Сан-Феличе. Книга вторая

CLXXVI. ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ДЕРЖИТ СВОЕ СЛОВО

Читатель помнит, что в день прибытия короля в бухту Неаполя английское ядро сбило трехцветное знамя, реявшее над замком Сант'Эльмо, и тотчас оно было заменено парламентёрским флагом.

Этот белый флаг вселил в короля столь прочные надежды, что он — как вы, вероятно, еще не забыли — написал в Палермо об ожидаемой на следующий день капитуляции форта.

Король ошибся; впрочем, форт не сдался на следующий день не по вине полковника Межана, надо отдать ему справедливость, а по вине самого короля.

Король так напугался вечером 10 июля при появлении трупа Караччоло, что весь следующий день оставался в постели, дрожа от лихорадки и отказываясь подняться на палубу. Тщетны были все заверения, что в согласии с его королевским дозволением тело уже в десять часов утра было похоронено в церкви Санта Лючия; он только качал головой, словно говоря: «Когда имеешь дело с таким молодцом, ничего нельзя знать наверняка».

За ночь место стоянки корабля переменили и бросили якорь между Кастель делл'Ово и Кастель Нуово.

Узнав об этом перемещении, король согласился выйти из каюты, но, перед тем как подняться на палубу, тщательнейшим образом расспросил всех, не видно ли чего-нибудь на поверхности воды.

Но нигде ничего не плавало, ни одна морщинка не нарушала зеркальной глади лазурного моря.

Король облегченно вздохнул.

Командующий войсками его величества короля Обеих Сицилии герцог делла Саландра ожидал его, чтобы вручить условия, на которых полковник Межан согласился сдать форт.

Вот эти условия:

«Статья 1

Французский гарнизон форта Сант'Эльмо сдастся в плен Его Сицилийскому Величеству и его союзникам и, после того как состоится формальный обмен военнопленными, не будет вести враждебных действий против держав, находящихся в настоящее время в состоянии войны с Французской республикой.

Статья 2

Английские гренадеры займут ворота форта в день капитуляции.

Статья 3

Французский гарнизон покинет форт на следующий день после капитуляции со своим оружием и снаряжением; выйдя из ворот крепости, он будет ждать себе в замену отряд португальских, английских, русских и неаполитанских войск, который сразу же после выхода французов займет форт. После этого французский гарнизон сдаст оружие.

Статья 4

Офицерам будут оставлены их шпаги.

Статья 5

Гарнизон будет погружен на корабли английской эскадры, где останется до тех пор, пока не будут готовы суда, которые должны переправить его во Францию.

Статья 6

Когда английские гренадеры займут ворота, все подданные Его Сицилийского Величества будут переданы союзникам.

Статья 7

У французского знамени будет выставлен караул для его охраны. Этот караул останется у знамени до тех пор, пока его не сменят английский офицер и английский караульный; лишь после этого над фортом может быть водружено знамя Его Величества.

Статья 8

Вся частная собственность будет сохранена за ее владельцами; вся государственная собственность, так же как и имущество, добытое грабежом, будут переданы вместе с фортом.

Статья 9

Больные, неспособные передвигаться, останутся в Неаполе с французскими врачами и будут содержаться за счет французского правительства и сразу после выздоровления подлежат препровождению во Францию».

Этот документ, составленный накануне и помеченный предыдущим днем, был уже подписан Межаном, и требовалось лишь одобрение короля, чтобы получить подписи герцога делла Саландра, капитана Трубриджа и капитана Белли.

Король дал свое согласие, и в тот же день бумага была подписана.

Под документом не имеется подписи кардинала Руффо; это доказывает, что он полностью разошелся с союзниками.

Условия капитуляции датированы 11 июля, но подписаны они были, как уже говорилось, лишь 12-го. И только 13 июля союзники приблизились к воротам замка Сант'Эльмо, чтобы занять крепость.

За час до того Межан пригласил Сальвато в свой кабинет.

Тот явился.

Оба обменялись вежливыми, но холодными приветствиями. Полковник указал на стул, Сальвато сел.

Полковник остался стоять, опершись на спинку другого стула.

— Господин генерал, — начал он, — помните ли вы, что произошло в этой комнате, когда я в последний раз имел честь видеться с вами?

— Превосходно помню, полковник, мы заключили договор.

— Вы помните, на каких условиях была заключена сделка?

— Было условлено, что за двадцать тысяч франков с человека вы доставите меня и синьору Сан Феличе во французские владения.

— Были ли выполнены условия?

— Только в отношении одного человека.

— В состоянии ли вы выполнить их и в отношении другого?

— Нет.

— Что же делать?

— Мне кажется, что все очень просто: даже если бы вы и пожелали сделать мне послабление, я бы не захотел его принять от вас.

— Это меня успокаивает. Я должен был получить сорок тысяч франков за спасение двух человек; я получил двадцать тысяч и спасу только одного. Которого из двух должен я спасти?

— Ту, что слабее, ту, кто не может спастись сама.

— Значит, у вас самого есть шанс на спасение?

— Есть.

— Какой же?

— Разве вы не видели бумажку, положенную в ларец вместо денег, где мне сообщалось, что меня оберегают?

— Вы хотите доставить мне неудовольствие выдать вас? Шестая статья условий капитуляции гласит, что все подданные его величества короля Обеих Сицилии подлежат выдаче союзникам.

— Успокойтесь, я сдамся сам.

— Я сказал вам все, что хотел сказать, — произнес Межан, слегка наклонив голову, что означало: «Можете вернуться в свою комнату».

— Зато я не все сказал вам, — возразил Сальвато нисколько не дрогнувшим голосом.

— Говорите.

— Имею ли я право спросить вас, какие вы намереваетесь принять меры, чтобы обеспечить спасение синьоры Сан Феличе? Вы ведь понимаете, если я жертвую собой, то делаю это для того, чтобы она была спасена.

— Совершенно верно, вы имеете право потребовать самых мелких подробностей на этот счет.

— Слушаю.

— Девятая статья договора о капитуляции гласит, что больные, неспособные передвигаться, останутся в Неаполе. В таком положении находится одна из наших маркитанток. Она останется в Неаполе, синьора Сан Феличе займет ее место, переоденется в ее платье, и я отвечаю за то, что ни один волосок не упадет с ее головы.

— Это все, что я хотел знать, сударь, — сказал Сальвато, поднимаясь. — Мне остается лишь просить вас как можно скорее послать синьоре Сан Феличе платье, в которое ей предстоит переодеться.

— Будет сделано через пять минут.

Мужчины поклонились друг другу, и ни у одного из них на лице не отразилось никакого волнения.

Луиза ждала, изнемогая от тревоги: она знчла. что Сальвато мог уплатить лишь половину назначенной суммы, а скупость полковника Межана была ей известна.

Сальвато вошел в комнату с улыбкой на устах.

— Ну что? — живо спросила Луиза.

— Все устроилось.

— Он поверил тебе на слово?

— Нет, он дал одно обязательство. Ты выйдешь из замка Сант'Эльмо в платье маркитантки и под охраной французских мундиров.

— А ты?

— А я должен буду выполнить небольшую формальность и для этого на минуту расстаться с тобой.

— Что за формальность? — с беспокойством спросила Луиза.

— Доказать, что хоть я и родился в Молизе, но состою на службе у Франции. Нет ничего проще, ты же понимаешь: все мои бумаги находятся во дворце Ангри.

— Но ты меня покидаешь?

— Только на несколько часов.

— Как часов? Ведь ты сказал, что только на минуту.

— Минута, несколько часов — какая разница? Смотри-ка, каким надо быть с тобою точным!

Луиза обвила руками его шею и нежно его поцеловала.

— Ты мужчина, ты сильный, ты крепок как дуб! — сказала она. — А я тростинка. Когда ты от меня удаляешься, я гнусь по воле всех ветров. Что делать! Твоя любовь — это самоотверженность, а моя только эгоизм.

Сальвато прижал ее к сердцу, железные нервы его не выдержали, и он вздрогнул так сильно, что Луиза удивленно на него взглянула.

В этот миг отворилась дверь: принесли обещанное Луизе платье маркитантки.

Сальвато воспользовался случаем, чтобы отвлечь Луизу от тревожных мыслей. Он стал, смеясь, показывать различные части наряда, и переодевание началось.

По безмятежному выражению лица молодой женщины было ясно, что ее минутные подозрения испарились. Она была прелестна в короткой юбке на красной подкладке и в шляпе с трехцветной кокардой.

Сальвато не спускал с нее глаз и твердил: «Я тебя люблю, люблю, люблю!»

Она улыбалась, и эта улыбка была красноречивее всяких слов.

Час пролетел как миг.

Но вот забил барабан. Это значило, что английские гренадеры заняли ворота замка.

Сальвато невольно вздрогнул, легкая бледность разлилась по его лицу.

Он взглянул во двор, где стоял гарнизон под ружьем.

— Время спускаться вниз, — сказал он Луизе, — и занять наше место в строю.

Оба пошли к дверям, на пороге Сальвато остановился и со вздохом в последний раз обвел глазами комнату, прижимая к сердцу Луизу.

Здесь они были счастливы.

Под словами «подданные Его Сицилийского Величества будут переданы союзникам» подразумевались заложники, доверенные Межану. Эти заложники, числом пять, были уже во дворе и стояли отдельной группой.

Межан подал знак Сальвато присоединиться к ним, а Луизе стать среди замыкающих.

Он поместил ее как можно ближе к себе, чтобы в случае необходимости немедленно оказать ей покровительство.

Ничего не скажешь, полковник Межан с самой щепетильной точностью выполнял свои обязательства.

Забили барабаны, раздалась команда «Марш!».

Ряды расступились, и заложники заняли свои места.

Барабанщики вышли за ворота форта, снаружи стояла целая армия — русские, англичане, неаполитанцы.

Впереди этой армии держалась группа из трех высших офицеров: герцог делла Саландра, капитан Трубридж и капитан Белли.

Держа в одной руке обнаженную шпагу, в другой шляпу, они отдавали честь гарнизону.

Придя в указанное место, полковник Межан скомандовал: «Стой!»

Солдаты остановились, заложники вышли из рядов.

Затем, как было записано в условиях капитуляции, солдаты сложили на землю оружие; офицеры сохранили свои шпаги, вложив их в ножны.

И тогда полковник Межан шагнул к группе союзных офицеров и сказал:

— Милостивые государи, во исполнение статьи шестой капитуляции имею честь передать вам находившихся в форте заложников.

— Удостоверяем, что приняли их, — ответил герцог делла Саландра и, окинув взглядом приближавшуюся к нему группу, добавил: — Мы рассчитывали на пятерых, а здесь их шесть.

— Шестой не заложник, — сказал Сальвато. — Шестой враг.

Все три офицера уставились на него, а полковник Ме-жан тем временем вложил шпагу в ножны и вернулся на прежнее свое место во главе гарнизона. Молодой человек гордо продолжал громким голосом:

— Я Сальвато Пальмиери, неаполитанский подданный, но генерал на службе у Франции.

Луиза, любящим взглядом наблюдавшая всю эту сцену, не удержалась от возгласа.

— Он губит себя, — сказал Межан. — Зачем он это сказал? Ведь ничего не стоило промолчать!

— Если он губит себя, я должна, я хочу погибнуть вместе с ним! Сальвато! Мой Сальвато! Подожди меня!

И, вырвавшись из рядов, оттолкнув полковника Ме-жана, который преграждал ей путь, она кинулась в объятия молодого человека, крича:

— А я Луиза Сан Феличе! Всё вместе с ним! Жизнь или смерть!

— Господа, вы слышите, — сказал Сальвато. — Нам осталось просить вас только об одной милости: не разлучать нас на то короткое время, что нам еще осталось жить.

Герцог делла Саландра повернулся к остальным двум офицерам, словно советуясь с ними.

Те смотрели на молодую пару с невольным сочувствием.

— Вы знаете, — начал герцог, — что имеются особо настоятельные распоряжения короля, согласно которым синьора Сан Феличе подлежит смертной казни.

— Но они не запрещают казнить осужденную вместе с ее возлюбленным, — заметил Трубридж.

— Нет.

— Ну что ж, сделаем для них то, что зависит от нас: дадим им это последнее утешение.

Герцог делла Саландра подал знак рукою, из рядов вышли четыре неаполитанских солдата.

— Отведите пленников в Кастель Нуово, — приказал герцог. — Вы отвечаете за них головой.

— Разрешается ли синьоре переодеться в обычное свое платье? — спросил Сальвато.

— А где ее платье? — осведомился герцог.

— В ее комнате, в замке Сант'Эльмо.

— Поклянитесь, что это не предлог для попытки к бегству.

— Клянусь, что синьора и я через четверть часа вернемся и снова отдадим себя в ваши руки.

— Идите! Мы доверяем вашему слову. Последовали поклоны с обеих сторон, Луиза и Сальвато вернулись в форт.

Отворив дверь в комнату, которую она только что покинула, как ей казалось, для свободы, счастья и любви, Луиза упала в кресло и залилась слезами.

Сальвато опустился перед ней на колени.

— Луиза! — заговорил он. — Бог свидетель, я сделал все возможное, чтобы тебя спасти. И все же ты отказалась расстаться со мною, ты сказала: «Жить или умереть вместе!» Мы жили, мы были счастливы вдвоем, за несколько месяцев мы узнали столько счастья, сколько большая часть людей не испытывает за целую жизнь. Неужели у тебя недостанет мужества сегодня, когда пришел час испытания? Бедное дитя! Ты переоценила свои силы? Ты плохо рассчитала, любимая?

Луиза подняла голову, которую она прятала на груди Сальвато, встряхнула своими длинными волосами, снова упавшими ей на лицо, и сквозь слезы посмотрела на возлюбленного.

— Прости мне минуту слабости, Сальвато, — сказала она. — Ты видишь, я не боюсь смерти, ведь я сама искала ее, когда поняла, что ты меня обманул и хотел умереть без меня, мой любимый. Ты видел, колебалась ли я, удержалась ли от крика, который должен был нас снова соединить.

— Моя Луиза!

— Но вид этой комнаты, воспоминание о проведенных в ней сладостных часах, мысль о том, что для нас вот-вот отворятся двери темницы, что, быть может, нас разлучат и нам придется идти на смерть порознь, — о, эта мысль разбивает мне сердце. Но смотри: при звуке твоего голоса высыхают слезы на моих глазах и улыбка возвращается на мои уста. Пока кровь бьется в наших сердцах, мы будем любить друг друга, а пока мы любим друг друга, мы будем счастливы. Пусть приходит смерть! Если смерть — это вечность, она станет для нас вечной любовью.

— Узнаю мою Луизу! — воскликнул Сальвато.

И, поднявшись с колен, он обнял ее и прикоснулся губами к ее губам.

— Вставай, римлянка! — сказал он. — Вставай, Аррия! Мы им обещали вернуться через четверть часа, не будем же опаздывать ни на секунду.

Луиза вновь обрела мужество. Она живо скинула с себя одеяние маркитантки и переоделась в свое собственное платье; а затем, величественная, как королева, той походкой, которой наделяет Вергилий мать Энея и которая выдает богинь, она спустилась вниз по лестнице, прошла через двор, вышла из крепости, опираясь на руку Сальвато, и направилась прямо к трем командирам союзной армии.

— Милостивые государи, — произнесла она с изысканной грацией и самым мелодичным голосом, — примите одновременно благодарность женщины и благословение умирающей — ибо, как вы сказали, я приговорена к смерти заранее — благословение и благодарность за то, что вы позволили нам не разлучаться! И если бы вы могли устроить так, чтобы нас заперли вместе, чтобы мы могли вместе пойти на казнь и рука об руку поднялись на эшафот, я повторила бы это благословение под топором палача.

Сальвато отстегнул шпагу и протянул ее Белли и Труб-риджу — те попятились, — потом герцогу делла Саландра.

— Принимаю ее, потому что обязан принять, сударь, — произнес герцог, — но, Бог свидетель, я предпочел бы оставить ее вам. Скажу больше, я солдат, а не жандарм, и поскольку у меня нет относительно вас никакого приказа…

Он взглянул на остальных двух офицеров, и они знаком показали, что полностью доверяют ему действовать по своему усмотрению.

— Возвращая мне свободу, — живо сказал Сальвато, понявший значение прерванной фразы герцога и знаков, завершивших его мысль, — возвращая мне свободу, возвращаете ли вы ее и синьоре?

— Невозможно, сударь, — отвечал герцог, — синьора прямо указана его величеством, она должна предстать перед судом. От души желаю, чтобы ее не признали виновной.

Сальвато поклонился.

— То, что она сделала для меня, я сделаю для нее — наши судьбы неразделимы в жизни и в смерти.

И он запечатлел поцелуй на лбу той, с кем обручился навеки.

— Сударыня, — сказал тогда герцог делла Саландра, — я вызвал карету, чтобы вам не пришлось пройти по всем улицам Неаполя между четырех солдат.

Луиза поблагодарила его наклоном головы.

Любовники, предшествуемые четырьмя солдатами, спустились по дороге Петрайо до переулка Санта Мария Ап-паренте. Там, среди толпы любопытных, ждала карета.

В первом ряду стоял монах ордена святого Бенедикта.

Когда Сальвато проходил мимо него, монах приподнял капюшон.

Сальвато вздрогнул.

— Что с тобой? — спросила Луиза.

— Мой отец! — шепнул ей на ухо Сальвато. — Еще не все потеряно!