Русский капкан

29

Много лет спустя – после Гражданской войны в России – в газете «Волонтер» штата Иллинойс появилась заметка о подвиге русского партизана, который привел в штаб Красной армии пленного американца и русского белого офицера.

В заметке говорилось о том, как глубокой сентябрьской ночью в штаб доставили троих задержанных. До утра их поместили в подвал под замок.

Пленный американец был удивлен странным обращением со своими людьми, переходившими линию фронта. Русского офицера, красного партизана и пленного американца матрос из охраны штаба Красной армии закрыл в одну камеру. У партизана отобрали оружие, у поручика – сумку с бумагами. Тщательно обыскали американца, нашли флакон с жидкостью от гнуса, и чтоб убедиться, что это не спирт, матрос сделал глоток и тут же выплюнул.

Из караульного помещения пришли красноармейцы смотреть, какая на американце обувь. Добротные влагонепроницаемые ботинки из бычьей кожи они, не спрашивая хозяина ботинок, обменяли на старые юфтевые сапоги. У прапорщика забрали наручные часы. Отобрали и местные деньги, так называемые «чайковки», объяснили, что эти деньги уже не в ходу…

Об этом же факте сообщал и солдат 318-го пехотного полка Майкл Грегор. Вернувшись на родину, он опубликовал воспоминания о приключениях американского волонтера в Советской России, где подробно изложил случай необычного пленения красными партизанами.

Не обошел вниманием и такую деталь. Утром, когда открыли камеру (это была столярная мастерская, где конвоиры дали им возможность пару часов поспать и отогреться на сухой сосновой стружке), принесли котелок с похлебкой. В котелке плавала разваренная перловая крупа и белые кусочки незнакомого овоща, похожего на морковку. Это был турнепс, заменявший северянам картофель. Завтракали втроем, ели из одного котелка и одной деревянной ложкой, которую им одолжил конвоир, уже щеголявший в новых американских ботинках.

После завтрака задержанных оставили без конвоя. Вскоре в мастерскую заглянул матрос. Это был комендант штаба. Прапорщик его сразу не узнал. За какие-то три месяца комендант заметно постарел, высох с лица, отпустил усы и бороду, в бороде – седина. Только серые, стального цвета глаза время не поменяло. Но в них уже проглядывала смертельная усталость. Такой взгляд у людей от хронического недосыпания и постоянно напряженных нервов.

– Товарищ Насонов, вас покормили? – обратился он к прапорщику, крепко пожимая руку.

– Спасибо, супчик что надо. – Георгий ответил с улыбкой, как улыбаются другу после продолжительной разлуки.

– Не обижайтесь, наши интенданты поставили вас на довольствие как перебежчика. У белых, конечно, кормежка лучше, но бегут к нам… А где ваш пленный?

– Пошел мыть котелок.

– Вы его допросили?

– Что знал, рассказал.

– Надо, чтоб его допросили члены иностранной комиссии. Мы его сегодня же отправим в штаб фронта. Там он встретит своих однополчан, добровольно перешедших на сторону Красной армии. Они с ним сразу найдут общий язык. Он писать умеет?

– Судя по разговору, грамотный.

– Нам нужны агитаторы. Для разложения войск неприятеля. Кое-кому мы предлагаем вернуться обратно в свою часть.

– Трудная задача.

– А кто сказал, что просветлять мозги задача легкая? Об этом вам лучше расскажет Михаил Сергеевич.

– Он – кто?

– Товарищ Кедров. На днях вернулся из Москвы. Вы его знаете. Однажды вы с ним встречались. А сейчас вас, товарищ Насонов, желает видеть командарм.

Комендант увел прапорщика. Вскоре пришли и за Иваном Тыриным. Ему вернули его оружие, но извиниться забыли. Он и без извинения был рад, что признали его за товарища.

Майкл остался один. Возле колодца, где он мыл котелок, к нему подходили красноармейцы, о чем-то спрашивали, но так как он не говорил по-русски, а они по-английски, обменивались жестами.

Русская и английская речь звучали отчетливо. Кое-что было понятно.

Бойцам нравилась добротная шерстяная куртка. Но обменять ее на шинель никто не насмелился. Впереди была зима, а зимой на Русском Севере шинель – одежка самая подходящая. Скоро эту вещь по достоинству оценили и солдаты экспедиционного корпуса. Длиннополая шинель заслоняет колени, на которые не намотаешь обмотки.