42

В бою за взятие Шенкурска, как писала «Красноармейская газета», особо отличился 156-й стрелковый полк. За этот коллективный подвиг он был награжден Почетным революционным Красным знаменем Всероссийского Центрального Комитета.

Всему личному составу командарм Самойло от имени Реввоенсовета армии объявил благодарность и наградил каждого бойца тремя пачками махорки. Махорку прислали трудящиеся Тамбовской губернии.

В ответ на их трогательную заботу о воинах-северянах командование Шестой Красной армии послало письмо в адрес Тамбовского губисполкома.

В письме содержался рапорт о том, что 25 января войска Шестой Красной армии освободили от интервентов и белогвардейцев уездный город Архангельской губернии Шенкурск. Противник в панике бежал, бросил 9 полевых орудий и оружейный склад. На складе было 15 исправных пулеметов и две тысячи винтовок.

Богатыми оказались трофеи, собранные по дотам и зарытые в снег: одних только пулеметов из дотов было вынуто около шестидесяти, брошено около сотни винтовок и несколько ящиков с патронами и осветительными ракетами, а также почти не тронутый склад обмундирования и продовольствия, предназначенные для наступательных действий в весенний период.

Особую ценность представило медицинское имущество: стерильные бинты в количестве восемнадцати тысяч и восемь пудов таблеток от «испанки».

Пленных собирали порой в самых укромных местах. По рассказу крестьянки Анны Терентьевой, она обнаружила негра на своем сеновале. Он сидел, накрывшись хозяйской шубой, дрожал от страха, а может, и от холода. Мороз и там его достал.

Хозяйка присмотрелась, от длительного сидения лицо негра потеряло естественный цвет – нос побелел, щеки покрылись инеем. Он плакал, и слезы катились по его грязным небритым щекам. Он что-то лепетал, как она догадалась, говорил, что он американец и что его заставили воевать.

Хозяйка втащила его в избу, нашла ему старые валенки, но самостоятельно их надеть он уже не смог – ноги окостенели, как у мертвеца. Жестами плачущий негр показывал, что обувь он потерял, когда убегал от русских.

– Тебе страшно? – допытывалась хозяйка.

Он кивал стриженой головой, как будто понимал, о чем его спрашивают.

– А зачем же тогда ты приплыл из-за океана?

Он пожимал плечами – тоже как будто понимал.

Бой удалялся на северную окраину города, а женщина мягким снегом ему растирала лицо, щеки, руки. Пораженные морозом места смазала медвежьим жиром. Заставила выпить две кружка кипятка с толченой морошкой.

Затем незадачливого вояку уложила на полати, к детям, наблюдавшим, как мать спасает черного человека.

Вечером того же дня в избу заглянули красноармейцы. Спросили:

– У вас не прячутся интервенты?

– Один есть, – ответила хозяйка, – но он негр.

– А негры что – не интервенты?… Где он, ваш пленный?

– На печке.

Бойцы, чувствуя себя победителями, дружно засмеялись.

– Хороша война! Увидел бы среди русских ребятишек своего солдата американский президент, такого вояку он лишил бы заработка.

Другой боец, путая русские и английские слова, поманил солдата пальцем:

– Янки, эн рол, а ну слазь!

– Вы его куда? – встревожилась хозяйка.

– В школу. Там пленных сортируют, считать будем.

– Я его не пущу. Он в моих валенках.

– Тогда пойдет босиком.

– Ладно, пусть валенки на нем остаются…Но чтоб потом вернул.

– Жди…Вернет…

Валенок, как призналась хозяйка, он так и не вернул.

Уже после Гражданской войны Анна Терентьева напомнила американцам, которые в местах боев разыскивали по лесам останки своих солдат, чтоб ей вернули валенки. Гробокопатели действовали от имени организации «Ветераны зарубежных войн», так называемые «полярные медведи».

– Документ имеется? – спросили женщину.

Документа у женщины не было. Она не спросила даже имени спасенного. Спустя годы сам факт спасения американского негра жители Шенкурска, за исключением нескольких стариков, уже не помнили.

В областном музее хранится свидетельство о том, что ветераны американского экспедиционного корпуса создали ассоциацию «Полярный медведь» и в 1929 году отправились в Россию, вывезли на родину останки 86 своих павших сослуживцев.

Это все, что в России тех лет составило славу Соединенных Штатов Америки.

А тогда, в январе 1919 года, на заседании Реввоенсовета Шестой Красной армии встал вопрос: чем кормить пленных?

Раздавались голоса:

– А чем они в августе наших пленных кормили?

И тут же слышались ответы:

– В Мудьюге – брюквой.

– И то лишь в начале осени.

– А обессиленных – бросали за борт.

Кто-то напомнил:

– Товарищи, не надо забывать, что американцы, поспешно убегая, в лесу оставили склад продовольствия…

Комендант штаба Матвей Лузанин как только узнал, что бойцы саперной роты из брошенного склада растаскивают мясные консервы и другие продукты, которых «видимо-невидимо», выставил усиленный пост.

В Реввоенсовете рассудили: мы не колонизаторы, чтоб кормить пленных брюквой, а ослабевших бросать на съедение лисицам.

По радио связались с Москвой.

– Вы их обменяйте, – был ответ.

На что – осталось загадкой.

В штабе американского экспедиционного корпуса был приготовлен ответ: командование корпуса готово обменять пленных на продовольствие, но…после войны.

А когда война закончится – умалчивалось.

По этому поводу в частях Шестой Красной армии ходили противоречивые разговоры. В дневнике начальника штаба Ветошкина сохранился подслушанный разговор:

«– Обменяем пленных на продовольствие – развяжем себе руки. Чем плохо? Конвоиры вернутся в строй.

– А пленные тоже вернутся в строй? Им выдадут оружие – и будут они нас опять брать на мушку?

– Мы с них честное слово возьмем.

– Уже брали. Белые генералы, задержанные в Петрограде, клятвенно заверяли нас, что против советской власти не поднимут руку.

– А тут мы имеем дело с иностранцами…

Раздавались и трезвые голоса:

– Врагу нельзя верить на слово. Мы терпели тяготы, и они пусть терпят. Будут помнить, куда ходили…»

Уже первые успешные действия Красной армии на Севере крепко тряхнули интервентов. Дерзкие налеты партизан на северодвинские гарнизоны нарушали коммуникации. Подвоз боеприпасов и продуктов питания был крайне затруднен. Реки скованы льдами, до весны навигация прекратилась. А это значит, что транспорты с военными грузами пойдут после ледохода.

Почту доставляли аэропланами, но зимняя погода не всегда благоприятствовала полетам. Нередко мешки с корреспонденцией попадали в руки партизанам, и тогда письма и газеты читали в штабе Шестой Красной армии.

Ценная корреспонденция отправлялась в штаб фронта, а оттуда уже в Москву. Чаще всего из московских газет западные журналисты узнавали, что делается в своих войсках. Уже не было победных реляций. О продвижении экспедиционного корпуса на юго-восток – навстречу Колчаку – писали сдержанно, при этом упоминали о таких трудно преодолимых препятствиях, как русский мороз и русская метель. Всячески преуменьшались успехи Красной армии. Ни слова – о разгроме Шенкурского гарнизона. Западная пресса умолчала о трофеях, которые достались Шестой Красной армии в ходе зимних боев на Севере.

Плененным «полярным медведям» советское командование разрешило писать на родину с условием, чтоб эти письма отправляло Российское Телеграфное Агентство «РОСТА».

Письма были написаны, из Москвы высланы по адресатам, но ни одно из них в 1919 году, то есть когда американский экспедиционный корпус вел боевые действия на Русском Севере, не попало в печать. Цензура запретила.

Только спустя полвека с ними можно было ознакомиться в библиотеке, которая хранила «Цифровую коллекцию экспедиции “Полярный медведь”». Это военные документы, дневники и другие личные бумаги солдат и офицеров, пытавшихся поработить русский народ. Некоторые документы сохранились в космическом музее штата Мичиган.

Загрузка...