Русский капкан

39

Член Реввоенсовета Ветошкин доложил командарму обстановку. Относительно лыжников уточнил:

– Рота обошла Шенкурск слева и в двадцати километрах северней вышла на Вагу. Вместе с партизанами деревни Сметанки лыжники Шестой армии заняли оборону, имея при себе одну трехдюймовую пушку.

– Почему одну? – возмутился командарм. – Выделили четыре! Велика вероятность, что противник ледокольными кораблями попытается деблокировать Шенкурский гарнизон… А где остальные три орудия?

Ветошкин неохотно ответил:

– Произошла диверсия. Этой ночью три орудия оказались подорваны.

Командарм – к Лузанину:

– Вам – доложили?

– Задержан подозреваемый. Прапорщик, принятый на службу по контракту два месяца назад.

– Меры приняли?

– Так точно. Диверсант допрошен и к нему применена высшая мера социальной защиты.

– С расстрелом вы не поторопились?

– Арестованные, товарищ командарм, создают проблемы. На той неделе, я вам докладывал, из-под ареста бежал связной Колчака, захваченный при переходе Двины у поселка Трунево.

– Прапорщик, откуда он?

– По документам уроженец Великого Устюга, служил в артиллерийской бригаде. В настоящее время бригада находится за Уралом, в населенном пункте Популово. Согласно его показаниям, в сентябре он дезертировал и уже через месяц вступил добровольно в Красную армию.

– И много дезертиров, ставших добровольцами?

– Офицеров Колчака уже считаем десятками.

– А точнее?

– В декабре перебежало около тридцати. Всех по месту жительства военкомы взяли на учет. Изучают. Проверенные будут призваны в Красную армию.

– Присягу принимают?

– К сожалению, далеко не все. Боятся, что под натиском Антанты советская власть рухнет, и тогда офицеры пойдут под расстрел.

– Откуда эта чушь?

– Красноармейцы читают листовки. Одну такую бойцы подобрали в лесу и передали комиссару 143-го стрелкового полка… Товарищ командарм, там и про вас написано.

– Что именно?

– Написано, что Шестую Красную армию войска Антанты уже скоро разобьют, и командующего армии генерал-майора Самойло, как изменившего присяге и перешедшего на сторону неприятеля, повесят в Петрограде.

– Даже не в Архангельске и не в Вологде? – усмехнулся командарм.

– В листовке указано, – уточнил начальник особого отдела, – повесят вас и еще около двадцати генералов и офицеров, выпускников Императорской академии Генерального штаба, добровольно занявших командные посты в РККА.

– Листовка при вас?

– В особом отделе фронта, – сказал Матвей Лузанин. – Но текст я передаю почти дословно.

В этом сообщении утешительного было мало. Все, что передал чекист, вычитанное из подкинутой листовки, Александру Александровичу Самойло было известно.

Еще в октябре, когда продолжалась навигация и непрерывным потоком шли в Белое море транспорты из Европы и Америки, пополняли людьми и боевой техникой войска Антанты, которые вели упорные бои с частями Красной Армии – метр за метром оттесняли их на юг. В Вологде из-за линии фронта вернулся сын Сергей. Он передал отцу письмо от старого сослуживца Евгения Карловича Миллера.

Генерал-губернатор и Верховный главнокомандующий войсками Северного края в связи с катастрофическим положением Шестой Красной армии предлагал генерал-майору Самойло отдать по армии приказ о прекращении сопротивления и пропустить войска Антанты в Вологду. Командирму и бойцам Шестой Красной армии гарантировалась неприкосновенность, выплата денежного довольствия в северных рублях, желающим продолжить службу в рядах Белой армии, не будет чиниться препятствий. Командарму Самойло приказом Верховного главнокомандующего Российской империи адмирала Колчака гарантируется присвоение очередного воинского звания – генерал-лейтенант.

Вторым человеком, кто ознакомился с содержанием письма, был его сын, доставивший это письмо.

– Батя, твое решение? – по-родственному спросил Сергей. – Я так понял, что решение ты уже принял.

– Принял. И решил: во что бы то ни стало остановить наступление Антанты. Для этого собрать силы и средства армии в кулак и нанесли интервентам удар в их самое болезненное место.

– Этим местом будет капкан охотника Зерчанинова? – высказал свое предположение младший Самойло.

– Это один из вариантов. Но о самом капкане лучше не распространяться… Хотя… сохранить в тайне выигрышный замысел уже не получится. Штаб приступил к реализации плана. Кстати, и ты как военспец здесь будешь нужен. Не всегда же тебя посылать за линию фронта. В нашем штабе поработай, да и моя подсказка, если потребуется, не помешает. Вдруг пригодится. Опыт – дело наживное. Да и профессия у тебя особая, творческая, не прощает ошибок. А научиться не ошибаться можно только среди надежных друзей, заинтересованных в твоем профессиональном росте. У генерала Миллера этому не учат.

– Я это знаю.

Теперь, с началом подготовки наступления, капитан Самойло неотлучно находился при отце.

В штаб Шестой Красной армии через лазутчиков дошли сведения о том, что генерал Миллер отдал приказ: в случае появления капитана Самойло в расположении белых войск, немедленно его арестовать и отдать под военно-полевой суд.

– Значит, мне уже с Евгением Карловичем не встречаться? – усмехаясь, спросил Сергей.

– Достаточно. Побереги свою голову на будущее.

– Я не привык без дела…

– Будешь работать с офицерами-призывниками, – озадачил командарм. – Подбирай людей для засылки в тыл неприятеля. Среди них есть стоящие хлопцы. Они желают честно служить своему народу.

Об этом командарм обмолвился не случайно. Среди командного состава старой армии бытовало понимание, что революция – это не что иное, как вооруженный мятеж против существующего строя.

Подобные мятежи, как правило, подавляются с помощью иностранной военной силы. В России такая сила уже была, более того, она не стала выжидать, а сразу же навалилась на мятежников. А мятежником в этот раз оказался многомиллионный русский народ, из среды которого очень скоро выдвинулись умелые организаторы сопротивления, талантливые полководцы, любящие свою родину. Победить такой народ, если он знает, за что воюет, практически невозможно.

Но старая военная школа внушала кадету, а затем офицеру, что существующий строй незыблем, и те офицеры, которые подняли на него руку, будут казнены, как декабристы, как лейтенант Шмидт.

И вот капитану Самойло по настоянию отца-командарма предстояло убеждать офицеров старой армии, призванных на советскую воинскую службу, переосмыслить свои взгляды, понять, что у русского человека, чем бы он ни занимался, есть самое святое, что не подлежит переоценке, это – Россия. За нее и следует сражаться.

Но в советском тылу велась и другая работа, противоположная той, которая требовалась войскам.

В ряде случаев на местах военкомы выполняли указания Троцкого, пренебрегая главным пунктом требований, предъявляемым к офицерам старой армии: в связи с тем, что командного состава не хватало, в Красную армию военспецов принимали без тщательной проверки.

С трибун не забывали повторять слова генералиссимуса Суворова: «Доверяй, но проверяй». На деле часто не доверяли и не проверяли. Участились случаи саботажа.

Кому-то это было выгодно, хотя и не скрывали кому. Беспечность и лень компенсировались красноармейской кровью.

Командарм Самойло не понимал, зачем в Шестой армии неожиданно сняли толкового комиссара, питерского рабочего, которого знали и любили в войсках, а прислали никому не известного товарища Загряжского. На запрос Москвы, что это означает? Ответили: товарища Загряжского назначил сам товарищ Троцкий. У питерского рабочего не было военного образования.

Комиссар Загряжский в подразделениях почти не появлялся, отсиживался в штабе. Не однажды приставал к командарму с вопросом:

– Что вас заставило уйти из Белой армии?

Он прекрасно был осведомлен о том, что генерал-майор Самойло беспартийный.

Вопрос провокационный, но генерал Самойло отвечал с достоинством:

– Чтоб быстрее победила Красная армия.

– Это не ответ.

– Другого не дождетесь.