавшись в своей величавой гордыне презреть гравитацию, взмыл ввысь в «акселе» удивительной красоты, даже на аматорский взгляд выполнив больше разворотов, чем кто-либо из конкурсантов до него. Риас внутренне напряглась ещё на заходе, и в испуге прикрыла ладошками открытый рот: если обычный человек и мог так высоко прыгнуть, то вот приземлиться после такого, во вращении, «лезвиями» коньков на твёрдый лёд, да ещё и без серьёзных травм…

Но — обошлось. Музыка в резком темпе возобновила перебор нот, а Хёдо приземлился, да ещё и вполне себе правильно и грациозно — на одну ногу, спиной вперёд, отставив вторую в сторону, и тут же в эту же сторону свернув, гася инерцию. Мелодия выдала несколько высоких нот, и танцор «послушно» произвёл дополнительное торможение ребром коньков, вроде как с целью не вписаться в слишком близкое ограждение-бортик, с присутствующими рядом судьями… однако через секунду стала понятна задумка Усоги: резкое торможение именно в этом месте, под таким углом и наклоном тела парня, выбило из под его ног целые фонтаны снежных «искр» высотой почти с его рост. И этот невесомый поток с головой накрыл ближайших зрителей, а вместе с ними и судей. И если сидевшие в первых рядах с постными лицами судьи лишь скривились от такого, то остальные, в особенности дети, радостно засмеялись. Проезжая мимо и набирая скорость, Хёдо в наигранном удивлении прикрыл ладонью рот, через который проглядывала шкодливая улыбка. Вытянувшееся лицо с широко открытыми глазами явно «просило кирпича», и будто бы говорило, мол, «божечки, неужели это всё сделал я?!». Этим своим поступком Усоги завладел вниманием даже самых привередливых и незаинтересованных, что глядели на все выступления, включая и его, до этого момента лишь со скукой. Все стали ожидать, что новичок выкинет до близкого конца своего выступления что-нибудь ещё. И он таки не подвёл ожидания.

Спустя ещё десяток секунд наборов скорости и красивых разворотов, требующих отменной координации движений, Хёдо совершил простенький с точки зрения какого-нибудь профи «тройной тулуп», и выехал под постепенно изменившуюся на более страстную и порывистую музыку в центр арены. Где и начал… раздеваться?

— Кья-я-я-я!!!☆ — Весьма ожидаемо отреагировала молодая девичья часть публики, отнюдь не в отвращении пожирая своего нового кумира голодными до зрелищ взглядами.

Под мелодию, темпом и переборами ставшую напоминать некое медленное фламенко с основным мотивом, лёгшим на акустическую гитару, Усоги скинул блейзер с плеч, оставив его болтаться на локтях и выпятив вперёд грудь, одновременно с этим запрокинув голову — будто охлаждая себя от переполняющего юное тело огня страсти, которой стало ещё более наполнено каждое его движение. Это было… по меньшей мере необычно, свежо и интересно. Девушки, да и многие парни, не сводили взоров с нездоровым любопытством с конкурсанта, решившего подарить незабываемое действо, то ли в шутку надеясь, то ли всерьёз ожидая дальнейшее углубление зрелища в интимную сторону у всех на виду… И только лишь через ещё один круг с редкими фигурами приземлённых пируэтов, стало понятно, что Хёдо вовсе не задумал перенести на лёд благородное искусство стриптиза. Он лишь дразнил зрителей, не переходя границы дозволенного… и всё это во время непрекращающегося катания с хоть и базовыми, но всё же приёмами, требующими на самом деле немалой концентрации.

Вот он запрокидывается назад, запустив руку под майку и оголив тем самым живот… не останавливая движение, и столь же легко разгибается обратно, идеально сохранив баланс. Вот он, проезжая как раз мимо секции, где на одном из первых рядов сидела Риас, провёл вверх ладонью в перчатке, вплотную к пошедшему «волной» торсу, и… резко снял перчатку стиснутыми на безымянном пальце зубами, не без элегантности дёрнув головой назад и в сторону. А в следующее мгновение, сделав вращение на месте, послал «ненужный» снятый элемент гардероба куда-то в сторону зрителей…

К этому моменту уже слегка алеющая щёчками, Гремори хотела было поймать неожиданный «трофей», благо тот как раз и летел аккурат в её сторону… но это успела сделать какая-то другая, полузнакомая девушка в ряду спереди, буквально подпрыгнув следом за перчаткой. Естественно, тут же последовали очередные восторженные визги, и отчётливо влюблённые громкие вздохи — особо сильно старалась успешная «ловильщица». Риас недовольно нахмурилась… после чего сразу же недоумённо хмыкнула, не поняв (или не захотев признавать) причину своего недовольства. Однако в этот момент развернувшийся и вновь проезжавший мимо Усоги… подмигнул — именно ей, красноволосой демонице, и всё недовольство враз почему-то пропало.

…В таком виде в общем-то и прошёл остаток выступления Усоги Хёдо через полминуты. Взбудораженная публика рукоплескала стоя, вразнобой выкрикивая поздравления и заверения в его победе. Даже несмотря на то что это — Япония, и тут совсем не уважают отсутствие порядка и неопрятность, на лёд рядом с Усоги, раскланивающимся и посылающим воздушные поцелуи, уже сейчас стали падать первые одинокие цветы, бросаемые с трибун… а когда он начал уходить со сцены по коридору, ведущему из зала, его осыпали ещё и приберегаемыми обычно до конца конфетти и серпантином — со льда данный «мусор» убирать было бы гораздо сложнее чем пару букетиков, и это могло серьёзно замедлить, а то и саботировать следующее выступление… зрителям хватило благоразумия хотя бы на такую мелкую предусмотрительность. В определённый момент Усоги ловко подхватил в воздухе слишком уж метко пущенный ему в лицо цветок, и заправил его себе за ухо… чтобы в следующее мгновение не заметить прилетевший ему в затылок огромный букетище, почти что сбивший беднягу с ног.

— Госпожа Риас… одолжить вам розу для броска? — Ехидно поинтересовалась Цубаса Юра, Ладья младшей Гремори, и та, кому принадлежит второе «нескромное» попадание аж со своего относительно далёкого от коридора места (остаётся лишь диву даваться, откуда она взяла столь весомый букет, если ранее заходила, да и сидела без него)

Риас, внутренне смеясь от зрелища чуть пришибленного «чемпиона», надулась и изобразила цундере, вроде как пытающуюся скрыть тот факт, что и ей понравилось выступление… хотя уже через несколько секунд не выдержала, и совместно с большинством остальных членов собственной свиты (кроме нескольких либо хмурящихся, либо просто улыбающихся) заливисто засмеялась.

…Через минут пятнадцать ещё одного исполнения и паузы, на сцену пригласили всех конкурсантов. Получившие жиденькие аплодисменты, парни на коньках вымученно улыбнулись всем, кому могли… в то время как приглашённый предпоследним, Хёдо снова сорвал овации зрительских симпатий, даже ничего не сделав — слишком было свежо впечатление. Судьи распределили баллы… и Усоги оказался лишь где-то в центре списка лидеров, далеко от первого места.

Под роптание и улюлюканье зрителей, главный судья начал было что-то там втирать про то, что оценивались в первую очередь техничность и правильность, в то время как артистичность не зарабатывала баллы… но очень скоро вынужден был прекратить словоблудие: «жюри» из ближайших к нему зрителей закидало его пустыми бумажными стаканами и прочим мусором. Мужчина кое-как договорил свой текст, поздравил финалистов, и поспешил смыться отсюда, пока в ход не пошли стаканы полупустые или даже полные.

Риас тем временем, скорее всего, недоумённо спрашивала саму себя: почему именно её выделил Усоги из всего этого сборища зрителей? Настолько, чтобы попытаться подарить своеобразный «сувенир». В голову более чем наверняка даже пришла мысль о том, что он знает о её природе демона, или даже о происхождении из благородного Столпа Гремори… но подумав ещё немного, аловолосая девушка отрицательно помотала головой, ведь поняла, что «виноват» по-видимому лишь её выделяющийся в толпе цвет волос, и что позже Хёдо её, очевидно, даже и не вспомнит. Да и вряд ли им ещё когда-нибудь предстоит увидеться… разве что случайно.

Два дня спустя. Академия Куо, корпус старшей школы, аудитория класса 1Б.

— Встать! Поклон! — Скомандовала Кирью, каким-то мистическим образом ставшая среди первогодок 1Б класса старостой, не смотря на характер и вредные привычки.

— Садитесь. Перекличку проведём позже, сначала у меня новость. — Стремительно зайдя со звонком и начав раскладывать вещи на учительский стол, заявил взрослый мужчина.

Кирью Айка в приподнятом волнении закрутила косичку своих волос, другой рукой поправив очки, и то ли невольно, то ли специально пустив ими солнечный зайчик в сторону прикрытой входной двери в класс. Её «извращённое чутьё» подавало однозначные сигналы: к ним собираются перевести нового ученика! Наверняка — парня, и наверняка — симпатичного! Иначе новость была бы по обыкновению данного учителя объявлена им лишь после переклички, когда преподаватель удостоверится, что его слушает максимальное количество учеников. Единственной причиной делать объявление в самую первую очередь — это то, что было бы невежливо заставлять переведённого новичка ждать. Ну а насчёт «парня» и «симпатичности»… Айка могла и спутать свои завышенные ожидания с голосом интуиции, но конкретно сейчас ей было всё равно, ведь помечтать не вредно.

— Пусть учебный год уже давно начался, но к нам переводится новый ученик. — Не подвёл ожиданий Айки учитель.

Школьники зашумели. Пара из двух рядом сидящих мальчиков во весь голос сально воскликнули о «новой красотке». Остальные ученики… вернее, в абсолютно подавляющем большинстве — ученицы (старшая школа Куо лишь в этом году стала смешанной), естественно, «болели» за вариант с красивым, и, что самое главное, не извращённым «как эти двое» парнем.

— Тишина! — Шумно стукнул учитель папкой о свой стол, после чего повернул лицо к двери, и громко позвал: — Хёдо-сан, заходи!

Большинство голосов учащихся тут же замолкло. Далеко не все интересовались конкретно фигурным катанием… даже, можно сказать, гораздо меньшая часть присутствующих. Однако те, кто таки интересовался, с завидным упорством за эти пару дней с момента «того самого» турнира рассказывали знакомым о неком Хёдо и его выступлении. Сплетня была свежей, и утихнуть грозилась лишь ещё через несколько дней, но пока что эта фамилия была на слуху. Поэтому все неслабо удивились, когда учитель позвал нового ученика именно с такой фамилией…

В класс не спеша, но без лишней робости или неуверенности, зашёл парень-брюнет. И тут же, после трёхсекундной паузы, раздались восторженные девичьи визги, полностью перекрывшие разочарованный животный рёв «двух орангутанов». Это действительно оказался тот самый Усоги Хёдо.

Собранные в хвост на затылке волосы. Самую малость смазливое лицо, эффект от которого слегка «размягчался» очками в тонкой оправе. Средний рост и хорошо сложенная, но не перекачанная фигура, в стандартной мужской форме академии. Только пиджак был снят и перекинут через руку в локте.

В это же время, за парнем, сильно краснея, смущаясь и пытаясь унять колотящееся сердце, неотрывно наблюдала сидящая в классе Мураяма — заместитель капитана местного клуба кендо. Именно она тогда, на выступлении, словила перчатку, и сейчас в её голове проносились панические мысли фривольно-мечтательного содержания… вроде той, что Усоги пришёл именно к ней. Увы для неё, парень лишь на секунду задержался на ней взглядом, как и на всех прочих учениках и ученицах, запоминая их.

— Привет всем! Все называют меня… Усоги Хёдо! — Наконец, дождавшись пока класс хоть немного утихнет, начал представляться новичок.

— Усаги… какое милое имя! — Пискнул девичий голос с задних парт.

«Усаги»(兎) на японском означает «кролик». Однако…

— Нет-нет… УсОги. — Поправил ученицу парень, и взяв мелок в руку, быстро написал кандзи собственного имени.

Класс притих ещё больше… а когда Хёдо дописал имя, все так и вообще «выпали в каплю», в смысле вошли в режим неловкой… и сочувствующей тишины.

На доске значилось два символа: 嘘着. Первый из них, «усо», твёрдо означал «ложь», или же «неискренность», «враньё». А второй, «ги», будучи чаще всего приставленным к какому-нибудь другому символу (обычно, к обозначающему некую профессию), означал определённую униформу. Например, дзюдо-ги или каратэ-ги — это тренировочные костюмы, используемые, соответственно, в дзюдо и каратэ.

Вместе эти два символа имели прямое значение вида «лживый покров», или «одеяния обмана». Ну, или просто «лжец», применимо к живому человеку. Ведь именно лжец зачастую носит маскировку, чтобы кого-нибудь обмануть.

— Как такое… да кто вообще даёт своему ребёнку подобное имя? — Недоумённо прошептал ещё один девичий голос со стороны парт поближе к окнам.

…В данном классе не было тех, кто знаком со всей малой семьёй Хёдо. Однако если бы такие нашлись, то ирония имени перевёвшегося парня тут же бы всплыла на поверхность. Ведь его младшего брата звали не иначе как Иссей Хёдо… что будучи написанным с помощью кандзи, означает «искренность» или «правда».

— …Хобби: фигурное катание, игра на гитаре и кендзюцу. Усоги Хёдо надеется, что мы с вами поладим! — Закончил своё представление классу парень, и вежливо поклонился.

Неловкость от значения имени тут же была забыта. Ведь нужно о стольком спросить этого красивого молодого человека! Например, о том, почему он говорит про себя в третьем лице… или вот, что более важно, «есть ли у него девушка»! Заваленный вопросами по самую макушку, Хёдо не растерялся, и начал отвечать в произвольном порядке. А знакомые с ним по выступлению ученицы, кроме всего прочего, также отметили для себя, что, как минимум по первому впечатлению, характер Усоги очень сильно разнится с его сценическим образом. Спокойный, благожелательный, воспитанный, и слегка уступчивый под давлением стольких заинтересованных в нём лиц, он никак не походил на того эпатажного и артистичного, страстного молодого человека на льду.

— Достаточно! Всем сесть на свои места. Успеете ещё наговориться. — Стал кое-как приводить учитель обстановку в рабочий порядок. — Время не резиновое. Начнём с переклички…

«Забытый» учителем, Усоги, не дожидаясь приглашений, прошествовал вперёд под называемые мужчиной имена и отклики, и уселся, где было место. К сожалению многих из присутствующих молодых девушек, место в достаточно полном классе, по причинам не требующим объяснения, оставалось лишь рядом с дуэтом отверженных извращенцев, рядом с которыми никто не хотел сидеть. Сожалели ученицы, конечно же, потому что Хёдо не смог подсесть ни к кому из них… ну и ещё они боялись, что Мотохама с Мацудой смогут испортить характер новичка, «заразив» его своей извращённостью.

…Вот только они ещё совершенно не догадывались о том, что скорее уж геенна огненная замёрзнет, чем это случится.

…

Полгода спустя, Академия Куо. ~Меньше года до начала событий Х.

— Хёдо-са-а-ан?☆ — игриво, но с просящими нотками, спросил голос, принадлежащий очередной молодой девушке, которые в учебное время буквально толпами липли к Усоги. — Ты не мог бы мне помочь с домашкой по химии?

— Хасе, ты опять?! — Вопрошает удивлённый чьей-то наглостью другой девичий голос. — Что ты опять в нашем классе делаешь? Иди в свой! Лучше пусть Хёдо-кун нам с Юкихико с английским поможет. В этом предмете он, наверное, лучше самого учителя разбирается… Ведь поможешь, Хёдо-ку-у-ун?

— Да оставьте вы его в покое, бесстыдницы! — Третий девичий голос. — Он и так из-за вас всех вынужден был пропустить обеденное время… может, пообедаете с нами на следующей перемене, Хёдо-сан? У меня как раз есть лишнее бенто. Не рассчитала и слишком много с утра приготовила…

— Ой, да кому ты втираешь, «не рассчитала»! Скажи уж прямо, «Усоги-сан, разрешите к вам немного поклеиться, как последняя шлю…»

— Эй! Ты что такое несёшь?!

…Гомон голосов становится громче, а количество набравшихся в аудиторию класса молодых девушек — всё больше. Они настолько погрязли в выяснениях того, кому, при каких обстоятельствах, и сколько раз должен Усоги «помочь» (оставим истинную расшифровку данной двусмысленности на волю извращённости воображения читателя), что не заметили, как последний тихонько, бочком-бочком выбрался из образованной живыми телами ловушки.

…За эти полгода, в принципе, изменилось не многое. Изначальная слава Усоги, как участника соревнований по фигурному катанию, улеглась… и в определённый момент обещает снова вернуться, так как у этого Хёдо намечается ещё одно выступление через месяц. Но вместе с тем, это далеко не единственная, и даже не основная сложившаяся о нём характеристика. Всё дело в том, что мнение о характере Усоги изголодавшиеся по мужскому вниманию молодые ученицы составили очень быстро. И создали, почти что на ровном месте, своеобразный персональный фан-клуб, от обильной и непрошенной «опеки» которого самому Усоги пришлось мягко отнекиваться и убегать.

Чем же он провинился… в смысле, за что же «заслужил» такое «хорошее» к себе отношение? Всё очень просто.

Хёдо-сан, вопреки значению собственного имени Усоги, оказался на удивление искренним, доброжелательным, ответственным и всегда готовым всем помочь человеком. Нет, он не позволяет себе буквально садиться на шею… характер и кое-какой минимум гордости у него имеется. Да и постоянные «наезды» амурного плана выработали у него определённый иммунитет к женским чарам… да так хорошо, что он наловчился относительно легко и безболезненно для каждой очередной признавшейся ему мечтательницы давать негрубый отказ. Но это, увы, никак не повлияло на факт всё непрекращающихся попыток. Его мягкий тон голоса, выверенность в жестах, правильность, неплохая фигура и понимающее, смазливое лицо уже расплавило до состояния беспомощной розовой любовной лужицы не одно, не два, и не десять девичьих сердец — но было видно, что это не «из-за», а «вопреки» поведению старающегося не играть чувствами учениц парня, которому такое отношение было лишь в тягость. Настолько в тягость, что девушки иногда банально смущались и стыдились в очередной раз пользоваться добротой Усоги по тому или иному мелкому поводу, с целью побыть с ним наедине. Но — иногда, вот как сейчас, что называется, «прорывало», и они таки пытались набиться к нему в компанию любым возможным способом. Как-то так… но когда действительно нужно, или просто можно с чем-то помочь окружающим без вреда для кого-либо, Усоги никогда не отказывает. Что-то отнести, кому-то что-то объяснить, выполнить поручение учителя, заняться мелким ремонтом, заменить члена определённого клуба на соревнованиях, и такое прочее — Усоги, казалось, мог делать всё и с улыбкой. Без сожалений, жалоб, нытья. Сноровисто, самоотверженно, быстро во всём по ходу дела разбираясь, и не откладывая ничего на потом. Иногда его друзьям и подругам казалось, что для того, чтобы выполнить всё на него в определённые моменты возлагаемое, Усоги пришлось бы разорваться на несколько самостоятельных Хёдо… но как бы там ни было, почти всё и почти всегда делалось им безукоризненно. Да и не только все кто нуждался, шли к нему за помощью… он и сам, бывало, предлагал её. Усоги ко всему прочему будто обладал талантом находить людей в нужде или в беде, так что он и сам мог в определённые моменты появляться в нужное время в нужном месте.

…Однажды он спас из под колёс грузовика девочку десяти лет. Как тогда пошутила Айка — предотвратил сюжет очередного «исекай тайтла».

…Да и сейчас, Усоги как-то слишком уж целеустремлённо, быстрым шагом спешит ко внутреннему двору, на котором что-то увидел через окно своего класса. Вот им совершается короткая пробежка по коридору, переходящая в дробный стук подошв его туфель о ступени лестницы вниз, затем делается ещё одна пробежка, через дверь наружу, десяток быстрых шагов до поворота за угол здания… и тут его как раз почти что и сбивают с ног двое вылетевших на всех парах из-за угла парней — Мацуда и Мотохама. Первый — бритый, относительно высокий парень одного с Усоги роста, бывший спортсмен, ныне состоит в клубе фотографии, и имеет некий таинственный надёжный источник поставки редчайшей печатной порнографии. Второй — брюнет и очкарик чуть ниже ростом своего товарища, владелец особой редкой способности, состоящей в определении с первого взгляда «трёх размеров» (грудь, талия, бёдра) у девушек. Оба товарища, как все читатели уже наверняка догадались — полнейшие и беспросветные озабоченные извращенцы, помешанные на всяческой похабщине. Хотя… из-за того, что им долгое время приходилось пребывать в компании своего «друга», Усоги Хёдо (на которого они возложили данную нелёгкую роль насильно, не считаясь с его мнением), Мацуда и Мотохама таки неохотно встали на путь постепенного, медленного исправления. Немудрено, после стольких задушевных с ним бесед-то. Сложно понять, почему они вообще к нему так «прилипли» несмотря на все различия в характерах, да и почему Хёдо к ним хоть минимально благоволит, в отличие от всей остальной школы. Но вот из-за последнего факта, Мацуда с Мотохамой всё же готовы хоть иногда прислушиваться к своему «другу», как ни к кому другому.

В данный же момент, они на всей скорости оббежали Хёдо (скорее уж он сам увернулся), и постарались в очередной раз набрать скорость по прямой, в попытке оторваться от преследования, но… за что-то зацепившись ногой, Мацуда запнулся, ухватился в падении за товарища, и оба полетели дальше кубарем. А из-за угла тем временем, предвкушающе голося и почти что улюлюкая от ожидания расправы, выбежала целая толпа молодых девушек в тренировочных одеяниях, с синаями в руках. Клуб кендо. Впереди всех, выступая в роли ищейки, Мураяма Сато. Поговаривают, что она станет следующим капитаном, когда нынешний, вернее нынешняя, выпустится со школы — неформальная передача Мураяме обязанностей уже была выполнена. Возможно, капитаном мог бы со временем стать Усоги, показавший однажды клубу неожиданно серьёзные познания в деле махания «заменителем меча», но тот так и не вступил в клуб кендо. И как бы члены этого клуба ни старались, они так и не смогли переубедить Хёдо. Ведь клубная деятельность в академии Куо не обязательна, а сам Усоги вполне обоснованно отмазывался слишком большой занятостью.

Замедлившаяся Мураяма, быстро просканировав взглядом окружение на предмет искомых «жертв», тут же нашла их чуть в отдалении, лежащих на земле, и остановилась. Грудь девушки вздымалась под тренировочным кимоно, кулак руки посильнее сжал рукоять бамбукового меча, а распалённый праведным гневом, горящий взор не обещал «извращённому дуэту» ничего хорошего. На долю секунды Усоги даже оказался очарован столь потрясающим зрелищем проявления юношеской импульсивности… но уже в следующее мгновение «наваждение» ушло, и Хёдо перекрыл дорогу членам клуба к лежащим и стонущим от боли парням, что пока ещё не осознают окружение, пытаясь прийти в себя после неожиданного падения.

— Хёдо… — сан? — Вопросительно сказала Мураяма, враз теряя накопленную не для этого адресата ярость. — Эм-м… пропусти, пожалуйста. Мы тут… с клубом собираемся проучить мерзких извращенцев.

Её подруга, Катасэ, поддакнула, сквозь громкие вдохи воздуха — она не слишком любила бегать, и особой выносливостью не отличалась.

— Хм… — Покосился Усоги на «друзей», после чего с новым выражением осмотрел скучковавшихся напротив него девушек.

Неодобрительным, таким, выражением. Что будто стегануло и слегка остудило преследовательниц, большая часть из которых скрытно или даже в открытую фанатели от Хёдо.

— Девушки… Усоги предлагает вам всем успокоиться, рассказать что случилось, и всё же решить дело если не миром, то с помощью дипломатии. — Вежливо попросил парень, как обычно, обращаясь от третьего лица, с чем все в академии уже давно смирились, решив не обращать внимание на одну единственную безобидную чудаковатость Хёдо.

— Они… подглядывали пока мы переодевались! Вот. — Начав уверенно и возмущённо, девичий голос из малой толпы быстро утратил свой пыл, стоило Усоги обратить внимание на его обладательницу.

— И что же вы… готовы за это нанести им тяжкие телесные увечья? — Неподдельно удивился парень. — Усоги непонятно… ведь они забудут об увиденном максимум через неделю. А вот возможные травмы… а то и инвалидность… девушки, вы готовы сломать чужую жизнь за такой пустяк?

— Мы не!.. — Возмутилась Мураяма. — Да мы… мы и не собирались заходить настолько далеко! Да и было такое избиение уже не в первый раз!

— Было, да не помогло, не так ли? — Приподнял одну бровь «защитник угнетённых». — Усоги удивлён: это значит, им всё это время немало везло. Тело человека столь хрупко… уж Усоги-то знает, как легко можно его повредить мечом, пусть даже тренировочным. Вы готовы пойти на такой риск? Вот он, Мацуда, допустим, невовремя резко согнётся, и запланированный удар в плечо попадёт в висок… утрата зрения? Вполне возможно. На всю жизнь. Из-за незначительной обиды, о которой вы вскоре и не вспомните.

Девушки как-то резко потеряли весь запал. Действительно, если посмотреть на это с такой точки зрения… ведь капитан всем им объясняла, что тренироваться нужно обязательно в защитном снаряжении, даже несмотря на то что в руках лишь синаи. Мало ли что… от несчастного случая ведь никто не застрахован.

— Усоги советует: поднимите перед собой меч на вытянутую руку. — Спокойно попросил Хёдо, и продолжил, предварительно дождавшись когда слегка подавленные, но вместе с тем и заинтересованные, и ещё не до конца убеждённые в необходимости «отпустить извращенцев с миром», девушки выполнят эту просьбу: — Чувствуете его тяжесть? У вас в руках «взрослые» варианты. Четыреста семьдесят грамм. Почти полкилограмма, центр массы которых — на «лезвии», между его серединой и цубой. Удобная, более высокая точка приложения во время удара лишь немногим уменьшает показатель прикладываемой килограмм-силы. Синаем вполне можно разбивать дощечки и глиняные мишени, сравнимые по прочности с некоторыми человеческими костями. А если не рассчитать, и вложить побольше собственной массы в удар, то таким «мечом» вполне можно и убить никак не защищённого человека. УБИТЬ, понимаете? Кадык и межключичная впадина, подключичная артерия, подмышечная яма, солнечное и сердечное сплетение, пах, подколенная артерия — попадания по всем этим местам способно вызвать либо критичное затруднение дыхания, либо остановку сердца, либо сильное внутреннее, или даже наружное кровотечение… последнее — если ударить достаточно сильно, или же острой гранью разбитого синая. И это только то, что может привести к смерти. А оставить калекой могут попадания в даже ещё большее количество точек!

Девушки, до этого отзанимавшиеся в клубе на протяжении часа, и устроившие только что неплохую пробежку, естественно устали. Так что пока они внимали размеренному тону Хёдо, их руки с мечами непроизвольно потянулись вниз — удержать тяжесть на уровне глаз оказалось неожиданно тяжело. Да ещё и хорошо подобранные слова, что произносил Усоги, ложились куда надо, и всё вместе это создало достаточно деморализующий эффект. Некоторые из кендоисток в процессе расслабили руки, и пристыженно опустили лица.

— …Усоги видит, что вы поняли вес собственных «мечей». Как и «вес» возможных последствий от необдуманного махания ими. — Удовлетворённо закончил речь парень. — Поэтому Усоги Хёдо просит: забудьте об этой глупости, и расходитесь. Усоги самолично расскажет о проступке этих двоих директору и студенческому совету — пусть примут административные меры вместо такого вот… опасного самосуда. Вам же потом всем придётся жить с возможными последствиями!

После таких слов опустила синай даже Мураяма, что упрямо удерживала его до самого конца импровизированного монолога Хёдо. И всё бы на этом и закончилось, если бы не встрял Мотохама, потрясённо встряхнувший головой после выслушанного, но всё же нашедший в себе наглости спросить у «друга» в пока ещё не совсем подходящий момент:

— Так это… может, не надо в студенческий совет? Мы ведь всего лишь позырили чутка на сиськи, братан…

Разумеется, большая часть девушек тут же прикрыли и без того закрытые одеждой груди своими скрещёнными руками, а их бывшие только что смурными и раскаивающимися, обращённые теперь уже на «дуэт извращенцев» взоры вмиг наполнились злобой и брезгливым презрением.

Усоги от такого лишь с досадой мысленно цыкнул на двух неразумных баранов.

— Да какого?! Мы что, просто так возьмём и простим этих двух ничтожеств?! Вот уж конкретно им это совсем непростительно, ибо не впервой! — Попытался распалить окружающих голос особо возмущённой Катасэ. — Хёдо-сан, пожалуйста, отойдите! Мы их очень осторожно побьём! Кто-нибудь подержит, а остальные оставят парочку… десятков синяков покрупнее на руках и ногах. А если что — медпункт рядом!

— То есть… — Осторожно начал допытываться «защитник». -…вам важна именно личность виновников? Если бы это был кто-то другой, то вы бы его могли простить? Хм. А что если… что если Усоги скажет, что это именно он в этот раз надоумил Мацуду с Мотохамой пойти подсматривать?

— А ты… действительно надоумил их? — Нахмурившись, недоверчиво спросила Мураяма.

— Д… д-да?… — Нетвёрдо выдавил из себя Хёдо.

Присутствующие дружно «выпали в каплю», даже двое парней за спиной своего спасителя. Мало того, что такой поступок ну совершенно дико не соответствовал сложившемуся реноме Усоги, так ещё и по одному лишь его красноречивому внешнему виду и тону, с каким было сказано это вопросительно-неуверенное «да», сразу стало понятно, что он лжёт.

Скошенные в сторону глаза, испарина на виске, нервно перебираемые пальцы, шаркающая ножка, тихонько насвистываемая Хёдо мелодия…

— Хёдо-сан. — Приложила ладонь к лицу Мураяма. — …Вы — отвратительный лжец. Пожалуйста, больше никогда не пытайтесь врать, на это просто физически больно смотреть.

Девушки дружно поддакнули и закивали головами, пытаясь скрыть возникшую неловкость.

— Тц. Стоило хотя бы попытаться. — Недовольно цыкнул Хёдо. — …Когда-нибудь у Усоги выйдет обмануть хоть кого-нибудь, вот увидите.

Присутствующие, кроме самого «защитника», дружно и ещё больше «выпали в каплю», не понимая, как можно иметь настолько… легкодостижимую для других «мечту».

— А всё же… личность виновников действительно важна. — Настойчиво свернула Катасэ тему разговора в предыдущее русло, вовремя поняв, что Усоги их просто отвлекает.

— Верно… если бы это был Хёдо-сан… — Начал было обвинительно молодой девичий голос незнакомой Усоги девочки… чтобы тут же поменять тональность, и приобрести характерную мечтательную игривость: — …ах, если бы это был Хёдо-сан!☆ Если бы он попросил, то… Хёдо-сан, лично для вас я… только скажите, и я вся…

Утонувшей в своих несвоевременных фантазиях девочке быстро закрыли рот, и зашептали что-то на ухо. Но большая часть девушек к этому моменту уже была красной на лицо и уши… и отнюдь не из-за вновь возгоревшейся злости на двух извращенцев. Впрочем, тут и дураку было понятно, что ученицы невольно «примерили на себя» тихонько озвученные своей соратницей её сексуальные фантазии… и они оказались более чем соблазнительны для мысленного смакования собравшимися тут молодыми здоровыми девушками.

— Вот как? Усоги понимает. — Печально опустил голову Хёдо, то ли не расслышав ничего кроме упоминания своей фамилии после утверждения о важности личности виновника, то ли всерьёз сделав вид, что не расслышал. — Что же… Если для сохранения здоровья Мацуды-куна и Мотохамы-куна, вам важно чтобы Усоги был виновником, и получил за это наказание, тогда Усоги готов.

Недоумённая тишина. Сопровождаемая лишь тихим звуком расстёгиваемых пуговиц форменного пиджака Хёдо.

— …Что, прости? — Выразила общую мысль Мураяма, всё ещё не понимая, зачем и почему парень перед ней снимает пиджак.

— Подержи-ка. — Попросил у Мацуды его защитник, передавая тому снятый пиджак.

Секунда-другая на ослабление и снятие галстука и расстёгивание запонок манжет рубашки тоже прошли в тишине — видимо, кумир многих девушек этой школы решил, что вопрос не нуждается в ответе, ведь скоро и так всё станет ясно. Но затем Хёдо стал споро расстёгивать пуговицы, оголяя грудь, и тут ученицы уже не выдержали:

— Кья-я-я!❤ Хёдо-сан — эччи! — Поприкладывав ладошки к глазам (разумеется, с широко разомкнутыми пальцами в нужном месте, чтобы это не мешало продолжать смотреть сквозь «щели»), возбуждённо/радостно заголосили девушки.

Подобная реакция объясняется тем, что Хёдо был в своё время легко освобождён от занятий физкультурой в школе, так как молодой спортсмен и без этого достаточно тренировался, и имел личный график физических нагрузок. А кроме как на физкультуре, где бы ещё можно было увидеть хотя бы намёк на его обнажённое и желанное ученицами тело? Ответ: нигде. Поэтому данный «запретный плод» так и манил, ну или по крайней мере весьма интересовал в плане утоления любопытства большую часть учащихся академии Куо женского пола.

Аккуратно сложив рубашку, «переломив» её при этом в воздухе, Хёдо точно так же предоставил данный элемент одежды Мацуде, после чего обернулся к пожирающим его взглядами участницам клуба кендо, приподнял голову и развернул руки немного в стороны, полностью открывая свой живот и грудь для обозрения и возможных ударов синаями. Да так и застыл на долгий десяток секунд. А у вошедших в ступор девушек как-то резко пропало всё амурное настроение, стоило их сознаниям окончательно обработать сигналы от глаз, поступающие в мозги. В смысле, осознать, что ещё они видят кроме молодого и сексуального тела… точнее, что они видят на нём.

— Как… как же это? — Бледнея от осознания того, что это совершенно точно не обман зрения, начавшим подрагивать голосом спросила Катасэ.

Торс Хёдо оказался покрыт прерывистой, жиденькой сеткой тонких белых шрамов, чуть выделяющихся на умеренно загорелой коже. Прямые порезы, кривые рваные линии, обширные круглые и овальные точки, будто от протыкающих выпадов…

— У Усоги было… своеобразное детство. — Оценив произведённый эффект и направления взглядов, с ноткой печали ответил Хёдо на невысказанный, но так и повисший в воздухе вопрос. — …Однако не стоит сочувствовать Усоги. Ну же, бейте. Выместите на Усоги злость, и расходитесь. Усоги привычен к боли и переживёт её, ради друзей.

Синаи попадали на землю из обессилевших рук девушек, в глазах которых плескался ужас пополам с самораскаянием.

— …Простите нас! Мы не знали! — Тщетно пытаясь скрыть подступивший к горлу ком и к глазам слёзы, повинилась Мураяма.

Девушки, все как одна, сразу же поняли, стоило им хорошенько рассмотреть данные «украшения», что этот стоящий перед ними… поистине невероятный человек знает про боль от ударов мечом гораздо, гораздо больше них. И что стоило бы вместо своих кривляний понять это лишь по одному его вескому тону и столь серьёзному виду, изображённым для них ради предотвращения возможного несчастного случая. Его опыт был выстрадан, заработан в прямом смысле самой настоящей кровью, при каких бы обстоятельствах данные шрамы ни были им получены. А они, как последние дуры, только и знали, что «в шутку» хотеть отлупить двух парней, невзирая на, и полностью отбрасывая столь ценное предупреждение, основанное на вышеупомянутом горьком опыте, не ставя его ни во что. Реальность воспринятой вдруг ответственности действительно оказалась гораздо весомее, чем могло бы показаться на первый взгляд.

Нестерпимый стыд затопил сердца девушек, и никто из них не посмел поднять лица на раздавшиеся в оглушительной тишине шаги. Никто сейчас даже не отреагировал бы, если Хёдо подошёл и влепил бы Мураяме пощёчину «ради усвоения урока». Но, разумеется, он этого не сделал, иначе не был бы самим собой, Усоги Хёдо. Подошёл парень к неформальному лидеру членов клуба кендо лишь с одной единственной целью: положить ей ладонь на плечо, заставив тем самым приподнять на себя взгляд. После чего Усоги… доброжелательно улыбнулся.

— …Тренировочный меч превращается в глазах людей в настоящий, стоит ему пролить кровь. А настоящий — гораздо «тяжелее» вашего синая. Настолько же «тяжелее» и ответственность за орудование им на выбранном вами жизненном пути. Молодым, красивым девушкам вроде вас не нужна эта «тяжесть»… и ещё одно: не бойтесь шрамов и собственных ошибок. Не страх перед повторением неприятности, а лишь любовь когда-нибудь… спасёт мир. Так обещает Усоги Хёдо.

С последними словами, солнце неожиданно вышло из-за хмурой тучи, и двор школы осветило солнечными лучами… особенно заметно это было на примере Хёдо, которого выделило среди прочих особо сиятельным ореолом света из-за обнажённого по пояс тела. Сами небеса будто благословили в этот момент Усоги, добившегося чужого искреннего раскаяния, и засвидетельствовали его неожиданно «сильное» обещание, затронувшее струны душ каждого из присутствующих.

— …С-святой. — Запинаясь, во внезапно возникшем благом и возвышенном порыве, прошептал Мотохама, щурясь на слепящее превосходство лика ставшего в профиль к нему, своего спасителя. — Он — святой…

— Ками-сама… он был на полном серьёзе готов дать себя избить ради нас… его «друзей». Сам же расписал опасности, сам же и согласился. — Добавил также находящийся под впечатлением Мацуда.

Парни замолчали, глядя на то, как праведник с сердцем из чистейшего золота даёт последние наставления членам клуба кендо, отправляя их по своим делам. Когда последняя, Мураяма, ушла, Хёдо развернулся уже к ним двоим… и вопреки их подспудным ожиданием, лицо его было чисто, и не имело на себе ни намёка на злобу. И это стало последней каплей.

К этому моменту уже в открытую пускавшие скупые мужские тихие слёзы, Мацуда с Мотохамой недовольно опустили взгляды, и впервые всерьёз задумались о собственной ничтожности, по сравнению с такими людьми, как Усоги Хёдо. Их душила злость и зависть, одновременно с немалой благодарностью тому, кому они завидовали.

— Прости, Хёдо… — кун. — Проронил, нехотя, Мацуда.

— Да… прости нас. — Продолжил Мотохама. — …Мы звали себя твоими друзьями, но… на самом деле мы лишь использовали эту выдуманную связь. Как рыбы-прилипалы. Не знаю, почему я посчитал, что если держаться рядом с тобой, то о нас так станут думать хоть немного лучше…

— Хах… наверное, мы лишь показались всем ещё хуже, на таком контрасте. — Криво улыбнулся Мацуда. — Ками-сама, как же мне стыдно…

— … - Помолчал вместе с парнями Хёдо, прежде чем сказать: — …Усоги просит: поднимите головы.

Дождавшись выполнения просьбы (дуо извращенцев решилось на это отнюдь не сразу), Хёдо неодобрительно покачал головой, глядя то на одного, то на другого, заставляя только улёгшуюся волну непонятно кому предназначенной злости в сознаниях парней вновь всколыхнуться.

— «Стыдно»? Да… вам должно быть стыдно. — Безжалостно припечатал Хёдо… лишь чтобы через десяток секунд общего молчания продолжить: — Вот только стыдно вам должно быть не перед Усоги. Вы никак перед Усоги не провинились. Усоги так считает.

— Н-но… как же? — Неуверенно, с нотками негодования спросил Мацуда.

— Вам должно быть стыдно… перед самими собой! — Сказал Хёдо, и своими словами произвёл эффект, будто огрел собеседников пыльным мешком по голове. — Мацуда-сан. Ты рассказывал, что ты был успешным спортсменом в младшей школе. Поставил не один рекорд. Подавал серьёзные надежды. А ты, Мотохама, утверждал, что мечтал стать частным детективом… С твоим умением подмечать малейшие детали окружения, анализировать, и сохранять холодную голову при любых обстоятельствах, твоя мечта вполне могла быть со временем достигнута. Где это всё?! Вам не стыдно перед СОБОЙ?

— Ксо!!! — Скривив лица, зарыдали полностью подавленные парни.

Они и раньше могли иногда раз от разу предаваться самоуничижительному, жалостливому по отношению к самим себе настроению, из-за того что девушки в очередной раз избегали их стороной. Но в этот раз, поднятая Хёдо тема неожиданно ударила куда больнее и глубже. Даже когда они сквозь удушающую обиду, чуть ли не обнявшись, в очередной раз просматривали дежурный новый порножурнал как распоследние неудачники (о чём неглупые парни, разумеется, и прекрасно были осведомлены сами), это было не так больно, как после таких вот простых и нужных им слов, что словно бы вскрыли назревший гнойник угнетённых чувств.

— …Знаешь, Мотохама? К демонам всё. Я больше не собираюсь быть неудачником. — Неожиданно спокойно, придя к переломному для себя решению, заявил Мацуда. — …Завтра же возобновлю тренировки.

— Я… я, пожалуй, с тобой. — Пока неуверенно, но всё же без неприятия таким мыслям, сказал Мотохама. — Надо же с чего-нибудь начинать?

Усоги Хёдо с довольной улыбкой покивал им обоим, и, забрав свои вещи и по-быстрому одевшись, помог парням встать с колен. Повёл он их, впрочем, не как обещал, сразу к директору или в школьный совет, а сначала в медпункт — всё же парни неслабо навернулись об асфальт.

И пусть он, Хёдо, и знал, что скорее всего такие настроения в «извращённом дуэте» продержатся на первый раз не очень-то уж и надолго, но… даже так, это был первый, и не последний серьёзный шаг в сторону их исправления. Так что троица парней пошла к медпункту, ведомая задающим темп Усоги, весьма бодро и целеустремлённо.

…А заставший данную сцену, и просмотревший её до самого конца, Конь Риас Гремори, тем временем, если судить по его лицу — с недоумением, матерно (как он это умеет и любит) спросил у себя в мыслях, мол, «Это что ещё такое за ****** я только что увидел?! Нужно срочно, *****, доложить госпоже, ведь тут просто никак не могло обойтись без ментальной магии!».