Самый трудный километр

ВОСЕМЬ ЗЕМЛЕРУБОВ В ЛЕДЯНОМ МЕШКЕ

Все восемь землерубов — люди не робкие. Привыкли решать задачки не по учебнику. Первая неудача их не обескуражила. Если надо пройти сквозь эту треклятую подземную речку, они пройдут, чего бы им ни стоило! Вот только бы тоннельный мороз не трещал, не мешал бы им — проще бы справились.

Но от холода никуда не денешься.

Когда входишь в ледяной забой, поначалу кажется вроде бы не так студёно. Наверное, после тёплой бытовки. Там проходчики снимают уличную одежду и одевают подземную. Она заранее для них просушена и подогрета.

Потом, когда она начинает остывать, тело покрывается гусиной кожей. Нос синеет, щёки белеют. И зубы почему-то не хотят послушно сжиматься, а лязгают невпопад друг о дружку.

— В лесу в такой мороз только приятно, — прохрипел Сметанин, — а ту-ут не-уют-ютно.

— В зимнем лесу — совсем другое дело, — поддержал его Колесник. — Там воздух холодный. А тут, как говорится, в ледяной мешок попали.

И никак было им не уберечься, чтобы не прикасаться к обжигающим холодом стенкам: то плечом навалишься, то спиной обопрёшься, то коленом надавишь.

— Да ещё от прозябших железячек морозно, — мрачно добавил Прудников.

Вот их сколько вокруг! Без рукавиц теперь не притронешься ни к тюбингоукладчику, ни к погрузочной машине, ни к молотку. Голые пальцы мгновенно прилипают к металлу. А когда их отдираешь, долго остаётся жжение на коже.

Приносили градусники в забой. Мерили. Вроде бы получалось не так много минусовых градусов — не в Арктике. Да хоть мороз невелик, а стоять не велит.

Но всё тянуло проходчиков устраивать перекур. Озябший человек быстро устаёт. Сонливость его одолевает.

Не нравилось всё это Деду. Терпел он, терпел, да не выдержал. Собрал молча свой молоток и, не дождавшись окончания смены, ушёл из забоя. Куда — не сказал.

Чтобы такой бригадир, как Тихонович, раньше времени покинул шахту и оставил своих ребят, для этого его нужно сильно рассердить.

Никто так и не узнал, где пропадал Дед и что он кому доказывал. Зато на другой день восемь землерубов ожидал в бытовке приятный сюрприз. Проходчикам выдали замечательную тёплую одежду: шерстяные рубашки, ватные брюки, добротные суконные куртки, вязаные шапочки под каску и высокие меховые сапоги.

— Братцы, а обувка-то полярная, — обрадовался Некирка. — Можно и на полюс отправляться.

Ещё через день в тоннель спустили электрические печки и примостили у забоя. Теперь хоть было где обогреться, рукавицы обсушить. Всё легче стало.

Рубить породу приходилось тяжело ещё и потому, что мешали скважины. Ну, те, по которым мороз на глубину спускали. Прямо-таки лес подземный! Как стволы деревьев, стоят чуть ли не на каждом шагу трубы. Продираться сквозь них сложнее, чем в тайге непроходимой.

Когда лесорубы делают просеку, они видят перед собой все деревья, которые надо спилить. А землерубам путь заслоняют непроницаемые пласты земли. Пока остриём молотка не наткнёшься на очередной металлический ствол, не разглядишь, что впереди.

Лишь Дед научился угадывать, где окажется следующая морозильная труба. И предупреждал:

— Костя, приготовься… Ваня, возьми чуть влево…

Действительно, из-за обвалившихся комьев показывалась круглая металлическая труба. И начиналась пренеприятная работа: скубить ствол, как перья с курицы. Никакого терпения не хватало!

— Опять заминка, — ворчал Прудников. — И без того трудно продвигаться. А тут кланяемся каждой скважине.

Но именно он ловчее всех управлялся с трубами. Не боялся, что сто потов с него сойдёт, пока отколупает землю у каждого ствола.

Потом проходчиков ожидало новое препятствие — валуны. Рубил Михаил Журов у самого свода землю. И вдруг из-под пики молотка посыпались искры. Подумал, опять наскочил на ствол скважины. Начал его, как трубу, обкалывать. Не получается.

— Дед, иди погляди, — позвал Михаил.

Бригадир ощупал руками выступ. Говорит:

— Нет, это не колонка. Камень. Давай шире захватывать.

Было это к концу смены, и ребята хотели поскорей управиться. Пришли на помощь Иван Прудников и Василий Колесник. Потом и остальные проходчики подключились. Рубят-рубят, а конца-краю этому камешку не видно.

И никак не вытащить тот валун из мёрзлого грунта! Тогда Сметанин смастерил из стального троса петлю-удавку, ловко накинул на камень. Некирка прицепил её другим концом к погрузочной машине. И, словно больной зуб, выдрали с корнем.

В тоннель выкатилась такая глыба, что три человека, расставив руки, едва могли обхватить. Ну, а сдвинуть её с места все восемь землерубов были не в состоянии.

Сметанин и Некирка опять с помощью удавок и погрузочной машины погрузили камень на платформу. И выкатили.

Через некоторое время такой же случай произошёл у сменщиков.

А через неделю обнаружили третье каменное чудище.

Свезли валуны к стволу шахты. Попробовали вытащить наверх, так они в подъёмник не влезли.

Пригласили взрывников. И те аккуратно взорвали камни.

Потом проходчики жалели.

— Надо было оставить валуны в метро как музейные экспонаты, — сказал Колесник. — И пусть бы пассажиры посмотрели, с какими сюрпризами тут пришлось нам встречаться.

А валунов чуть поменьше была тьма-тьмущая. Только успеют вытащить из земли один, уж показывается макушка следующего… Землерубы изматывались, нервничали. И совсем мало продвигались в тоннеле.

— Это не проходка, а черепаший бег с препятствиями, — пожаловался Вася Некирка. Шуткой он стремился скрасить уныние.

Дед всё больше молчал, но первым брался грузить тяжёлый камень. Потом бежал по тоннелю за платформой, чтобы быстрее вернуть её — пустую — обратно. И тут же начинал грузить новую.

Усталые проходчики обтирали потные лица и старались выкроить две-три минуты отдыха, без которых дальше — ну совсем никак. А двужильный Дед хватался в это время за лом, чтобы лучше поддеть следующий камень. И основная тяжесть, конечно, ложилась на его ладони.

Кто-то сзади тяжело сопел, помогая. А бригадир не подавал виду, что устал. У самого же волосы прилипали ко лбу и оранжевая каска сбивалась набок. Он сбрасывал свою чёрную суконную куртку — и от спины его поднимался пар, хотя там, под землёй, по-прежнему трещал мороз.

— Дед, откуда столько валунов взялось? — недовольно спросил Прудников.

Но бригадиру отвечать было некогда.

Зато Василий Некирка всё убедительно за него разъяснил:

— Понимаешь ли, несколько миллиардов лет назад одному симпатичному динозавру поручили везти булыжники для мостовой. Сел он за руль своего самосвала. А машина у него была старая, да ещё плохо смазанная. Потому что ленился динозавр, всё больше любознательность проявлял. Вот он поехал. Добрался до нашей речки. Ну, а тут у него колесо возьми да и отвались. Самосвал и опрокинулся. Все булыжники высыпались на бережок.

— Теперь понятно, — в тон ему ехидно проговорил Иван Прудников. — Хорошо, что ты всё знаешь. Что бы мы без тебя делали!

— Так и жили бы тёмными и непросвещёнными. — Василий за словом в карман не лазал, у него на всё был готовый ответ.

— Так тут булыжников не с одного самосвала, — подыгрывая ему, заметил бородач Иванов.

— Много ты понимаешь! Тот динозавр был ростом с каланчу, а самосвал у него — с Исаакиевский собор. Полный, нагруженный до краёв.

— Вот утешил! Что ж это, ещё столько камней убирать придётся?!

— Ну, может быть, маленечко в динозавровом самосвале и осталось; не всё просыпалось… — сжалился над товарищами Некирка.

За что Дед любил Василия Некирку, так это за находчивость. Весёлый парень. На все руки мастер. Тюбингоукладчиком управлять — пожалуйста. На погрузочной машине работать — тоже. Даже электровоз водить может… «Вася всё может!» — шутя говорил про себя Некирка.

Другие ему в умении тоже не уступали.

Например, Колесник рассуждал так:

— Я вообще не верю проходчику, который в забое мямлит: мол, это я не умею, то не умею. Болтовня всё это! Просто работать не хочет: Если я чего не умею — в лепёшку разобьюсь, а научусь!

Неуютно было в Дедовой бригаде бездельникам. Если Михаил Григорьевич замечал, что кто-то отлынивает, сразу говорил:

— Не хочешь? Не надо! Иди отдыхай! Без тебя управимся!

Крутой характер был у Деда. Но заботливый.

Любил бригадир, чтобы все машины в тоннеле были в порядке, все материалы — под рукой, рабочая одежда у всех исправна.

— А то какой с тебя прок, если тебе работать неудобно.

Но первым делом следил Тихонович за тем, чтобы землеруб содержал в исправности свой отбойный молоток.

— У доброго хозяина и конь добрый, — говорил Некирка.

И бригадир подтверждал:

— Правильно. Только не конь, а молоток.

Ещё по-другому высказывался Василий Некирка:

— Оттого телега запела, что давно дёгтя не ела.

И опять бригадир соглашался:

— Верно. Не смажешь вовремя молоток — намучаешься.

Дед знал, как остро затачивать пики, чтобы они легко врубались в твёрдую землю. Этому он научился, когда ещё работал слесарем на заводе.

…День ото дня всё больше вагонеток выдавала на-гора бригада Тихоновича.

Приходили землерубы из других бригад посмотреть. Говорили:

— Мы разве хуже? — И тоже набирали темпы.

Перед входом в бытовку появился огромный экран, на нём сразу было видно, сколько кто поднял из шахты грунта.

Против фамилии Тихоновича написали цифру одиннадцать.

Бригада Скрипникова загружала в это время по восемь вагонеток.

Бригада Малышева дала десять с половиной.

И вдруг бригада Кости Татариновича перегнала Дедову: одиннадцать с половиной вагонеток!

— Нас перегоняют, — сказал своим ребятам Дед.

— Не мудрено, — отозвался Сметанин. — Ты же сам своему земляку помогаешь.

Тихонович ничего не мог возразить. Так оно и есть. Перед тем как передавать Косте смену, Михаил Григорьевич наводил порядок в забое, оставляя запас порожних вагонеток, включал загодя электропечки. Приходи — и сразу начинай!

Беспокоился он о Косте. А как же иначе? У Деда всегда был такой принцип соревнования: сам ушёл вперёд — значит, помоги товарищу догнать. Делают они общее дело.

Наконец пришёл срок, когда Михаил Григорьевич Тихонович с бригадой подняли на-гора тридцать девять вагонеток! Это был рекорд проходки в замороженном грунте.

Тогда-то и состоялась у Деда вторая беседа с начальником.

— Рад вас поздравить, Михаил Григорьевич. Ваша бригада решила поставленную задачу на отлично. Вы сумели поднять дух проходчиков, организовать работу по-деловому. А то уж впору было думать, что на двести тринадцатой шахте люди совсем опустили руки.

— Но сорок вагонеток мы так и не дали, — уточнил Тихонович.

— Это уж не так важно. И тридцать девять — это в три раза больше, чем по норме. А теперь мы решили перевести вашу бригаду строить станцию «Политехническую». Там мягкий грунт открылся. На нём и хотим поручить вам скоростную механизированную проходку. Будем навёрстывать упущенное время на более лёгких участках. Должны же мы закончить метро на Гражданку в обещанные сроки.

Вернулся Дед из управления весёлый. Сказал товарищам:

— Пятёрку нам поставили за нашу задачку. Премию выдали. Вот так-то, восемь землерубов из бригады А!

Проходчики, понятно, тоже обрадовались.

— Собирайтесь снова в дорогу, — добавил Дед. — Уезжаем.

— Куда? Зачем? На новую шахту, что ли?

А он только и ответил:

— Вот приедете, всё сами увидите.

Как ни выспрашивали, ничего толком не узнали.

Тут Некирка и сказал:

— Из тебя, Дед, ничего не вытянешь. Всегда молчишь, как партизан на допросе.