Санта–Барбара I. Книга 3

ГЛАВА 20

— Инспектор Джулио любит поболтать на службе о всяких пустяках. — Лайонел Локридж, как и все мошенники, предпочитает во время игры держать козыри в рукаве. — У Кейта Тиммонса начинаются приступы клаустрофобии. — Действующие лица те же — расклад другой. — Джина, наконец‑то, придумала план мести. — Гортензию стоит изобразить в гербе США.

А в это время Круз Кастильо и его помощник Ридли яростно спорили друг с другом. Ридли пытался убедить Круза в том; что он не ошибается, предполагая, что у них в полицейском управлении завелся информатор. И все провалы последних месяцев связаны с предательством кого‑то из тех, кто знает, что задумывается в полиции.

Круз Кастильо отошел к письменному столу, оперся на него кулаками.

— Ты, вообще‑то, понимаешь, что говоришь, Ридли? Ты соображаешь?

— Да, я все понимаю, — глаза Ридли и, без того возбужденные, округлились, — ты вспомни наши первые облавы. Вспомни, как тогда все прекрасно проходило. А сейчас? Последнее время провал идет за провалом. У тебя это не вызывает подозрения, кажется нормальным?

В уголках рта у Ридли появилась пена.

— Я хочу докопаться до истины.

Круз хотел казаться беспристрастным, но волнение охватывало и его, пальцы нервно барабанили по крышке стола, а рука сама тянулась к рукоятке тяжелого револьвера.

— Ридли, но для этого должны быть серьезные основания, серьезные факты, иначе все это просто бессмысленные разговоры. Ты рассказал мне, я могу рассказать тебе, а что дальше? Вчера я тоже заподозрил недоброе, но у меня не было доказательств. Мне кажется, мы предусмотрели все, продумана была каждая мелочь, каждая самая незначительная деталь. Мы должны были накрыть этих всех нелегальных рабочих. Представляешь, Ридли, чиновники из Федеральной службы уже, наверное, приготовили бумаги, уже считали цыплят, надеюсь, что после нашей облавы фамилии и люди будут в их руках. А тут провал…

— Да, провал и неслучайный, я повторяю тебе это с полной уверенностью.

— Да что мне твоя уверенность. Мне тоже кажется, что‑то здесь не так, но нужны факты, Ридли, факты нужны нам как воздух.

— Я абсолютно уверен, это кто‑то из наших, — глядя прямо в глаза Крузу, произнес Ридли.

Лицо его стало напряженным, мускулы дергались, а рот нервно кривился.

Дверь в кабинет Круза распахнулась без стука и на пороге возник инспектор Джулио. Он увидел, что Круз и Ридли что‑то напряженно обсуждают.

— О, Ридли, а я‑то думал, что ты взял на пару дней выходной, — добродушно проворчал бородатый Джулио, подходя к столу.

— Мы с тобой договорим попозже, — все еще глядя в глаза Крузу сказал Ридли и обернулся к вошедшему.

— А, Джулио, мне стало скучно и я решил вернуться. Ну ладно, Круз, договорим попозже. Может быть, завтра я заскочу и тогда мы все с тобой обсудим.

— Договорились, Ридли, я всегда рад встретиться с тобой.

Пронзительно зазвонил телефон. Ридли покинул кабинет, а Круз схватил трубку и поднес ее к уху.

— Кастильо слушает.

— Что? Не будет… Почему?

— Кто это сказал?

— Ага, тогда все понятно.

— Нет–нет, я согласен.

— Завтра, хорошо, я согласен встретиться завтра. После обеда.

Круз бросил трубку и посмотрел на Джулио. Тот добродушно улыбаясь кивал головой на закрытую дверь, за которой исчез Ридли.

— Тебе не кажется, Круз, что наш Ридли стал каким‑то дерганным.

Круз вместо ответа неопределенно пожал плечами, а Джулио продолжил:

— Я тоже часто вспоминаю, как в меня в первый раз стреляли, я тогда целую неделю не находил себе места, у меня все дрожало.

— Ничего, Джулио, я думаю с Ридли будет все нормально, — веско заметил Круз.

— Да, мне кажется, из него получится очень даже неплохой полицейский.

— Да, хороший, — согласился Круз. — Знаешь, я сейчас собираюсь уйти. Ты что, хотел мне что‑нибудь важное сказать?

— Да нет, я просто так, — Джулио пожал своими

широкими плечами.

— Я через час вернусь.

— О'кей? — ответил Джулио.

— А в чем, собственно, дело? Чего ты зашел?

— Да я хотел поговорить насчет вчерашней ночной облавы. Мне кажется, что больше так прокалываться нам не позволительно. Мы просто не имеем права выпускать преступников из своих рук.

— Я тоже так думаю, — рассудительно ответил Круз и направился к двери.

Джулио пристально посмотрел ему вслед и ехидная улыбка искривила его пухлые губы, прячущиеся в седых усах и бороде.

Джина в новом ослепительно синем платье вошла в "Ориент–Экспресс", за ней проследовали двое мужчин, один помоложе, другой — постарше. Джина расстегнула свою сумочку, украшенную тысячами блесток, покопалась в ней и вытащила несколько купюр, сложенных вдвое.

— Вот это вам, — она подала их седовласому мужчине, — надеюсь хватит, а потом мы с вами разберемся. Ведь это аванс, не так ли?

— Да, мы согласны, — ответил мужчина, — но вы должны быть поосторожнее, ведь там еще не все окончательно смонтировано, не все болты затянуты как следует.

— Не беспокойтесь, я не испорчу вашу бесценную вывеску. Все будет хорошо, — Джина кокетливо улыбнулась, мужчины тоже ответили ей улыбками.

Лайонел Локридж, который стоял у стойки бара, наблюдал за этой сценой. Когда двое мужчин поспешно удалились, он вальяжной походкой подошел к Джине. Та в это время застегивала свою сверкающую сумочку.

— Что это за приятели у тебя такие странные? — спросил Лайонел.

Она смутилась, но быстро оправилась и натянуто улыбнулась. — Да так. А вообще‑то, Лайонел, ты меня извини, но мне сейчас некогда, я очень занята.

— А я, Джина, только и хотел тебе сказать, что ты прекрасно выглядишь. На тебе, я смотрю, новое платье, и дорогое…

Джина Кэпвелл, как всякая женщина, услышав комплимент, расцвела. Губы расползлись в радостной улыбке, глаза заискрились.

— Ведь ты же, Лайонел, прекрасно понимаешь, что я глава кампании по выпечке печенья "Кэпвелл". И поэтому я должна выглядеть пристойно. Не могу же я, хозяйка, напоминать какую‑нибудь кухарку, — Джина кокетливо улыбнулась и склонила голову набок.

Лайонел слегка улыбнулся уголками рта и спокойно проговорил.

— Так ты и есть кухарка.

На Джину будто бы вылили ведро холодной воды. Она вся подобралась, губы стали тонкими, глаза зло сузились.

— Даже если это и так, Лайонел, то клиенты не должны об этом ничего знать, — процедила она в ответ на язвительное замечание Локриджа.

— Послушай, Джина, я, — Лайонел ударил себя в грудь, — совершенно не намерен оплачивать твой имидж. Этим ты должна заниматься сама, но заем ты должна мне выплатить. Вот это очень существенно и важно. А судя по новому платью, ты вполне можешь это сделать.

— Лайонел, ты что, не представляешь, какие у нас расходы?

Лайонел покачал головой, всем своим видом показывая, что ему наплевать на все расходы компании Джины.

— Мы должны оплатить муку, сахар… — Джина задумалась, что бы еще такое назвать, но больше ничего не вспомнила и закончила свою речь прозаически, — для того, чтобы все это закупить, мне придется ограбить банк.

— Да? Но я видел, что для своих приятелей ты нашла кое–какие деньги, — Лайонел кивнул в сторону ушедших мужчин.

— Лайонел, пойми, ведь я им была должна эти небольшие деньги…

— А мне? Пять тысяч, ты что не должна? — Лайонел ткнул себя большим пальцем в грудь. — Мне, Лайонелу Локриджу ты должна целых пять тысяч долларов, которые я тебе одолжил.

— Лайонел, я помню, у меня отличная память.

— Насчет твоей памяти мы поговорим в следующий раз. Я знаю, какая у тебя память.

— Лайонел, я верну тебе все до последнего цента, даже с процентами. Только не сейчас, подожди немного и ты их получишь.

— А мне деньги нужны именно сейчас. Ведь уже, как ты понимаешь, вышли все сроки.

— Сколько? — засуетилась Джина, расстегнула сумочку и полезла внутрь как будто там лежали пять тысяч долларов. — Так сколько тебе надо, Лайонел?

Голос Джины немного дрожал.

— Мне нужен первый взнос, пятьдесят долларов. Джина отвернулась, выхватила из сумочки толстую пачку банкнот и принялась перебирать купюры.

— О, да я вижу, у тебя много денег. Ты что, все‑таки ограбила банк?

— Нет, — Джина вытащила пятьдесят долларов и протянула Лайонелу, — эти все деньги для дела. Ты же понимаешь, все уходит на муку, на сахар…

— Послушай, я понимаю, что все эти деньги идут в дело, но я хотел бы услышать объяснение, как они идут, твои дела?

— Ой, Лайонел, отстань, пожалуйста, не докучай мне. У меня каждая минута стоит кучу денег.

Лайонел с удивлением посмотрел на Джину. Услышать подобное от нее он никак не ожидал. Джина застегнула сумочку, поправила платье.

— Лайонел, мне сейчас срочно нужно бежать. Но потом, поверь мне, я приду к тебе на яхту и все–все тебе объясню и расскажу. Ты будешь в курсе всех событий.

— Но, Джина…

— Я приду. Через час включи, пожалуйста, духовку, — Джина резко развернулась и заспешила к выходу.

Лайонел остался стоять в баре "Ориент–Экспресс", сжимая в пальцах новенькую хрустящую пятидесятидолларовую банкноту.

"Ну и ну, странное у нее поведение и деньги откуда‑то появились. Что‑то здесь явно не так. Во всем этом надо разобраться и, возможно, я смогу это как‑то использовать в своей борьбе с ненавистным СиСи Кэпвеллом. Джина ведь очень неплохой козырь в крупной игре и лучше если его буду держать в своих руках я, а не СиСи."

Иден с Кейтом сидели за столиком и смаковали вино. В помещение ресторана вошел Брик Уоллес. Он окинул зал взглядом, пытаясь найти кого‑нибудь из знакомых. Свой выбор он остановил на Кейте и Иден.

Подойдя к столику, Брик первый поприветствовал сводную сестру.

— Привет!

Потом молча кивнул Кейту Тиммонсу.

— Извини, что помешал, — сказал Уоллес, заметив, что Иден не очень‑то рада его появлению.

— Брик Уоллес, познакомьтесь. Это мой приятель, Кейт Тиммонс. А это мой брат.

Мужчины крепко пожали друг другу руки.

— Я ищу Лайонела. Ты не видела его? По–моему, он где‑то здесь.

— Лайонела? — Иден пожала плечами. — Подожди, сейчас я припомню. Кажется, я видела его, но знаешь, все так смешивается в голове — видела вчера или сегодня не могу сориентироваться.

— Постарайся, — попросил Брик сестру.

— Да, он точно только что был здесь. Даже, наверное, не успел уйти. Он там, — и показала в сторону бара.

— Ну что же, хорошо.

Удовлетворенный таким ответом сводной сестры, мистер Уоллес уже хотел отойти от столика. Но Иден вновь остановила его:

— Брик.

— Что?

— Если ты найдешь Лайонела, то передай ему, что я очень хотела с ним поговорить.

Кейт Тиммонс недоуменно посмотрел на Иден. Он думал, что она пришла в "Ориент–Экспресс" только ради разговора с ним, а тут возникал еще и Лайонел Локридж.

— Хорошо, — Уоллес кивнул, — я обязательно передам ему. Можешь быть спокойна. Продолжайте свою трапезу, приятного вам аппетита.

— Спасибо, Уоллес.

Когда Уоллес скрылся в баре, Кейт Тиммонс невесело усмехнулся.

— У меня начинается клаустрофобия. Иден обвела взглядом помещение.

— Я не совсем понимаю тебя, Кейт.

— Я начинаю бояться: куда мы не придем, повсюду тебя окружают твои служащие и я чувствую себя лишним. Повсюду, Иден, твои родственники, друзья, знакомые — это становится невыносимым.

Иден сдержанно улыбнулась, она не знала, как реагировать на это замечание — как на неудачный комплимент или как на упрек.

— Ты, Кейт, начинаешь чувствовать себя неловко в моем присутствии?

— Согласись, красивую женщину ни с кем не хочется делить.

Наконец‑то, Иден поняла, что это был комплимент и улыбнулась открыто и радостно. Но, чтобы набить себе цену, переспросила:

— Какую красивую женщину? — ей понравилось то, что Кейт пришел от этого вопроса в замешательство.

— Да ладно тебе, Иден. Пойдем отсюда, у меня вновь начинается приступ клаустрофобии.

— И тебе ладно. Брось, Кейт, не нужно придумывать никаких предлогов. Я‑то ведь прекрасно знаю, почему ты хочешь уйти.

— Почему? — спросил Кейт. Иден подалась к нему поближе.

— Обернись, Кейт.

Тот обернулся. В зале, вроде, не произошло никаких изменений.

— Ну и что?

— А дело в том, — прошептала Иден, — что Сантана ушла. Поэтому можешь сидеть и не беспокоиться — тебе, Кейт, ничего не грозит.

— Ты очень красива, но слишком проницательна, — сказал Кейт.

Последние слова были сказаны очень многозначительно и Иден улыбнулась.

Сантана Кастильо уже стояла в дверях и передавала официанту записку для Круза, когда тот появился у нее за спиной.

— Извини, Сантана, я боялся, что не успею. Она зло посмотрела на него.

— Ты не успел.

— Но все‑таки я застал тебя здесь.

— Еще минута и я бы ушла.

— Но все же.

— Круз, ты опоздал, я позавтракала без тебя, тут уж ничего не поделаешь.

— Сантана, может, все‑таки, ты посидишь со мной немного.

— В другой раз.

— Неужели тебе так сложно сделать это, Сантана? — прошептал Круз.

— Я тебе сказала — в другой раз.

— Но я прошу тебя, посиди со мной. Я прошу тебя о такой милости.

— Ладно, только недолго.

— Спасибо, — процедил сквозь зубы Круз. Сантана гордо повела плечами и двинулась к только что оставленному ею столику. Круз направился за ней. Проходя по залу он заметил беседующих Кейта Тиммонса и Иден. Иден скользнула по Крузу взглядом, но сделала вид, что не заметила его. И это очень разозлило того. Он опустил руки в карманы пиджака и стараясь казаться, как можно более независимым и невозмутимым, пошел вслед за Сантаной.

У столика Круз показушно галантно отодвинул стул и усадил Сантану. Та также подчеркнуто любезно поблагодарила своего мужа.

— Спасибо, дорогой.

— Садись, любимая, — сказал Круз, бросая косой взгляд на Иден.

Но тут настроение Круза окончательно испортила Сантана. Она довольно громко, так, чтобы ее слышали столика через три, произнесла:

— Ура! Ура!

— В чем дело? — изумился Круз.

— Ну как же, ты заметил?

— Что я должен был заметить?

— Все действующие лица в сборе. И ты, наверное, рад этому, не так ли, Круз?

— Кто?

— Я, ты, Иден, Кейт!

— Чему ты радуешься?

— Лица те же, но расклад другой.

А на крыше отеля Кэпвеллов гремела музыка из динамиков магнитофона. Под музыку уже в пятнадцатый раз пыталась станцевать и пропеть Джина. Но ей все время не удавалось — то она выходила за рамку кадра, то ее движения были слишком неуверенными и неуклюжими, то еще — что‑то было не так. Но чаще всего — из‑за отсутствия музыкального слуха она просто не синхронно с музыкой открывала рот и ее движения не попадали в такт.

— Хватит, хватит. Давайте еще раз, — выкрикивал оператор, останавливая запись.

— Нет, так совсем не годится, — угрюмо ворчал режиссер, — вы совершенно не пластичны.

— Я? — возмущалась Джина, — Я вам плачу, а все остальное не ваше дело.

— Боже, какая бездарная, — шептал режиссер на ухо оператору.

— А что сделаешь, она нам платит и мы должны ее снимать.

— Да ну ее к черту, эту сумасшедшую! Затеяла снимать рекламу на крыше отеля.

— Ладно, не расстраивайся, — утешал его оператор, — ведь мы с тобой и не такую гадость снимали. Немного потерпим и денежки у нас в кармане. Давайте попробуем еще один разок.

Джина вновь пудрила нос, подкрашивала губы, причесывала волосы.

— Ну что ж, попробуем так попробуем.

Она в который уже раз выходила на нужную точку. Включалась музыка, Джина вскидывала руки и начинала петь свою рекламную песенку о том, что печенье Джины Кэпвелл — самое вкусное, питательное, полезное и вообще самое замечательное печенье в мире. И если вы хотите быть счастливым, то ешьте только печенье "Кэпвелл" и покупайте только его.

— Что за вкусное печенье! — виляя бедрами, выкрикивала Джина, — оно просто объеденье! Покупайте наш пакет, миссис Кэпвелл шлет привет!

Джина выкручивалась, оператор недовольно морщился, а режиссер, не в силах скрыть своего отвращения, отворачивался от танцующей Джины и смотрел на панораму города. Это было, действительно, замечательное зрелище.

Океан тянулся до самого горизонта, а все побережье было застроено комфортабельными виллами, высокими отелями. На это было приятно смотреть. Пестро одетые туристы прогуливались внизу и режиссер даже приподнял солнцезащитные очки, чтобы лучше рассмотреть замечательную картину, открывающуюся его взору.

"Боже, какого черта я сижу на этой крыше, под палящим солнцем? Ведь я мог бы сейчас лежать спокойно на пляже с какой‑нибудь хорошенькой ассистенткой".

Но работа есть работа. И ему приходилось торчать на солнцепеке, смотреть на перезрелую женщину, которая неуклюже дергалась под музыку и не могла пропеть текст рекламной песни до конца, ни разу не сбившись.

— Стоп, стоп, — режиссер тяжело поднялся, — это непрофессионально, это просто какая‑то омерзительная самодеятельность.

Джина скрестила на груди руки и бросила на режиссера испепеляющий взгляд.

— Я эту песню не сама сочиняла, а заплатила и мне ее сочинил профессиональный поэт — Уильям Хилтон. Я ему заплатила деньги. А ваше дело снимать меня, а не обсуждать текст песни. Давайте попробуем еще раз, — громким приказным тоном сказала Джина.

— Но послушайте, миссис, вы хотите продать печенье "Кэпвелл"?

— Конечно, хочу. Но я понимаю, к чему вы клоните, — проницательно заметила Джина, — однако, и деньги вы получаете немалые, так что делайте свою работу, а свое мнение держите при себе.

И Джина вновь стала на точку под огромной буквой, которую только сегодня предварительно закрепили на крыше отеля, подбоченилась и с вызовом глянула в объектив нацеленной на нее видеокамеры.

— Миссис Кэпвелл, на этот раз не ошибитесь. Это будет последний дубль.

— Что? — вскинув голову, Джина презрительно глянула на режиссера, — я вам еще заплачу. Вы будете снимать, пока не сделаете то, что надо.

— Понимаете, у нас осталась одна кассета, мы извели на эту работу три кассеты, осталась одна, — режиссер поднял один указательный палец, — одна, и если сейчас не получится, то тогда записывать будет не на чем.

— А где же ваши кассеты?

— Вы знаете, у нас не так велик бюджет, чтобы все заработанные деньги тратить на кассеты. Так что постарайтесь, чтобы этот дубль выглядел достойно, вы должны и спеть, и станцевать одновременно.

Джина напряженно задумалась.

— Вы хотите сказать, это мой последний шанс? — выдавила из себя Джина.

— Да, — равнодушно бросил режиссер. Но если вы хотите, я спою и станцую вместо вас, я успел выучить слова этой песенки наизусть, а вы станете за камеру и будете снимать рекламный ролик.

— Не надо, я все сделаю сама, — Джина нервно прошлась по крыше отеля, — только я должна сосредоточиться и приготовиться.

— Пожалуйста, миссис Кэпвелл, мы подождем.

Джина раскрыла свою сумочку, вытащила зеркальце — пудреницу и принялась припудривать нос. В этот момент ее взгляд упал на распределительный электрический щит. В ее голове тут же появилась коварная мысль, а на губах зазмеилась злорадная улыбка.

Джина чуть не подпрыгнула от радости. К ней пришла идея, как можно отомстить и режиссеру и Кэпвеллам. И от этого ее настроение сразу же улучшилось, не глядя на все неудачи, преследующие ее во время съемок.

Келли сидела на своей кровати. Перл устроился на белом пластиковом кресле напротив девушки, изображая из себя доктора Роулингса.

— Ну–ну, объясните мне, в чем дело? Как‑то сразу я не могу понять, — говорил он, пристально заглядывая в глаза Келли.

Та растерянно улыбаясь, пытаясь объяснить своему лечащему врачу причину своего беспокойства.

— Понимаете, доктор, мне неуютно в вашем кабинете. Когда я туда прихожу на сеанс, то чувствую себя скованно, на меня как бы давят предметы и вещи, которые там находятся, и мне очень тяжело сосредоточиться, начать вспоминать, — уже во второй раз твердила Келли.

Но вместо доктора Роулингса напротив Келли сейчас сидел Перл. Он старательно изображал хмурый взгляд доктора, выражение его лица и его поведение. Келли даже иногда пугалась, насколько точно было выражение лица Перла. Он подался вперед.

— Ты, Келли, — строгим голосом говорил он, — хочешь сказать, что так тебе легче вспоминать, когда ты находишься в своей палате?

— Да, доктор, да. Мне так намного легче вспоминать. На меня ничто не давит, я чувствую себя уютно.

— Но большинству пациентов хорошо в моем кабинете и к тому же, правила есть правила. И нарушать их не позволено никому.

Перл говорил голосом точь–в-точь таким как у доктора Роулингса. И если бы кто‑нибудь подслушивал этот разговор, то подумал бы, что пациентка разговаривает со своим врачом, а не с таким же душевнобольным как сама.

— Я просила разрешения разговаривать с вами в палате только потому, что вы, доктор, много раз говорили: мы все друзья и должны помогать друг другу. Вот поэтому я и обратилась к вам с подобной просьбой. Думаю, мне будет легче вспоминать в палате, а не в вашем кабинете.

Келли пыталась говорить как можно убедительнее, но все равно временами ее голос подрагивал и интонации были натянутыми. Любой внимательный человек сразу же мог бы заподозрить, что с совестью у девушки что‑то неладно.

Но Перл, не жалея времени, тренировал Келли. Он репетировал с ней, как настоящий режиссер — фразу за фразой, слово за словом. Постепенно Келли начинала все лучше и лучше входить в роль. Ее голос уже звучал естественно и непринужденно. Слова прочно цеплялись одно за другое, хотя выражение ее лица оставалось беспомощным и робким.

Было видно, что девушка с таким выражением лица не может врать.

— Келли, сейчас все неплохо и даже я бы сказал замечательно. Но пожалуйста, еще больше слез в голосе, еще больше придыхания. Ведь у этого Роулингса не сердце, а кусок льда. Так что ты постарайся этот лед растопить. Надо говорить так проникновенно, чтобы даже у этого жестокосердного доктора слезы потекли из глаз. Хорошо, Келли, давай попробуем еще раз, — Перл вновь уселся на кресло напротив девушки, — давай начинай, Келли, давай не стесняйся, разжалоби меня.

— Перл, не надо меня больше мучить, все и так будет хорошо.

— Нет–нет, Келли, лучше несколько раз порепетировать, потренироваться, чтобы в ответственный момент не случилось никакой промашки.

Перл взял Келли за руку.

— Начинай, ну!

Дверь в палату Келли распахнулась и вошла сестра с лекарствами в руках. Перл тут же вскочил со стула и принялся изображать из себя президента.

— Если, уважаемая гражданка, встреча с президентом вас волнует, то это просто замечательно. А если нет, то незачем вам выходить на площадь. Сидите дома и занимайтесь своими гортензиями. Вы можете вырастить целую оранжерею этих замечательных цветов. И вообще, я поставлю этот вопрос в сенате, чтобы гортензию внести в герб Соединенных Штатов Америки. Чтобы она была изображена на нашем звездно–полосатом флаге — так мне нравится цветок, который выращиваете вы со своими сестрами. Вы настоящие добропорядочные американки, настоящие граждане независимого государства.

Сестра не обращала никакого внимания на речи Перла, она выкладывала лекарства в чашечку. Наконец, сестра, немного отстранила от постели пациентки Перла, изображавшего президента, и подала два стаканчика. В одном были таблетки, в другом — вода.

Келли послушно, как робот взяла, сунула таблетки в рот и запила их водой. Сестра проследила, хорошо ли сделала эту несложную операцию пациентка и удовлетворенно кивнула головой.

— Теперь доброго вам дня, — сказала она и, прихватив свой поднос, удалилась из палаты.

Перл чинно удалился за ней. Но не прошло и одной минуты, как он вновь буквально влетел в палату.

— Ну что, подруга, теперь ты вполне можешь выплюнуть таблетки.

Келли виновато посмотрела на Перла.

— Перл, извини, но я их проглотила. У меня это получилось само собой. Я не могу им отказать.

— Что? — изумился Перл, — ты проглотила их по своей воле?

— Да, доктор Роулингс все равно бы об этом узнал и рассердился…

— Так что, это доктор Роулингс думает за тебя, он за тебя действует и решает… — пытался привести в чувство девушку Перл.

— Да нет, тут все намного сложней, — призналась Келли, — он обо всем знает, он действует на меня какими‑то своими методами. Это сложно объяснить, Перл, но так оно все и есть.

Парень уселся на кровать девушки. Та сидела, понурив голову, и сцепив замком пальцы. Она чувствовала себя виноватой, но ничем не могла оправдываться перед Перлом.

Нет, Келли, ты должна сопротивляться, иначе с тобой произойдет то же, что произошло с моим братом.

Лицо Перла сделалось грустным и задумчивым. Келли почувствовала себя еще более виноватой перед ним.

"Хотя… — подумала Келли, — в конце концов, какое он право имеет на меня? Почему я должна ему подчиняться? Но все же подчиняться Перлу куда приятнее, чем доктору Роулингсу".

— Так что же случилось с твоим братом?

— Ты помнишь его? — переспросил Перл.

— Ты о нем очень мало рассказывал…

— Несколько лет тому назад его лечил доктор Роулингс. Точнее, он говорил, что лечит, а на самом деле, это было нечто ужасное. Все происходило в такой же больнице, как эта, но не здесь.

— Когда это происходило? — уточнила Келли.

— Задолго до того, как я приехал в Санта–Барбару.

— Так что с ним случилось?

— Я честно говоря, не могу точно сказать, потому что и сам не знаю, но он не вышел из больницы. Представь, как это страшно, попасть сюда и никогда не выйти из лечебницы… Хотя, Келли, это мои проблемы и не стоит тебе забивать ими голову.

Келли участливо смотрела на Перла, ей было неудобно, что она бередит душевную рану парня, но понимала, без этих расспросов они не смогут прийти к согласию, не будут доверять друг другу.

— Тогда я не мог ему помочь, а теперь я хочу добраться до этих документов. Келли, и я доберусь до них. Я помогу другим.

— Так вот почему ты хочешь помочь мне? — изумилась Келли.

— Тут не все так просто, — возразил ей Перл.

— А если ты не сможешь добраться до документов своего брата?

— Но я хотя бы смогу прочитать документы других пациентов, сопоставить их. Я доберусь, Келли, до твоих документов и разберусь в методах действия доктора Роулингса. Он поплатится за свои злодейства.

— Так что случилось с Брайаном? Почему он не вышел из больницы? И причем здесь доктор Роулингс?

Перл только открыл рот, чтобы ответить, как дверь в палату с шумом распахнулась и на пороге возник доктор Роулингс. Его халат был накрахмален и отутюжен, а улыбка — холодной и презрительной.

Перл так и застыл с открытым ртом, а Келли еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть.

— Я смотрю, вы уже отлично подружились, — воскликнул доктор Роулингс.

Его голос звучал неискренне и злобно.

— О, да! — воскликнул Перл, — я сказал себе: вот женщина, которая умеет дружить… — Перл выговаривал слова с подчеркнутой патетикой в голосе и изображал из себя президента.

Доктор Роулингс скосил на него взгляд, но Перла это мало смутило.

— Келли, если ты не против… — доктор Роулингс оборвал тираду Перла.

— Что, доктор Роулингс? — запуганно спросила Келли.

— Я прошу тебя, если ты не против — проследуй в мой кабинет.

Келли посмотрела на Перла, ища у него поддержки, но тот отвел взгляд в сторону. Теперь действовать она должна была сама, без его помощи.

— Но, доктор Роулингс, ведь сеанс был назначен только через час…

— Я знаю об этом, — вкрадчивым голосом сказал доктор Роулингс, но я хочу поговорить с тобой именно сейчас и именно в своем кабинете. Ну что, Келли, пойдем?

Девушка затравленно озиралась, но ни у кого не могла найти помощи.

Перл двинулся к двери и из‑за спины доктора подмигнул Келли. И это придало девушке силы и решительность.