Санта–Барбара I. Книга 3

ГЛАВА 13

— Все, кто собрался внизу, говорят только об одном, — объяснение в любви не всегда приносит облегчение. — Упрямства Софии хватило бы на всю семью Кэпвеллов. — Окружной прокурор не слишком убедителен. — Сумочка Сантаны меняет владелицу. — Даже в сумасшедшем доме случаются праздники.

Наконец, СиСи улучил мгновение, когда София поздоровалась уже со всеми гостями, всем сказала комплименты, всех поблагодарила за то, что они пришли на праздник, он нежно взял ее за руку и тихо прошептал:

— Пойдем, я хочу тебе что‑то сказать.

— Куда? Куда ты меня отсюда тащишь? — изумилась София.

— Потом все поймешь.

— Да нет же, это неудобно, здесь гости, здесь все, а ты меня куда‑то хочешь увести, тем более, я не знаю даже куда.

— Скоро все поймешь, тем более, что никуда далеко я тебя не поведу. Мне самое главное — побыть с тобой хотя бы несколько минут и поговорить.

Лицо СиСи сияло. София несколько мгновений поколебалась, осмотрелась по сторонам. Но все гости были заняты своими делами, все были при деле. Прислуга вертелась в доме, наполняла быстро пустеющие бокалы, разнося бутылки, бутерброды.

Музыканты играли замечательно и уже несколько пар кружились в танце во дворе дома.

— Вроде бы все нормально, даже прекрасно — обратилась к СиСи София.

— Ну конечно же, конечно все нормально, пойдем отсюда скорее.

— Погоди, СиСи, вечно ты куда‑то торопишься, вечно спешишь, как будто происходит неизвестно что. Давай еще немного побудем с гостями. Пусть всем будет хорошо, но вместе с нами.

— София, я хочу, чтобы хорошо было тебе и мне, на остальных плевать.

— СиСи, но мне хорошо, зачем ты меня куда‑то еще тащишь?

София, видя как СиСи пытается ее уговорить, решила немного позлить своего бывшего мужа.

— Мне хорошо здесь, среди гостей и не думаю, что мне так же хорошо будет с тобой одним.

— София, если я сейчас не утащу тебя от всей этой компании, если не скажу тебе все что думаю, то дальше я не знаю, что со мной может произойти. Тогда я за себя не ручаюсь.

— СиСи, ты совсем сумасшедший.

— Ну и пусть, пусть я вообще умалишенный, пусть я буйный, но сейчас я хочу побыть хотя бы четверть часа наедине с тобой и все тебе сказать, все, о чем я думаю с давних пор.

— Погоди, я думаю, это мы успеем. К Софии подошла Иден.

— Мама, у тебя все в порядке? Как ты себя чувствуешь? Мне кажется, что ты волнуешься.

— Да, Иден, — твой отец хочет меня куда‑то утащить, хочет мне сказать что‑то очень важное.

— Иден, — попросил СиСи, — попробуй уговорить маму, чтобы она покинула гостей, покинула всех вас и пошла со мной.

Иден лукаво улыбнулась, посмотрела в глаза отца, тот подмигнул дочери.

— Зачем?

— Иден, я очень прошу, помоги мне, я тебя отблагодарю.

— Да нет, папа, мне не нужна благодарность. Я просто очень рада за тебя и за маму. Но если она не хочет идти, то я здесь бессильна. По–моему, мужчина должен уметь уговорить женщину.

— Иден, и ты меня будешь учить! — воскликнул СиСи, — уж я‑то знаю, как нужно обращаться с упрямыми женщинами.

— Да, Иден, у твоего отца огромный опыт в обращении с женщинами.

СиСи прикусил губу.

"Черт, — в сердцах произнес он, — вечно эти женщины меня мучают. Правда, и я их мучаю. Ну да ладно, сейчас мне нужно вытащить Софию".

Он буквально силой взял ее под руку и увлек на второй этаж — туда, где находился его кабинет.

— Куда ты меня тащишь? — восклицала София.

— Сейчас все поймешь.

— Отпусти.

— И не подумаю.

— Я закричу.

— Ты сделаешь глупость.

— Но я не хочу.

— Сейчас все поймешь.

СиСи двигался очень быстро, изредка оглядываясь, не видит ли кто‑нибудь, как он похищает Софию, как он похищает свою бывшую жену. Но на них смотрела и ласково улыбалась только Иден, а всем остальным, как показалось СиСи, не было до них никакого дела.

Наконец, София перестала сопротивляться, она сделалась покладистой. СиСи увлек ее на второй этаж, распахнул двери своего кабинета, пропустил вперед.

— Входи, входи.

София пожала плечами, но переступила порог кабинета. СиСи закрыл дверь и привалился к ней спиной.

— А теперь, дорогая, я хочу попросить тебя, чтобы ты уселась вот в это кресло.

— А почему именно в это? — поинтересовалась у него София.

— Почему? — пожал плечами СиСи, — потому что так тебе будет намного приятнее услышать то, что я тебе сейчас скажу.

— Ты боишься, что от твоих слов я могу упасть в обморок? — отшутилась София.

— Да нет, нет, я ничего не боюсь. Но мне будет удобнее говорить, если ты будешь сидеть напротив меня именно в этом кресле.

— Ну что ж, если ты хочешь, тогда пожалуйста, я усядусь.

Но СиСи не удержался на месте. Он подбежал к Софии и галантно помог ей опуститься в кресло. София удобно устроилась и пристально посмотрела на СиСи.

— Так зачем ты меня позвал от гостей?

— Послушай! — сокрушенно воскликнул СиСи, — мне кажется, что в доме полно прислуги, там дети и все прекрасно обойдутся и без нас с тобой.

— Ты думаешь?

— Ну, конечно. Для чего тогда я держу так много прислуги.

София пожала плечами.

— А ты знаешь, о чем все говорят внизу?

— "Все$1 — это кто? — спросила София.

— Как это кто — гости, наши дети, прислуга…

— Ну и о чем же они говорят?

— Они говорят только о тебе, о том, какая ты красивая, какая ты добрая, какая у тебя замечательная семья, какой замечательный дом.

— СиСи, мне кажется, что это для тебя совершенно не характерно.

— Что для меня не характерно? — воскликнул СиСи Кэпвелл.

— Ну, вот этот напускной тон, — эта бравада, эта ненужная лесть. Если ты хочешь мне что‑то сказать серьезное — то пожалуйста, говори, я тебя не удерживаю и не тяну за язык.

СиСи расправил грудь. Он остановился в двух шагах от Софии и задумался. Потом он поднял руку вверх.

— Я хочу…

— Ну ладно, СиСи, говори без предисловия. Не надо слишком долго думать, иначе у меня не выдержит нервная система, — шутливо воскликнула София.

А вот СиСи занервничал. Он обернулся к двери и громко воскликнул:

— Все те, кто собрались внизу, говорят только об одном…

— О чем же?

— Они говорят о твоем возвращении в этот дом, о возвращении в нашу семью.

— Я не совсем понимаю, в качестве кого я должна вернуться в этот дом?

СиСи опустился на колени и взял чуткую руку Софии в свои ладони.

— Ты спрашиваешь, в качестве кого?

— Конечно, в качестве кого я должна вернуться в этот дом?

— София, я хочу, чтобы ты вернулась в этот дом в качестве моей жены.

София вздрогнула. На ее лице было неподдельное изумление. Такого она никак не ожидала услышать от сдержанного СиСи.

Не в силах совладать с чувствами, которые ее охватили, София нервно затрясла головой. СиСи воспринял это движение как отказ.

— Что, ты не согласна?

София зажмурила глаза и вновь затрясла головой, не в силах поверить в то, что говорил СиСи.

— Я делаю тебе предложение, — дрожащим голосом, совершенно непохожим на обычный голос Кэпвелла, произнес СиСи.

Он сейчас напоминал юношу, который впервые признается в любви. Его глаза были влажными, губы подрагивали, а руки не находили себе места.

— В качестве твоей жены? — тоже с дрожью в голосе спросила София.

СиСи вместо ответа кивнул и вновь посмотрел в глаза Софии. Та откинулась на спинку кресла и задумалась.

— Я не понял, так ты выйдешь за меня замуж? — еще более настойчиво повторил СиСи.

— Зачем? — вдруг спросила София.

Лицо СиСи вспыхнуло: он явно не ожидал услышать подобное от Софии, ведь он надеялся, что она тут же бросится ему на шею, расцелует и мгновенно ответит: "да".

— София… — СиСи поднял руку и погрозил ей указательным пальцем, — ты выводишь меня из себя, уже другим голосом, не таким нежным и трогательным сказал он, но тут же опомнился.

— СиСи, не волнуйся…

— София, извини, я не то говорю, — он прикрыл лицо руками, — но ты же понимаешь, я совсем не умею говорить подобные вещи… Я волнуюсь, я безумно волнуюсь. Я сам себе кажусь несовершеннолетним юношей, который впервые влюбился, почувствовал над собой власть женщины, впервые ощутил влечение к ней, с которым он не в силах бороться.

— О чем ты говоришь?

— Я уже сказал.

Я не могу понять твоих слов.

— Ты хочешь сказать, София, ты не ожидала такого услышать?

— Я вновь боюсь тебя.

— Бояться можно обмана.

— А ты серьезен?

— Как никогда.

— Мне трудно поверить.

— Прости меня, София, кажется, я наговорил каких‑то глупостей, какой‑то ерунды, — явно волнуясь, дрожащим голосом говорил СиСи. — Но ты же прекрасно понимаешь, что я не могу говорить о таких вещах, ты это знаешь, — СиСи вновь прикрыл лицо руками.

София вскочила с кресла, румянец прилил к ее щекам. Она нервно прошлась по комнате. СиСи бросился вслед за ней и, потрясая своими сжатыми кулаками, выкрикнул:

— София, ты должна меня понять. Мне никогда не удавалось угодить тебе, но я клянусь, поверь мне, я сделаю тебя счастливой!

СиСи Кэпвелл подошел и стал за спиной у Софии, боясь обнять свою бывшую жену, боясь прижать ее к себе. Наконец, он не выдержал, положил свои ладони на обнаженные плечи Софии.

— С момента нашего расставания, София, каждый день был для меня страшной пыткой, каждый день я думал только о тебе, каждое утро я просыпался с мыслью о тебе.

— Не верю.

— Я разучился обманывать.

— Ты обманываешь других.

— Но не тебя.

— Ты меня обольщаешь.

— Поверь, поверь, София, мне на этот раз, — просил СиСи. — Может быть, я нетерпелив и глуп, но все равно, София, ты действуешь на меня теперь так, как много лет назад.

Глаза Софии увлажнились, длинные ресницы затрепетали, на губах появилась трогательная улыбка. СиСи сжал виски Софии.

— Последний раз, дорогая, когда мы были с тобой близки…

София резко обернулась к СиСи и, глядя ему прямо в глаза, воскликнула:

— СиСи, последний раз, когда мы с тобой были близки… — ее лицо искажала гримаса боли, — ты прикидывался, что ничего не знаешь о моей болезни, хотя был прекрасно обо всем осведомлен, хотя прекрасно владел ситуацией.

— О, боже мой! — воскликнул СиСи, воздев к потолку руки, — боже мой, София, не надо об этом вспоминать, я тебя прошу. Я же не думал, что все это может обернуться против меня! Поверь, дорогая, мне все важно, что связано с тобой, я дорожу самым маленьким воспоминанием, самым крохотным, каждой песчинкой памяти, которая связана с тобой. Для меня дорого все: и твои глаза, София, и твои губы, и твои волосы, и твое тепло, и твое тело, и твоя боль.

Голос СиСи дрожал, он потянулся к Софии, чтобы ее обнять, но женщина сделала быстрое движение и буквально выскользнула из рук СиСи.

— Дорогая, пойми, это не было жалостью. Произошло… случилось… точнее сказать… несколько моментов, когда меня окатывало, когда мое сердце чуть не остановилось от любви к тебе. Я для тебя, София, готов делать все и мне не нужны ни благодарность… не нужно ничего…

София обернулась к СиСи и посмотрела на него широко открытыми глазами, полными любви.

— Пойми, если бы я сказал тебе, что мне известно о твоей болезни, разве ты, София, позволила бы мне вот так сильно тебя любить? Ведь этого не произошло бы, — СиСи взмахнул руками, — я же знаю тебя, ты никогда не снизошла бы ко мне, никогда не позволила бы любить тебя.

София опустила голову. Этот ее жест СиСи воспринял как ответ.

Несколько мгновений мужчина и женщина молчали. Первой не выдержала София.

— СиСи, любовь приходит тогда, когда люди равны. Ты хоть понимаешь это? А там, где есть жалость, любви быть не может.

— София, не надо говорить, что ты была беспомощной. Ты была просто упряма, — уже зло заговорил СиСи, — твоего упрямства могло бы хватить на всю нашу семью.

— Не говоря о тебе

СиСи повел рукой вокруг себя.

— На всю семью, на весь этот дом.

Снизу доносились веселые звуки музыки, хохот, крики. Гости веселились и явно были довольны праздником.

— СиСи, неужели ты не понимаешь, я могу внезапно умереть и что я никогда не буду такой как прежде. Я должна без твоей помощи справиться со своей бедой. У меня есть свое дело.

СиСи вспылил.

— Ты никогда, София, не принимала извинений от меня. И я не хочу принимать извинений от тебя. Я даже не прошу тебя взять на себя заботу о доме. Я хочу только одного, — СиСи Кэпвелл воздел руки, — я прошу тебя ответить только на один вопрос. Я прошу тебя сказать, всего лишь: любишь ли ты меня?

— Но я не могу ответить тебе сейчас, — воскликнула София со слезами на глазах, — и я не думаю, СиСи, что смогу согласиться возобновить отношения с тобой.

София вновь опустила голову. СиСи задумался. Его лицо сделалось суровым.

Несколько мгновений он помедлил и, глядя в лицо Софии, сказал:

— Тогда, может быть, мы с тобой признаем, что за все годы нашей совместной жизни было немало обмана, но с тобою мы как‑то пережили это.

— СиСи, — прошептала София, — я никогда не хотела быть человеком, жизнь которого строится на лжи.

Она произнесла это с такой болью в голосе, что СиСи растерялся.

Снова наступило молчание. София нервно сжимала и разжимала кулаки, наконец, не выдержала и бросилась на шею СиСи. Он горячо обнял ее и прижал к себе. София поцеловала СиСи, он ответил на ее поцелуй.

— Когда ты говоришь, что любишь меня, — быстро проговорила София, — мне кажется, что я верю тебе, верю безоговорочно. И я не хочу ничего, кроме того, чтобы быть с тобой всегда и везде вместе. Я знаю, что я очень упряма, я согласна с твоими упреками, признаю их правдивость. К тому же СиСи, я стала старше и мне очень трудно решиться на такой поступок.

СиСи кивнул головой. Наконец‑то, он понял, почувствовал и осознал все те переживания, которые охватили сейчас Софию. Он как можно более ласково улыбнулся своей бывшей жене.

— Поступай, София, как знаешь. Мы отложим решение… — немного виновато заулыбался СиСи.

София вздрогнула, СиСи немного помолчал и негромко добавил:

— Мы отложим решение до того времени, как начнется фейерверк, — он подошел к Софии и поцеловал ее.

София не сопротивлялась, она смотрела на СиСи глазами полными восторга и любви.

Да, СиСи Кэпвелл совсем не изменился, он всегда был таким настойчивым и целеустремленным, он всегда добивался поставленной цели".

И сейчас София это уже понимала — он вновь добился своей цели.

СиСи Кэпвелл круто повернулся, подошел к двери своего кабинета, открыл ее и, остановившись у порога, оглянулся на Софию.

— После того, как пройдет фейерверк, ты скажешь "да", — и не дожидаясь ответа, медленно затворил дверь.

София осталась одна в кабинете, одна со своими мыслями, чувствами и переживаниями. Она уже прекрасно понимала, что не сможет сказать "Нет".

А на первом этаже в огромной гостиной дома Кэпвеллов Сантана встретилась с Кейтом Тиммонсом. Они стояли под сверкающими гирляндами, под яркими пестрыми флагами Соединенных Штатов. Сантана опустила голову — чувствовала себя очень скованно и напряженно. Кейт стоял, опершись о стену плечом, смотрел на свою возлюбленную и не знал, с чего начать разговор.

Первой не выдержала Сантана: она прошла несколько шагов, решительно обернулась, взглянула на Кейта и раздраженно бросила:

— Неужели ты не понимаешь, что между нами все кончено?

— Почему? — спросил Кейт Тиммонс и грустно опустил голову.

— Если бы у меня и Круза не было ни одного шанса нормализовать наши отношения, устроить личную жизнь, то тогда, возможно, все могло бы сложиться по–другому, но это только в том случае, если бы у нас не было шансов, — Сантана прижала к груди руки.

— Ты что, хочешь еще раз пожертвовать всем? — произнес Кейт и посмотрел на Сантану.

— Да, я из тех людей, которые готовы пожертвовать всем, которые готовы поставить на карту все, что имеют. И я теперь уверена, — резко бросила в лицо Кейту Сантана, — что Круз не был с Иден ни разу с того момента, как мы с ним поженились. Кейт покачал головой.

— Эх, Сантана, ты ничего не понимаешь, — и окружной прокурор указал рукой в глубину гостиной, — а ты это видела?

— Кейт, мне надо это видеть, дело в том, что мне сам Круз обо всем рассказал. А я ему верю, — Сантана говорила очень убежденно.

Ее голос дрожал, глаза сверкали. Ей хотелось как можно скорее закончить этот неприятный и тягостный разговор, ей хотелось порвать с Кейтом раз и навсегда. Но Кейт все еще был уверен, что сможет убедить ее и заставить изменить мнение о Крузе.

— У меня есть муж, у меня есть сын Брэндон, у меня есть семья. Ты это пойми, Кейт. Нет, навряд ли ты это понимаешь, но я хочу, чтобы ты знал, я не намерена терять свою семью и добровольно я их не отдам.

— Что ж, Сантана, тогда ты потеряешь меня, — с горечью сказал Кейт, — а ведь Круз Кастильо тебя не любит, а я люблю.

Кейт вновь посмотрел в глубину гостиной, где стояли Круз и Иден.

— Не надо говорить об этом, — резко оборвала его Сантана.

— Позволь уж мне сказать все до конца. Я люблю тебя вот уже пятнадцать лет. Но все это время ты была так поглощена своим Крузом, что не замечала меня…

— Да, — коротко ответила Сантана.

— А сейчас Круз спохватился и, возможно, даже несколько раз переночует дома. Но он не сможет тебе дать то, что могу дать я. Ведь я понимаю и чувствую, чего ты хочешь и что тебе надо, Сантана.

Кейт говорил очень убедительно, глядя прямо в глаза Сантане. Женщина не выдержала его взгляда и, опустив голову, принялась нервно теребить пояс платья.

— Возможно, Сантана, ты привыкла жить так, но принять такую жизнь ты не сможешь.

Кейт говорил с горечью в голосе, все время нервно переминался с ноги на ногу, как бы что‑то очень важное удерживая в своей душе, боясь это высказать, опасаясь, что его слова причинят Сантане невыносимую боль. Она почувствовала это.

— Кейт, перестань, — попросила Сантана, — пожалуйста, перестань. Мне и так очень трудно, я знаю, что поступила очень плохо.

Сантана прикрыла глаза, Кейт придвинулся к ней и попытался поцеловать, она отвернулась.

— Кейт, пожалей меня — умоляющим голосом прошептала Сантана.

— Ладно, ладно, — как бы спокойно и равнодушно бросил Кейт, — все нормально, все хорошо и будет прекрасно в будущем.

Кейт прикоснулся к сверкающей гирлянде и качнул ее, блестки посыпались на пол.

— Черт, как надоела вся эта мишура, вся эта ерунда, которая мешает людям жить в реальном мире. Тебе, Сантана, мешает.

Кейт помолчал, потом заговорил серьезно.

— Сантана, я буду держать дистанцию. Но я скажу тебе еще кое‑что, очень важное. Запомни, я буду ждать, я все время буду готов к встрече. Мне хорошо, Сантана, только с тобой и я уверен, я в этом убежден, что ты вернешься ко мне, — крупные капли пота выступили на лбу Кейта.

Сантана заволновалась, ее грудь высоко вздымалась, ей хотелось успокоить Кейта. В душе она понимала, что с Крузом у нее ничего не получится, но она боялась нарушить данное самой себе обещание и от этой двойственности ее сердце разрывалось от боли, а на глаза то и дело наворачивались слезы.

Джина, пока все занимались своими делами, огляделась и как ни в чем не бывало, как будто бы ей надо было отлучиться, поднялась на второй этаж, прошла по длинному коридору дома Кэпвеллов и еще раз нервно оглянулась. В коридоре никого не было, тогда она толкнула дверь спальни СиСи Кэпвелла, вошла и зажгла светильник. Мягкий свет залил комнату.

"Слава богу, никого нет, — подумала Джина, лихорадочно оглядываясь вокруг, — Боже, как хорошо в этом доме! И почему я такая невезучая? Почему я не смогла остаться здесь? Все из‑за этого СиСи".

Она успокоилась и, поняв, что рядом никого нет, бросила на широкую кровать свою сумочку, наклонилась над ней, расстегнула и вытряхнула содержимое.

Потом открыла сумочку Сантаны, достала из нее флакон из аптечного стекла, взглянула на этикетку, выбрала точно такой же свой флакон на кровати, поменяла их местами, и сумочку Сантаны спрятала в свою.

Джина огляделась по сторонам, поправила платье и самодовольно усмехнулась. Затем неспешно подошла к светильнику, дернула шнурок — в комнате стало темно.

Джина вышла в коридор. Ее отсутствия никто не заметил. С сияющим лицом она вернулась в гостиную, прошла мимо веселой компании к столу. Взяла высокий бокал с коктейлем, сделала несколько глотков и успокоилась совсем.

"Кажется, пронесло, никто меня не видел".

А в лечебнице события шли своим чередом. Перл поставил на проигрыватель самые популярные мелодии, щелкнул клавишей, потом аккуратно опустил иглу на пластинку и трижды прищелкнул пальцами.

Последний щелчок совпал с первым аккордом. Фрэнк Синатра запел популярную песенку. Перл принялся притопывать и хлопать в ладоши. Он взял со стола высокий цилиндр, тулья которого была украшена флагом Соединенных Штатов Америки, водрузил его себе на голову и несколько раз крутанулся на месте.

— Все прекрасно, прекрасно, прекрасно, господа, — вторя мелодии произнес Перл.

В это время дверь общей комнаты распахнулась и Моррисон с Адамсом быстро вкатили в общую комнату тележку для перевозки тяжело больных. На тележке стояло два больших картонных ящика.

— Ну что, все в порядке? — бросил своим приятелям Перл.

Великан Моррисон кивнул головой и пробасил:

— Конечно, господин президент Соединенных Штатов, все у нас прекрасно.

Адамс торопливо закивал головой, прикрыв за собой дверь.

Моррисон сразу же бросился к столу, за которым, уткнувшись в свои руки, спала сестра Кейнор, на которую уже подействовало снотворное, подсыпанное в кофе Перлом. Моррисон легко, как ребенка, поднял сестру Кейнор на руки, крутанулся с ней в ритм музыки и понес к носилкам больничной каталки.

Моррисон легко опустил сестру Кейнор на носилки и они вместе с Адамсом выкатили их в коридор. А Перл с Элис бросились к картонным ящикам и принялись доставать из них клубничное мороженое, фрукты и большие надувные разноцветные шары. Они все это выкладывали на стол и так были захвачены своими действиями, что не заметили как в палату вбежала Келли.

Девушка подошла к проигрывателю, сняла иглу с пластинки, укоризненно посмотрела на Перла. Тот еще несколько секунд пританцовывал, хотя музыка смолкла. Наконец, он поднял голову и увидел Келли, стоящую у невысокого столика с проигрывателем.

— Что случилось, Келли, — весело воскликнул Перл и снял с носа круглые темные очки.

— Перл, праздника не будет, — грустно сказала Келли, — они не придут.

— Что значит не будет? — воскликнул Перл. — Кто не придет?

— Все не придут.

— Почему? — воскликнул Перл.

— Они говорят, что ты втянул их уже в огромные неприятности и все боятся рисковать дальше, все опасаются, что могут попасть в изолятор.

— Что ж, — сокрушенно произнес Перл.

— Прости меня, — сказала Келли, — я их уговаривала как могла, но они действительно боятся.

Перлу ничего не оставалось как развести руки в стороны. Но тут же он стряхнул с себя грустное настроение.

— Келли, не вешай носа, — он вскинул руки к потолку, — ведь это большой праздник, ведь это День Независимости, — он так весело улыбался, так жестикулировал, что Келли улыбнулась. — Мы все должны сохранить завоеванную нами независимость, а если они в это не верят, то это их дело, Келли.

Келли пристально посмотрела на Перла, пытаясь понять, куда же он клонит. Перл продолжал:

— Пойми, они нам не верят. Но это их дело. А я тебе, Келли, обещаю, что мы отсюда выберемся. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы убежать из этой треклятой психиатрической лечебницы.

Келли смотрела на своего друга с явным недоверием, и Перл это почувствовал. Он вдруг снова сделался удивительно веселым, подбежал к проигрывателю, схватил со столика пластинку, быстро прочел название, отбросил в сторону, взял следующую.

— О, вот это именно то, что нужно для данной ситуации, это именно то, что сможет нас спасти.

Перл чмокнул пластинку, поставил ее на проигрыватель, опустил иглу, включил звук. Послышались первые торжественные аккорды вальса. Перл вначале горделиво выгнулся, потом почтительно склонился на одно колено перед Келли, подал ей руку.

— Мадам, может вы позволите пригласить вас на праздничный танец?

Келли робко протянула Перлу руку и едва заметно улыбнулась уголками губ.

— Мадам согласна? Келли кивнула.

— Тогда танцуем.

Перл вскочил с колен, обнял Келли и они закружились по большой комнате. Келли от восторга даже громко задорно засмеялась.

В комнату вошли Моррисон и Адамс. Великан с изумлением посмотрел на танцующих, потом его взгляд упал на праздничный стол, на котором стояли свечи, мороженое и небольшие флажки Соединенных Штатов.

Моррисон, ни у кого не спрашивая разрешения, тут же уселся за стол, схватив клубничное мороженое, он принялся с неописуемым восторгом смотреть на танцующих и одновременно поедать одну за другой порции клубничного мороженого. Адамс, стоя в двери, переминался с ноги на ногу, то и дело сдергивал с носа свои смешные очки, протирал стекла и смотрел на происходящее, как будто бы не верил своим глазам, как будто бы все это происходило во сне. Наконец, Адамс не выдержал.

— Послушай, Моррисон, мне кажется, что ты сейчас съешь все мороженое.

— Конечно съем. Ты знаешь какой у меня замечательный аппетит?

— Нет, не надо есть все мороженое, ведь я тоже его люблю.

— Любишь? — пробасил Моррисон, — тогда прошу присесть рядом со мной.

Адамса не пришлось долго уговаривать. Он быстро уселся за стол, подвинул к себе несколько порций мороженого и суетливо принялся его есть, то и дело оглядываясь по сторонам, не идет ли кто‑нибудь, не предвидится ли откуда‑либо опасность.

Он давился, стараясь съесть мороженое как можно быстрее, потому что боялся, что сейчас вдруг войдет кто‑нибудь из обслуживающего персонала и тогда веселому празднику придет конец.

А Перл и Келли безмятежно танцевали. Келли весело улыбалась, Перл склонил голову набок, высоко поднял руку Келли и они кружили и кружили вокруг стола, за которым мистер Моррисон и мистер Адамс наслаждались мороженым.

Элис немного виновато и растерянно улыбалась, стоя в дверях. Она любовалась как грациозно танцуют Перл и Келли, как развеваются фалды его шутовского мундира, как разлетаются белокурые волосы Келли. Она от восторга даже тихо вскрикивала и ударяла в ладоши. Как красиво они танцуют!

— Да–да, — пробасил Моррисон, — танцуют они просто замечательно! — и продолжал уплетать мороженое.

Адамс уже не старался смотреть по сторонам. В его цель входило съесть как можно быстрее и как можно больше мороженого. Ведь он понимал, что праздник с минуты на минуту может закончиться и всех их накажут. Но верить в это ему не хотелось, улыбка то появлялась, то исчезала на его лице. Близорукие глаза моргали, руки подрагивали и он отправлял, ложечку за ложечкой, в рот ароматное мороженое.

Мистер Моррисон ложечкой не пользовался. Он держал в своей огромной руке мороженое и запихивал его в рот порцию за порцией, не боясь ни ангины ни простуды. Он чувствовал себя на вершине блаженства, он чувствовал, что сейчас настоящий праздник — День Независимости, которому нужно отдаваться до конца.

— Моррисон, а ты не боишься, что сейчас придет доктор Роулингс?

— Что? — мистер Моррисон даже подавился мороженым, — что? Что такое? Как, доктор Роулингс?

— Ну вот сейчас придет страшный доктор Роулингс, тебя свяжут…

— За что? За что меня свяжут?

— Потому что мы все злостно нарушили режим, — затрясся Адамс.

— Мы нарушили режим? — пробасил великан мистер Моррисон.

— Да, мы с тобой нарушили режим.

— А все остальные? — сказал мистер Моррисон.

— И все остальные тоже нарушили, — ответил товарищу Адамс.

— Ну, на всех не хватит карцеров, всех не смогут посадить, — вопросительно глядя в глаза Адамсу проговорил Моррисон и взял очередную порцию мороженого.

— Действительно, на всех в этой лечебнице не хватит карцеров. Тогда нас всех начнут сажать по очереди.

— По очереди? — громко воскликнул Моррисон, — по очереди я согласен, но вначале пусть посадят тебя.

— Нет–нет, меня не надо, я хороший, — быстро заговорил Адамс.

— Хороший? Мы здесь все, я уверен, хорошие люди и все мы очень дружны и помогаем как можем друг другу-

— Конечно, помогаем, — тихо подошла к мужчинам темнокожая Элис.

— Мадам, позвольте вас угостить отменным клубничным мороженым, — воскликнул мистер Моррисон, взял сразу две порции мороженого и подал девушке.

Та изумленно переводила взгляд от одного мороженого к другому, не решалась протянуть руку.

— Не думай, Элис, бери сразу два и ешь.

— Конечно–конечно, — поддержал своего приятеля Адамс, — мороженое исключительно вкусное. Это именно то, о чем я мечтал, это то, без чего не может быть настоящего праздника.

Элис кокетливо поклонилась, взяла сразу две порции мороженого, отошла к стене и застыла. Она долго не могла решиться какую порцию начать есть первой. Но все разрешилось очень просто: мороженое, которое она держала в правой руке начало таять и капля упала на пол. Девушка тут же принялась лизать мороженое в правой руке.

— Они замечательная пара, — сказал мистер Моррисон, — указывая Адамсу на танцующих Перла и Келли.

— Да, исключительно хорошие молодые люди, мне они очень нравятся.

— Келли, тебе хорошо? — спросил Перл, кружа девушку по комнате.

— Да, да, мне так хорошо, как бывало только в раннем детстве.

— Ну что ж, тогда я рад за тебя, Келли. А ты говорила, что не будет праздника. По–моему, наш праздник в полном разгаре.

— Да, только не надо разговаривать, Перл, я боюсь, что все это может исчезнуть. Мне иногда кажется, что все происходящее вокруг — сон, страшный сон.

— Нет, это не сон, Келли, но я надеюсь, ты со временем сможешь забыть эту лечебницу Роулингса и эту сестру Кейнор, сможешь забыть всех.

— Нет, нет, Перл, — приостановилась Келли, — я никогда не забуду лечебницу, я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. Я всегда буду помнить.

— Ладно, Келли, давай танцевать и веселиться, ведь сегодня большой праздник и не будем терять времени на бесплодные разговоры. А может, хочешь мороженого? — лукаво улыбнулся Перл.

— Да, я хочу мороженого, ведь у нас на праздник всегда было мороженое и я в детстве очень любила его.

— Тогда, — Перл подбежал к столу, — господа, у вас есть еще порция мороженого?

— Конечно, конечно, — одновременно воскликнули Адамс и Моррисон, — у нас еще полно мороженого. Позвольте я угощу даму?

— Конечно, выбирайте любое, господин президент. Перл учтиво поклонился, взял мороженое и протянул его Келли.

— Мадам, позвольте вас угостить порцией клубничного мороженого и еще я приношу вам свои извинения за то, что не могу вас угостить бокалом шампанского. Но я думаю, времена изменятся и я смогу исправить оплошность.

— Спасибо, — кротко произнесла Келли, взяла мороженое и искренне улыбнулась Перлу.

А он вновь подбежал к проигрывателю, остановил музыку, быстро перебрал пластинки, нашел нужную, поставил на диск и опустил иглу.

Пластинка медленно начала вращаться и из динамиков грянул торжественный марш.

— Господа! — Перл встал на стул, — я хочу поздравить вас с большим праздником — с Днем Независимости Соединенных Штатов. Я уверен в том, что вы все здесь присутствующие — свободные люди и я верю, что мы с вами будем независимыми и свободными до конца наших дней.

Моррисон, Адамс, Келли, Элис принялись хлопать в ладоши и восклицать:

— Мы с вами!

— Наш президент!

— Мы с вами!

— Спасибо, — сдержанно кивнул Перл, горделиво выпятил грудь. — Когда мой народ мне верит, тогда я знаю — мы победим! Наш праздник еще не окончен, — сказал Перл и соскочил со стула.

— А что будет дальше? — поинтересовалась у президента–самозванца Элис.

— Дальше? Праздник пойдет своим чередом. Я думаю, все останутся им очень довольны. Элис, может вы желаете потанцевать с президентом Соединенных Штатов?

Элис смущенно опустила голову. Келли подошла к девушке и тихо прошептала:

— Элис, потанцуй, тебе станет легче. Та отрицательно покрутила головой.

— Нет–нет, Келли, я боюсь танцевать, я не хочу попасть в карцер.

— Да перестань, Элис, какой карцер, ведь сегодня такой замечательный праздник. У нас в доме на этот праздник всегда бывал фейерверк.

— А у нас… — Элис не нашлась что сказать, — а у нас мой отец всегда покупал мне сладости в День Независимости.

— Ну вот, видишь, у нас много общего. Мне родители, когда я была маленькой, тоже покупали сладости, — соврала Келли и улыбнулась.