Ну и хитер Крабс, перепрыгнул несколько глав – и целых пятнадцать лет служил ведьме. И ты вместе с ним, дружок.
На шпилях приспущены флаги. Окна дворцов в царстве Нептуна плотно затянуты черной тканью. Течения колеблют ленточки черного крепа, привязанные к флюгерам и оградам.
Нептун с утра не покидал покоев. А глаза его дочерей-русалочек опухли от слез.
Каждый год в день весеннего бала в царстве Нептуна объявлялся траур. Ровно пятнадцать лет минуло, как ведьма похитила младшую дочь царя – в пятнадцатый раз над столицей жалобно звенели колокола.
Нептун, сидя за задернутыми шторами, перебирал жалкие реликвии: поблекшего попугая-погремушку и выцветший сухой цветок – подарок одной из фей.
Колокола зазвучали еще жалобнее. Звон оборвался на самой высокой ноте.
Принц на каравелле проснулся. Лунная ночь звала на палубу. Сон сбежал. Юноша поднялся по лесенке и облокотился о борт. Ему чудилось – море пело. Казалось, еще чуть-чуть – и сумеешь уловить мелодию.
– Фантазер!
Принц и в самом деле любил придумывать небылицы, а потом сам же подтрунивал над собственными выдумками.
– Вот напасть! – принц тряхнул локонами. – Нужно будет рассказать матушке-королеве, что по ночам, когда она спит, море напевает чудесные мелодии. Может, хоть это заставит ее величество прокатиться на моей каравелле.
И принц по-хозяйски оглядел судно. Корабль ему подарили совсем недавно, и принц еще не успел натешиться новой игрушкой.
Потянуло предрассветной сыростью. Принц, бросив последний взгляд на море, вернулся в кубрик и скоро заснул.
Крабс заскрипел челюстями, погрозив вслед принцу клешней. На палубе затопали. Пришлось сигать за борт.
Крабс вцепился в якорную цепь и застыл, раскачиваясь. Цепь позвякивала, ударяясь о борт каравеллы. Ночь, безветренная, прохладная, бросила лунную дорожку, упиравшуюся в борт судна.
Иллюминатор был открыт. В кубрик время от времени залетали соленые брызги и хлопья морской пены. Крабс промок до нитки, но не решался вернуться на дно, в теплый домик, вырытый прямо в иле и отгороженный от соседей частоколом. Крабс мерз, мок и злился. Юноша, спавший в подвешенном гамаке, что-то бормотал во сне и часто выкрикивал, точно его мучили кошмары. Когда цепь качнулась в очередной раз, краб решился. Самое страшное, что ему грозило, – это отправиться прямо в булькающий кипяток, а краб так замерз, что мысль о горячей ванне сейчас его не пугала.
– И почему это морская ведьма решила, что Русалочка обязательно влюбится в принца?
По мнению краба, безволосое тело с гладкой кожей, на которой ни панциря, ни чешуи, и две безобразные подпорки вместо хвоста могли бы понравиться лишь существу примитивному. А Русалочка, хоть и прожила пятнадцать лет в Черном замке колдуньи Грубэ, сохранила благородство и тонкий вкус. Задумчивая и мечтательная, она так и не привыкла к сушеным тараканам и не полюбила жабью икру, поджаренную в сухарях. Редко бывала дома, предпочитая часами сидеть в лесу и грезить о чем-то. Если краб не притащит ей немного сухих водорослей, и поесть позабудет. Сядет на песок и пересыпает его из руки в руку или водит палочкой по земле, рисуя узоры. Впрочем, Крабс относился к Русалочке снисходительно, помня, что давным-давно она спасла ему жизнь. И теперь Крабс не мог вспомнить без дрожи, как ведьма собиралась окунуть его в кипяток. Но Майя расплакалась, ведьма поковыляла укачивать младенца – и краб уцелел. И всякий раз, как Грубэ собиралась избавиться от краба, как от ненужного свидетеля, Майя начинала плакать. Грубэ смирилась – от плача красота Майи могла поблекнуть. Ведьма обращала мало внимания на ребенка, но лицо и руки Русалочки оберегала, надеясь, что когда-нибудь они будут принадлежать ей.
Майя росла, как сорняк. Никто не интересовался, чем заняты мысли девочки. Лишь Крабс старался время от времени порадовать маленькую Русалочку, но Майя больше любила бывать одна. С каждым годом она становилась все прекраснее. Колдунья радовалась: когда Майя согласится поменяться с ней лицом и телом, Грубэ станет самым красивым существом в подводном царстве. Как жаль, что непременным условием такого обмена было согласие самой Русалочки!
«Майя, конечно, странная, – размышлял краб, – но, надеюсь, ничто не заставит ее сделать подобную глупость».
За многие годы Крабс привык к облику ведьмы, но нет-нет, а и его иногда передергивало от отвращения.
С приближением весеннего бала, во дворце Нептуна, ведьма все пристальнее наблюдала за Русалочкой. Не замечавшая годами, одаривавшая лишь обносками, Грубэ вдруг принялась наряжать Русалочку, всякий день меняя наряды. Запретила полоть грядки и приказала не снимать ночью перчатки из тюленьей кожи, чтобы на руках не загрубела кожа.
Краб чувствовал, либо на балу, либо после него с Русалочкой случится несчастье. Крабс был, конечно, интриганом и пройдохой, но крохи совести у него оставались. Он узнал – ведьма хочет, чтобы Майя полюбила земного принца. А что может быть печальнее безответной любви?
– И тогда она станет послушной мне, – шипела ведьма, следя, как в залив входит каравелла принца. – Принц не полюбит девушку-рыбу. Сердце Русалочки разобьется от горя, и тогда зачем ей красота?
Крабс долго трусил и колебался, но все же решил поговорить с принцем начистоту – потребовать, чтобы в день, когда Русалочка впервые в жизни поднимется на поверхность моря, судно принца не покидало гавань.
Но принц то ли не слышал, то ли не понимал речь морского народца.
Майя по пояс высунулась из окна верхней башни и уже собиралась окликнуть Крабса. Ее приятель в последнее время вел себя все таинственнее. Всякий раз, когда Майя ловила на себе взгляд краба, ей казалось, что служка ведьмы хочет ей открыть какую-то тайну.
– Майя, ты опять заперлась?
Русалочка, услышав голос колдуньи, отпрянула от окна. Грубэ боком вплыла в светлицу. Майя покраснела, теребя локон. Ведьма принюхалась, но ничего подозрительного не заметила.
– Я, пожалуй, замурую вход в верхнюю башню, – буркнула Грубэ на всякий случай.
– О, не надо, тетушка, – Русалочка с мокрыми от слез глазами прижалась губами к безобразной руке старухи. – Пожалуйста!
Ведьма подобрела, победно глядя на сжавшуюся в комок Русалочку.
– Ну, так уж и быть! Не бойся – я пошутила! – и расхохоталась, довольная собой.
Точно прогрохотала лавина, так оглушил смех колдуньи. Русалочка с ненавистью глянула на нее. Ведьма скрипнула клыками:
– Сколько волка не корми..! – и добавила: – Я хотела тебе сказать, чтобы ты сегодня не входила на мою половину. У меня будут гости!
Когда за Грубэ закрылась дверь, Русалочка бессильно опустила руки. Светелка в верхней башне была единственным местом в Черном замке, которое любила Майя. Дело в том, что из крошечного окошка под потолком виднелась граница владений колдуньи – зеленая кайма леса вокруг черного моря, окружавшего дворец Грубэ.
Во дворце колдуньи и постройки, и деревья были черны. Чернота затопила покои. Русалочке порой казалось, что и она сама скоро покроется черными наростами. Когда становилось невмоготу, Русалочка с тоской и надеждой вглядывалась в изумрудную полоску.
Русалочка боялась признаться в этом себе, но тетушку Грубэ она не любила. Напрасно Русалочка уговаривала себя, что они с Грубэ – единственные близкие существа в целом мире. Упрямое сердечко Русалочки сжималось от отчаяния при мысли о ведьме.
И роскошь дворца, и чудеса, которые совершались под черными сводами, были Майе противны. Хотелось в другое место, к другим существам. Русалочке казалось: стоит лишь добраться до изумрудной границы, и все в ее жизни изменится.
Сколько раз Майя пробовала проплыть через мертвый лес, окружающий владения колдуньи, но всякий раз приходилось возвращаться. Ни рыбе, ни зверю не было пути через черную чащу.
Крабс, видимо, знал дорогу, но Русалочке не пролезть через крабьи норы. Приходилось довольствоваться мечтами. Грубэ сильно задела Майю своей угрозой.
Русалочка прошептала:
– Ну, уж нет! Светелку я не уступлю!
У крепостных ворот раздался вой морского дракона – прибыли первые гости. Русалочка провела вдоль оконного проема рукой, отгораживаясь от звуков. Ведьма научила Русалочку маленьким хитростям, и Майя немного умела колдовать. По опыту Русалочка знала, что шабаш у Грубэ затянется до утра. Уснуть не придется. Гости и ведьма, напившись горячего грога, буянили, ломали столы, скакали верхом на морских коньках по коридорам, ломились в спальню к Русалочке:
– Детка, присоединяйся!
Тогда Русалочка заворачивалась в одеяло, сунув голову под подушку. Дубовая дверь дрожала под ударами бражников, и, казалось, медные засовы вот-вот не выдержат.
Пришлось пожаловаться тетушке.
Грубэ пристально вгляделась в покрасневшие глаза Русалочки и тотчас же научила простому чуду.
Жест руки – и на светелку опустилась плотная душная тишина. Русалочка оказалась точно в коконе.
...К воротам беззвучно летела кавалькада запоздавших водяных кикимор. Последней скакала гигантская морская лошадь. Плащ с капюшоном скрывал лицо седока. Ворота проглотили последнего гостя и ухнули вниз. Лошадь испугалась, встала на дыбы и заржала. Всадник едва осадил морского жеребца.
Русалочка скользнула по винтовой лестнице во двор. Замок онемел и оглох, но на странного всадника и его лошадь колдовство не действовало. Русалочка слышала, как лошадь хлещет себя хвостом по бокам, а хозяин уговаривает ее тоненьким голосом:
– Слушай, Гром, у тебя совесть есть? – жеребец вырывал поводья и не давал себя привязать. – Хочешь, чтобы нас разоблачили?!
Лошадь вздернула верхнюю губу. Русалочке показалось, что Гром смеется.
– Ты уже проговорилась. Кто же из ведьминых гостей знает слово «совесть»?
Всадник с досадой тряхнул головой. Капюшон упал. И точно таинственная дверца приоткрылась в воспоминаниях Майи.
– Крестная! Фея!
– Майя! Русалочка! – ив следующую секунду Русалочка оказалась в объятиях феи.
Конь деликатно отвернул морду. А еще спустя минуту фея усаживала Русалочку в седло.
– Погоди, – опомнилась Майя, – а ты как же?
– О, как-нибудь, – беззаботно махнула рукой фея.
Они не заметили, как студенистый осьминог выглянул из дворца и потопал к ведьме с доносом.
А когда беглянки оглянулись, было поздно. На них неслась свора монстров. Впереди, потягивая когти, плыла ведьма.
Фея хлестнула лошадь. Гром взвился. Фея выхватила шкатулку с нюхательным табаком и швырнула в пасть ведьмы. Грубэ чихнула и не успела схватить за хвост морского коня, когда он был в каком-то дюйме от нее.
– Прощай, Русалочка! – еще услыхала Майя голос феи, но повернуть лошадь не сумела: Гром мчался без дороги и не слушался поводьев. Внизу, протягивая корявые сучья, стонал черный лес. Змеи выскакивали из кустов, вставали на хвост и бессильно опадали. Акулы клацали челюстями у самого брюха коня, но Гром не свернул и не дрогнул, пока чаща не расступилась. Лишь тогда он спустился на ил, поросший редкой и чахлой травой.
– Тут мы простимся, Русалочка! Я – дикая лошадь, и мне нет пути в царство Нептуна.
Русалочка прижалась к морде коня, потрепала по холке. Гром вильнул плавниками.
– А фея? – вспомнила Майя.
– Ступай! – толкнул Русалочку Гром. – С феей все будет в порядке.
Майя поверила. Морской жеребец дождался, пока Русалочка не пересечет границу царства Нептуна. Он знал, но не хотел рассказывать, что фее лучше погибнуть. Много лет фея, подарившая краба-предателя, разыскивала пути во владения Грубэ. И в старинном фолианте прочла, что лишь колдунья сможет пройти через черную чащу. И фея стала колдуньей. Вначале изменения были едва заметными: частые вспышки гнева да желчное ехидство по отношению к сестрам. Потом изменился цвет глаз. Зрачки в темноте светились расплавленным золотом. А когда отросли железные когти, фея оседлала морского коня и бросилась через лес. Это было самое страшное путешествие в ее жизни. Иногда она забывала, зачем так спешит в Черный замок, но Гром упрямо несся через чащу.
Последним усилием фея посадила Русалочку в седло. И сразу же превратилась в настоящую ведьму. Даже Грубэ и ее свора попятились и отступили. У бывшей феи стали быстро расти когти, она превращалась в волчицу с человеческими руками.
– Прощай, Русалочка! – и выплеснув всю свою оставшуюся в нем любовь и нежность, сердце феи не выдержало и разорвалось.
Колдуны и колдуньи окружили распростертое на черных камнях тело. Плоть, наполовину обезображенная, еще сохраняла черты феи Голубого замка.
Гром почувствовал гибель хозяйки и, запрокинув морду, тоскливо заржал. На его голос жеребца коротко отозвалась кобылица.
Ржание морских лошадей напомнило Крабсу, что скоро рассвет. Крабс еще немного поползал вокруг принца и убрался восвояси.
Колдунья гадала и на Крабса не обратила внимания. Он меланхолично разгуливал по Черному дворцу, потом забегал быстрее. Наконец, испугавшись, ворвался к ведьме.
– Майя пропала!
– Знаю! – огрызнулась Грубэ. – Девчонка сбежала. Ей уже сказали, что она дочь Нептуна, а вовсе не моя племянница! – и прикрикнула на краба. – Убирайся!
Снова повернулась к чану, в котором отражалось царство Нептуна. Прошипела:
– Ну, ничего, я еще успею ее поймать. Слишком долго я мучилась, чтобы так легко упустить добычу.
Крабс подумал: если Майя удрала, он будет жить, как прежде. Крохи совести можно стряхнуть в мусорную корзинку для бумаг.
Краб уполз из покоев колдуньи, добрался до половины Майи и запер все двери, припрятав ключи в жилетный карман.
– На случай, если Майя вернется, все будет цело, – краб прихлопнул карман и застегнул пуговку.
А Майя была далеко от чертогов колдуньи. По янтарному сиянию и шпилям дворцов узнала столицу царства Нептуна. Русалочка медленно плыла по морскому городу, дивясь, сколько вокруг народа. В замке ведьмы они обитали втроем, и порой Майе казалось, что на всем белом свете есть только Грубэ, она и краб в камзоле.
Столичные жители стайками проплывали мимо Русалочки, о чем-то переговариваясь. Подскочил галантный карась:
– Вас проводить?
Майя улыбнулась:
– Нет, спасибо. Я ведь сама не знаю, куда иду!
И карась уплыл, пожав плечами.
Майя плыла по улицам столицы, останавливаясь на площадях. Русалочка не торопилась и не расспрашивала. Ей нравилось подплывать к открытым окнам и заглядывать в комнаты. Она пожалела, что у нее не было крошек для плывущего за ней любопытного малька.
Русалочка вздохнула и улыбнулась. Никогда она еще не была так счастлива!
Там, где проплывала Русалочка, сами собой падали шторы. Ленточки траура трепетали и меняли цвет на зеленый, красный и желтый. И чем дольше блуждала Русалочка по городу, тем все меньше и меньше оставалось печальных улиц и запертых наглухо слепых домов.
Внезапно улица разлилась площадью. Майя невольно пригладила волосы. Перед ней, медово сияя, стоял янтарный дворец. С треском распахивали створки раковины-ставни. Двери хлопали. Плеск множества плавников наполнял дворец правителя.
Нептун поднял голову, сощурившись от внезапного света. Гневный окрик застрял в горле – на пороге стояла Майя.
– Майя! Русалочка! – Нептун подхватил дочку на руки и закружился по покоям с драгоценным грузом.
Весть быстрее ветра разнеслась по столице, захватив предместья. Под балконом собиралась толпа.
– Майя! Майя!
– Идем? – Нептун кивнул на открытый балкон и, взяв дочь за руку, выплыл первым.
Поздно вечером Нептун и Майя сидели у аквариума. До залы доносились отголоски праздника – столица гуляла. Грохнули литавры спешно собранного феями оркестра. Простолюдины, хмельные от вина и радости за правителя, поднимали чаши за здоровье Русалочки.
Ведьма нависла над чаном и скрипела зубами от ярости: столько лет – и все впустую?
Вокруг владений ведьмы гарцевали вооруженные всадники. День и ночь над черным лесом, сторожа колдунью, висели осьминоги. Во владения Грубэ не проскочить было морскому мышонку. Колдуны и колдуньи разбежались из Атлантики, спасаясь от гнева Нептуна. Горько было для колдуньи видеть тех двоих, отраженных в волшебном чане.
Ведьма в бессильной ярости ударила кулаком по воде. Изображение пошло рябью, потеряло очертания и пропало.
Напуганный Крабс зашился в щель под притолокой, поглядывая сверху на словно бы окаменевшую ведьму. Грубэ шевельнулась. Рука колдуньи, отделившись от тела, всплыла к потолку. Зашарила.
– Чур, не меня, – зажмурившись, бормотал краб.
Но напрасно: пальцы схватили краба за шиворот и швырнули в чан.
Майя подняла голову. Нептун сжал трезубец. Им почудился всплеск.
Крабс скорчился на дне аквариума, шипя на окруживших его рыбок:
– Кыш! Кыш отсюда!
– Показалось, – с облегчением сказал Нептун, обыскав углы.
Краб, подобрав лапки, притворился зеленым обомшелым камнем. С одной стороны, в аквариуме было тепло, а вокруг плавало еды предостаточно. С другой, Крабса поразила способность ведьмы проникать в царство Нептуна.
«В чан ей не залезть, – размышлял краб. – Но как знать, старушка трудолюбива и совершенствуется в колдовстве с каждым веком!»
Служба у ведьмы давно стояла Крабсу поперек горла. Почему ведьма предоставила ему возможность улизнуть? Крабс чуял подвох, но никак не мог понять, в чем он состоит.
Нептун и Русалочка уплыли. Крабс выжидал. Дрожа, вылез из аквариума. Сполз на пол и заковылял, выискивая норку на ночь.
Эгей, дружок! Теперь и тебе придется сидеть в тесной и темной норке краба и терпеливо ждать, что надумает краб. Впрочем, теперь и у тебя есть время подумать. Замерзнешь, загляни в Главу 5b. Или можешь вернуться к концу Главы 4а. А можешь привязать краба к веревочке и идти за ним следом.
Решил остаться? Тогда привет! Но учти, крабы, если их рассердить, больно щиплются.