Санта–Барбара I. Книга 3

ГЛАВА 18

— Перл замышляет операцию против доктора Роулингса. — СиСи Кэпвелл совершает визит вежливости в дом Мейсона. — Все хотят спокойствия, но не таковы Кэпвеллы. — Неразборчивость Джулии удивляет даже ее родную сестру. — Келли и Элис пьют за здоровье Леонарда Капника. — Кажется, Келли начинает кое‑что вспоминать…

Келли задумчиво брела по коридору лечебницы. Ее длинные волосы закрывали половину лица. Девушка то и дело отбрасывала светлые пряди волос, но те вновь и вновь сползали на глаза.

Наконец, Келли остановилась у двери своей палаты и открыла ее. И тут же испуганно отпрянула в сторону: в палате стоял Перл и предостерегающе прижимал к губам указательный палец.

— Тише! — прошептал он, — не волнуйся, главное — молчи.

Келли огляделась по сторонам, но никого рядом с ними не было.

— Что ты здесь делаешь? — испуганно вскрикнула Келли, но голос ее прозвучал еле слышно.

Перл взял ее за руку, втащил в палату и тут же закрыл за собой дверь. Келли удивленно посмотрела на Перла. Она никогда прежде не видела его таким испуганным и взволнованным.

— От кого ты прячешься? — задала она вполне понятный вопрос.

Перл вновь приложил указательный палец к губам.

— Сейчас ты все поймешь.

Он увлек девушку в глубину комнаты и только оказавшись на приличном расстоянии от двери, немного расслабился и прошептал:

— Пока я не попался доктору Роулингсу, должен успеть кое‑что добыть.

— Что? — спросила Келли.

— Кое–какие доказательства.

— А где ты собираешься найти эти доказательства?

— В картотеке Роулингса.

— В картотеке? Но она же под замком, — изумилась Келли.

— Разумеется, я это знаю, — Перл оглянулся на дверь, его смущало застекленное окошко, через которое кто‑нибудь мог увидеть его в палате Келли. — Мне придется туда залезть.

— Я ничего не понимаю! — воскликнула Келли. Перл зажал ей рот ладонью.

— Тише! Не кричи так громко. Еще кто‑нибудь услышит. Ты сейчас все поймешь. Я постараюсь тебе объяснить в чем дело.

Келли, наконец‑то, пришла в себя. Она отстранилась от Перла и внимательно на него посмотрела, а Перл начал свое объяснение.

— Помнишь, я как‑то говорил тебе о брате?

— Да, помню. Но причем здесь доктор Роулингс?

— Да, это как раз то, о чем я не рассказал тебе в тот раз.

Келли внимательно слушала.

— Моего брата необоснованно держали в подобном месте. И единственный, к кому он мог обратиться за помощью, как считал мой брат, был некий доктор Роулингс.

— Этот самый Роулингс? — изумилась Келли.

— Точно, — подтвердил Перл.

— А что с ним случилось, с твоим братом?

— Но если я тебе расскажу, — предостерег ее Перл, — то обещай мне…

— Что?

— Ты должна помочь мне в этом деле.

Келли задумалась. Она никогда не понимала мотивов поступков Перла до конца. И поэтому решила дать обещание не сразу.

— Как я смогу тебе помочь?

— Как партнер в танго, — образно ответил Перл.

— Хорошо, говори, я слушаю.

И Перл, наклонившись к самому уху девушки, то и дело озираясь, не подслушивает ли их кто, начал рассказывать свою историю.

По коридору проходили больные, один раз прошла сестра Кейнор, но никто из них не догадывался, что сейчас Келли в палате не одна, что с ней находится Перл. И никто не знал, о чем говорит сейчас парень девушке, что он задумал. Если бы доктор Роулингс знал его планы! Он бы успел подготовиться, чтобы дать ему достойный отпор. Конечно, доктор Роулингс о чем‑то догадывался, но знать все то, что замышляет Перл, он не мог.

Отворилась дверь. Мейсон с удивлением увидел как входит его отец СиСи Кэпвелл. Мейсон еле сумел справиться со своим волнением. Мужчины некоторое время смотрели друг на друга.

— Это визит вежливости? — поинтересовался Мейсон у отца.

— Можешь считать как угодно, — холодно ответил СиСи Кэпвелл.

Мейсон, наконец‑то, спохватился.

— Садись.

Он провел отца в гостиную и усадил на большой угловой кожаный диван. СиСи удобно устроился и посмотрел на Мейсона. Тот так и остался стоять перед отцом.

— Какие‑нибудь дела? — поинтересовался он.

— Не удивляйся, сын, — сказал СиСи, — у меня есть причины, чтобы встретиться с тобой.

— Догадываюсь, — ответил Мейсон.

— Я только что разговаривал с Лайонелом Локриджем, — начал СиСи.

От упоминания о Лайонеле Мейсон напрягся, его лицо исказила гримаса. А СиСи продолжал:

— И Лайонел упомянул о чем‑то, что было связано с тобой, Мейсон.

Мейсон не торопился отвечать. Он неспеша уселся рядом с отцом и подпер голову руками.

— Отец, если ты пришел со мной обсуждать Лайонела Локриджа, то я к этому сейчас не готов. Я не хочу никаких семейных разборок, — Мейсон поднялся и принялся шагать по гостиной.

СиСи следил за его нервными движениями.

— У вас с Мэри что‑то не так? — спросил СиСи.

— Да, но давай, отец, не будем сейчас об этом. Нет ни настроения, ни желания говорить.

— Если это не просто ссора, — предположил СиСи, — то я бы мог чем‑нибудь помочь тебе, помочь вам, — осторожно добавил он.

СиСи поднялся с дивана и подошел к Мейсону. Тот вначале дернулся в сторону, но потом сдержал себя и остался стоять на месте.

— Нет, отец, это не ссора, но ты ничем не можешь нам помочь.

— Но почему?

Мейсону было тяжело говорить, но он все‑таки заставил себя:

— Марк изнасиловал Мэри.

— Что? — ужаснулся СиСи.

— Да, Марк изнасиловал Мэри.

— Когда?

— Месяц тому назад.

— Месяц… тому… назад? — изумленный СиСи выговаривал одно слово за другим.

— Да, это произошло в доме для гостей, когда они были одни, поэтому мы не можем аннулировать брак, — взгляд Мейсона сделался грустным, ему невыносимо тяжело было говорить вновь о своем несчастье.

СиСи долго не мог найти что сказать.

— Мне очень жаль, Мейсон, поверь, мне искренне жаль вас обоих.

— Я должен выступить обвинителем на процессе. Мэри это не очень нравится, она вообще против судебного разбирательства. Но я, отец, сумел уговорить ее, а она страшно переживает, — Мейсон отвел взгляд в сторону и отошел от отца.

Тот даже не делал попыток приблизиться к сыну. Он как завороженный смотрел в одну точку.

— Мне очень жаль, — вновь протяжно проговорил СиСи Кэпвелл.

— Я верю тебе, отец.

— Боже, какое чудовище! Как он только мог решиться на такое!

Мейсон, чтобы не наговорить лишнего, схватился за спинку стула и до боли сжал пальцы.

— Что я могу сделать для тебя, Мейсон?

— Спасибо, отец, за заботу, но, по–моему, самое лучшее сейчас, единственное, что можно сделать — это оставить нас с Мэри вдвоем, дать нам возможность поговорить.

СиСи колебался, уходить ему или нет.

— Да, оставить нас вдвоем, — повторил Мейсон.

— Сын, если что‑нибудь тебе будет нужно то обращайся ко мне, — СиСи двинулся к выходу.

— Спасибо тебе, отец, я воспользуюсь этой возможностью.

Мейсон откинул со лба волосы и вытер вспотевший лоб носовым платком. СиСи, казалось, не хотел уходить, но Мейсон его не останавливал.

— Да, Мейсон, не забывай, что у тебя есть отец, который кое‑что для тебя может сделать, — СиСи закрыл за собой дверь.

Мейсон остался стоять посреди гостиной. На его лице выражалась растерянность и в то же время теплое чувство к отцу, ведь он был так виноват перед ним. Но Мейсон подумал:

"Не стоит так переживать из‑за моей размолвки с отцом. В конце концов, мы оба стоим друг друга. Не нужно вмешивать в наши противоречия Мэри".

Мейсон несколько раз прошелся по гостиной и наконец, позвал:

— Мэри, он ушел, можешь выходить. Осторожно открылась дверь и в нее проскользнула Мэри. Она, словно бы не поверив словам Мейсона, осмотрелась. И только когда убедилась, что СиСи здесь нет, облегченно вздохнула.

— Надеюсь, он не обиделся? — поинтересовалась Мэри.

— По–моему, нет, — Мейсон задумался. — Тем более, что я ему все объяснил и он, кажется, понял. Отец в последнее время стал человеколюбивым.

— Да, — усмехнулась Мэри, — это один из двенадцатилетних циклов, о которых ты говорил.

— Ты еще злишься на меня? — спросил Мейсон.

— Нет, — вздохнула Мэри, — хотя, может, немного и злюсь, чуть–чуть.

— Сколько? Мэри кивнула.

— Самую чуточку, совсем немного.

— Ну тогда все хорошо, — Мейсон улыбнулся. Мэри подалась к нему.

— Давай лучше поговорим, — сказал Мейсон.

— О чем говорить? Разговоры ни к чему не приводят и они мне не помогают.

— Да, сегодня был тяжелый день.

— Очень, — кивнула Мэри и опустила голову. Мейсон стоял перед ней и чувствовал себя страшно виноватым, хотя и не мог понять, в чем он провинился перед любимой. А Мэри не спешила прийти к нему на помощь. Она сидела, углубившись в свои мысли, и казалось, забыла о существовании Мейсона. Мужчина опустился рядом с ней на диван.

— Но теперь ты понимаешь, как важно довести начатое до конца? Ты понимаешь, что должна восторжествовать справедливость?

— Ты вновь заводишь разговор о судебном процессе? — равнодушно произнесла Мэри, — ты же знаешь, я не хочу слышать о нем.

— Но тебе придется, иначе нам не выпутаться из сложившейся ситуации.

— Я не хочу ни о чем слышать. Ты не хочешь понять меня, Мейсон, не хочешь понять, как мне тяжело.

— Я все прекрасно понимаю, — пытался успокоить женщину Мейсон, — но ты сама загоняешь себя в угол, ты хочешь все простить Марку, а он этого не заслуживает.

— Не нам с тобой, Мейсон, судить кто заслуживает чего на этой земле — для этого есть бог.

— Для этого есть суд, — возразил Мейсон, — и он решит.

— Да, Мейсон, но ты хочешь выступить обвинителем на суде, а ты, согласись, не сможешь быть беспристрастным ни ко мне, ни к Марку, ни к самому себе.

Мейсон виновато отвел взгляд, а Мэри продолжала:

— Ты, Мейсон, вообразил себя богом, который волен решать людские судьбы.

— Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость, — уже в который раз повторил Мейсон.

— Справедливость? — взвилась Мэри, — а ты знаешь, что такое справедливость?

— Знаю, — твердо сказал Мейсон.

— А по–моему, ее вообще не существует, — прошептала Мэри. — Никто не знает, что такое справедливость. И вообще, извини меня, я хочу побыть одна, наш разговор ни к чему не приведет.

— Понимаю, я тебя прекрасно понимаю, — кивнул Мейсон, — но мне тяжело оставить тебя одну, мне кажется, я могу быть тебе полезен, могу помочь, поддержать в трудную минуту.

— Нет, Мейсон, ничего этого не нужно. Мне просто надо немного побыть одной и сосредоточиться. Я сама должна во всем разобраться, понять, кто прав, кто ни при чем, а кто виноват.

— Я знаю, кто виноват! — воскликнул Мейсон, — во всем виноват Марк.

— Если бы все было так просто как ты думаешь… — вздохнула Мэри.

— А что, чего тебе не хватает? Что еще такое должен был совершить Марк, чтобы ты посчитала его виноватым? — возмутился Мейсон.

— Если другие поступают плохо, — вздохнула Мэри, — не значит, что должна плохо поступать и я.

— Ты слишком себя во многом коришь, — возразил Мейсон, — ты больше думай о себе и ищи счастье. За него нужно бороться.

— Ты все время говоришь мне об этом, но мне проще жить по–другому. У меня свое счастье — у тебя свое. Я не хочу, чтобы кому‑нибудь было плохо.

— Но нам обязательно нужно поговорить, — вновь сказал Мейсон.

— Извини, но мне нужно лечь отдохнуть и немного подумать. Я хочу, чтобы мои мысли пришли в порядок.

— Тебе дать что‑нибудь? — спросил Мейсон.

— Нет, что ты мне можешь дать — таблетки? А мне нужно спокойствие.

— Спокойствие нужно всем нам.

В "Ориент–Экспресс" за одним из столиков сидели две сестры — Августа и Джулия.

— Как ты решила поступить с Марком? — поинтересовалась Августа.

— Да.

— Что, да? Не тяни.

— Я буду защищать его.

— Нет! — воскликнула Августа и с изумлением уставилась на младшую сестру, она явно не ожидала от нее такой неразборчивости.

— Я буду защищать его, — повторила Джулия.

— Я просто потрясена, я не могу поверить в то, что Мэри врет! — воскликнула Августа.

— Мэри лжет, — произнесла Джулия, отведя взгляд в сторону.

— У меня просто голова идет кругом, — воскликнула Августа.

— И не мудрено.

— Как ты можешь защищать его?

— Защищать? — улыбнулась Джулия и подалась вперед, чтобы Августа лучше расслышала ее слова, — я ненавижу его, я презираю Марка.

— Да? — изумилась Августа.

— Да, презираю.

— Но ты же берешься его защищать?

— Это не совсем так, я берусь защищать его только с одной целью — чтобы он не получил никакой адвокатской поддержки. Уж я‑то в этом постараюсь.

Августа уставилась на свою сестру с еще большим изумлением, чем минуту назад.

— Ты, Джулия, хочешь всех обмануть?

— Да, но я хочу, чтобы восторжествовала справедливость.

— Я такого, Джулия, от тебя не ожидала, хотя это приятный сюрприз.

Джулия весело захохотала.

— Можешь быть уверена, сестра, я постараюсь и сделаю все, чтобы Марк не избежал наказания. А вот и он! — радостно воскликнула Джулия и помахала рукой вошедшему в ресторан Марку.

Августа испуганно обернулась, вначале подумав, что сестра шутит. Но увидев Марка, она не на шутку перепугалась. Августе подумалось, что Джулия сейчас смутится, бросится убегать, но та приветливо помахала рукой так, как будто это был ее закадычный друг.

— Я должна с ним переговорить, ты меня извини, все‑таки — клиент, — весело воскликнула Джулия, — и он мне платит.

— Подожди, не ходи, — попыталась остановить сестру Августа.

— Нет, я должна переговорить.

— Послушай, Джулия, лучше не ходи к нему…

— Я же тебе сказала — это клиент.

Наконец, Августа смирилась и наставительно произнесла, обращаясь к сестре:

— Но тогда постарайся быть поосторожнее.

— А ты, Августа, не волнуйся, — Джулия вышла из‑за стола и отправилась к Марку Маккормику, который поджидал ее у двери.

Элис и Келли, сидя за круглым столом, неторопливо завтракали.

— Как ты думаешь, Келли, нам будет плохо после того праздника? Доктор Роулингс что‑нибудь предпримет? — поинтересовалась девушка.

Келли задумчиво посмотрела в окно.

— Не знаю, думаю, что да, ведь он очень жестокий человек.

— Жестокий? А мне он всегда казался добрым и хорошим врачом.

— Это только первое впечатление, он далеко не такой. Я начинаю подозревать, что доктор замышляет что‑то нехорошее.

— Ты думаешь, нехорошее? А что он может замышлять нехорошее?

— Не знаю, — Келли пожала плечами и отложила в сторону вилку, — не знаю, но мне кажется, он что‑то предпримет.

— Не хотелось бы, мне так всех жалко, — дрожащим голосом произнесла Элис и готова была уже заплакать, но Келли положила ей руку на плечо.

— Успокойся, Элис, может быть, все будет хорошо, все обойдется.

— Я боюсь, Келли, боюсь, мне очень страшно. Я видела его взгляд, когда он выступал на собрании.

— И что произошло тогда? — вопрос Келли застал Элис врасплох.

— Он так смотрел на мистера Капника, что я испугалась, я подумала, что доктор Роулингс сейчас бросится на него и начнет бить. А ведь мистер Капник хороший.

— Мистер Капник… — Келли задумалась. — Знаешь, Элис, по–моему, он очень хороший и он мне нравится.

— И мне нравится. Он всегда такой веселый, он всегда что‑то изображает из себя… Вот в последнее время он изображает из себя президента, это ведь интересно… Наверное, он это делает для того, чтобы как‑то развеселить нас поддержать.

— Да–да, Элис, он это делает для нас, чтобы нам всем было хорошо.

— А праздник, какой чудесный праздник устроил нам Леонард!

— Праздник… — Келли вновь задумалась, — да, праздник удался. А помнишь, как Адамс бросил шар и краска попала прямо на сестру Кейнор?

Келли улыбнулась, она вспомнила лицо сестры Кейнор, перепачканное в краску.

— Да, это было очень смешно.

— Смешно, но в то же время страшно, правда?

— Да, я испугалась, по–моему, все испугались. Только не испугался мистер Капник. Мистер Капник вообще ничего не боится, — заметила Элис. — Имя у него чудесное — Леонард. Тебе нравится имя Леонард, Келли?

— Леонард? — Келли пожала плечами, — да хорошее имя, но мне нравится и твое имя и мое, мне нравятся все наши друзья, которые находятся в лечебнице.

— Да, они все хорошие люди, как и мы с тобой. Элис закончила завтракать, отложила вилку и взяла стакан сока.

— Знаешь, кого я боюсь больше всех? — Элис попыталась заглянуть в глаза Келли, но та сидела низко опустив голову.

— Ну, и…

Элис проговорила шепотом:

— Больше всех я боюсь сестру Кейнор. У нее такое злое лицо, такие нехорошие глаза и она всегда так строго к нам относится… Мне кажется, она что‑то замышляет.

— Элис, успокойся, тебе кажется, что все хотят причинить тебе только плохое. Не думай об этом, будь спокойнее и веселее и тогда ты вскоре излечишься, забудешь эту лечебницу. Ты хочешь забыть ее?

— Конечно, я хочу как можно скорее выбраться отсюда, я хочу домой.

— И я хочу, — задумчиво произнесла Келли, — у нас очень хороший дом, очень хорошая семья.

— У тебя, наверное, есть братья? — вдруг поинтересовалась Элис.

— Да, у меня два брата: одного зовут Мейсон, а другого зовут Тэд. А еще у меня сестра Иден. Они все меня любят.

— А меня никто не любит, — сказала Элис и прикрыла лицо руками.

— Перестань, перестань, Элис, я тебя люблю, Леонард тебя любит, да и все мы к тебе очень хорошо относимся. Так что не надо расстраиваться.

— Нет, меня никто не любит. У вас у всех есть друзья, только я одинока.

— Нет, не надо так говорить, ведь Леонард к тебе очень хорошо относится. Помнишь, как он тобой восхищался, когда мы с тобой начали аплодировать?

— Да, — лицо Элис изменилось — на нем появилась улыбка и слезы, которые покатились из глаз, уже не были слезами обиды — это были слезы радости.

— Как ты думаешь, нас еще долго здесь продержат? — спросила Келли.

— Не знаю, мне кажется, меня здесь продержат всю жизнь, а ведь мне только двадцать четыре… Келли, мне двадцать четыре года.

— Двадцать четыре? — Келли посмотрела на Элис, — ты просто замечательная девушка, Элис, ты такая молодая и красивая, ты еще будешь счастлива, у тебя будет очень хороший парень, ты выйдешь замуж, будут дети, все будет замечательно.

— Я тоже хочу так думать, но в последнее время мне очень страшно, в последнее время я какая‑то сонная, мне все время хочется спать, мне хочется спрятаться, чтобы меня никто не видел, никто не трогал, никто со мной не разговаривал.

— Мне тоже хочется этого. Наверное, так влияют таблетки, которые приносит сестра Кейнор.

— Да, я тоже так думаю, — Элис посмотрела на Келли очень серьезно. — Послушай, а Леонард тоже ест эти таблетки?

Келли на несколько мгновений задумалась, потом приблизила свое лицо к лицу Элис.

— Леонард знает много всяческих штучек и таблетки он не ест, он умудряется прятать их во рту, а потом выплевывает. Поэтому он такой веселый, поэтому ему не хочется спать, как нам с тобой.

— Но ведь у нас такие медицинские сестры… Они так пристально наблюдают, что я никуда не могу спрятать таблетку, — проговорила Элис.

— И я не могу, — поддержала подругу Келли.

— А может мы не будем их есть, будем просто выплевывать?

— Нет, Элис, тогда расскажут доктору Роулингсу и нам начнут делать уколы.

— Нет! Нет! — вдруг прокричала Элис, — я не хочу уколов, мне их уже делали в самом начале, когда привезли в лечебницу. Это так неприятно, я так этого боюсь.

— Успокойся, успокойся, Элис, давай лучше будем пить сок.

— Давай.

Девушки взяли в руки стаканы с соком.

— А знаешь, — Келли пристально глянула в глаза Элис.

— Что?

— Давай выпьем за Леонарда Капника?

Келли улыбнулась, девушки чокнулись и выпили по нескольку глотков апельсинового сока.

Вдруг дверь распахнулась и в комнату буквально влетел Перл.

— Привет, Элис. Привет, Келли. Гурманы, вы что, завтракаете? Может, я вам помешал?

— Нет, — ответила Элис.

— Ну тогда просто замечательно, если я никому не мешаю. Вы, может, мне что‑нибудь оставили?

— Извини, мы только что успели выпить сок, — сказала Келли.

— Элис, ты не будешь "на меня обижаться, если я немножко поболтаю с твоей подругой наедине?

Элис посмотрела на Келли, потом на Перла. В ее взгляде была зависть, но не злая, а очень добрая. Она по–хорошему позавидовала своей подруге Келли, к которой прекрасно относится мистер Капник, неспеша поднялась из‑за стола и покинула комнату.

Келли тоже встала из‑за стола, подошла к окну и принялась смотреть сквозь узкие планки жалюзи на больничный двор, где неторопливо расхаживали два санитара. Один из них катил инвалидную коляску, в которой сидела старушка с собачкой на руках.

Лохматая собачка все время пыталась вырваться от старушки, а та на нее кричала и пронзительные выкрики старой женщины долетали до Келли. Собачка принялась лаять, вырвалась и побежала по зеленой траве.

— Держите! Держите мою собачку, мою любимую подругу! — закричала старая женщина.

Два санитара, бросив коляску, побежали ловить насмерть перепуганную собачку. Они долго и безуспешно гонялись за ней, наконец окружили, загнали в угол площадки и один из них бросился на нее и прижал к земле. Собака истошно завизжала.

Радостные санитары принесли собачонку хозяйке. Та с благодарностью посмотрела на двух мужчин, вытащила деньги и щедро отблагодарила их.

— Что ты там такое высматриваешь, Келли?

— Забавная сценка, — ответила девушка. — Я наблюдала как двое взрослых мужчин ловили маленького песика и он почти что от них убежал.

— Почти — это не считается, — философски заметил Перл. — Почти — это то же самое, что ничего, это то же самое, что оставить вещи на своих местах, только чуть–чуть их сдвинуть.

— Почему? Все же этот пес совершил попытку, а мы, возможно, так и будем всю жизнь сидеть в этих серых и скучных стенах. Он хоть на немного, да почувствовал свободу, — Келли обернулась и посмотрела на Перла, — а мы даже не делаем таких попыток.

— Успокойся, Келли, я пришел к тебе по очень важному делу.

— По важному делу? Ко мне? Разве могут быть важные дела в лечебнице?

— Конечно, Келли, здесь могут быть важные дела и могут происходить очень удивительные события, поэтому я и хочу поговорить с тобой непременно наедине, чтобы нас никто не слышал.

Келли задумалась. Длинные светлые волосы вновь прикрыли почти все ее лицо. Перл нагнулся, осторожно раздвинул пряди волос и заглянул в глаза девушке Лицо Келли было очень грустным.

— Ты что, мечтаешь о свободе? — спросил Перл.

— А разве ты о ней не мечтаешь? По–моему, о ней только и думают все те, кто находится в психиатрической лечебнице.

— Ты права, права как никогда, — вдруг сказал Перл и обнял Келли за плечи.

— Не надо, Перл, не надо меня утешать.

— Ну хорошо, хорошо, Келли, я не буду тебя утешать. Лучше я тебя развеселю, — и он легко вспрыгнул на стул, принял горделивый вид, выставив вперед правую руку, выпятил нижнюю губу и прокричал:

— Мой народ! Мои граждане! Мы все должны прийти к свободе! Мы должны прийти к радостной жизни!

Келли немного виновато улыбнулась. Ей уже давно надоели шутки Перла, вернее, шутки не надоели, но она перестала ими восхищаться, они перестали ее радовать.

— Не надо, Перл, не надо изображать из себя президента, ведь я‑то знаю, кто ты на самом деле.

— Ну и прекрасно, — Перл соскочил со стула и вновь обнял Келли, — прекрасно, если ты все понимаешь. А теперь я хочу с тобой поговорить очень серьезно и если ты согласна, то я начну.

— Пожалуйста, говори, я с удовольствием тебя выслушаю, потому что не знаю, чем себя занять.

— Я хочу, Келли, чтобы ты мне помогла.

— Перл, — Келли посмотрела на него очень виновато и немного испуганно, — извини меня, я не смогу тебе помочь, подыщи кого‑нибудь другого. Понимаешь, я не смогу, я не сумею…

— Келли, ты прекрасно все сможешь сделать, только не надо бояться, только надо, чтобы ты стала смелее и тогда все получится.

— Нет, Перл, я боюсь, я чувствую, что у меня ничего не получится, а из‑за меня пострадаешь ты.

— Келли, только не надо беспокоиться обо мне. Сделай то, что я тебя попрошу и мы добьемся своего, мы сможем вырваться на свободу. Ведь ты хочешь на свободу?

Келли вместо ответа кивнула.

— Но ведь для того, чтобы ты смогла мне помочь, от тебя многого не требуется, ты просто немного подыграй в моей игре.

— Подыграй… Ты думаешь, это так легко?

— Легко, Келли, я уверен, что у тебя прекрасно получится.

— Нет, это не игра, это очень серьезно. Из‑за этого ведь могут пострадать все — не только ты и я. Из‑за этого могут пострадать Элис, Адамс, Моррисон — все, понимаешь? Доктор Роулингс очень жестокий человек, он не простит, если узнает.

— Конечно, если узнает, то не простит. Но как же он сможет узнать? Мы же сделаем все аккуратно, очень быстро и незаметно — он ничего не узнает.

— Нет, нет, Перл, я боюсь. Вспомни, вспомни глаза доктора Роулингса, сестру Кейнор. Помнишь как он ругался, когда увидел стену, испачканную краской?

— Ну да, помню. Жестокий, ну и что? Мы просто должны быть с тобой умнее его, хитрее и тогда победа будет на нашей стороне.

— Неужели ты думаешь, Перл, что можно победить доктора Роулингса, сестру Кейнор и всех, кто работает здесь? Неужели ты так думаешь?

— Конечно, я просто убежден в этом. Из‑за этого я и пришел сюда и обращаюсь к тебе: мне нужна твоя помощь. А я все остальное сделаю сам и это поможет нам решить все проблемы.

— Все проблемы? — изумленно посмотрела на Перла Келли.

— Конечно, все. Но самое главное, это поможет нам вырваться на свободу. Ты понимаешь, Келли, мы будем свободными людьми — ты и я.

— Свободными… — задумчиво произнесла Келли, — а разве может человек быть свободным?

— Конечно может. Для этого надо вырваться для начала из этой лечебницы, а дальше все будет хорошо. Я в этом уверен, Келли.

— А ты подумал, зачем нам нужна свобода? Что мы с ней будем делать?

— А это другой вопрос, Келли. Это мы с тобой обсудим позже и я думаю, найдя ответ, мы сможем воспользоваться свободой, которой добьемся.

— Сво–бо–да, — по слогам проговорила Келли, — странное какое‑то слово. Мне кажется, я никогда не была свободной и никогда не буду. Я всегда от кого‑то зависела: в детстве — от родителей, от матери и отца, потом… — Келли задумалась.

— Ну, — как бы подсказывая ей спросил Перл, — от кого ты зависела потом?

— Потом я не помню от кого зависела, но главное, что зависела. По–моему, от мыслей, от обстоятельств, от каких‑то людей…

— От каких, Келли? Постарайся вспомнить, от каких людей ты зависела? — Перл почувствовал, что сейчас Келли может что‑то вспомнить и это будет хоть не большой, но очень важной победой.

— Нет, я не помню от каких людей я зависела, — сказала девушка и устало опустилась на стул.

— Ну что ж, я думаю, вскоре ты вспомнишь всех.