Русский капкан

35

Во втором часу ночи к Александру Александровичу Самойло зашел начальник штаба Михаил Ветошкин. Застал командарма с карандашом в руках. Красивым каллиграфическим почерком он заносил в ученическую тетрадку какие-то цифры, на первый взгляд не имеющие прямого отношения к военному делу.

– Колдуете?

– Что-то в этом роде. Здесь у меня записан покров снега по уездам в разные годы. Вот, в частности, Шенкурский уезд. В конце ноября снежный покров – 30 сантиметров, а в конце декабря – полтора метра.

Ветошкин через силу улыбнулся, с ухмылкой заметил, как это он делал всегда, когда ему с ученым видом доказывали недоказуемое:

– Смею заметить, до сих пор снега нет, а по календарю уже начало декабря, и зима уже должна заявить обильным снегопадом. Притом, не вчера-позавчера, а месяц назад.

– Снег будет, – заверил командарм. – На этой неделе.

На худощавом безусом лице начальника штаба все та же ироничная ухмылка:

– Вам что – лазутчик доложил?

– Мой лазутчик, Михаил Константинович, регулярно наносит визиты самому господу богу и тут же меня информирует.

– Хотел бы я с ним познакомиться, с вашим лазутчиком. Где он?

– Во мне. В моих костях. Погоду предсказывает с удивительной точностью. И снег предсказал.

– А если снега не окажется?

Командарм и тут нашелся:

– Тогда прольется дождем… Когда я служил в Маньчжурии, научил меня предвидеть погоду один мудрый кореец. Он служил у нас в штабе. Удивительный человек! При случае я вам о нем когда-нибудь расскажу.

– Александр Александрович, вы мне о корейце потом. – Ветошкин присел на табуретку. – Земля слухом полнится, что вы, переодевшись, под видом местного крестьянина, посещаете некоторых старцев. Бойцы заметили, спрашивают меня: «Наш командарм случайно не старообрядец?» Даже наш чекист Матвей Лузанин, и тот кого-то послал по вашему следу.

– Ну и как, что выяснил?

– Выяснил: с переходом Антанты в наступление активизировалась агенты генерала Миллера. Секретная информация, поступающая в штаб армии, становится известной в штабе белых войск, а значит, и в штабе их союзников. У наших соседей справа выявлено несколько агентов. Это офицеры, поступившие на службу в Красную армию.

– Что еще выяснил?

– Выяснил относительно вас. Генерал, да еще командарм, не ставя в известность других командиров, негласно посещает стариков-старообрядцев, ведет с ними беседы.

Матвей Лузанин через своих людей установил: командарм интересуется погодой в Шенкурском уезде: сколько и когда выпадает осадков, когда реки, болота и озера покрываются льдом, какова толщина ледяного покрова на Северной Двине и на Ваге и многое другое, имеющее прямое отношение к погоде и климату.

Вот чекист, будучи начальником особого отдела армии, и поделился с членом реввоенсовета секретом о бывшем царском генерале командарме-6 Александре Самойло.

То, что он сообщил, разведкой здесь и не пахло.

– Ну и что еще наш чекист выяснил? – с прежней улыбкой на лице продолжал допытываться командарм.

– Ровным счетом ничего, – ответил Ветошкин. – А все же, Александр Александрович, чем могут быть полезны вам дряхлые старики?

Командарм дальше отшучиваться не стал:

– Это же прирожденные охотники, – сказал он, как сделал открытие: – Они лучше нас с вами, людей пришлых, знают северную тайгу. А в тайге нам приходится воевать. Это наша земля, освоенная нашими предками. Для таких просторов сегодня нас, конечно, мало. Но, как говаривал великий Суворов, побеждают не числом, а уменьем, и воюют там, где для победы намечаются благоприятные предпосылки, например, в Шенкурске.

– Но Шенкурск, Александр Александрович, в руках интервентов. За два месяца они укрепились так, что отсюда их уже не выбить.

– Ну, зачем категорично? Если командир сомневается в победе, то такого командира опасно посылать в бой – погубит и себя и своих бойцов.

– Я догадываюсь, у вас уже есть план?

– Есть. Но обнародовать его сейчас, чтоб завтра уже знали по обеим сторонам фронта – стоит ли? Я человек с предрассудками – боюсь спугнуть удачу. Пока тайной владеет один человек – это еще тайна.

– А план вам подсказали местные старики?

– Поправили меня.

– Но вы же командарм? У вас за плечами Академия Генерального штаба. Вы – генерал.

– Если умная подсказка, почему бы ею не воспользоваться?

– И то верно, – согласился начальник штаба.

Так и не получив вразумительного ответа, в чем суть свиданий с местными стариками и почему командарм побоялся спугнуть удачу, Михаил Ветошкин вернулся к себе на квартиру, в холодной комнатке под видавшей виды солдатской шинелью долго не мог уснуть.

Для него, как и для Матвея Лузанина, генерал Самойло представлял загадку. Он не до конца бывал откровенным с членами реввоенсовета. Были случаи, в частности, на Восточном фронте, когда высокие начальники переходили на сторону врага; тот же генерал Муравьев, на словах признавший советскую власть, но изменил ей, как только стал командармом; на юге командарм Сорокин отказался выполнять приказы, поступавшие из Москвы.

Не только Михаил Ветошкин, но и другие члены реввоенсовета, в их числе Николай Кузьмин и Алексей Орехов, смотрели на командарма с некоторой долей зависти, их поражала глубина его военных знаний. Они понимали, что Москва не ошиблась, назначив его командармом. Шестая армия Северного фронта отчаянно сдерживала натиск интервентов, испытывала голод в вооружении и продовольствии. Часто перед боем командиры взводов раздавали патроны поштучно. Бывали дни, когда на взвод выдавали говяжью ногу, повара ухитрялись из этой ноги два раза в сутки сварить похлебку.

Не однажды члены реввоенсовета удивлялись, что командарм брал на свои плечи отчасти и их обязанности, людей, по существу, далеких от военного дела.

Ветошкин и Орехов были коммунистами с большим подпольным стажем, вели агитационную работу в армии. Кузьмин, рабочий-металлист, участвовал в вооруженном восстании в 1905 году на Пресне, десять лет провел в эмиграции, вернулся в Россию в марте 1917 года, когда страна бурлила митингами. Будучи социалистом-революционером, Кузьмин сразу же после Октября принял линию большевиков. По заданию Петросовета его откомандировали в Архангельск, вместе с Михаилом Сергеевичем Кедровым и беспартийным Александром Александровичем Самойло создавал Северную завесу – боевое соединение из разрозненных частей и подразделений русской армии, которая дислоцировалась главным образом на территории северных районов Архангельской губерний.

В июне 1918 года, когда эскадра интервентов подходила к Архангельску, Кузьмин руководил эвакуацией складов вооружения. Там он проявил себя как решительный сторонник советской власти.

В последний день эвакуации с ним встретился вынырнувший из подполья эсер Гуковский, давний знакомый по парижской эмиграции. Именно Гуковский заманил его в партию эсеров. Он же в Париже познакомил его с Чайковским, членом Трудовой народно-социалистической партии.

Гуковский знал, чем в эти напряженные для губисполкома дни занимался Кузьмин. Встреча произошла на квартире, где Николай Николаевич снимал койку (в квартиру он забежал на несколько минут, у подъезда его ждала автомашина Кедрова) и вот – неожиданная встреча со старым знакомцем.

– Есть срочный разговор, – торопливо заговорил Гуковский. – Я с поручением от Николая Васильевича.

– Где он сейчас?

– Подходит к Архангельску. Возглавляет Верховное управление Северной области.

– Где? На палубе американского линкора?

– Ты не смейся. Он – величина. Как только высадятся американцы, будет в Архангельске наше национальное временное правительство. У тебя есть возможность стать министром. Уже таковыми стали наши товарищи по партии.

И Гуковский поименно перечислил: Иванов, Маслов, Лихач.

– А ты?

– Я, Коля, само собой. Как же без меня? Для себя потребую министерство финансов. Как только американцы займут важнейшие объекты города, приступит к работе Русское национальное правительство Севера. У меня уже готов проект постановления «О выпуске местных денежных знаков».

В это время с улицы донесся гудок автомашины.

– Мне – пора, – сказал Кузьмин и протянул руку. – Надеюсь, мы еще встретимся. И ты меня ознакомишь уже с постановлением.

– А чем ты занимаешься у красных?

– Эвакуирую имущество, чтоб не досталось интервентам. Ну, бывай!..

Гуковский от удивления раскрыл рот, но ничего связного не произнес.

Как вспоминал затем Николай Николаевич Кузьмин, он так и остался в памяти с раскрытым ртом.

Уже по пути на пристань Черного Яра, где на баржу грузили ящики со стрелковым оружием, Кузьмин признавался Кедрову:

– Сейчас меня, Михаил Сергеевич, как бывшего эсера сватали…

– Но вы же не девица?

– Сватали в министры.

– К Чайковскому?

– Слава богу, мы не юге России. У нас на Севере правительство пока одно.

– А управляет Антанта?

– Она и есть настоящая власть.

– Временная, – уточнил Кедров.

– Вы правы, – согласился Кузьмин. – Устала Россия от временных. А для власти постоянной, как я понимаю, нужно освободиться от чужеземцев.

– Тогда будем работать вместе. У вас, Николай Николаевич, большой организаторский опыт и опыт финансиста. Реввоенсовет нуждается в таких кадрах… Как вы смотрите, если мы вам поручим работать с молодежью?

– Временно?

– Естественно. Пока финансировать нечего.

– Надо так надо, – согласился Кузьмин.

Кедров с улыбкой пожал товарищу руку.

– Теперь я вижу: у вас уже ничего эсеровского.

– А его и не было. Вы просто давно меня видели.

– Три месяца назад. А сколько впереди событий? Да каких!