Русский капкан

36

План разгрома Шенкурской группировки появился не сразу. Этому предшествовала встреча командарма с лазутчиками, в том числе и с сыном Сергеем, вернувшимися из-за линии фронта.

По дороге в Вельск, где тогда дислоцировался штаб Шестой армии, Сергей заночевал в селе Грибанова Гора, что в какой-то сотне верст от Шенкурска.

Хозяин избы, старик Мирон Зерчанинов, знал генерала Самойло по Русско-японской войне. В те годы далеко от дома Зерчанинов служил фельдъегерем в крепости Порт-Артур. На мохнатой монгольской лошадке выезжал в дальние гарнизоны, разбросанные среди лесистых сопок, развозил для солдат и офицеров доставленную из России почту.

…Теперь шла война и уже не вдали от дома, не в Маньчжурии, а в своем родном селении. Чужеземец пришел как союзник. И к его отпору не готовились. Как известно, союзники не враги, с ними не воюют, а этот союзник, не успел высадиться на русский берег, по колониальной привычке начал грабить аборигенов. Молодежи в селениях почти не осталось – она давно разбросана по фронтам Гражданской войны. Это Суворов предостерегал: упаси бог нас от союзников…

И ветераны вспомнили свою боевую молодость. Взялись за оружие по зову земли родной. Себя они назвали партизанами, как называли наши предки в годину вражеских нашествий. Партизаном стал и житель селения Грибанова Гора известный в округе охотник, бывший солдат Мирон Зерчанинов.

Для его села трагичным стал первый бой с иноземцами.

…Партизаны обстреляли вражескую колонну, убили одного солдата. Им оказался американец 2-го батальона 339-го пехотного полка.

На следующий день, ближе к полудню, когда небо еще сияло голубизной и с высоты птичьего полета четко просматривалась каждая изба, налетели американские аэропланы, сбросили на Грибанову Гору зажигательные бомбы.

Центральная часть селения выгорела дотла. Сохранилась только церквушка с закопченными куполами да краснокирпичное здание сельской школы, построенное на средства немецкого лесопромышленника Фурмана.

Изба Зерчанинова уцелела.

С Мироном Зерчаниновым Сергей был уже хорошо знаком. Не однажды по пути в Архангельск или из Архангельска он останавливался у этого охотника передохнуть.

При встрече впервые Мирон спросил Сергея:

– Ты чей, парнишка, будешь? Из каких краев? Безбоязненно ходишь по тайге. Свой ты или пришлый?

Сергей ответил не таясь:

– Я здешний, отец, архангелогородский. А ходить по тайге меня заставляет моя служба.

– Белая или красная? – продолжал допытываться старик.

– А какая вам требуется?

– Никакая.

– Тогда я вам подхожу.

– Документ имеется?

Сергей показал удостоверение офицера. Хозяин дома вслух по слогам прочитал фамилию, рассудительно произнес:

– Капитан. Белый, значит. А Самойло. Красный, значит… У нас тут командармом красный генерал. Он кем тебе доводится?

– Отцом.

– Это уже речь, – и показал рукой на входную дверь. – Проходи, гостем будешь… А как зовут папашу? – спросил на ходу, чтоб убедиться в искренности слов.

– Александр Александрович.

– Он некурящий?

– Курит, к сожалению.

– Вот и я ему советовал бросить. Зачем, говорю, ваше превосходительство, принимать вам медленную смерть? А он мне: «На войне медленной смерти не бывает»…

Несмотря на большую разницу в возрасте, Сергей Самойло и Мирон Зерчанинов быстро нашли общий язык. При встречах отводили душу в горячих спорах о смысле жизни.

Таежный охотник, в недавнем прошлом крепкий хозяин, имевший свою богатую заимку, без колебаний принял советскую власть. На царскую была у него лютая злоба. Местный воинский начальник подполковник Вторушин отбил у его сына жену-красавицу, известную в Прионежье певицу, сына услал в Романов-на-Мурмане, в арестанскую роту.

С помощью отца сын сбежал из арестанской роты, отец надежно спрятал его в тайге. Боясь, что Зерчаниновы женщину выкрадут, подполковник возил ее с собой.

Примерно за год до высадки интервентов сельчане видели Вторушина в Олонце. В Белой армии он служил в контрразведке. Там и нужно было искать жену сына.

Когда в очередной раз Сергей посетил Зерчанинова, тот признался:

– Хочу истребовать старый должок. Жив, оказывается, Вторушин. Он и вся его белая свора от кары не уйдет…

Что за должок, признался не сразу:

– Есть у меня одна задумка, – произнес он, понизив голос до шепота. – Как бы ее лучше изложить командарму? Может, она ему пригодится? Ты потолкуй со своим родителем. Нам с ним встретиться надо.

– А задумка – о чем?

– О наступлении. Вы же не вечно будете стоять в обороне? Интервенты, если им не накостылять, надолго угнездятся в России.

– И в наступлении вы погасите свой должок? – заинтересованно переспросил Сергей.

– Вот-вот… Соображаю, как больней ударить по американам. Я к чему. Для Красной армии скоро настанет удобный момент. Думаю, что глаз у наших командиров меткий, они заметят, как американы загоняют себя в капкан.

Сергею было известно, если охотник вслух рассуждает о капкане, значит, зверь где-то рядом.

– То есть как это в капкан?

– А так…

Зерчанинов заговорил возбужденно, азартно, как охотник предвкушает близкую добычу:

– Слушай сюда… По реке уже движется шуга, трещит, как валежник под ногами, вот-вот река станет, а в Шенкурске все еще навигация. Пришвартовался четвертый транспорт, выгружают какие-то землеройные машины. На подходе еще два, вчера наши ребята видели, как зашли они в устье Ваги.

– Может, они выше пойдут, по Двине?

– Пойдут по Ваге. Здесь им дорога одна – в Шенкурск. А там уже войск – как в половодье зайцев на острове… Натуральный капкан.

О «капкане» как таковом Сергей слышал в двух штабах – у красных высказывал свое предположение командарм Шестой:

– Американцы рвутся к Вологде, чтоб затем повернуть на восток, на смычку с Колчаком. Невольно в районе Шенкурска затягивают себя в капкан.

В штабе генерала Миллера о капкане прямо не упоминалось, но кто-то из полковников, глядя на карту-склейку, лежавшую на школьных сдвинутых столах, с удивлением воскликнул:

– Господа! Никак наши союзники в Шенкурске стягиваются на зимовку? Вы посмотрите, в какой мешок они себя завязывают! Словно идут в тайгу не воевать, а прогуливаться. Совершенно не думают о флангах. Вы вглядитесь, фланги-то – открыты! Генерал Самойло, не будь дурак, такую ловушку им устроит! Долго чесаться будут.

Кто-то из штабных офицеров равнодушно отозвался:

– У союзников тоже есть мозги. Пусть сами и мозгуют…

Но так рассуждали далеко не все. Говорили:

– Их бы предупредить. Они за нас радеют.

– За нас? Вряд ли…

– И предупреждение не поможет. Им не скажешь: не зная броду – не суйся в воду, не ходи в русский лес – медведь задерет.

– Как не пойдешь, если им нужен лес, притом, не на одну вырубку, а навсегда.

– Они без нас не справятся.

– А что по этому поводу говорил на совещании полковник Костанди? Сказал он, господа, четко и определенно: пора уже нам, русским, расстаться с иллюзиями, что союзники за нас радеют.

Слова начальника штаба Мурманского гарнизона у каждого офицера были на слуху:

– Не хотят они успеха русского оружия. Пришли со своим, как тешат себя, с оружием, современным и результативным. Надеются своими самопалами победить большевиков, притом, без нашего участия.

Вспомнили, как в середине лета американский вице-консул Вискерманн привозил в Архангельск Бобби Полсона, торговца оружием. Бобби, этот раскормленный толстогубый негр, хвалился, что новое американское оружие в ближайшие месяцы поставит Россию на колени.

На встрече с Бобби Полсоном присутствовали приглашенные высшие русские офицеры. Контр-адмирал Вилькицкий, капитан ледокольного парохода «Косьма Минин» резко поправил американца:

– Россию никто еще не ставил на колени, даже самым новейшим оружием.

Попытался сгладить неловкость всегда улыбчивый, рано облысевший вице-консул:

– Бобби имел в виду большевиков России.

Сам Полсон в этом не видел разницы, поэтому сделал удивленные глаза:

– А это не все ли равно?

Присутствовавшие русские, за исключением ученого-полярника Вилькицкого, молча проглотили эту горькую пилюлю.

Наглого негра следовало бы тут же поставить на место, но он был крупный миллионер, известный торговец оружием. А в Соединенных Штатах торговля оружием – самый благородный бизнес. В Новом Свете если кому и завидуют, то разве что производителям и торговцам этого прибыльного товара.

Разговор вроде обыденный, но Сергей уловил в нем важный для красного командования смысл. И это наблюдение следовало как можно быстрее до него донести.

…Спустя двое суток Сергей Самойло был уже в Вельске, где в то время дислоцировался штаб Шестой Красной армии.

Командарма на месте не оказалось. Он выехал в 156-й стрелковый полк. Из Шуи прибыли три маршевые роты, в большинстве своем это рабочие-текстильщики, которых не нужно было агитировать за советскую власть. Восемнадцать лет назад они первые в России создавали народные Советы, ставшие затем главной и единственной формой правления, как в свое время в Париже была Коммуна.

Члены реввоенсовета Орехов и Кузьмин предлагали все три роты раздать по батальонам. Ветошкин настаивал роты как отдельный ударный батальон бросить на оборону самого опасного участка. Таким участком было тогда железнодорожное направление на подступах к Вологде.

Командарм принял иное решение:

– Все три роты уже побывали в боях. По докладам командиров рот показали себя с хорошей стороны. Будем их готовить к наступлению в качестве армейского резерва. Бойцов поставим на лыжи.

Два вагона с лыжами уже были в пути. Рабочие Твери меньше чем за месяц выполнили заказ Северного фронта.

Сергею долго ждать командарма не пришлось.

– У тебя ко мне срочное дело? – спросил он сына.

– Неотложное.

– Тогда сейчас обедаем, хотя уже время ужина. И за обедом ты мне доложишь о поездке.

В кабинет к командарму порученец принес два котелка овсяной каши с консервами из довоенного НЗ и котелок обжигающего кипятка, где вместо чая плавали распаренные листья смородины.

За ужином Сергей сообщил, в частности, о разговорах, слышанных в штабе генерала Миллера.

– С Евгением Карловичем встречался?

– В этот раз он меня почему-то не принял.

– А почему?

– По лицу порученца я почувствовал для себя тревогу.

– Интуиция тебя не обманула, – сказал командарм. – Над тобой, Сережа, по сообщению наших лазутчиков, уже, как и над твоим другом Насоновым, висит дамоклов меч. Ты это знаешь?

– Догадываюсь. Только чей это меч – пришельцев или генерала Миллера?

– Кто тебе дал задание – переманить меня на сторону белых?

– Миллер.

– Он и сроки указал.

– О сроках речи не было. Было пожелание – чем быстрее, тем лучше.

– А это разве не срок?

– Пожалуй, да, – с отцом согласился Сергей.

– По логике генерала Миллера, Сережа, для предательства человек созревает. Это не мои слова. Это слова Евгения Карловича. На эту тему когда-то мы с ним дискутировали и не однажды. Он говорил: «Как разогнавшийся паровоз не может мгновенно поменять движение на обратное – иначе машина разрушится, так и человек не может в мгновение ока поменять свои убеждения». И паровозу и человеку, чтобы двигаться в обратном направлении, потребуется какое-то время на торможение, остановку, затем уже двигаться в противоположном направлении. В данном случае мне предлагалось переосмыслить свои поступки, покаяться, исправиться новыми поступками, короче, доказать, что я по-прежнему верен Белому движению. Я сумел свою жизнь поставить на другие рельсы, и уже заднего хода не будет.

– Тогда на что рассчитывал ваш бывший сослуживец, посылая меня к тебе?

– У него расчет простой: ты как мой сын и как белый офицер, мне напомнишь, что я хотя и на службе в Красной армии, но в душе остаюсь белым генералом, и где-то в Соединенных Штатах будет открыт на мое имя банковский счет. Это при случае, если я соглашусь выполнять задания Антанты.

– Разве не генерала Миллера? – спросил Сергей.

– Неужели ты до сих пор не понял, что твой так называемый вожатый работает на иностранную разведку, точнее, на иностранную державу?

– Почему же? Я понял уже на курсах Красного Креста. Мне намекали, что курсы финансирует военное ведомство Соединенных Штатов Америки.

И тут же – уточнение:

– Твои друзья забыли намекнуть, что люди Миллера работают также на Англию и Францию.

– И я?

– Получается, что и ты. В прошлом месяце мы тебе давали коридор, где ты мог беспрепятственно переходить линию фронта.

– Я переходил, и меня никто не задерживал.

– Какой же ты наивный! Думаешь, если ты шагаешь лесом, и тебя никто не видит? Не один раз, переходя линию фронта, ты проявлял удивительную беспечность. Как офицеру-артиллеристу, это простительно, а как офицеру-разведчику тебе нет оправдания. По твоим следам дважды Миллер пускал лазутчиков. Одного мы задержали. Он дал показания. За тобой этот борзой ходил чуть ли не по пятам.

– Хотел бы я на него взглянуть.

– К сожалению, не получится. Он убит, пытался убежать.

– А второй?

– Упустили. Так что ты несомненно засвечен. И тебя не арестовывают, по всей вероятности, потому, что Миллеру ты еще нужен. А вот зачем – отгадать пока не могу… Евгений Карлович, видимо, на тебя крепко рассчитывал, держал как приманку: авось командарм клюнет…

– А я буду между вами связным?

– Что-то в этом роде.

– Получается, что я не выполнил какого-то его задания?

– Может быть. К генералу Миллеру тебе являться уже опасно.

– Я постараюсь на глаза ему не попадать.

– «Постараюсь» не то слово.

Оба помолчали, продолжая работать ложками.

– На той стороне у меня есть дела не оконченные, – снова заговорил Сергей. – Прежде всего, намечена встреча с одним полезным для нас негром. Он хирург из американского госпиталя… пообещал мне продать набор инструментов. Разумеется, за доллары.

– Они у тебя есть?

– Есть, но мало.

– Может, его устроят архангельские «моржовки»? У нас их, как песка на Ягринской отмели.

– Негры продаются только за доллары.

Командарм весело улыбнулся:

– Доллары так доллары. При нашей бедности эти зеленые бумажки всегда найдутся.

– Спасибо, батя. В этом я уже убедился. Но встретиться с хирургом мне надо лично.

– Встретится с твоим хирургом прапорщик Насонов, – твердо сказал командарм.

Сергей попытался возразить:

– Хирург не рискнет войти в контакт с незнакомым русским прапорщиком. Заподозрит глаз своей контрразведки. Негры напуганы белогвардейцами. Они их подлавливали на шпионаже…Не любят наши расисты чернокожих. Кто-то из русских писателей выдал им чудовищную ложь, будто Америкой будут править чернокожие. Так они расплодятся, что составят большинство населения.

– Ну и пусть.

– Тогда, говорят, что-то подобное случится и в России. Нужно будет ждать нашествия азиатов. По всей вероятности, китайцев. Они будут править русскими, пока сами себя не уничтожат.

– А ты, Сережа, случайно не расист?

Приемный сын не задержался с ответом:

– Расистом человека делают обстоятельства.

И опять разговор вернулся к Георгию Насонову.

– Жору не желательно посылать вместо меня. Он никогда не бывал в 336-й дивизии. А этот негр раньше там служил полковым врачом. И я с ним познакомился и, можно сказать, подружился в этом полку. Билл парень простой, из многодетной семьи, отец – мусорщик, но сумел дать сыну хорошее образование, теперь у него редкая профессия – выводит татуировку на теле, что не остается и следа. И доллары рекой плывут ему в карман. От легких денег, как известно, человек балдеет, способен на любую пакость. Поэтому он уже, как друг, ненадежный.

– А Насонов? Все-таки сын известного предпринимателя…

– За Георгия, батя, могу поручиться, как за себя. Родина – это его религия. Для него она никогда товаром не будет.

– По его донесениям я заметил, – сказал отец, – он патриот своего северного края, а Север это далеко еще не вся Россия. Для него станция Обозерская – как для правоверного мусульманина Мекка.

Сергей про себя отметил: «А отец-то – наблюдательный». Отцу признался:

– В этой Мекке у него невеста, дочка начальника станции. Но в последний месяц, как я заметил, он обходит станцию с Фросей Косовицыной – так зовут его невесту – избегает встреч. А почему?

– Может, от него невеста отвернулась? В этом американском полку столько молодых офицеров! Может, всерьез закружили девушке голову? Чем глупее Маруська, тем сильнее жаждет перебраться в Новый Свет.

– Фрося не такая.

– Ты ее хорошо знаешь?

– Знает мой друг Жора…

До командарма доходили слухи, что американские вояки идут под пули неохотно, а вот к северянкам льнут, как мухи на мед. Клятвенно обещают на них жениться, и кое-кто у нас на Севере уже заложил потомство…

Так что будут русские и с американскими корнями…

– В госпиталь Насонов заявится не с пустыми руками, – заверил командарм. – В одной деревеньке возле Гаймухи партизаны подобрали американца, сержанта из этой дивизии. Медведь его маленько помял – сломал ключицу и несколько ребер. Лежит в сторожке. Там наша застава. Насонов с ним познакомится и как будто тайком вывезет его к своим, их санитары передадут его в госпиталь. А в госпиталь Насонов заявится уже как знакомый посетитель. А там, гляди, встретится с твоим другом. Необходимые координаты ты ему сообщишь.

– Что – Насонов вернулся? – удивленно спросил Сергей.

– Пока нет. Но мы его ждем изо дня на день. Боюсь, Миллер за ним тоже ведет слежку… Взбунтовались его агенты. Они что – прозрели?

Сергей охотно ответил:

– Прозревают.

И командарм невольно подумал: «В сердцах этих молодых ребят уже пробудилось чувство патриотизма, и никакой Миллер ни за какие калачи их не заставит служить иноземцам».