Руны на броне

Глава 18

Воскресенье началось как обычный выходной. Катя сначала поменяла Свете пелёнки и покормила, а потом приступили к зарядке и другим делам. Все усиленно делали вид, что день обыкновенный, и ничего они не ждут.

Нормальный человек так бы и решил, только я и Катя маги. Её ситуация умиляла и немного веселила, она ласково улыбалась, а я сохранял невозмутимость, ибо плевал на чувства рысей, которые к тому же они не хотят показывать.

До завтрака сказал Авдею и Мухаммеду, что, раз мне сегодня гараж не нужен, пусть ворота переделают полностью. Чтоб другого водителя так же машиной не размазало, нужно перенести замок выше и вбок, куда-нибудь в укрытие. И, наверное, пользуясь случаем, пора уже сделать кнопку Миланье, чтоб открывала…

— Не, пусть и дальше кнопкой только закрывает, — проворчал Мухаммед. — Открывать ворота в гараж должен шофёр.

Я молча кивнул с грустным лицом — рыси тут отвечают за безопасность, а мы все немного параноики. Авдей подошёл к телефону звонить в ремонтную фирму. Миланья пришла во время его разговора, но ждала, когда он закончит, и лишь тогда пригласила к столу. Мы чинно встали и пошли в столовую.

После завтрака политинформация, очередь была Клавы. Уровень русофобии в Европе нарастает, и просто диву даёшься с некоторых сочинителей. Серьёзно казалось, что хуже предыдущих грехов русских просто не придумать, но всё-таки придумали! И откуда-то возникает уверенность, что через неделю или две нынешние статейки нам же покажутся невинными.

Клава привела в пример несколько ярких образцов. Бедные, пьяные, тупые, ленивые и жадные русские! Даже таким отвратительным созданиям со столь пакостными наклонностями нормальный человек не пожелает этаких лишений и эксплуатации злобным боярством. Чуть сам не поверил! Только я и есть боярин и мне вообще безразлично.

Причём никаких практических выводов не делается — на самом верху лидеры продолжают не замечать Гардарику. Свободные англичане вплоть до уровня народных избранников кроют нас почти по-прежнему, они же за счёт русофобии были избранны или надеются избираться вновь.

Гардарику на страницах газет лишь в последнее время немного потеснил Европейский Союз. Пока совсем чуточку, англичане ещё называют себя «тоже европейцами», а верхи думают с ЕС договориться. Не вполне осознали, с кем их угораздило связаться.

А тем временем в Европейском Союзе чувствуется чьё-то вмешательство. «Независимые» журналисты добросовестно отрабатывают контракты, но их теснят материалы о злобных островитянах, которые всю дорогу европейцами только притворялись.

Смена вектора в прессе Европы кем-то явно задаётся сверху, и журналисты континента опережают англичан. К тому же немцы насчёт Англии давно никаких иллюзий не питают и договариваться с ней не намерены.

В будущем Клава прогнозирует, что русофобию сведут на минимальный европейский уровень. Считает она это очень плохой тенденцией. Британия вскоре на весь свет заорёт, что её убивают, и будет стараться втянуть Гардарику в войну на своей стороне. А континентальная Европа просто кинется на Гардарику, ведь перед нападением следует долго и незаметно красться к жертве…

Ну, рысь эта Клава, и думает она по-рысьи. Хотя логика в её словах есть. Из того, что нечто не произошло в этом году, вовсе не следует, что оно не произойдёт в следующем. Польши ведь уже нет на границе. Просто после нервов лета 1941-го я немного перегорел.

Но бог с ним, до новой весны всё равно ничего не будет, тем более что зазвонил телефон. Авдей снял трубку, послушал и, сказав:

— Ага, — положил её на аппарат.

Оказывается к нашим воротам прибыли рабочие, и Авдей к ним вышел на четверть часа. Когда вернулся, за окном что-то омерзительно завыло и затарахтело. Светка с озадаченным личиком принялась вертеть головкой. Видимо, рабочие уже приступили. Мы поблагодарили Клаву за труды и пошли в спортзал.

Дело это стало для меня очень ответственным! После занятий с Дементием Архиповичем и Степаном Андреевичем даже Катя со шпагой мне ничего не сделает, а воины-рыси без шпаг стали мило предсказуемы.

Но мне же преподаватели велели совершенствоваться. И моя ведь Катя, и моего клана воины-рыси, их требуется развивать. Развивать, а не выпендриваться! А в развитии главное — не калечить. Даже если рысям в трансе кажется, что их-то покалечить трудно.

Зато после напряжённой физкультуры в гостиной нас ждали отец Василий, доктор Павел Фёдорович и новый курьер из штаба. Только успели с ним под рабочий шум познакомиться, Миланья всех позвала к столу.

Вкусный обед прошёл в традиционном молчании, даже за окном сделали перерыв. За десертом доктор хотел поговорить со мной о здоровье, но я сказал, что разговор у нас будет серьёзный, и попросил отца Василия и курьера штаба подождать меня в гостиной.

Ровно в час рядом снова заработали отбойником. В отдельной комнате Павел Фёдорович на меня вопросительно посмотрел, а я взял у Кати Светочку и сказал ему:

— Куда лучше положить, чтоб вы глянули ребёнка?

— На стол, пожалуйста, — молвил врач.

Я аккуратно уложил, и Катя её бережно развернула. Павел Фёдорович вынул из своего саквояжа стетоскоп и под треск и всполохи сварки снаружи долго слушал девочку. Заглянул ей в ротик, смотрел в глазки, нежно пальцем постукал по коленкам.

Потом взял у малышки из пальчика немного крови — вот рёву было! А ссаться она не желала из природной вредности. Сделала суровое личико, плотно сжав губки. Смотрела испуганно, мама стояла над ней со стаканчиком, я задумчиво кивал, а доктор говорил о здоровье Светки и вообще о возможных детских болезнях. Малышка продержалась почти час!

Наконец, доктор уложил в саквояж стетоскоп, склянку и закрытый стаканчик и заверил, что дочка у нас здорова, но за ней следует наблюдать и сразу ему звонить. Катя Светку снова замотала в простынку, и мы простились с доктором — дальше его провожала Миланья.

На улице, вроде бы, утихло. Я и Катя со Светой зашли в гостиную, сказали военному взять себе стул и повели его и священника в кабинет. Там Катя и Света расположились в моём кресле, курьер и священник на стульях, а я поближе к народу задницей на столе.

Отец Василий благодушно предложил военному начинать первому, и тот открыл папку. Он забубнил, подавая мне документы, я их просматривал, подписывал и возвращал. Воина ничто не беспокоило, ему точно не поручали меня надуть, и я его быстро отпустил.

Свою папку открыл отец Василий. В темпе покончили с рутиной, и он перешёл к основному. Любимый Совет обороны придумал, как ему выйти из ресурсной зависимости. Его поддержали княжества, Московская гордума уже ратифицировала решения, и для нас они обязательны.

Отныне для особых программ из списка Совет может рассчитаться бумажными обязательствами. Выдал, допустим, боярин такой-то, совершенно добровольно, сто тысяч тонн реальной стали такой-то марки со своих складов, и за это ему вручат вексель, по которому тот получит сто тысяч тонн стали той же марки через пять лет.

Если же таких идиётов окажется недостаточно, Совет уполномочен в особых случаях, с одобрения местной думы изымать материалы не добровольно. Тогда умный боярин такой-то просто получит вексель, а с ним может хоть охрипнуть и считать себя умным дальше.

Данное положение распространяется только на те ресурсы, что в особых складах хранятся до особого решения Совета. Такое решение принимается из-за выбывания данного ресурса из списка или с началом большой войны, чтоб все думы признали, что она большая.

Ясно, что нынешняя ситуация под это не подпадает, но делать-то Совету всё равно что-то нужно, а то некоторые бояре реально охамели и считают себя умнее всех.

Теперь подумаем, что же нам делать. Кстати, отец Василий пересмотрел отношение к продаже мною алюминия. Но как быть с остальным? Я уставился на свои спокойно лежащие на колене руки и крепко задумался.

С одной стороны Совету всегда будет мало боевых кораблей, пушек, танков и самолётов. Производство всего этого лоббируют серьёзные группы в думах и в Совете, для них любые цены на ресурсы будут высокими.

Но с другой стороны высокие цены и хранение материалов стало большим бизнесом. Отдельных и слишком нелюбимых бояр думы сдадут, но далее Совет обороны замучается получать в думах особые разрешения. Бояре соберутся в кучки и не позволят рушить их бизнес, не дадут ценам пойти вниз.

Можно выйти из программы, просто заплатив налоги со строительства складов и с покупки ресурсов, что так же Совет полностью устраивает — все эти деньги особыми указами пойдут ему для покупки ресурсов на биржах. Но это ужасно непатриотично и невыгодно — всё придётся вывалить на рынок…

И я вообще без боярских прав, меня же первого и обнесут!

Так, без паники. Как пришло, пусть так же и уйдёт, я тут уже воюю на секундочку, а не просто обогащаюсь. Главное не мои активы, а чтоб страна вооружалась, и цены не падали — оно должно порадовать Европу. Подняв на отца Василия серьёзное лицо, я спросил:

— Сколько у нас могут забрать?

— Почти половину, — грустно вздохнул священник. — Мы ведь оптимизировали склады, так самые дешёвые условия хранения у металла, и цены растут быстрее всего. Правда, он занимает много места и тяжёлый.

Катя заметила:

— Часть можно вывести из программы Совета и передать прямо производителям под реальные контракты.

— Да, особенно танкостроителей следует обезопасить, — согласился я.

— Всего, что им нужно, у нас нет, — задумался отец Василий. — Можно поговорить с другими боярами.

— Обязательно освети это в «Московском еженедельнике», — сказал я Кате.

— Осветим, — серьёзно кивнула она. — Всё это ужасно патриотично.

— Но под месячные контракты мы пристроим небольшую часть металла, — возразил священник. — Производственники тоже думают и считают, что у нас нет выхода. Просто прямо сейчас ты их ещё держишь обязательствами, они должны ждать… э… изменений в твоей позиции.

— Изменений они ждут, — мрачно проговорил я и недобро ухмыльнулся. — Будут им изменения, — я повернулся к Кате. — Чему быть, того не миновать, сами пойдём навстречу. Мы отдадим Совету много металла. Только обязательно вместе со складами.

— Но в решении о складах ни слова! — заметил отец Василий.

— Дают — бери, — ласково улыбнулась Катя. — Возьмут, никуда не денутся. Особенно после статей в газете.

— Думаю, меня поддержат восторженные бояре, — сказал я серьёзно. — Первые откликнуться те, кто в списках Совета сверху. Будут им металлы.

— И склады, — поддержала меня Катерина. — Которые просто придётся чем-то наполнить, иначе, зачем они им нужны.

— Оттуда ничего и вывозить не станут, — смиренно проговорил священник. — Быстрее в Совете появятся другие интересы… — он снова полез в свою папку. — Тогда сейчас напишем заявления.

Закончили с отцом Василием, поменяли Свете пелёнки…

Мелкая снова спокойно ссытся с завидной регулярностью и тоже из вредности. Вот чистенькую и сухую Светулю мама покормила, она пока уснула, и мы перешли к моим самостоятельным заданиям.

На воскресенье прилично задают, и их слишком много просто не бывает — всегда есть вопросы со звездой. Обсуждал с Катей задачи, ведь один я могу что-то упустить, не придать значения. Говорили, конечно, по-немецки.

До половины седьмого Свете ещё раз поменяли одёжки, обтёрли её и покормили. И пришла Миланья сказать, что за нами приехали. Я и так сидел в парадке, а Катя побежала одеваться для выхода.

Только она в другом платье вышла в гостиную, рыси выдали новость — они не поедут. Их персонально не приглашали, а у Князя Москвы может быть лишь его охрана.

Я уже хотел психануть и не ехать, но Авдей сказал, что я дал обещание. Мухаммед добавил, что я теперь отказом оскорблю всё Московское княжество, а Надя с Клавой кивнули, сурово пожелав нам хорошо повеселиться.

Катя передала Светку Миланье, дочка сразу заревела. Я взял со столика свёрток, развернул меч, и мы прошли за рослыми мужиками в серых костюмах в прихожую. Катя надела пальто и берет, я шинель и фуражку, и все вышли из квартиры.

Мне хотелось ещё подойти к новым с виду воротам в гараж, потрогать свежую краску, только краска ещё, наверное, не высохла, и мужчины в костюмах уже приблизились к точке тихой истерики, несмотря на всю их невозмутимость.

Кортеж состоял всего из трёх чёрных автомобилей, мужики открыли мне и Кате задние дверцы в среднем. Один из них уселся на сиденье спереди, и мы поехали. Недолго прокатились по центру и встали возле дорогого ресторана.

Ну, не в Кремле же Московскому Князю отмечать День Рождения сына! Кремль только для официальных мероприятий, туда кого попало не пригласить. Меня, например, пока не за что.

И вообще, с чего все решили, что в мире магии в Московском княжестве не должно быть Кремля? Строил его вовсе не Грозный, а итальянцы просто на свой вкус освоили московские средства. Понятно, что у магических итальянцев за те же деньги могла получиться лишь итальянская крепость. А сами итальянцы за денежкой всюду пролезут даже в мире магии.

Поэтому остановился кортеж у входа в «Савёловский». Хороший выбор, сам тут свадьбу заказал. Серьёзные мужчины в костюмах открыли двери Кате и мне. Я обошёл чёрный автомобиль, жена взяла меня под ручку, и мы в сопровождении серьёзных мужчин вошли сначала в гардероб. Сдали верхнюю одежду и прошли в зал.

Только зашли, как некий дядя во фраке заорал хорошо поставленным голосом:

— Боярин и боярыня Большовы!

И вовсе я не растерялся, был ведь уже в ресторане. Просто замер, и зрачки немного сузились. К счастью серьёзные мужчины передали нас мэтру в ливрее и с бакенбардами, и скрылись от греха. А мэтр бархатно предложил пройти за ним.

Он провёл нас через зал. Ну, ректора своего за столиком я сразу узнал из-за его роста, только он почему-то сделал вид, что не заметил. Я почти на него обиделся, но меня так же не заметили и другие знакомые по футболу бояре. Даже Костя Гаев!

Значит, подвёл нас мэтр к группе людей. Князь оказался явным магом, но в форме пилота, его я узнал по фотографиям в газете. Княгиню Елену он представил, тоже вполне симпатичная женщина под сорок и без магических способностей. Познакомился с младшим его сыном, Игорем пятнадцати лет — славный, наверно, мальчишка. Жаль, что не маг.

— А это виновник Ваня, — положил руку на плечо старшенького сына в форме курсанта Московского лётного училища. — Но вы уже знакомы.

— Тогда я не знал, что Ваня сын князя, — сказал я и протянул Ивану меч. — Это тебе. От нас.

— Очень тронут, — искренне улыбнулся Ваня, принимая подарок.

— Сейчас вас мэтр проводит за столик, — подсказал князь. — Потом обязательно поговорим.

Я кивнул и пошёл с Катей. Она мне делала строгие глазки, а я думал о своём. Что совсем недавно на посвящении мог от души накостылять молодому воину-беру, но не стал. Вряд ли в клане не знали, что Ваня сын Московского Князя. Специально не сказали.

Мэтр усадил меня и Катю за отдельный столик, сказал, что уже несут вино и закуски и удалился. Вскоре пришёл с подносом официант. Я попросил парня притащить ситро и принялся со всеми дожидаться окончания официальной части.

Официант принёс три бутылки газировки и ловко наполнил наши бокалы. Попивая шипучую воду, я и Катя спокойно сидели на своих местах. В это время нельзя шарахаться по залу.

Но вот приняли всех гостей, князь Всеволод сказал в микрофон, что рад всем, кто удостоил, и тоже присоединяется к поздравлениям Ване с совершеннолетием. Как по сигналу забегали официанты.

Я и Катя дождались своего с первой переменой и встали поздороваться с ректором и с Костей. Просто так получилось, что мы чуть не столкнулись у столика Григория Васильевича. Ректор заверил, что тоже нас очень рад видеть, а Костик вымогнул у Кати согласие на танец как-нибудь потом.

А сейчас пришлось мне и Кате побегать. По этикету подходили здороваться младшие. К дамам оно не относится, но с боярами я же знакомился без Кати, заодно пришлось представлять и супругу.

Когда вернулись за столик, солянка остыла. Однако не успела Катюша съесть и трёх ложек, нарисовался Костя и напомнил про обещание. Бедная Катя ушла вальсировать с молодым придурком Костей.

Я спокойно хлебал клубную солянку и думал, что без учёта простых человеческих потребностей юноше долго ещё ничего не светит. А то даже и потом будет не понимать, почему от него, такого хорошего, удрала жена.

Танец закончился. Очень довольный Костя привёл ещё более довольную Катерину. Едва он отошёл, она запустила в солянку ложку, и всем стало ясно, что девушку лучше пока не отвлекать.

Тем временем Всеволод со старшим сыном начали обходить столики. Оставили младшего с мамой, вот мальчишке обидно. А сами с большинством на ходу обменивались репликами, к некоторым присаживались и о чём-то болтали по нескольку минут.

Я примерно прикинул их траекторию и решил, что точно успеваю. Катя уже пила ситро, и я смело её пригласил. Она согласилась, мы прошли на площадку для танцев. Как же здорово вальсировать у всех на виду с такой девочкой! И весь мир знает, что она твоя жена!

Но кончилась композиция, и я повёл Катю обратно. Присели за столик и отпили газировки, как подошли Всеволод с Ваней.

— Привет ещё раз, — сказал князь. — Вы позволите?

— Конечно, — сказал я.

Они уселись, я снова поздравил Ваню, а тот сказал, что мы красиво танцевали, особенно Катя.

— Вчера Артём говорил про покушение, — проговорил Всеволод. — Я до сих пор волнуюсь. Как это произошло?

— Всё случилось у меня на глазах! — поведала Катя. — Я и подружки всегда смотрим, когда он приезжает из Корпуса…

Она рассказала захватывающую историю со стрельбой, беготнёй и минами. Князь и Ваня внимательно слушали Катерину. Иван несколько удивлённо на меня взглянул, а Всеволод проговорил:

— Это просто кошмар, что в центре Москвы среди дня! Я даже чувствую себя виноватым, что такое стало возможным. И знаете, некоторые люди спрашивают себя, почему же я это допустил…

— Но ты ж не всесилен, — сказал я добродушно.

— Вот ты это понимаешь, а остальные… — князь махнул ладонью. — Впрочем, сам виноват. После моих неуклюжих заявлений все считают меня главным миролюбцем.

— А разве это не так? — простовато улыбнулась Катя.

— Так, — грустно согласился Всеволод. — Худой мир лучше доброй ссоры, — его улыбка резко похолодела. — Потому в моей дружине полтысячи высотных бомбовозов. А служат мне московские беры и вепри.

Я выразительно посмотрел на Ваню, и тот спокойно сказал:

— Наш тотемный бонус — мы в трансе делаем людей очень смелыми. Это нужно для стрелков бомбовозов.

— А вепри? — уточнила Катя.

— Охрана аэродромов, — ответил князь. — Их боярин Фомин мой друг.

Я одобрительно улыбнулся.

— Теперь ты спрашиваешь себя, зачем Князь Москвы всё это рассказывает юному сироте, — снова подобрел Всеволод. — Тебе я скажу, что твой отец был моим другом, я перед тобой виноват. Прости, если сможешь…

Он поник головой, я бесстрастно ждал продолжения.

— А всем прочим достаточно, что ты принял моё приглашение, и что я с тобой о чём-то говорю, — лукаво улыбнулся князь.

— Тебе трудно понять, как любить отца и не соглашаться ни в чём, — глухо проговорил Ваня. — Но ты тотемный воин-рысь поймёшь воина-бера. Я всегда говорил папе, что война неизбежна…

— И почти убедил, — добродушно прервал его Всеволод. — Я всё более допускаю её возможность. Так вот, если на нас нападут, моих бомбовозов мало, и они недостаточно скоростные, летают не так высоко и далеко. Я с друзьями уже оплатил разработку новых машин и переделку предприятий. С нового для Европы года начнём выпуск. Однако, на это уйдут почти все наши средства. Что значат бомбовозы без запаса бомб?

— Коли Совет включит в список, можно заняться, — умненько вставила Катя.

— Для меня точно не включит бомбы крупных калибров. И я просто не могу сказать княжествам, что у меня их мало, — проговорил ей князь. — Только если подключится правильная общественность… — он повернулся ко мне. — Вступишься за плохого князя?

— Кстати, к вопросу о цветных металлах, — сказала Катя мне со значением.

А Ваня смотрел мне в глаза и ждал ответа. Я так же спокойно кивнул. Будут берам бомбы большого калибра, и наплевать, кто, что подумает.

— Только тут нужно постепенно, — виновато проговорила Катерина. — Нельзя просто сказать публике, что… э… кто-то отныне хороший. Примерно, месяц уйдёт…

— Мой человек свяжется с твоими секретарями, — сказал я. — Готовиться к производству начнём немедленно, — я улыбнулся Кате. — Как раз с общественностью поработаете.

Катерина печально вздохнула — сроки назначены, принято необратимое решение. А Иван вдруг заговорил разгорячено:

— Только бомбы сбрасывать тупо на города — это же глупость! У нас думают уже некоторые над управляемыми или планирующими бомбами, но папа обзывает их утопистами. А у тебя уже рации, тренажёры, всякие автоматы. Поговори со своими умниками, а?

Всеволод иронически вздохнул и поднял очи к потолку с позолоченной лепниной. Я серьёзно воззрился на Катю, та нехотя молвила:

— Подумаем…

Мари очень ценила внутренний мир Дитриха! Он ходил задумчивый и мрачный, оживал лишь во время близости с Мари и даже читал в перерывах стихи. Она хотела ему помочь, пыталась понять, но только больше его не понимала и выше ценила внутренний мир Дитриха.

А понять Дитриха совсем нетрудно, если кое-что знать. Ему же ничего не объясняли. Он догадывался, конечно, что отчёты его группы некто читает в Москве, и высказывал врагам в лицо всё! Но Дитрих и представить себе не мог, что только для этого группа и создавалась. Что перед отправкой копии в Москву русский шпион ждёт разрешения херра Кауфмана. И ведомство этого херра передаёт группе Дитриха сведения под грифом «есть мнение».

Поэтическая душа Дитриха должна страдать за Германию и ненавидеть русских. Ну, ненавистью к Гардарике отчёты обязаны сочиться, чтоб им придавали большее значение в Москве. Написано же явными русофобами.

К счастью для Дитриха его ненависть к русским являлась своего рода константой. А вот беды Германии последнее время практически не приходилось выдумывать. Их следовало даже немного преуменьшать, а то ведь и в Москве не поверят, и Дитрих совсем запьёт, а то и наложит на себя руки.

С одной стороны его предложения кем-то приняты и выполняются, но к чему это приводит! «Московский еженедельник» рассказал уже о втором неудачном покушении на Артёма Большова.

Пока никто эти попытки не связывает с Германией, но в Гардарике кому-нибудь говорить о мире с Европой стало просто опасно для физиономии — все считают, что за нападениями стоят некие «миролюбцы».

Никто там не верит в миролюбие Европейского Союза, хотя прямо сейчас он беспомощен, как овца. Но никто же в Москве не обращает внимания на факты, а они просто вопиющие.

Вот напали на Польшу, как и предлагала группа Дитриха. Запланировали операцию на три недели, провозились вдвое дольше. Оказывается, никто не думал, что поляки будут сопротивляться!

Жуткие, наглухо засекреченные потери. По косвенным данным, около пятидесяти тысяч убитых, но в эти цифры сознание отказывается верить. Через месяц стали возвращать на заводы для ремонта танки. Вернули все танки, Карл!

А у авиации просто кончились бомбы. Немецкие солдаты в конце шли в атаку только при поддержке полевой артиллерией. Ещё хорошо, что у поляков не оставалось и этого.

То есть не осталось. Пропаганда Европейского Союза ещё не повлияла на поляков, там продолжаются акты диверсий на предприятиях, нападения на солдат. Пропаганде пока приходится помогать штыками и пулями.

Но сейчас интересно другое. О каком нападении на Гардарику в 1941-м году судили высокие умы, если бы Польша пустила через себя дивизии ЕС? Патронов и снарядов едва хватило на одну только Польшу! Прямо сейчас их практически нет, промышленность восполняет запасы.

И как она это делает? Политики всех европейских стран быстро учуяли новый ветер и трескучестью лозунгов переплюнули немцев. А реально что-то делается только в Германии, остальные ссылаются на объективные трудности. В лучшем случае, просто нет никаких изменений, а в худшем…

Из-за этих трудностей уже профукали Гибралтар, и весь французский флот пошёл на дно. Трудности не позволяют посылать французские авиачасти против Британии — хорошо, если вывалят бомбы в море, а не пойдут на посадку всем составом.

Чисто немецкие части всё-таки победили в Польше, воюют в небе Англии и хорошо показали себя в Ливии. Но Германия ведь не сможет воевать за всех, она же просто надорвётся рано или поздно. Тем более против Гардарики.

Вроде, правильная мысль сформировать на основе армии Германии вооружённые силы Европы. Но так в здоровый организм внедряются инородные элементы.

Самый лучший французский танк нуждается в другом обслуживании, нежели немецкий. Для французских бомб нужны французские бомболюки. Итальянцы и испанцы вооружены винтовками разных стран, и немецкие среди них точно не большинство. Прибавьте к этому языковой барьер — оказывается, есть в Европе и такое! Особенно в сельской местности.

Чтобы всё это преодолеть, в головы европейских политиков, хозяйственников и военных нужно пересадить немецкие мозги. Научить их хоть немного думать по-немецки.

Может, к моменту войны с русскими всё это и заработает, сейчас же оно только создаёт лишние трудности и убивает весь организм. Дитрих мрачно смотрит на перспективы и считает нападение Европейского Союза на Гардарику в 1942-м году маловероятным…