Руны на броне

Глава 13

Авдей и Мухаммед увязались со мной, говорят, что давно не посещали клан. Выехали на новой, бронированной «Волге». Всё ж равно она Кате ещё долго не потребуется, а Надя и Клава могут её навещать и на старой.

Отправились в путь вечером, и в шесть утра меня с сумкой на плече высадили у парковки штаба. Мухаммед и Авдей сказали мне «пока» и куда-то направились — мне ещё рано это показывать. Шофёр поставил машину на стоянку, а я пошёл сдаваться.

На КПП у меня тщательно проверили документы, и сопровождающий провёл по аллеям мимо сонных деревьев и бодрых пулемётных амбразур у дотов на первый этаж, к дежурному офицеру.

Ему я без всяких шуток представился, сказал, что прибыл в дружину на практику, а машину с водителем на её время передаю штабу. Военный отметил в моей солдатской книжке, что я прибыл на практику, и, не задавая лишних вопросов, шустро накидал мою доверенность, дав на подпись.

Потом ещё я расписался в именном приказе, который офицер убрал в папку. Он вручил доверенность сопровождающему и приказал тому:

— Препроводить к остальным, вернуться в штаб на «Волге» и доложить.

— Есть, — откозырял военный и, сказав мне коротко. — За мной, — пошёл из штаба.

Вместе прошли обратный путь до «Волги», где военный сказал шофёру, что боярин его передал с машиной штабу. Я скромненько молчал на заднем сиденье, пока не спросили. Практика началась с момента, когда я расписался, теперь я должен «заткнуться и служить».

Впрочем, водителю хватило и моего молчания. Он по старой памяти проехался до танкового расположения, где сопровождающий сдал меня дежурному и ушёл.

Дежурный же записал меня в журнале и вызвал подтянутого лейтенанта с повязкой. Тот после коротких военных приветствий приказал мне следовать за собой. Провёл знакомым коридором мимо дверей слева и справа и, сказав:

— Нам сюда, — взялся за ручку и очередную дверцу открыл. Велел мне. — Сумку и китель сложи пока на свободную кровать.

Я вошёл в небольшую комнатку. По бокам стояли по двухярусной кровати, у каждой по две тумбочки. Я выбрал свободную от сумки и кителя койку, споро исполнил приказ и успел немного удивиться. Кубрик на четыре человека — это, конечно же, плюс. Однако в нашей казарме на весь курс все кровати были обычными.

Лейтенант провёл меня в майке по тому же коридору, и мы вышли в другом её конце. На большой площадке выполняли утреннюю зарядку все кадеты Корпуса. Я бы остолбенел, да и так стоял по стойке «смирно».

— Ну, чего встал? Подключайся, — бросил мне лейтенант с повязкой на рукаве «дежурный офицер» и пошёл обратно.

Я же встал в последний, неполный ряд и принялся сходу повторять упражнения, обдумывая ситуацию. Сразу благодарно подумал о Мухаммеде и Авдее. Хоть я от вредности упирался, но они вдвоём уговорили меня поспать часа четыре на широком сиденье в дороге.

Потом подумалось, а чего я ещё ждал. Сам договаривался о кадетах с ректором. Прозрачно намекнул командиру, что никаких исключений не потерплю. А что без охов и ахов поставили на зарядку, так на то и командиру штаб, чтоб планировать заранее.

К тому же у страха, как всегда, глаза велики. Выпускники этого года, тем более прошлого, кадетами не являются. А всего кадетов тут не более трети. Допустим, какая-то часть ушла в дружину Кости Гаева…

Ба! Самому же предложили подписать увеличение штатного числа танков до ста двадцати шести. А то девяносто, ни рыбе зонтик, ни трусам воротник. А так это целых два полка по три батальона, каждый из трёх рот.

Там ещё отдельно рота инженерных машин, всем штабы и танковое отделение штаба становится штабом подчинённой дружине танковой дивизии, но не в этом суть. Для второго полка Бирюков запрашивал денег и, кажется, земель. Или земли шли отдельной пачкой документов…

Ага, кончается зарядка, побежали вокруг ангаров. Ну, коли кадеты для разминки бегают по два километра, вряд ли к солдатам относятся хуже. Я тут определил заодно совершенно незнакомых парней, и возраст у них точно не кадетский. Короче, ерунда осталась.

Бегу себе трусцой и думаю, что, хоть майор прямо о новой располаге для второго полка не говорил, мог и догадаться по бумагам. Которые сам же подписывал. И всё-таки сделали для меня исключение, воткнули в первый полк. Но тут больше, чтоб шофёру моему лишнего не объяснять…

С зарядки распустили на пять минут надеть кители. Поселили меня с малознакомыми кадетами второго и четвёртого курсов и с прошлогодним выпускником, целым младшим лейтенантом. Если что я после экзаменов уже на третьем курсе, так и другие меня не хуже.

Наскоро поздоровались, оделись и вернулись на площадку. Вставали в этот раз тесным строем, так вообще ерунда оказалась народу. Вот в едином строю да с песней весёлой пошли мы в просторную столовую на завтрак.

В самой столовке царила демократия. Становись с подносом в очередь и получай тарелку риса с молоком, хлеб с маслом, варёное яйцо и стакан сладкого солдатского чаю. А с полным подносом вообще иди куда хочешь!

Стульев у столов не было. Я мигом нашёл кузена Мишу, подошёл к его столику, со всеми поздоровался и попросил потесниться. Стояли парни по четыре, своими экипажами, но они меня сразу узнали и освободили мне пятачок.

Кузен в целом подтвердил мои догадки, добавив художественных подробностей. Не все смогли приехать на машине, я один такой нашёлся. Добирались всей бандой, под две сотни кадетских лиц на секундочку, пригородными поездами.

По-военному чётко в курсах выбрали старших по билетам, ответственных за места в вагонах и уполномоченных по закупке на перронах семечек и поехали.

По-военному организованно спали по очереди, стоячие лузгали семечки, но не мусорили, шелуху складывали в карманы. И по-военному стремительно пересаживались на другие поезда, захватывая всё доступное жизненное пространство.

А в Семёновске на привокзальной площади уже поджидали грузовики дружины. Кто-то через общественность связался со штабом. Ребята из грузовиков занимали койки, оставляли сумки и кители, и приступали к зарядке. На политинформации обещают всех отметить и дать расписаться в приказах.

В общем, опоздал я в этот раз на чуть-чуть, хоть и прибыл последним. Я с красными ушами стоял, кивал и, чтоб ничего не говорить, поглощал кашу. Вот ведь чучело! Что мне стоило заказать для ребят поезд и самому всё согласовать с майором? Нет! Мы с Катей прощались и себя жалели!

— Трудности закаляют бойцов! — патетически подытожил Миша.

— Это, что ли, трудности? — не понял юмора его командир. — Детский садик!

— Вот в прошлом году хлебнули лиха, — доверительно сказал водитель, мой сокурсник. — По приказу Совета обороны почти три дня добирались до Смоленского княжества и полмесяца там доказывали, что не иностранные шпионы. Старый комполка новому забыл сказать, что посылал в Корпус заявку. Не до того ему стало.

И всё равно тут явная моя недоработка. Возблагодарим в душе Всевышнего, что в этот раз, кажется, обошлось без человеческих жертв и разрушений, и с красными ушами отнесём поднос с грязной посудой. А потом со своим экипажем на политинформацию, куда укажут.

Указывали строго по алфавиту, у кого фамилия командира с таких-то букв, в такую-то комнату. Всего просторных комнат с партами для изучения теории нашлось две, и они точно не готовились к такому нашествию кадетов. Сидели по трое на двух стульях за партами, по четыре кадетские задницы на каждой парте, плотненько обсели все подоконники и в проходах ещё стояли у стеночки.

Военный кратенько прошёлся по любви к Родине. Дескать, если бы не любовь, мы не стали бы кадетами и вряд ли бы тут находились. Сами должны понимать, что тучи сгущаются, повсюду враги, но мы все на месте и не дремлем.

Далее он открыл объёмную папку. Брал сверху стопки приказ и громко зачитывал фамилию. Кадет подходил, предъявлял солдатскую книжку и расписывался в приказе. Военный в свою очередь писал в журнале и в солдатской книжке, после чего просил кадета подождать в коридоре и называл фамилию следующего.

Я сидел на подоконнике, зажатый с обеих сторон кадетами, и с тоскою думал, что набилось в класс их около пятидесяти голов. Если военный потратит на каждого по пять минут, получается, что в этот раз политинформация затянется до обеда.

А ведь можно всё свести к перекличке или как-то разнести по времени, чтобы двести бойцов не ждали по нескольку часов в очереди. Если бы кое-кто смог подумать обо всём заранее.

То ли военный пропускал кадетов быстрее, то ли кадетов оказалось меньше, только я смог тронуться на выход за последним бойцом за полчаса до полудня.

— Эта… — молвил растерянный офицер. — У меня нет твоего приказа! Ты, наверное, залез в чужой класс! Как твоя фамилия?

— Большов, — говорю учтиво. — Мой приказ уже в штабе.

— Он же боярин, — вякнул кадет. — Ему можно.

Лейтенант смотрел на меня недоверчиво, пришлось предъявлять ему солдатскую книжку. Парень отчего-то покраснел и промямлил, что ещё уточнит в штабе. А я без возражений прошёл в коридор.

Хоть и стоял народ очень тесно, из моего экипажа меня сразу заметили и позвали. Я протиснулся к своим и встал у стеночки, а парни продолжили обмен мнениями.

Заряжающий Саша был на практике впервые, так что смог лишь одобрить завтрак и высказать обоснованные надежды на обед. Опытный наводчик Дима заметил, что формальности при таком стечении практикантов заняли время всего лишь до обеда. Обычно на оформление забирают книжку на месяц, и весь месяц занимаешься чёрт-те чем, как холоп какой-то.

Наш командир Николай сказал, что здорово проходить практику с боярином у него в дружине. Если сам боярин относится серьёзно, а не как некоторые. Тогда и практиканты делают только то, что и боярин, с ним за компанию.

А я скромно молчал, ибо и сам не знал планов командования. Вот как полезет немец! Впрочем, и на ближайшее будущее я данными не располагал. Про нас словно решили забыть на время…

Однако за пять минут до двенадцати явился к нам лейтенант и, возвысив голос, объявил, что нас снова зовут в столовую. Этот парень точно недавно с фронта или ещё не забыл, какие бывают курсанты военных училищ. Вовремя энергично отошёл к стене, иначе бы затоптали молодые организмы.

Я же, увлекаемый общим потоком, стараясь держаться своего экипажа, ворвался в столовку и занял очередь. Пока командир и наводчик убеждали кадетов, что они тут точно стояли, заряжающий взял на всех разносы.

Кассы не было, очередь двигалась бойко. Мы успели даже занять отдельный столик. Каждый взял глубокую тарелку супа с мясом, макароны с большой котлетой, по два разных салатика и компот. Хлеба давали, сколько захочется.

Отведав первого, Саня глубокомысленно заметил, что обоснованные надежды оправдываются, и на этом разговоры за столом увяли. Растущие организмы требовали своего, и очень уж напряжённо поглядывали из очереди. Задерживать столик сверх меры никому не хотелось.

После приёма пищи дежурные воины предлагали пока подышать воздухом на площадке. Попаданец во мне в тысячный раз отметил, что никто не закурил. Не прилипла сия привычка к русскому воинству. Курили лишь мнящие себя европейцами субъекты, и их держали от армии на расстоянии.

Когда на площадке собрался кворум, офицер скомандовал построиться и повёл куда-то за ангары. О цели нашего похода мы догадались заранее. Вот не вру, сначала я их почувствовал, и лишь спустя секунды увидел — стоящие рядами танки.

Старший лейтенант остановил строй между поднятых орудий, скомандовал «налево», «равняйсь», «смирно» и обратился с короткой речью:

— Танкисты! Командиры покажут ваши машины! Принимайте матчасть! По машинам… разойдись.

Все, конечно, синхронно повернули лица к своим младшим лейтенантам. Те скупо улыбнулись и молча направились к своим танкам в полной уверенности, что экипажи шагают за ними.

К нашей радости комбинезоны хранились в танках. Переодеваясь, я думал, что экипажи подбирались по размеру. Хотя в армии бывает только два размера: очень большой и очень маленький. Но то в армии, а это моя дружина.

В целом разобрались мы с комбинезонами. Командир показал, в какие мешки сложить кадетскую форму, и мы взялись за сам танк. Даже заряжающий Саня лез со своими, часто глупыми вопросами, и ему с умным видом отвечали. Парень же на практике.

Командир с виду рассеянно слушал разговоры, но иногда и сам вворачивал вопросики. Он явно начал знакомство с экипажем. А мы ведь понимали, как выглядим со стороны, но ничего не могли поделать. И не хотели. Техника настоящего мужика немного сводит с ума, тем более такая.

Облазил же я такой танк и не раз, но ведь то были просто какие-то танки, а эта машина моя. Ну и немножко командира, но это неглавное. Просто я должен быть уверенным в своём танке.

Залезли везде, куда позволяла конструкция, и ещё сунули уже закопченные носы туда, что конструкторам и в страшных снах не представлялось. Я бы и двигатель сдёрнул и подробно осмотрел, да не было нужных механизмов.

Кто-то предложил посмотреть, как крутится башня. Наводчику Диме потребовалось шевелить стволом, а заряжающий Саня изучал в действии свои механизмы. Потом мне захотелось запустить двигатель. Просто послушать!

Но разве стоя всё услышишь⁈ Тем более я боярин тут или мимо проходил! И вовсе я не требую особого отношения, другие ведь обидятся. Но может дежурный сформировать очередь? Чтоб всего один кружок и на место. Пока без стрельбы.

Офицер сказал, что фиг со мною, только пусть очередь определяет удача. Всего в полку шестьдесят три машины. В шлемофон сложили шестьдесят три бумажки с номерами. Дежурный их вытаскивал, не глядя, и в матюгальник оглашал результат. Счастливчики стартовали.

Нам улыбнулась удача после ужина, но ведь мы не могли такое пропустить! К тому же у танка всегда есть чем заняться. Счастливые и довольные мы вечером прошли строем в здание.

Постояли немного под тёплыми струями в общей душевой и разбрелись по комнатушкам. Уснули сами без команды «отбой». А хорошо как в армии! Никто не рвёт горло на сон грядущий, и проснёмся просто по трансляции радио.

Разбудило нас радио среди ночи истошным завыванием и воплями:

— Боевая тревога!

Ещё толком не проснувшись, отстраненно наблюдал, как моё тело отбрасывает покрывало, летит со второго яруса, а приземлившись, сразу одевается. Уложился в две минуты и бегом за командиром.

А впереди всякие тупят или бегать не умеют! Пенделя ленивой заразе! И ещё одному! Вот и открытые настежь двери, дальше проще, можно обгонять. Только командира впереди нет, но ясно, что бежим к своему танку.

Я первый, потому запрыгиваю на броню и сигаю в люк. Три мешка выбрасываю наружу в сторону подбегающего экипажа. Сигаю из люка, но не сильно, на заднице съезжаю по лобовой броне справа и открываю водительский люк.

Первым делом запускаю двигатель. Дизель даже летом полезно прогреть. Теперь наружу с мешком. Я последний, но это не беда — всё равно без меня не поедут. В темпе скидываю форму и ныряю в комбинезон. Комком мундир в мешок и пока в танк. Надеваю шлемофон…

А командир меня кроет! За полсекунды кем только я не стал! Занимаю место за рычагами и говорю по внутренней связи:

— Водила готов.

— Тогда давай за двадцать седьмым с походным интервалом, — уже спокойней отвечает Коля.

— И сам ты жук навозный! — сказал я раздражённо. — В двадцать седьмой вон ещё одеваются!

— Это наш взводный танк, — сообщил Коля.

— А! — говорю я и спрашиваю чисто из интереса. — А наш взводный хотя бы лейтенант?

— Не, тоже младший, — сказал командир и добавил строго. — И отставить мне лирику!

Я благоразумно заткнулся. Впереди на дорогу выезжают танки. Вот и двадцать седьмая выкатывается и поворачивает. Отсчитав про себя три секунды, посылаю машину вперёд. Погнали!

Почти впритык шёл за передним танком, чтоб побыстрее покинуть парк. Но вот миновали открытые настежь ворота, и «двадцать седьмой» ускорился. Я его ещё немного отпустил и тоже прибавил газку.

Еду за взводным, а в голове совсем не летняя вьюга. Не! Я посмотрел бы на вас в танке в июне сорок первого! Особенно по тревоге!

Но сейчас только второе…

Блин! Это у нас в Гардарике второе кресня, а в Европе уже пятнадцатое июня!

Всё равно рановато. Немцы же для начала должны хотя бы на эшелонах приехать в Польшу и авиацию перегнать. По-хорошему командирам нужно на месте оглядеться. Учитывая наглость одних и бесцеремонность других, это должно породить разные конфликты, а об этом пресса молчит.

И вообще, куда мы едем? На танках! Даже если поляки вечером перешли границу, они никак не могли дойти до Москвы. А на танке тысяча километров — слишком глупо даже для русских.

И куда это с дороги сворачивает взводный? Моё дело идти за ним, но поле это явно чьё-то, прилетит же по фуражке — легко без кокарды остаться! Разве что…

Моё это поле. И мои танки тупо на учении. Ну, поживём, увидим…

Точно, передний танк плавно останавливается. Обхожу его справа и ставлю машину в шеренгу. Идущий за мной обходит командира слева. Три танка — второй взвод, а где-то тренируется первый во главе с ротным.

Командир выглянул из люка, в руках флажки. Радиомолчание одно из главных условий успешного выдвижения для атаки. Сначала сигнал «внимание», затем сигнал «атака», за ним задал направление и дал отмашку. Он скрылся, отсчитываю секунды…

Погнали учиться. В этот раз просто летим по полю и страхуем взводного. Он внезапно выходит в эфир:

— Отбой атаки, все подбиты. Эвакуация.

Грязно ругаюсь и останавливаюсь. Луплю из тяжёлого курсового пулемёта просто потому, что так по инструкции, и патроны холостые. Мой командир даёт отмашку Сане на выход и тоже матерится. Все не любят эвакуацию…

До полудня попрыгали по броне ещё дважды, стреляли по неподвижным мишеням типа старых столбов. Били просто болванками, так что по столбам судя — мы явно не первые. А в целом отрабатывали взаимодействие в экипажах и работу взвода. В полдень взводный притащил нас колонной в полевое расположение роты.

Поставил я танк, куда сказали, и стали мы сдавать машину для обслуживания какой-то пехоте. Вот пока сдавали, убедился, что дедовщина даже в дружинах Гардарики присутствует. Подходит ко мне белобрысый, коренастый, взрослый уже парень в пехотной полевой форме и говорит неприязненно:

— Запомни, пацан. Если что с машиной моей сделаешь, я тебе и в Корпусе руки оторву.

— Тут все машины мои, — отвечаю вежливо, но с достоинством.

А тот меня не захотел понять и попытался ударить в репу открытой ладонью. Не, парень намного меня старше и видно, что сильный. Но я же в Корпусе не зря учусь, тем более у Степана Андреевича. Он любит повторять:

— Пойми, дружок. Все выбирают формулы, просто не понимают. Пойми математику противника, и он твой.

Понять Степана Андреевича полностью я ещё не могу, знаний не хватает, и он меня не покалечил лишь благодаря урокам Дементия Архиповича — вывозит глазомер и чёткость движений.

А сильному парню старше меня просто нечего ловить. Накидал я ему по болевым точкам и перевёл в положении «лёжа, суча ногами и стараясь не скулить». Ну, иначе этого взбешённого кабана не остановишь.

Самое для него поначалу обидное, что никто ему на помощь не пришёл. Успел мой Коля шепнуть кое-что окружающим, и всем очень не хотелось прилечь рядом с моим противником.

Ну, его увели, а мы геройским экипажем к полевой кухне на обед пошли. А после обеда меня разговором удостоил сам ротный, целый лейтенант.

— Сергей, — сказал он для начала и протянул широкую ладонь.

Вообще, крепкий такой, плечистый. Я ему руку пожал и говорю:

— Артём.

— Уже в курсе, — грустно вздохнул ротный. — Тут парень на тебя полез. Ему в поле за нападение на боярина положено повешение до конца дня. Под арестом пока.

— А не было нападения, — сказал я небрежно. — Выпустить и передать от меня приветик.

— Не! Совсем без наказания нельзя! — запротестовал Сергей.

— Ты забыл добавить «боярин», — сказал я холодно.

— Нельзя без наказания, боярин, — угрюмо повторил ротный.

Я почесал затылок и приказал:

— Тогда в виде наказания отвечай. Почему он назвал танк своим?

— На время вашей практики учения, — мрачно сказал Сергей. — Большинство экипажей, кроме командиров, становятся пехотой и отрабатывают взаимодействие. Чтоб взглянули на танки со стороны, боярин.

— Это Бирюков хорошо придумал, — одобрил я и холодно улыбнулся. — Своего я отпускаю. Но если мне пожалуются другие кадеты, повешу обидчиков лично. Передай там, лейтенант.

— Есть передать, боярин! — откозырял военный.

— Приказываю дальше без титулов, и прекращай тянуться, — проворчал я. — Здесь я кадет на практике.

— Тогда вали к машине, — строго молвил ротный. — Скоро выезжаем.

И полетела наша практика далее. До обеда тренировались взводом, после всей ротой. Привыкали к пехоте, учились их не давить и самим не подставляться.

В пехоте тоже нашлись наши кадеты и выпускники. Эти поганцы внедрили в дружину полосы препятствий Корпуса для старшекурсников. Проходить их следует бандой от десяти человек, и каждая сотая мина боевая. Причём, кто их ставит, и сами не различают.

Ходим на полосы после политинформации для тонуса и интересно же. И моей рыси скучно просто в танке, когда не стреляют…

Вроде, говорили, что нужно уважать духа, а я ей «брысь». Но, во-первых, в него сначала следует поверить, принять за данность. А, во-вторых, стараться в нём разобраться.

Так вот мой тотемный дух всё-таки кошка. Если её уважаешь, заставь эту тварь уважать себя. Кошка ничего не делает из страха или благодарности. Чтобы она осталась, если это твоя единственная цель — стань для неё мебелью. И она с удовольствием поточит об тебя когти и обоссыт.

Но если ты к чему-то стремишься, если ты рыси по-настоящему интересен, смело говори ей «брысь», даже пинай и хватай за шкирку — она всё равно будет к тебе возвращаться.

Из-за кошачьего любопытства дух рыси придёт по одному зову. Ну, или сам по себе, но это уже очень-очень редко. Когда зверею, а это со мной случаться просто не должно. Учусь себя контролировать и сам зову дух, когда кошке должно быть забавно, как минимум.

А через неделю катались целым батальоном, двадцать одна «Рысь-1» — силища, как представлю! Через водительскую оптику всего не различишь, да и думал я, что сегодня как раз двадцать второе июня сорок первого года.

Но кончился и этот день водными процедурами в полевых условиях — купались тупо в речке. Здорово, когда всем экипажем! Огорчает только, что с парнями после учений я вряд ли увижусь…

Я же один в машине маг. Чувствую командира, наводчика и даже заряжающего Саню. Так стараюсь водить, чтобы Коля быстро вычислял цели, Дима их поражал, а Саня работал автоматом.

Я понимаю, что это просто работа мага. Любой экипаж на месте ребят должен быть мне своим. И так точно случится, я уже знаю, как это делается. Но когда ребята без всяких условностей стали тебе «своими»… это лучше пережить на учениях.

И вот меня в пять утра кто-то будит. Суровый Коля говорит мне:

— Кадет Большов, быстро к палатке начальника полка!

Вылезаю из палатки. В лицо воды из котелка, надеваю форму. Бегу через лагерь, а сам думаю, что я боярин. И сегодня двадцать второе кресня по стилю Гардарики. Неужели Европа всё-таки сделала для нас поправку?

Прибегаю к палатке комполка, а сам капитан Евгений Викторович хмуро пьёт крепкий чай у походного стола. Руку к фуражке и докладываю не своим голосом:

— Кадет Большов по твоему приказанию явился!

Евгений Викторович поморщился, хлебнул из кружки и говорит:

— Из штаба пришло по рации. Сегодня в четыре утра…

У меня всё внутри упало. А командир полка продолжал:

— Три с половиной килограмма. Мама назвала Светой. Поздравляю, кадет Большов.

До меня не сразу доходит…

— На меня так смотреть не надо, — усмехнулся целый капитан. — Все вопросы к твоей Кате.

Европейцы и сами хотели напасть на Гардарику в мае-июне. Собрали группировки в Венгрии, Румынии и одну особую, поменьше, против Дании. Сильного сопротивления датчан не ожидалось.

Флот Гардарики рассчитывали уничтожить авиацией на рейдах и у стенок, после чего группа форсирует проливы и вторгнется в Швецию и далее в Норвегию. Выйти на север Гардарики группа должна вместе с продвижением главных сил, чтобы отвлечь на себя часть защитников.

Флоты Европейского Союза и Британии войдут в Балтику и блокируют корабли Гардарики в базах до их захвата. Союзные корабли перережут каботажные линии снабжения русских и огнём крейсеров поддержат наступающие части.

Тайные переговоры с Бизантией не приносят плодов, та остаётся нейтральной и попросту боится раздражать Гардарику. Проливы останутся закрытыми. Ну, большим кораблям Европы найдётся работа и в другом месте.

Пока придётся малые корабли переправить в Понт через Румынию по Дунаю. Авиация Европейского Союза потопит или сильно повредит русский флот, а при господстве в воздухе и на море можно и с малых судов десантироваться в Крым.

Войска же Европейского Союза разгромят южную группировку русских, отрежут и осадят Крым и выйдут к Кубани, житнице Гардарики. Если всё пойдёт по плану, Бизантии просто не останется выбора. Она формально вступит в войну, и её войска войдут в Закавказье и двинутся на Кавказ, дабы оставить Гардарику без нефти.

Из Венгрии, через горы, вторгаться в Гардарику долго, и не получится главное — внезапный удар. Основные стрелки европейские стратеги рисовали из Польши. Именно оттуда ворвутся в Гардарику новые танковые дивизии, и захватившая господство в воздухе авиация парализует волю русских к сопротивлению!

Ну и кто-то же должен быстренько разгромить русские полчища, а для этого требовались широкие ворота в Гардарику. Польшу же никто не заставлял так выгодно располагаться! Вернее даже у географического положения должны быть разумные пределы цены!

А поляки наглели всё больше и больше. Им и так посулили всю окраину Гардарики вплоть до Кай-ёва, но они захотели город на Балтике, лучше Данциг. Они вспомнили вдруг, что в раннем средневековье Вильно был польским.

Только уломали немцев о свободном доступе, вопрос Вильно обещали обсудить на будущей конференции о разделе Гардарики, так часть правительства заговорила о необходимости выхода в Русское море, то есть в Понт. Поляки захотели Одессу, которую уже обещали Румынам!

Не, для видимости можно пообещать что угодно, но тогда и румыны начнут в чём-то сомневаться. Но не в этом суть. В Европе стали догадываться, что, сколько Польше ни обещай, ей всегда будет мало.

Польша, вообще, собирается становиться частью Европейского Союза? Ах, обязательно станет, когда исчезнет угроза с востока. И что она для этого делает⁈ Польша купила у Британии двести истребителей повышенной манёвренности с крылом типа «чайка».

На покупку истребителей русские внимания не обращают, а размещение у себя войск Европейского Союза — это война против Гардарики на уничтожение. Поляки давно мечтают сокрушить сатрапию русских, но требуют гарантий и справедливой платы за риск.

Так в переговорах прошёл май, за ним июнь, они ещё продолжались в июле…

Пытливый читатель, конечно же, спросит:

— Поляки совсем сдурели? Они разве не понимают, с кем торгуются и о чём?

Всё они понимали очень хорошо. Только фишка вся в том, что, перемени поляки географическое положение, с ними вообще никто не станет разговаривать. Когда войска Европейского Союза войдут в Польшу, про поляков все сразу забудут. Ну, русские ненадолго вспомнят, если победят.

Пропаганда Европейского Союза работала с поляками на всю катушку, но ничего не могла сделать с пропагандой национализма. Польские правые откуда-то брали деньги, их поддерживали сверху. Причём, в русофобии они шли даже дальше европейцев, обзывая русских животными.

— Ой, да проведите тогда референдум! — воскликнет пытливый читатель.

И я скажу, что для любого волеизъявления снизу нужен заказ сверху. Даже если это революция, и наверху не совсем понимают, к чему всё может привести. Не большевики создавали предпосылки своего прихода к власти, они ими просто грамотно воспользовались.

Но речь пока о Польше в мире магии. Не было у Европейского Союза возможности проводить на её территории плебисциты, поскольку конкретные поляки в конкретном правительстве внимательно слушали, что скажут из Лондона.

Поляки нехило заработали в Первой мировой бойне на неучастии Гардарики и своём положении. Вкладывались и зарабатывали они у русских, но хранили в Британии. Ибо Гардарике на каких-то поляков было чихать, и так всё сделают даром, потому место в польских сердцах завоевала Британия.

Всё ж просто, хранишь деньги у англичан, значит, хороший политик и сидеть тебе в правительстве. Ну, а на нет, по судам устанешь пыль глотать. Не зря говорится, что дом там, где сердце. В польском случае это Британия.

И для Британии звучало это почти буквально. Полякам в правительстве тайно пообещали поддержку, а в крайнем случае их с семьями вывезут и сформируют правительство Польши в изгнании. Могут торговаться с Европейским Союзом и далее.

Тогда пытливый читатель фыркнет и скажет, что сдурели в Британии. И я опять его спрошу, сколько он лично вложил в земли Гардарики. Ах, нисколько! Ну, может фыркать и далее, а мы попробуем понять конкретного сэра.

Европейский Союз обещает после победы честно разделить всю Гардарику. Сэры, конечно, настроены русофобски, но за ежедневное выживание воевали они не с русскими. Это просвещённые европейцы дрались с англичанами и делили туземцев, это с культурными немцами воевали в Европе и топили друг у друга корабли.

И вот эти европейцы обещают что-то честно разделить, когда это самое что-то уже позволяет покупать сигары определённого сорта. Подумает такой сэр, подумает, да и посоветует полякам выдвинуть новые требования.

Все вместе они прекрасно понимали, что Европейский Союз не сможет долго спокойно говорить с Польшей. Но для многих индивидуально каждая новая сделка приносила ощутимый доход. И ведь большие денежки уже вложены в Гардарику — что с ними будет, когда Польша станет частью Европейского Союза? Нужно время подумать, поискать, кто готов всё это купить перед самым концом…

Кстати, у Европы ведь есть ещё деньги? Тогда европейцам просто невероятно повезло попасть на этого сэра! Вот доходные бумаги, которые дают целых пять процентов в год! Абсолютно надёжные, клянусь британской мамой!

И сэр смотрит прямо в душу неподкупными, честными, синими-синими британскими глазами!