Санта–Барбара I. Книга 3

ГЛАВА 17

— Если обижаешь чужих детей — жди, что и твоими тоже кто‑нибудь займется. — Лайонел Локридж уверен, что Августа должна оплачивать его счета. — Если знаешь правду — можешь выиграть любой процесс. — "Так есть у меня адвокат или нет?$1 — спрашивает Марк у Джулии.

В баре "Ориент–Экспресс" все продолжался тяжелый разговор между СиСи Кэпвеллом, Лайонелом и Августой Локриджами.

СиСи был страшно разгневан. Он стоял, оперевшись одной рукой о стойку бара и при каждом его слове стаканы, стоявшие на крышке, вздрагивали и позванивали. Лайонел был рад, что сумел довести СиСи до бешенства, а Августа не знала, что ей делать: то ли успокаивать мужа, то ли постараться какой‑нибудь колкостью как можно более сильно досадить СиСи.

Поэтому она, в основном, молчала и лишь изредка вставляла свои реплики. Когда Лайонел уж слишком расходился, она наступала ему на ногу, мол, уймись, не нужно так злить СиСи, с него и так достаточно.

— Уйди, Лайонел, я тебя очень прошу, не нужно меня злить, — СиСи старался говорить как можно более спокойно, но губы его дрожали, язык не слушался, а глаза грозно сверкали.

— Да нет, СиСи, я думаю, ты все‑таки уделишь мне минутку из своего драгоценного времени, — Лайонел зло засмеялся. — Оно пока еще у тебя драгоценное, СиСи, но скоро не будет стоить ни единого цента.

— Я не собираюсь, Лайонел, разбрасываться ради тебя своим временем. У меня много дел, поэтому уйди, не мешай мне жить. Иначе, если я разозлюсь — тебе, Локридж, не сдобровать.

— Нам есть о чем поговорить, — сказал Лайонел Локридж.

— Нам говорить уже не о чем, я все что хотел — сказал, а слышать твои бредни дальше не собираюсь, — СиСи Кэпвелл хотел положить конец разговору, но Лайонел не унимался.

— Все‑таки, тебе придется выслушать то, что я скажу тебе, как бы неприятно оно не было.

— Я все сказал, — вновь повторил СиСи.

— Не стоит меня провоцировать, — возразил Локридж, — ты согласна со мной, Августа?

Лайонел обернулся к своей бывшей жене, та томно закатила глаза и утвердительно кивнула.

— Да, СиСи, это было бы неумно.

— На чем мы остановились? — задумался СиСи, — ты, Лайонел, сказал, что это было бы неумно, но сказал также, что будешь это делать и дальше.

— Да, СиСи, я еще не решил, кого из твоих детей начну преследовать первым и только поэтому пока еще бездействую, но когда я начну — тебе придется плохо. Неприятности придут не от меня — их принесут твои дети, СиСи.

— Лайонел, не трогай моих детей, — брови СиСи Кэпвелла сошлись над переносицей.

— А моих ты трогал? — ехидно заметил Лайонел, — и поэтому твоих щадить я не собираюсь, к тому же они этого заслуживают.

— Вспомни, что ты сделал Уоррену, — гневно вставила Августа.

— Я ничего ему не делал, — гневно возразил СиСи Кэпвелл.

— Ты так считаешь? — выкрикнула Августа.

— Да. Я ничего не сделал вашему Уоррену. Это вы сами виноваты, что так его воспитали — это ваша вина, Лайонел и Августа.

— Уж кто бы говорил о воспитании собственных детей, — вставил Лайонел Локридж, — но не ты, СиСи. Ты сам воспитал своих детей так, что теперь грызешься с ними со всеми поочередно. Ты же ни с кем не можешь помириться, у вас постоянные конфликты. Это твое воспитание, СиСи, твой стиль жизни.

— Это не твое дело! — выкрикнул СиСи, нервы его сдавали.

Он сжал кулак и подсунул его под самый нос Лайонела. Тот довольно спокойно для такой ситуации отвел руку СиСи в сторону.

— Не горячись, СиСи… То, что ты гневаешься, означает одно…

— Что?!

— Означает, что я говорю правду и то, что ты слаб передо мной.

— Лайонел, твой Уоррен тоже не подарок.

— Я могу резонно возразить тебе на это, СиСи, тем, что в отличие от твоих детей, мой Уоррен не безнадежен, а твои дети — конченые люди, такие же конченные как и ты сам.

— Заткнись, — прошипел СиСи.

— А–а, так я все‑таки разозлил тебя, достал. Что же, приятно видеть и слышать, как твое отвратное лицо идет пятнами.

На лице Лайонела Локриджа появилась зловещая улыбка, от этой улыбки СиСи сделалось не по себе. Он вспомнил все то зло, которое причинил ему Лайонел, но тут же ему вспомнилось и то, что он сам не безгрешен перед этим мужчиной и его женой.

"Ну что ж, — подумал СиСи, — наверное, каждому воздастся в этой жизни по заслугам. Но если будет плохо мне, то будет плохо и Лайонелу. Нам придется тонуть вместе".

— Я, СиСи, воспользуюсь всеми недостатками твоих детей. Кстати, ты не разговаривал днями с Мейсоном?

— О чем? — СиСи напрягся.

Он вспомнил свой последний разговор с сыном, который оставил у него на душе тяжелый осадок.

— Вряд ли вы говорили о чем‑нибудь приятном.

— Я просто хотел тебе напомнить одну вещь: тебе ничего не показалось странным в поведении Мейсона?

— Странным? — задумался СиСи.

— Да, именно. Я могу тебе объяснить все странности его поведения. У меня с Мейсоном была секретная договоренность.

— Секретная договоренность с моим сыном? Вы готовили заговор против меня?

— Ну, конечно, СиСи, ведь ты сам мастер плести всяческие гнусные интриги. Мы договорились с Мейсоном утопить тебя…

— Уходи прочь отсюда, Лайонел. Я не могу больше видеть твоей отвратительной рожи, — зло проговорил СиСи Кэпвелл.

— Пойдем, Августа, — бросил через плечо Лайонел Локридж.

Но отошли они недалеко — на несколько ярдов — и уселись за стойку бара. Августа затравленно смотрела на СиСи Кэпвелла, ожидая, что тот выкинет сейчас какую‑нибудь гадость.

СиСи Кэпвелл еле сдерживал свое негодование, он поочередно сжимал и разжимал кулаки, бросал гневные взгляды на Локриджей. Но что он мог сейчас сказать им? Ведь он не владел ситуацией, а предпринимать какие‑то импровизированные шаги сейчас, когда он был не в себе, СиСи Кэпвелл не собирался. Он привык действовать обдуманно и расчетливо. Поэтому большинство из его начинаний обыкновенно заканчивались успешно.

Лайонел делал вид, что занят разглядыванием своих ногтей, но краем глаза следил за СиСи.

"Не слишком ли я его разозлил? — думал Локридж, — еще чего доброго полезет драться. Все эти Кэпвеллы такие. Он все‑таки отец Мейсона, а до сих пор все в городе говорят о том, что Мейсон избил Марка Маккормика".

Августа осторожно положила свою ладонь на руку бывшего мужа.

— Лайонел, — прошептала она, — успокойся. По–моему, все будет хорошо, ты позлил его немного и хватит. Пусть теперь одумается.

— Нет, — мотнул головой Лайонел, — мы еще мало успели сделать. СиСи вскоре придет в себя и вновь станет хитрым и расчетливым.

СиСи Кэпвелл не мог оторвать взгляда от надменной улыбки Лайонела Локриджа, он сделал шаг к ним, но потом резко повернулся и уже, выходя из бара, через плечо, гневно бросил:

— Теперь война, Лайонел, тотальная война.

— Ну и пусть себе, — негромко ответил Лайонел, — повоюем.

Когда СиСи вышел из бара, Августа бросилась к бывшему мужу.

— Лайонел, ты же хотел ему сказать, наверное, куда больше?

— Да, но я приберег это на следующий случай.

— Нет, я не о том. Ты сказал много лишнего, но не сказал того, что нужно было сказать.

— О чем ты? — изумился Лайонел, — по–моему, разговор удался — я говорю о детях.

— О чьих? Моих или его? Играть детьми — это безнравственно. Я надеюсь, Лайонел, что ты просто увлекся и говорил о детях в запале.

— Ты думаешь, СиСи принимает меня за шута? Он еще узнает, насколько я серьезен. И о детях я говорил не просто так — он еще попомнит мои слова.

— Лайонел, что случилось с твоей нравственностью? Где твоя мораль? Подумай о боге! — воскликнула обращаясь к нему Августа.

Лайонел не ответил ей ничего, он сделал несколько глотков апельсинового сока из высокого бокала и отставил его в сторону.

— Ты что‑то сказала?

— Что стало с твоей нравственностью, Лайонел? — повторила Августа. — Ты даже не слушаешь моих слов, говоришь о своем.

Женщина пристально посмотрела на мужчину, ей казалось, она не узнает своего бывшего мужа — таким решительным и волевым сделалось его лицо.

"Боже мой, — подумала Августа, — раньше он все‑таки был более человечным, а теперь несчастья окончательно доконали его".

Лайонел Локридж, тяжело вздохнув, произнес:

— Это СиСи разрушил мою душу, уничтожил мои убеждения. Вот куда подевались нравственность и мораль, Августа. Раньше я был лучше, но тогда и жизнь была другая. А СиСи все уничтожает вокруг себя. Но я, Августа, все‑таки выше его.

— Неужели, Лайонел, тебе больше не было чего сказать ему? — возмутилась Августа.

— Конечно было. Я приберег для него множество сюрпризов.

— Ты мне о них расскажешь?

— Расскажу, Августа, если только ты никому не выдашь меня.

Августа отвернулась в сторону. На ее лице была презрительная улыбка.

— Я тебя когда‑нибудь выдавала, Лайонел?

— Не знаю, временами мне казалось, что ты предаешь меня, но может, я ошибался. Если честно признаться, то по большому счету ты не продала меня ни разу.

— А сейчас разговор пойдет по большому счету? — спросила Августа.

— Если это один из сюрпризов, приготовленных мной для СиСи, то можешь не сомневаться, разборки будут крутыми. Так ты не выдашь меня, Августа?

— Я уже ответила на твой вопрос, — немного обиделась женщина.

И Лайонел, чтобы хоть как‑то загладить свою вину, решил рассказать бывшей жене о самой интересной, на его взгляд, афере, которую он провернул за всю свою жизнь. Но Лайонел Локридж был осторожным человеком, он тронул свою бывшую жену за плечо:

— Августа, дело настолько важное, что ты должна поклясться.

— Я клянусь, — не раздумывая, согласилась Августа, — клянусь, что никто от меня не услышит ни слова, если только ты сам не дашь на это разрешение.

Лайонел вздохнул, но рассказывать не спешил. А Августу уже захлестнул азарт — она была чрезвычайно любопытна, может быть, даже более любопытна, чем кошка. Она просто сгорала от нетерпения.

— Ну что ты молчишь, Лайонел? Я жду. Видишь, как я разволновалась.

Даже серьги в ее ушах легонько подрагивали и звенели. Лайонел радостный, что сумел так заинтриговать Августу, слегка улыбнулся.

— Я смотрю, тебе очень не терпится услышать о моих проделках?

— Они касаются меня? — насторожилась Августа.

— Они касаются меня, нас с тобой, СиСи и еще многих людей в этом городе, в том числе и Мейсона.

— Ужас как интересно, — призналась Августа, — так ты начнешь рассказывать или нет?

— А я люблю тебя подразнить, неужели ты этого еще не поняла?

— Ты бесчеловечный, — Августа уже не стесняясь, трясла Лайонела за руку, — ты обязан мне рассказать все с мельчайшими подробностями.

— Это связано с продажей наших картин СиСи. С продажей, в которой участвовал Мейсон.

— Да что ты говоришь? — насторожилась женщина. — Разве там что‑то было не в порядке? Я ведь доверяла и тебе, и Мейсону.

— Да, в этой акции Мейсон представлял тебя, Августа, и до сегодняшнего дня, до этого момента, — Лайонел наставительно поднял указательный палец и покачал им перед самым носом своей бывшей жены, — никто не знал, кроме меня, что картины поддельные.

Лайонел сделал долгую паузу, чтобы Августа могла переварить полученную информацию. Это известие произвело на женщину страшное впечатление.

Оно ее просто шокировало.

Августа побледнела, руки ее затряслись. Но это был запоздалый испуг, теперь‑то ничего ей не угрожало — ведь коллекция давно уже находилась в руках СиСи.

Но придя немного в себя, Августа подумала о другом, — она поняла, что Лайонел ее обманул.

— Так значит, все картины, которые я получила после развода — подделки? Ты, Лайонел, обманул меня, подставил меня?

— Да? дорогая, — спокойно ответил мужчина.

— Так ты — мошенник!

— А ты впервые слышишь об этом?

— Мошенник… — растерянно повторила Августа.

— Да…

Потом на ее лице появилась довольная улыбка.

— Ты, мой муж — мошенник, — уже другим тоном сказала она, — и подсунул мне фальшивки вместо настоящих картин?

— Да, я — мошенник, — признался Лайонел, — я согласен с этим, но ты вспомни сама, Августа, как я отговаривал тебя. Сколько сил я потратил на то, чтобы попытаться убедить тебя не брать картины. Но ты со своим упрямством настояла на своем и мне ничего не оставалось делать, как отдать тебе коллекцию. Ведь ты ни на что другое не соглашалась. А признаться тебе тогда, что картины неподлинные было бы глупо с моей стороны, не так ли?

— Да, — задумалась Августа, — ловко ты все‑таки провел меня.

— Надеюсь, ты, Августа, не в обиде на меня?

Но Августа пропустила замечание мистера Локриджа мимо ушей.

— И Мейсон знал, что картины поддельные?

— Конечно, а ради чего он так старался? Думаешь, ради тебя? И во всяком случае не ради меня. Он старался досадить своему отцу. Неужели, Августа, ты еще плохо знаешь Кэпвеллов?

— Так, Мейсон знал, — растягивая слова, проговорила Августа.

— Да, он абсолютно точно знал, что картины поддельные. Его оценщик проверил всю коллекцию и не нашел ни одной подлинной.

— Теперь я понимаю, — рассмеялась Августа, — Мейсон так ненавидит своего отца, что с превеликим удовольствием всучил ему подделки. А я‑то все думала, почему он так старается?

— Конечно, Августа, — Лайонел положил свою руку на плечо женщины и злорадно улыбнулся, — Мейсон сделал это с превеликим удовольствием.

— Да–а, многое теперь становится на свои места, — проговорила усмехаясь женщина, — многое становится понятным.

— Ты должна быть благодарна Мейсону и СиСи. Они вдвоем дали тебе целое состояние. Если бы Мейсон был немножко более любящим сыном, а СиСи — более пристойным отцом, то тебе бы никогда не видать больших денег… семейства Кэпвеллов.

И Лайонел, и Августа весело захохотали. Воспользовавшись моментом, Лайонел взял листок счета со стойки и показал его Августе. Та, все еще смеясь приняла счет и недоуменно уставилась на него.

— Дорогая, — вкрадчивым тоном сказал Лайонел.

— В чем дело?

— Не можешь ли ты оплатить этот счет?

Августа с изумлением посмотрела на Лайонела, явно не понимая, зачем и почему она должна оплачивать счета своего бывшего мужа.

— Так ты оплатишь? — вновь спросил Лайонел.

Мейсон Кэпвелл, как и собирался, вышел за дверь и привел Мэри в кабинет Джулии Уэйнрайт. Теперь они находились в нем втроем. Мейсон уселся на стол, Джулия устроилась рядом с сейфом, а Мэри сидела в кресле.

Поколебавшись, Мэри послушалась Мейсона и принялась рассказывать Джулии во всех подробностях о том, как ее изнасиловал Марк Маккормик.

Ей было страшно неудобно и стыдно говорить обо всем Джулии, но она победила свою застенчивость и стыдливость — говорила откровенно. Однако поднять глаза и посмотреть в лицо Джулии, она все‑таки не могла.

Мейсон сидел рядом с ней, изредка клал свою руку на плечо Мэри, как бы пытаясь этим подбодрить ее, снять лишнее волнение. Джулия пристально смотрела на то, как нервничает Мэри, слышала, как похрустывают суставы ее пальцев — так сильно Мэри сцепила руки.

— Не волнуйся, Мэри, не волнуйся, — рассказывай дальше, — сказал Мейсон.

И Мэри продолжила свой рассказ–исповедь.

— Это кошмар. Самое ужасное воспоминание моей жизни, — опустив глаза говорила она, — я до сих пор чувствую на своем теле прикосновение его рук, потных и липких в тот ужасный день.

Мэри бросила короткий взгляд на Джулию — не слишком ли подробно она рассказывает. Но та ободряюще кивнула головой. Мол, рассказывай дальше, все очень важно.

— Я должна была и раньше догадываться, на что способен Марк. Но всегда хочется думать о людях лучше, чем они есть на самом деле. Тогда я ужасно растерялась, а он воспользовался этим. Он — негодяй. Теперь я это знаю, но тогда я ему верила, надеялась, что у него произошло временное умопомрачение.

Мэри вновь приостановилась.

— Я испугалась и стала сопротивляться, я надеялась, что он одумается. Но когда я увидела его бешеный взгляд, внутри у меня похолодело, казалось, руки и ноги окаменели. Я не могла заставить себя сделать ни одного осмысленного движения, а он воспользовался этим.

Джулия сочувственно посмотрела на Мэри — она понимала, как тяжело ей рассказывать.

— А потом Марк изобразил все так, как будто этот кошмар произошел сам собой, как будто события развивались спонтанно.

Мэри замолчала. Она не могла найти в себе силы продолжить. Да и о чем было говорить?

В общем‑то она рассказала все. И теперь ей должны помочь Джулия и Мейсон. Она надеялась на них.

Джулия покивала головой.

— Ну почему, Мэри, ты не рассказала об этом никому раньше, сразу после того, как это случилось?

— Вы должны понять меня. Мне было очень тяжело, и не хотелось, чтобы кто‑нибудь вообще узнал об этом, — чуть не плача, произнесла Мэри.

Мейсон взял ее руку. Он почувствовал, как горяча сейчас ее ладонь, как нервно подрагивают ее пальцы.

— И еще я боялась, — еще ниже опуская голову говорила Мэри, — что если Мейсон узнает о случившемся, то совершит что‑нибудь ужасное.

Мейсон вздрогнул и посмотрел на Джулию. Та отвела взгляд, как будто сама была в чем‑то виновата.

— Я бы его убил, — сквозь зубы процедил Мейсон Кэпвелл.

Мэри бросила короткий взгляд на своего любимого. Ее ужаснуло выражение лица Мейсона. Его лицо казалось каменным и непроницаемым. Но она почувствовала легкое прикосновение его пальцев, теплое и нежное. И Мэри нашла в себе силы, чтобы продолжить.

— А потом я начала думать, что это и моя вина, а не только вина Марка.

— Но теперь‑то ты так не думаешь? — спросила Джулия Уэйнрайт.

— Конечно, нет, теперь я прекрасно поняла, как все было на самом деле. Но тогда я верила Марку, я не могла думать о нем плохо. Это было изнасилование и Марк прекрасно знает об этом, независимо от того, признает он такой факт или нет.

Джулия растерянно посмотрела на Мэри. Ей было не по себе выпытывать подробности изнасилования у своей подруги, но она же взялась защищать в суде Марка и поэтому должна была знать все. Она хотела просто расспросить Мэри, но теперь, после ее эмоционального признания, в душе Джулии Уэйнрайт начала закипать злость к своему подзащитному и она ничего не могла с собой поделать.

Да, — вздохнув, сказала Джулия, — он этого не признает.

Мэри кивнула головой.

— Я знаю об этом, Джулия.

— Мэри, а как ты появишься на суде?

От этого вопроса Мэри сделалось не по себе.

— Но я не хочу суда, — взмолилась она.

Мэри посмотрела на Джулию, потом на Мейсона, но ни у той, ни у другого не могла найти понимания.

— Я не хочу суда, — повторила она.

Джулия и Мейсон молчали. И Мэри смирилась со своей участью.

— Я понимаю, суда не избежать, — покорно произнесла она, — ведь Марк грозится добиваться опекунства над ребенком.

— Я так тебе сочувствую, Мэри, поверь, — очень искренне и тепло сказала Джулия.

Мейсон с благодарностью посмотрел на нее. Он явно не ожидал такого доброго и душевного отношения Джулии к беде Мэри.

— Джулия, но зачем ты тогда приняла предложение Марка быть его адвокатом? Ведь он не заслуживает твоей защиты, — сказал Мейсон.

Мэри попыталась встать с кресла, но тут же вновь опустилась в него.

— Джулия, независимо от того, как ты будешь поступать дальше, спасибо тебе уже за то, что выслушала меня. Поверь, мне в самом деле, стало намного легче, — Мэри виновато улыбнулась.

А Джулия ободряюще посмотрела на нее.

— Спасибо и тебе, Мэри, — ответила она.

Мэри, поняв, что разговор окончен, встала и Мейсон, взяв ее под руку, повел к двери. Но у порога их остановила Джулия.

— Мэри, извини меня, но я бы хотела переговорить с Мейсоном.

Мэри вопросительно посмотрела на своего спутника. Тот, не понимая, в чем дело, пожал плечами.

— Хорошо, подожди меня немного, я сейчас.

Он распахнул дверь и вывел Мэри в коридор, где бережно усадил на большой кожаный диван.

— Я сейчас вернусь, я недолго.

Мейсон возвратился в кабинет Джулии Уэйнрайт.

— В чем дело, Джулия? — вежливо осведомился он.

Та, не зная с чего начать, медлила, она нервно заламывала руки и перекладывала на столе бумаги. Наконец, она решилась.

— Мейсон, тебе этого дела не выиграть. Мейсон удивленно посмотрел на нее.

— Но ведь ты слышала слова Мэри. Ты знаешь, как все произошло. Неужели мы вместе не сможем противостоять… — Мейсон осекся.

Он вспомнил, что говорит сейчас не со своей хорошей знакомой, а с адвокатом Марка, а сам выступит на возможном процессе в качестве обвинителя.

— Я верю всему тому, что сказала Мэри. Но тем не менее, Мейсон, тебе этот процесс не выиграть.

— Но, Джулия, — воскликнул Мейсон, — это неважно в конце концов. Главное — знать правду и тогда можно выиграть любой процесс. И я его, Джулия, выиграю.

Мейсон, резко хлопнув дверью, вышел из кабинета.

В коридоре его ждала Мэри. Она сидела в углу дивана и перебирала руками подол платья. Как только дверь открылась, она вопросительно взглянула на него.

Джулия Уэйнрайт, оставшись одна, несколько минут расхаживала по кабинету. Она напряженно раздумывала над сложившейся ситуацией. Многое ее не удовлетворяло, а многое — было попросту противно. Но она заставила себя вернуться к исполнению обязанностей.

Джулия подошла к телефонному аппарату и попросила секретаря.

— Пригласи, пожалуйста, мистера Маккормика. В голосе ее прозвучало какое‑то презрение.

Почти мгновенно в кабинет из двери черного входа вошел Марк Маккормик и остановился на середине. Джулия стояла возле стола и пристально смотрела на вошедшего. Наступило молчание. Первым не выдержал Марк.

— Ну что, ты выслушала Мэри?

— Да, — Джулия кивнула.

— Теперь ты знаешь все, но в ее изложении.

— А у тебя есть своя версия?

— Но я же тебе уже рассказывал.

— По–моему, это две абсолютно разные истории и касаются они совершенно разных людей, — вздохнула Джулия Уэйнрайт.

— Так кому ты веришь? — поставил вопрос напрямую Марк.

— Я же сказала, существуют две истории. Можно верить и в ту, и в другую. Твоя версия полностью противоположна версии Мэри.

— Почему это тебя удивляет, Джулия?

— А что, я должна спокойно воспринимать то, что ваши показания кардинальным образом отличаются? — Джулия повернулась к Марку Маккормику спиной, чтобы тот не заметил ее улыбки.

— Конечно, я понимаю, — продолжал Марк, — дело Мэри сейчас хлюпать носом и плакать, говоря, какой я неисправимый негодяй…

— Да, — вполголоса произнесла Джулия, — если смотреть твоими глазами, то именно этим она тут и занималась. Правда, я посмотрела на это несколько по–другому, с другой стороны.

— А что ей еще оставалось делать? — Марк начинал злиться, — ведь иначе бы Мейсон Кэпвелл заподозрил, что она переспала с мужчиной в то время, когда уже принадлежала ему.

— Не приплетай сюда Мейсона, — сказала Джулия Уэйнрайт.

— Не знаю, — было заметно, что Марк заволновался, — не знаю, что там Мэри наговорила тебе, ты молчишь, но можешь мне поверить, Мэри хотела этого точно так же, как и я. Во всяком случае не меньше.

Джулия спокойно листала бумаги на своем письменном столе, Марк Маккормик, раздраженный молчанием Джулии, повторил:

— Конечно, она может рассказывать тебе все, что угодно, но правда в том, что она хотела этого не меньше, чем я, а может быть, даже и больше.

Джулия не отвечала.

— Она была само желание, поверь мне, мужчина всегда это чувствует. И ты должна верить мне.

Марк замолчал в ожидании того, что ответит ему Джулия. Та еще некоторое время полистала бумаги на столе и повернулась. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Марк пытался прочитать в глазах Джулии, какое впечатление произвел на нее его рассказ. Но Джулия была непроницаема и, как Марк не старался, так и не смог понять, о чем она думает.

— Так ты мне все‑таки веришь? — наконец, не выдержал Марк.

Джулия пожала плечами и не ответила.

— Ты веришь или нет?! — закричал Марк.

— По–моему, тебе нужно успокоиться, — холодно проговорила Джулия.

— Я спокоен! — кричал Марк Маккормик. — Я чертовски спокоен.

— Тогда спасибо тебе, Марк, и до свидания. Это единственное, что я могу тебе сказать, — Джулия вновь вернулась к бумагам.

Марк заволновался.

— Так у меня есть адвокат или его нет? Может мне подыскать кого‑нибудь другого?

Джулия выдерживала паузу. Но, наконец, она криво улыбнулась.

— У тебя, Марк, есть адвокат и это я. Я все‑таки, беру твое дело.

Марк облегченно вздохнул. Но на его душе остался неприятный осадок. Казалось, он должен успокоиться, ведь гора свалилась с его плеч, но выражение лица Джулии было немного странным и это настораживало Марка.