Саладин

Глава восьмая ПО ЗАКОНАМ ЧЕСТИ

Прежде чем продолжить повествование о Салах ад-Дине, просто необходимо сказать хотя бы несколько слов о Балдуине IV — одной из самых прекрасных и трагических фигур истории Средневековья.

Балдуину было девять лет, когда его дядя граф Раймунд III Триполийский заметил, что, играя с другими детьми, тот не реагирует на щипки и удары[47]. Подозвав племянника, Раймунд больно уколол его в руку, но мальчик даже глазом не моргнул. Так стало ясно, что маленький наследник престола болен проказой — болезнью, одно название которой наводило ужас на его современников.

Как уже было сказано, Балдуину было 13 лет, когда его отец король Амори умер, и он взошел на трон. Взошел благодаря тому же Раймунду Триполийскому, сумевшему сломить сопротивление иерусалимских баронов, не желавших видеть на троне прокаженного, а затем и ставшему регентом при юном монархе.

Однако очень скоро Раймунд опостылел Балдуину своими назойливыми советами и поучениями, и в 1177 году, придравшись к пустяку, Балдуин приказал своему воспитателю (вместе с которым уже успел совершить несколько вылазок против сарацин) покинуть столицу. Граф Раймунд поначалу отказывался верить своим ушам, но король был тверд. Повзрослев, Балдуин понял, что совершил ошибку, и перед смертью будет настаивать, чтобы именно Раймунд стал регентом его малолетнего преемника Балдуина (Бодуэна) V.

После удаления Раймунда все в Иерусалиме стали ждать скорой смерти короля, гадая, кто же станет мужем недавно овдовевшей юной сестры Балдуина Сибиллы, а заодно и наследником престола. Болезнь короля между тем развивалась. Грузный, всегда напудренный, нарумяненный и умащенный благовониями, чтобы скрыть язвы проказы и тяжелый запах заживо разлагающегося тела, Балдуин, тем не менее, проявил себя как дальновидный властитель и талантливый полководец.

Окончательно это стало ясно осенью 1177 года, когда Балдуин стал планировать заключение союза с Византией и нападение на Египет. Он уже раздавал своим рыцарям поместья в Египте, когда, укрепив все приграничные крепости, упорядочив дела и значительно пополнив свою армию, Салах ад-Дин снова появился в Сирии с тридцатитысячной армией (по другим данным, она насчитывала не больше двадцати пяти тысяч воинов; возможно, их было даже меньше).

Первой крепостью, которая должна была встать на его пути, была Газа, снова контролируемая тамплиерами, но Салах ад-Дин обогнул ее и двинулся дальше. Решив, что целью египетского султана является Ашкелон (Аскалон), Балдуин IV спешно покинул Иерусалим и направился к этому городу с несколькими сотнями рыцарей и тремя тысячами пехоты (некоторые источники утверждают, что пехотинцев у него вообще было лишь чуть больше тысячи).

Балдуин сумел добраться до Ашкелона первым и начал готовить город к обороне, но Салах ад-Дин отнюдь не собирался задерживаться под стенами этого города. Оставив возле него небольшой гарнизон и, по сути, заперев там юного короля, он с основными силами двинулся дальше. Так стало ясно, что целью похода египетского султана на самом деле является Иерусалим.

Теперь, когда Балдуин оказался в ловушке и путь к Святому граду был открыт, египетская армия продвигалась вперед не спеша, грабя и разоряя по дороге христианские города и села. Когда об этом стало известно в Иерусалиме, в городе началась паника, во всех соборах шли молитвы о защите Святого града и спасении жизней его жителей.

Армия Салах ад-Дина тем временем захватила Рамле (Рамлу), единственный город в Палестине, основанный арабами, затем соседние с ним Лод (Лидду) и прибрежный Арсуф.

Христианские историки Крестовых походов выдвигают очень красивую версию, согласно которой юный Балдуин заранее все просчитал и сознательно дал загнать себя в ловушку — чтобы объединить ради своего спасения разрозненные силы королевства. Скажем честно, верится в это с трудом. Скорее, Балдуин просто действовал так, как считал нужным в сложившихся обстоятельствах, без всяких задних мыслей.

Прокаженный король начал с того, что призвал на помощь тамплиеров из Газы. Их было немного — порядка восьмидесяти рыцарей, но, ударив в тыл стоявшим под стенами Ашкелона мусульманам, эта горстка храбрецов сняла осаду с города. Отсюда, посадив пехоту на мулов и верблюдов, вместе с пришедшей подмогой Балдуин устремился к Ибелину, где к нему присоединились еще 180–200 рыцарей.

Таким образом, под командованием Балдуина вместе с его лейб-эскадроном из пятидесяти рыцарей-смертников, так же как и он, больных проказой и не страшащихся гибели, оказалось еще около пятисот рыцарей. Данные исторических источников по поводу общей численности армии Балдуина противоречивы, так как непонятно, включают ли, к примеру, хронисты в общее число рыцарей 84 тамплиера из Газы или считают их отдельно, но в любом случае рыцарей у юного короля точно было не больше шестисот пятидесяти. Вероятно, даже меньше. Численность пехоты тоже по разным данным колеблется от двух до шести тысяч человек. Наконец, видимо, у Балдуина была и легкая кавалерия, которая потом бросилась преследовать врага, но ее численность уже нигде не указывается.

Возможно, Балдуину удалось бы собрать и большую армию, но Салах ад-Дин был начеку и разгромил несколько вышедших на помощь прокаженному королю отрядов.

Данные по поводу численности армии Салах ад-Дина тоже противоречивы, но у него было не меньше восьми тысяч всадников-мамлюков да еще тысяча собственной гвардии — «салахии», так что перевес однозначно был на его стороне.

Но вот неожиданное появление у него в тылу недалеко от Рамле у холма Монжизар (Гезер) Балдуина оказалось для Салах ад-Дина явно полной неожиданностью. Легкая кавалерия мусульман, как уже не раз бывало, оказалась неспособной долго противостоять посылаемому пехотой противника граду стрел и закованным в броню, надвигавшимся на них подобно современным танкам рыцарям — она побежала.

«Битва была жестокой, но непродолжительной, — пишет Марион Мельвиль в «Истории ордена тамплиеров». — В последний раз тысячи сарацин бросились бежать перед атакой горстки рыцарей. Сам Саладин поворотил коня и отступил до Египта, в то время как Балдуин и его соратники, нагруженные добычей, возвратились в Иерусалим»[48].

Есть еще и красивая легенда о том, что так как в Лоде, родном городе Георгия Победоносца, сарацины осквернили храм Святого Георгия, то сам Христос и Георгий Победоносец сражались на стороне рыцарей и принесли им победу.

Баха ад-Дин приводит объяснение тому, что произошло под Рамле, со слов самого Салах ад-Дина:

«Наши войска были приведены в боевой порядок, и враг шел в наступление, когда нашим людям пришло в голову изменить позиции наших флангов, чтобы сзади они были защищены хорошо известным холмом в окрестностях Рамлы. Пока наши воины перестраивались, франки атаковали и разгромили их. Поскольку рядом не было никакого укрепления, под защиту которого они могли бы отступить, мусульмане побежали в направлении Египта и, заблудившись, рассеялись по большой территории. Враги захватили великое множество пленников…» (Ч. 2. Гл. 16. С. 41).

Реальная картина происшедшего складывается при «наложении» друг на друга христианских и мусульманских источников.

Судя по всему, оказавшись всего в паре десятков километров от Иерусалима, воины Салах ад-Дина разделились на отряды по 800—1000 человек, которые разбрелись по окрестностям уже разоренных Лода и Рамле. Они начали грабить местных жителей, да так увлеклись этим, что в момент появления Балдуина с его рыцарями Салах ад-Дин (не принимавший участия в грабежах) оказался у холма Монжизар с небольшой горсткой бойцов.

Не выдержав натиска крестоносцев и поняв всю бесперспективность сопротивления, Салах ад-Дин дал приказ отступать. Но, по его собственному признанию, отступать им было, по большому счету, некуда, — все ближайшие крепости, в которых мусульмане могли найти укрытие, были слишком далеко, так что этот бег продолжался почти до Египта.

Остальная часть египетской армии, оставшись без главнокомандующего, тоже побежала, не дожидаясь стычки с врагом, и в итоге, как вновь свидетельствует сам Салах ад-Дин, распалась на небольшие отряды, заблудившиеся в пустыне Негев. Часть этих отрядов попала в плен к преследующим их воинам Балдуина (отсюда и предположение о наличии у него большого числа легких кавалеристов), а часть сумела добраться до Египта, изнывая от голода и жажды. Если опять-таки верить христианским источникам, до дома добралась лишь десятая часть египетской армии.

Среди тех, кто попал в плен в результате разгрома под Рамле, оказался и друг и советник Салах ад-Дина факих Иса, о котором мы уже упоминали выше. Общие потери христианской армии под Рамле, по материалам архива тамплиеров, составили 1100 убитыми и 750 ранеными. Потери мусульман хронисты тамплиеров оценили в 1500 пленных и 30 тысяч убитыми, но последняя цифра явно сильно завышена. Одним из героев битвы под Рамле стал Рено де Шатийон, выкупленный незадолго до того Балдуином из мусульманского плена за фантастическую сумму — 120 тысяч динаров. Именно Рено де Шатийон предстояло сыграть роковую роль в падении Иерусалима, но это произойдет лишь десять лет спустя.

Сразу после победы под Рамле Балдуин двинулся на Синайский полуостров, осадил цитадель Задр и стал угрожать находившейся на территории Египта крепости Фадр. Но, как уже говорилось, Салах ад-Дин перед походом основательно укрепил все приграничные крепости и подготовил их к длительной осаде. Поняв это, Балдуин повернул свою сильно поредевшую армию домой.

Вернувшись с триумфом в Иерусалим, король повелел немедленно начать ремонт и укрепление стен города, понимая, что главные бои еще впереди. Для Салах ад-Дина, уже привыкшего к щедрым подаркам судьбы и победам, все произошедшее стало страшным ударом. Будучи глубоко верующим мусульманином, он, разумеется, не мог допустить и мысли, что Аллах стоит в этой войне на стороне «неверных», но ему надо было хотя бы для себя найти какой-то ответ, почему Бог на этот раз от него отвернулся. Нашел ли он этот ответ, история умалчивает.

Но зато история однозначно свидетельствует о том, что это была последняя сколько-нибудь значительная победа крестоносцев в 1170-х годах. Дальше началась цепь поражений. После победы Балдуина IV, констатирует Жозеф Франсуа Мишо в своей «Истории Крестовых походов», «христиане становились все более беспечными, в то время как Саладин, напротив, стал более осторожным и, обращая в свою пользу все промахи врагов, медленно, но верно расставлял им сети»[49].

Он никогда больше не допускал тех ошибок, которые сделал под Рамле, и одновременно пришел к окончательному выводу, что захват Иерусалима станет возможным лишь после того, как под его властью окажется вся Сирия. Кроме того, он сместил со своих постов многих военачальников-курдов, которых считал ответственными за поражение под Рамле, и соответственно лишил их икта. Что касается воли Аллаха, то Салах ад-Дин очевидно решил, что Он благоволит юному королю, проявляющему столько энергии и мужества, несмотря на смертельную болезнь, а значит, и «не желает падения Иерусалима в его правление».

В сущности, последней фразой Салах ад-Дин еще раз доказал, что умеет уважать достойного противника и вести себя по отношению к нему по законам чести. Что отнюдь не означало, что по этому противнику не следует наносить все новые и новые удары.

Собирая в Египте армию для нового похода, Салах ад-Дин продолжал внимательно следить за тем, как Балдуин пытается укрепить границу Галилеи, прорванную Нур ад-Дином в 1167 году. В течение короткого времени прокаженный король возвел здесь крепость Шатле (Шатонеф), которая должна была охранять переход через Иордан в районе Брода Иакова.

Салах ад-Дин появился вновь сначала в Сирии, а затем у границ Иерусалимского королевства уже ранней весной 1179 года. Расположив свою армию в Баниасе, он одним из первых на Востоке прибег к тактике партизанской войны: небольшие диверсионные отряды под предводительством племянников султана Фарук-шаха и Таки ад-Дина (сыновей Шахин-шаха — старшего, рано скончавшегося брата Салах ад-Дина) начали совершать набеги на города и села Сидона, а также на небольшие отряды крестоносцев или отдельных конных рыцарей.

Такой способ ведения войны трудно назвать благородным. Скорее, тут напрашиваются прямо противоположные эпитеты, и это вновь ставит под сомнение образ Салах ад-Дина как «рыцаря ислама без страха и упрека». В определенном смысле эта тактика противоречила основам исламской этики ведения войны, но нет никакого сомнения, что Салах ад-Дин согласовал данный вопрос с окружавшими его богословами и получил их «добро» на подобные методы, чем успокоил свою совесть.

Вскоре Салах ад-Дин начал пожинать первые итоги развязанной им диверсионной войны: жители городов и — в меньшей степени — крестьяне из деревень стали покидать свои дома, перебираясь в более спокойные районы королевства. Но и те, что оставались, из-за разоренного хозяйства зачастую были просто не в состоянии платить налоги, и это больно ударило по казне Балдуина IV.

В ответ молодой король перевел значительную часть своей армии в расположенную на берегу Кинерета (Галилейского озера) Тверию (Тивериаду, Табари), а сам отправился в расположенный неподалеку горный Цфат (Сафед), чтобы иметь возможность пресекать или, на худой конец, давать максимально быстрый отпор вылазкам сарацин.

Таким образом, Салах ад-Дину удалось навязать противнику свои правила игры.

Для Балдуина IV это едва не закончилось трагедией. 10 апреля 1179 года, когда он с небольшой свитой проезжал через Баниасский лес, на него напал отряд Фарук-шаха. Больной юноша упал с лошади, та убежала, и Фарук-шах уже предвкушал взятие в плен короля франков, но тут на пути его воинов встал верный коннетабль Балдуина Онфруа II Торонский. Закрыв своим телом короля, он отбивался от наседавших на него сарацин, пока другие рыцари не подоспели к нему на помощь. Балдуин был спасен, но Онфруа II Торонский[50] получил в этой схватке смертельное ранение и вскоре скончался.

Не простив сарацинам этого случая, Балдуин решил дать решительное сражение Салах ад-Дину и одним ударом покончить с его армией. Для решения столь грандиозной задачи король заключил союз с Раймундом Триполийским, приведшим свою дружину из Триполи, а также с тамплиерами во главе с Одо де Сент-Аманом.

Эта битва произошла 10 июня 1179 года и вошла в историю как битва при Мадж-Аюне. Поначалу успех был явно на стороне франков. Атаковав с холмов стоявшую на берегу реки Литании армию Салах ад-Дина, рыцари и пехота легко разгромили передовые отряды противника и заставили его отступить.

Но затем, решив, что битва уже выиграна, франки потеряли бдительность. Рыцари поднялись передохнуть на возвышенность между Мадж-Аюном и Литанией, оставив пехоту внизу. Салах ад-Дин немедленно оценил сложившуюся ситуацию и дал приказ к атаке. Застигнутые врасплох крестоносцы побежали, а те, кто остался сражаться, были убиты или попали в плен. Среди них был и Одо де-Сент-Аман. По другой версии, Салах ад-Дин намеренно заманил рыцарей в ловушку, прибегнув к своей излюбленной с молодости тактике: заставил их слишком увлечься погоней и оторваться от пехоты.

Сам Балдуин IV вновь чудом избежал плена. Заметив, что король больше не в состоянии самостоятельно сесть на коня, один из телохранителей взвалил его на себя и сквозь толпу сражавшихся вынес в безопасное место.

Салах ад-Дин между тем не собирался останавливаться. Напротив, он спешил закрепить успех. 23 августа 1179 года он появился под стенами недавно отстроенной крепости Брод Иакова, или Ле-Шатле (Атерет), которую защищал гарнизон, состоявший всего из шестидесяти рыцарей-тамплиеров и 1500 пехотинцев-наемников. Еще несколько сотен жителей крепости составляли строители, кузнецы, оруженосцы и другие ремесленники.

Салах ад-Дин начал осаду с массированного обстрела замка из луков. Пока защитники крепости искали укрытие от града стрел, минёры мусульман выкопали тоннель к стене в северо-восточном углу фундамента и затем подожгли установленные в нем деревянные распорки. Как следствие тоннель осыпался, и крепостная стена просела под собственным весом. Однако первая попытка не удалась — франки смогли погасить огонь.

Когда пожар был потушен, минёры поспешили начать расширение и углубление подкопа. Балдуин, узнав об атаке, вызвал подкрепления из Иерусалима. Салах ад-Дин, немедленно получивший донесение об этом, стал еще больше торопить своих воинов подготовиться к лобовой атаке.

Гарнизон в ответ начал укреплять главные ворота крепости, но его сил было слишком мало, чтобы отразить массированную атаку вражеской армии. Вскоре после этого мусульмане снова зажгли огонь в тоннеле под замком и стена рухнула. 29 августа они вошли в крепость.

К 30 августа 1179 года сарацины разграбили замок и убили половину его защитников, включая всех рыцарей-храмовников, которым Салах ад-Дин велел отрубить головы — и в данном случае он строго следовал догмам ислама, предписывающим не щадить врагов, упорствующих в признании над собой власти «истинной веры». Сами по себе эти казни вроде бы подтверждают версию о том, что милосердие и благородство Салах ад-Дина носили напускной характер, скрывающий его истинную кровожадность. Но, повторим, есть немало примеров, свидетельствующих об обратном — очень многое зависело от того, какая из многих ипостасей Салах ад-Дина преобладала в данный момент. Кроме того, безусловно, главной целью этой акции было устрашение — чтобы добиться большей сговорчивости гарнизонов других франкских крепостей, и в этом смысле они были продиктованы жестоким расчетом.

В тот же день, 30 августа, менее чем через неделю после вызова подкреплений, Балдуин IV с армией отправился к Броду Иакова, но на месте крепости застал лишь пепелище и отдал приказ отступить в Тверию.

Спустя сутки Салах ад-Дин вернулся и велел снести до основания все укрепления Ле-Шатле.

Впрочем, как вскоре выяснилось, мусульманская армия рано торжествовала победу. Брошенные в колодцы или просто сложенные в кучи сотни трупов начали быстро разлагаться на августовской жаре, и в армии Салах ад-Дина вспыхнула эпидемия то ли чумы, то ли какого-либо другого заразного заболевания. Болезнь стала преследовать его армию по пятам, и Салах ад-Дин вынужден был задуматься о заключении перемирия.

Это предложение вполне устроило Балдуина IV — после серии поражений иерусалимское воинство нуждалось в серьезной передышке.

Однако отнюдь не только эпидемия вынудила Салах ад-Дина пойти на перемирие с франками. В не меньшей, а возможно, в куда большей степени его волновала ситуация в Сирии.

Еще в декабре 1177 года сын Нур ад-Дина аль-Малик ас-Салих вступил в сговор с франками и велел казнить своего опекуна евнуха Гумуштикина, отказавшегося передать в руки крестоносцев крайне важный для них приграничный замок Харим (Харенк).

Но юному правителю Алеппо становилось все труднее управляться с эмирами, многие из которых уже почти открыто поддерживали Салах ад-Дина. 6 июня 1180 года правитель крепости Тэл-Халид эмир Кылыч Изз ад-Дин восстал против аль-Малика ас-Салиха. Не успел молодой правитель подавить мятеж, как 29 июня из Мосула пришло известие о смерти его двоюродного брата Сейф ад-Дина, правителя Мосула, которого сменил на троне его родной брат Масуд Изз ад-Дин.

Салах ад-Дин тем временем заключил союз с правителем Рума, сельджукским султаном Кылыч Арсланом II, и вместе с ним выступил против барона Малой Армении Рубена II. Нанеся поражение последнему, 2 октября 1180 года союзники подписали на берегу Синжа (притока Евфрата) соглашение «о мире всем жителям Востока», означавшее на самом деле договор о взаимопомощи и разделе сфер влияния.

Этот договор позволял Кылыч Арслану сосредоточиться на выяснении отношений с Византией, а значит, Салах ад-Дин мог быть уверен, что византийцы будут слишком заняты, чтобы прийти на помощь Иерусалимскому королевству, даже если оно их об этом сильно попросит, а они этого захотят.

18 ноября 1181 года в Алеппо внезапно от сильных желудочных колик в возрасте девятнадцати лет скончался сын Нур ад-Дина аль-Малик ас-Салих. Некоторые историки не исключают, что он был отравлен, но имя Салах ад-Дина в качестве возможного инициатора этого отравления нигде не упоминается. Своим наследником аль-Малик ас-Салих назвал своего кузена, правителя Мосула Масуда Изз ад-Дина. Если учесть ту ненависть, которую покойный питал к Салах ад-Дину, считая того предателем отца и узурпатором, то это был вполне логичный шаг. Объединение Алеппо и Мосула под властью одного человека, как это было во времена Нур ад-Дина, усиливало возможность сопротивления тому, кто называл себя «правителем Египта и Сирии». Таким образом, у Масуда Изз ад-Дина появлялся шанс отбить Дамаск, которым в те дни правил племянник Салах ад-Дина Фарук-шах, и попытаться восстановить былое величие Зенгидов.

Воодушевленный этой перспективой, Масуд Изз ад-Дин поспешил в Алеппо и в начале декабря уже принимал присягу у эмиров города. Однако очень скоро Изз ад-Дин, видимо, не обладавший достаточной харизмой, умом и жесткостью, понял, что вместе с властью приобрел и постоянную головную боль. Те же эмиры, которые подмяли под себя покойного ас-Салиха, теперь пытались сделать то же самое и с ним, сводя его с ума своими непомерными требованиями новых поместий и денег. Но главное заключалось в том, что он панически боялся Салах ад-Дина, понимая, что тот не откажется от своих притязаний на Алеппо, и после смерти прямого наследника Нур ад-Дина предъявит претензии на город.

В феврале 1182 года Масуд Изз ад-Дин попытался укрепить свои позиции, женившись на матери аль-Малика ас-Салиха, то есть вдове Нур ад-Дина, но, судя по всему, это не помогло. Спустя две недели после свадьбы Масуд Изз ад-Дин обратился к своему брату Имад ад-Дину с предложением поменять Алеппо на пусть не такой богатый, но куда менее опасный Синджар.

Вот так и вышло, что 19 мая 1182 года Имад ад-Дин вступил в Алеппо на правах законного правителя.

Известие о кончине аль-Малика ас-Салиха застало Салах ад-Дина в Египте, а спустя еще неделю с небольшим из Дамаска пришла весть о скоропостижной смерти Фарук-шаха, и таким образом главный оплот власти Салах ад-Дина в Сирии остался без правителя. В этой ситуации, прояви Масуд Изз ад-Дин достаточно ума, мужества и воли к власти, он мог бы объединить вокруг себя эмиров Сирии и взять Дамаск — даже не обращаясь за помощью к франкам.

И хотя, как уже было сказано, Изз ад-Дин всеми вышеназванными качествами не обладал, Салах ад-Дин, просчитав возможность такого развития событий, решил направиться в Дамаск, заодно потрепав по дороге франков — чтобы не дать им возможности объединиться со своими врагами в Сирии. Сложившаяся ситуация это позволяла, так как (об этом будет сказано чуть позже) заключенное с Балдуином IV перемирие к тому времени уже было грубо нарушено христианской стороной, и Салах ад-Дин с полным правом не считал себя связанным никакими обязательствами.

На этот раз султан двинулся в Дамаск через Бейрут, используя для этого как сухопутные силы, так и военные корабли.

Здесь следует снова остановиться и заметить, что военный и организаторский гений Салах ад-Дина проявился и в том, что одним из первых арабских полководцев он оценил всю значимость военного флота и решил возродить некогда мощный, насчитывавший не менее ста боевых кораблей флот Фатимидов.

«Во-первых, — отмечает В. Васильцов, — египетский султан создал специальный административный орган — диван по делам военно-морского флота, известный под названием «диван ал-устуль» (диван флота). О том, кто возглавлял это ведомство в 1176 году (579 хиджры), ничего не известно, кроме того, что это был один из приближенных, верных султану людей и что Салах ад-Дин издал предписание правителям всех областей Сирии и Египта выполнять все, что он потребует для обеспечения флота. В 1191 году Салах ад-Дин «передал этот диван своему брату Малику Адилю Абу Бакру Мухаммаду ибн Айюбу. А инспектором и секретарем его был назначен Сафи ад-Дин Абдаллах ибн Али ибн Шукр»[51].

В распоряжение этого, как его назвали бы сегодня, министерства военно-морского флота был отдан город Файюм с его окрестностями. В задачи министерства входило снабжение флота и его строительство, а также снабжение судоверфей всем тем, что требовалось для строительства, то есть оборудованием, строительными материалами и пр.

Салах ад-Дин выделял для этого дивана значительные суммы, получая их из окрестностей Файюма, военного имущества, выручки от продажи соды, которая достигала в это время восьми тысяч динаров в год, а также закята[52], сумма которого превышала 50 тысяч динаров, платы за наем кораблей дивана и ряда других источников.

Во-вторых, Салах ад-Дин повелел для постройки кораблей использовать ресурсы не только самого Египта, но и Сирии, откуда вывозились железо, добываемое близ Бейрута, кедр и итальянская (или каменная) сосна, которые произрастали в горах Ливана. Для закупки древесины, железа, воска был заключен ряд торговых соглашений с итальянскими республиками. Также в Александрии существовал диван, известный под названием «ал-матджар ас-султани», для приобретения различных товаров, ввозимых в Египет и необходимых для армии и флота, как то: древесина, железо, шерсть, ткани…

Немало сил и времени Салах ад-Дин уделял также сооружению оборонительного пояса на побережье, который включал в себя маяки, диббаны (наблюдательные пункты), сторожевые вышки и пр., от гарнизонов которых требовалось «проявление усердия в защите побережья и портов».

В случае приближения противника охрана должна была разжигать огни на маяках и дозорных башнях, если это было ночью, а днем — подавать сигнал дымом. Также использовались звуковые сигналы: барабанный бой и звуки сигнальных рогов. Правда, чаще для оповещения о положении, численности, национальности противника использовались дымовые сигналы и огонь. К сожалению, как именно передавались эти данные, неизвестно, но благодаря этой системе оповещения через «одну ночь или один день» в Каире уже могли знать о совершенном нападении.

Помимо этого шло укрепление таких морских портов, как Александрия, Дамьетта, Тиннис: строились мощные стены, башни и выкапывались рвы, при этом Салах ад-Дин лично старался следить за ходом работ.

Наконец, особое внимание Салах ад-Дин уделял боевому духу и материальному благосостоянию моряков. Так, им было повышено денежное довольствие, при этом «динар для флота отныне составлял три четверти обыкновенного, тогда как ранее — пять восьмых. Боевой же дух воинов, подготовка их к выполнению священной обязанности джихада осуществлялись при помощи многочисленных учебных заведений, основанных в Сирии и Египте»[53].

Таким образом, к тому времени, о котором идет речь, Салах ад-Дин уже обладал великолепным флотом, и потому ему не составило труда осадить Бейрут как с суши, так и с моря[54]. Однако Балдуин IV тут же собрал свой флот и подоспел к городу прежде, чем египетская армия смогла подготовиться к решающему штурму. Так как задерживаться у Бейрута никак не входило в планы Салах ад-Дина, то он снял осаду и продолжил свой путь в Дамаск.

В июне 1182 года он уже был в Дамаске и внимательно выслушивал сообщения эмиров и резидентов своей разведки в различных городах Сирии о том, что происходит в стране. Из докладов следовало, что многие местные царьки, и в первую очередь правители Мосула, отнюдь не смирились с его намерением объединить Египет и Сирию. Они вновь стали сколачивать свою коалицию, а также опять обратились за помощью к франкам.

Сирийские эмиры выразили готовность уплатить Балдуину IV в обмен на поддержку 10 тысяч динаров и вдобавок передать ему все недавно отнятые у франков крепости на границе с Дамаском — Баниас, Торон и Хабис-Джалдак.

Для Салах ад-Дина это означало только одно: ему надо успеть прежде, чем эта коалиция будет создана и сможет эффективно противостоять его армии.

Поэтому уже в начале осени Салах ад-Дин вышел с армией из Дамаска в Алеппо. Пробыв под его стенами всего три дня, он двинулся в сторону Мосула, без особого труда взяв по дороге несколько городов, включая Эдессу, Насибин и Саруж, а 10 ноября 1182 года оказался под стенами Мосула.

К этому времени правители Мосула уже отправили послов к великому атабеку Азербайджана Мухаммеду Джахану Пехлевану с просьбой о помощи. Но Пехлеван, обладавший огромной по тем временам армией, сам был одержим идеей подмять под себя весь Средний Восток и потому обусловил помощь полным подчинением ему Мосула. Разумеется, это требование было отвергнуто, и мосульцы решили защищать себя своими силами.

И снова, оценив по достоинству укрепления города, Салах ад-Дин, следуя своей обычной тактике, решил не тратить силы и время на штурм. Спустя всего несколько дней, возможно, опасаясь подхода крестоносцев, он снял осаду Мосула и двинулся на союзные ему города, чтобы разбить созданную против него коалицию.

15 декабря 1182 года он осадил Синджар и спустя месяц с небольшим взял его штурмом. Но взял лишь для того, чтобы вновь продемонстрировать свое милосердие по отношению к поверженному врагу: правителю Синджара Шараф ад-Дину было разрешено беспрепятственно покинуть город, а остатки его армии были под эскортом препровождены в Мосул. Новым правителем Синджара Салах ад-Дин назначил Таки ад-Дина.

Война между Салах ад-Дином и отвергающей его претензии на власть коалицией эмиров продолжалась еще больше полугода. После того как коалиция была укреплена за счет присоединившегося к ней эмира Хилата Шах-Армена, в Мосуле и Алеппо появилась надежда на победу, но вскоре она рассеялась — быстро оценив соотношение сил, Шах-Армен предложил вступить в переговоры с Салах ад-Дином, а когда они завершились неудачей, отступил в свою страну.

Тем временем правитель Алеппо Зенги II Имад ад-Дин решил попытать военного счастья. Он сумел захватить и стереть с лица земли несколько мелких крепостей, жители которых выражали лояльность Салах ад-Дину. Последний в ответ взял большой город Амиду[55] и стал медленно, но верно сжимать кольцо вокруг своих противников.

Наконец, после успешного взятия крепости Тель-Ха-лид 17 мая 1183 года Салах ад-Дин решил, что пришло время снова двинуться на Алеппо.

То, что произошло дальше, напоминает фантасмагорию, и попытки объяснить эти события лишь усталостью Имад ад-Дина как от войны с более могущественным противником, так и от претензий своих эмиров, звучат, мягко говоря, не очень убедительно. Но факт остается фактом: Имад ад-Дин вступил в тайные переговоры с Салах ад-Дином о сдаче Алеппо за спиной своей армии и своего ближайшего окружения.

Вскоре они пришли к соглашению, по которому Салах ад-Дин должен был в обмен на Алеппо пожаловать Имад ад-Дину значительные земли в других областях Сирии, после чего недавние враги, как это часто бывает на Востоке, объявили себя лучшими друзьями.

Вот как повествует о последовавших затем событиях верный биограф «освободителя Иерусалима» Баха ад-Дин:

«Когда дело было решено, и новость распространилась, солдаты потребовали объяснений от Имад ад-Дина. Он подтвердил, что дело обстоит именно таким образом, и посоветовал им также вступить в переговоры. На переговоры о своей участи и участи населения Алеппо они направили к султану Изз ад-Дина Журдика ан-Нури (одного из мамлюков Нур ад-Дина) и Зейн ад-Дина. Послы имели беседу с султаном, продолжавшуюся до самой ночи, и добились таких условий для гарнизона и населения, которые султан поклялся выполнить.

Это случилось в 17-й день месяца сафар (11 июня 1183 года). Затем гарнизон вышел из города, предоставив себя в распоряжение султана, остававшегося в своем лагере на Мейдан-ал-Ахдар (Зеленой Равнине), а с ними явились и городские старейшины. Султан облачил их в почетные одежды и всех успокоил. Имад ад-Дин остался в крепости улаживать свои дела и упаковывать свои сокровища и другое имущество. Тем временем султан жил в лагере на Мейдан ал-Ахдар; и там, в 23-й день месяца сафар, от полученной ранее раны скончался его брат Таж ал-Мулук. Султан был в великом горе от этой потери и в тот день сидел в своем шатре, принимая соболезнования своих офицеров. Тогда же к нему приехал и Имад ад-Дин, пожелавший разделить горе султана и утешить его. Султан уладил с ним различные дела, поместил его в своем собственном шатре, одарил [роскошными] подарками, в том числе и несколькими прекрасными конями; он также облачил в почетные одежды великое множество вождей, явившихся в свите его гостя. В тот же день Имад ад-Дин выехал в Кара-Хисар, направляясь в Синджар. Султан был исполнен радости по поводу успеха своих планов и отправился в замок, где Хусам ад-Дин Туман устроил для него великолепный пир. Этот офицер остался, чтобы собрать различные вещи, оставленные Имад ад-Дином. Султан отправил солдат на овладение Харимом, а так как тамошний наместник чинил препятствия, желая затянуть время, гарнизон послал своих представителей к султану и заключил с ним договор, скрепленный его клятвой. Затем Садах ад-Дин направился в Харим и прибыл туда в 29-й день месяца сафар. Овладев городом, он оставался там в течение двух дней, чтобы реорганизовать управление; назначил наместником Ибрахима ибн Ширбу, а затем вернулся в Алеппо, прибыв туда в 3-й день месяца раби I. Его войску было разрешено разойтись по домам, тогда как сам он остался в Алеппо, занимаясь созданием нового правительства и решением городских дел» (Ч. 2. Гл. 23. С. 105–106).

Таким образом, 12 июня 1183 года владыка Египта и Дамаска присоединил к своим владениям Алеппо, этот ключевой город Сирии. Обратим внимание: все снова произошло без всяких потерь, почти без применения оружия, подтверждая истину о том, что лучшая война — это та, которой удалось избежать.

Теперь, после того, как под его властью оказалась практически вся Сирия, кольцо вокруг Иерусалимского королевства сомкнулось, и Салах ад-Дин мог приступить к реализации дела всей своей жизни — нанесению сокрушительного удара по крестоносцам и изгнанию их с «территории ислама». Тем более что формальный повод для объявления войны неверным у него был. Да и, скажем честно, не только формальный.