Сан-Феличе. Книга вторая

CLXIV. ГЛАВА, В КОТОРОЙ КАРДИНАЛ ДЕЛАЕТ ВСЕ, ЧТО МОЖЕТ, ЧТОБЫ СПАСТИ ПАТРИОТОВ, А ПАТРИОТЫ ДЕЛАЮТ ВСЕ, ЧТО МОГУТ, ЧТОБЫ СЕБЯ ПОГУБИТЬ

Вскоре мы не преминем узнать, что произошло между адмиралом Нельсоном и капитаном Ламаррой, а пока последуем за кардиналом, который возвращается с твердым решением (как он и сказал Нельсону), несмотря ни на что и вопреки всему, соблюсти договор.

Вследствие этого, вернувшись в свой дом у моста Магдалины, он тотчас вызвал к себе посланника Мишеру, командующего Белли и капитана Ахмета. Кардинал рассказал им, что капитан Фут по пути встретил адмирала и доставил из Палермо сэра Уильяма и Эмму Лайонну, которая вместо ответа королевы привезла разорванный Каролиной договор. Затем он поведал им о своем свидании с Нельсоном, сэром Уильямом и леди Гамильтон и спросил, достанет ли у собеседников решимости постыдно нарушить договор, подписанный ими в качестве полномочных представителей своих государей.

Все трое — Мишеру, представитель короля Сицилии, Белли, представитель Павла I, и Ахмет, представитель султана Селима, — выразили единодушное возмущение подобным предположением.

Тогда кардинал тотчас же вызвал своего секретаря Саккинелли и от собственного имени и от имени трех представителей, подписавших договор о капитуляции, составил следующий протест (есть ли необходимость снова напоминать читателям, что документ этот, как и все прочие, опубликованные на страницах этой книги, принадлежат к секретной переписке, найденной нами в потайных ящиках короля Фердинанда II?).

Вот он, слово в слово переведенный на французский язык:

«Договор о капитуляции замков Неаполя является полезным, необходимым и почетным для армии короля Обеих Сицилии и его могущественных союзников короля Великобритании, императора Всероссийского и султана Блистательной Порты оттоманской, ибо посредством сего договора остановлено кровопролитие и прекращена смертоносная гражданская война, вспыхнувшая между подданными Его Величества, а также и потому, что следствием упомянутого договора является изгнание общего врага.

Ко всему прочему, договор этот был торжественно заключен между представителями вышеназванных держав и комендантами замков, и было бы отвратительным преступлением против общественного доверия нарушить его либо допустить малейшее от него отклонение. Представители вышеназванных держав заклинают лорда Нельсона признать договор; они заявляют, что полны самой твердой решимости соблюдать его во всех без исключения пунктах и возлагают всю ответственность перед Богом и людьми на каждого, кто посягнет на неукоснительность сего договора».

Руффо, а после него и трое остальных подписали этот документ.

Мишеру, не без основания опасавшийся репрессий против заложников, среди которых находился его родственник, кавалерийский офицер, носивший ту же фамилию, взялся лично доставить это заявление на борт «Громоносного». Но все оказалось напрасным: Нельсон не пожелал ни устно, ни письменно что-либо подтверждать от имени Фердинанда. Он действительно не знал, каковы окончательные намерения короля, ибо тот, желая ускользнуть от первых взрывов гнева Каролины, как мы уже знаем, велел заложить карету и сбежал в Фикудзу.

Но для Руффо дело было ясно: письма, полученные им от королевской четы, определенно указывали, каким образом их авторы намерены действовать, а если бы у него оставалось на этот счет хоть малейшее сомнение, его рассеял бы один вид молчаливой, но непоколебимой Эммы Лайонны, этого сфинкса, хранящего тайну королевы.

Утро 25 июня протекло в непрерывных поездках из главного штаба на борт «Громоносного» и обратно. Неудачливыми представителями на этих переговорах были Трубридж и Болл со стороны Нельсона и Мишеру со стороны кардинала; мы говорим неудачливыми, потому что Нельсон и Гамильтон, движимые одним и тем же умонастроением, выказывали все больше решимости порвать договор и возобновить враждебные действия, а Руффо все упорнее настаивал на соблюдении условий капитуляции.

Именно тогда кардинал, не желая оказаться соучастником нарушителей договора, принял решение собственноручно написать генералу Массе, коменданту Кастель Нуово.

Послание было составлено в следующих выражениях:

«Несмотря на то что представители союзных держав полагают подписанный нами договор о сдаче замков священным и нерушимым, контр-адмирал Нельсон, командующий английским флотом, не желает его признавать. Вследствие этого патриоты, защитники замков, имеют законное право воспользоваться статьей 5, как уже сделали почти все патриоты из монастыря святого Мартина, покинув королевство сухим путем, и тоже избрать это средство спасения. Я предлагаю им такую возможность и советую ею не пренебрегать; добавлю, что англичане, господствующие в заливе, не располагают никакими военными средствами, способными помешать гарнизонам замков удалиться по суше.

Ф. кардинал Руффо».

Кардинал надеялся таким образом спасти республиканцев. Но вследствие пагубного ослепления те почитали Руффо злейшим своим врагом. Они подумали, что здесь кроется какая-то ловушка, и после бурных споров, во время которых Сальвато тщетно убеждал принять предложение кардинала, подавляющим большинством голосов было решено отказаться. От имени всех патриотов Масса ответил кардиналу следующим посланием:

«Свобода Равенство

Генерал Масса,

командующий артиллерией и комендант Кастель Нуово.

26 июня 1799 года.

Мы обсудили Ваше письмо так, как оно того заслуживает. Не отступая от своего долга, мы будем свято чтить все статьи заключенного договора исходя из убеждения,

что те же узы долга связывают всех участников столь торжественно составленного и подписанного документа. Впрочем, что бы ни случилось, нас нельзя застигнуть врасплох и невозможно устрашить, и, если нас к тому принудят, мы сумеем возобновить военные действия, прекращенные по доброй воле. К тому же капитуляция предписана нам комендантом замка Сант 'Элъмо, и посему мы требуем выделить эскорт для сопровождения нарочного, отправляемого нами к французскому генералу, дабы обсудить Ваше предложение, после чего дадим Вам более точный ответ.

Масса».

В отчаянии от того, что его намерения столь дурно истолковываются, кардинал немедленно выделил требуемый эскорт и поручил его начальнику, которым был не кто иной, как Де Чезари, убедить патриотов удалиться из города, поклявшись честью, что они погубят себя, если не последуют его совету.

Для того чтобы обсудить с Межаном, как лучше поступить в столь грозных обстоятельствах, был избран Сальвато.

Так в третий раз эти два человека оказались лицом к лицу.

Сальвато не виделся с Межаном с того самого дня, когда тот откровенно предложил продать неаполитанцам свое содействие за пятьсот тысяч франков, предложение, которое, как помнит читатель, было горячо поддержано Сальвато, но отвергнуто Директорией из-за ложного представления о чести.

Ко времени переговоров по поводу подписания капитуляции Межан, казалось, успел забыть о полученном в свое время унизительном отказе. Он долго и упорно отстаивал каждую статью договора, и патриоты вынуждены были признать, что только благодаря его терпению и твердости им удалось добиться таких условий, о каких и мечтать не смели даже те из них, кто склонен был видеть все в наилучшем свете.

Столь добросовестно оказанной помощью полковник Межан завоевал полное доверие патриотов, и у них не возникло на его счет ни малейших подозрений.

К тому же ссориться с ним было не в их интересах: приняв сторону республиканцев, Межан мог их спасти, переметнувшись к противнику — погубить.

Узнав, что к нему прибыл Сальвато, Межан отослал всех присутствующих: он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, на каких условиях он прежде предлагал республиканцам свое содействие, а ведь Сальвато мог об этом упомянуть.

Он учтиво, даже почтительно приветствовал молодого человека и спросил, какому счастливому случаю обязан его визитом. В ответ Сальвато вручил ему письмо кардинала и от имени патриотов попросил дать им совет, которому они заранее обещали последовать.

Полковник с величайшим вниманием прочитал и перечитал это письмо, потом взял перо и под подписью кардинала начертал столь же многозначительный, сколь известный латинский стих:

Timeo Danaos et dona ferentes,

что означает: «Страшусь и дары приносящих данайцев» 70.

Прочитав пять слов, написанных полковником Межаном, Сальвато сказал:

— Полковник, я придерживаюсь мнения прямо противоположного вашему. И тем более имею на это право, что я был единственным, кто вместе с Доменико Чирилло поддержал ваше предложение принять к нам на службу пятьсот ваших солдат и уплатить по тысяче франков за каждого.

— По пятьсот франков, генерал, ведь я же обязывался привести из Капуа еще пятьсот французов. Сами видите, они были бы вам не бесполезны.

— Я настолько был в этом уверен, что предлагал выдать пятьсот тысяч франков из моего собственного состояния.

— О-о, любезный генерал, значит, вы изрядный богач?

— Да. Но к сожалению, мое богатство состоит из земель. Пришлось бы сделать добровольные или насильственные займы под этот залог и ждать окончания войны, чтобы расплатиться.

— Зачем? — насмешливо спросил Межан. — Разве Рим не пустил в продажу и не продал на треть выше истинной цены поле, где расположился лагерем Ганнибал?

— Вы забываете, что мы неаполитанцы эпохи короля Фердинанда, а не римляне времен Фабия.

— Итак, вы остались владельцами своих ферм, лесов, виноградников и своих стад?

— Увы, да.

— О fortunatos nimium, sua si bona norint, agricolas! 71 — продолжал полковник все тем же насмешливым тоном.

— Тем не менее, господин полковник, у меня еще достаточно наличных денег, чтобы я мог спросить вас, какую сумму вы потребуете у каждого, кто, не доверяя Нельсону, придет просить у вас гарантированного вашим словом гостеприимства?

— Двадцать тысяч франков. Не слишком много, генерал?

— Значит, за двоих сорок тысяч?

— Если вы находите, что это слишком дорого, в вашей воле торговаться.

— Нет. Две особы, ради которых я заключаю эту сделку… ведь это сделка?

— Своего рода взаимообязывающее соглашение, как говорим мы, счетоводы; потому что, надо вам сказать, генерал, я отличный счетовод.

— Я это заметил, полковник, — отвечал, смеясь, Сальвато.

— Таким образом, как я имел честь вам доложить, это своего рода взаимообязывающее соглашение, выполнение которого одной стороной обязывает к тому же и другую сторону, тогда как нарушение обязательств влечет за собою разрыв соглашения.

— Само собой разумеется.

— Значит, вы не находите, что я дорого запрашиваю?

— Нет, поскольку те двое, о ком я упомянул, покупают за эту цену свою жизнь.

— Отлично, любезный генерал; когда ваши две особы соблаговолят явиться сюда, они будут радушно приняты.

— Оказавшись здесь, они испросят у вас всего двадцать четыре часа на го, чтобы раздобыть нужную сумму.

— Я дам им сорок восемь часов. Вы видите, я честный игрок.

— Договорились, полковник.

— До свидания, генерал.

Все так же сопровождаемый эскортом, Сальвато спустился обратно к Кастель Нуово. Он показал Массе и совету, нарочно собравшемуся для решения столь важного дела, «Timeo Danaos» полковника Межана. Поскольку мнение Межана совпадало с мнением большинства, никакой дискуссии не возникло, только Сальвато потребовал разрешения сопровождать Де Чезари и передать Руффо ответ Массы из рук в руки, чтобы самому судить о положении вещей.

Просьба его была немедленно удовлетворена, и молодые люди, которые изрубили бы друг друга на куски, если бы встретились две недели тому назад на поле сражения, теперь бок о бок поскакали вдоль набережной, и каждый приноравливал шаг своего коня к шагу лошади спутника.