Шоссе прямой лентой пересекает долину, свернувшись в крутую спираль взбирается в горы у Малаканда, а дальше петляет к вершинам Гиндукуша, повторяя капризные изгибы горной реки Сват.
Ели-великаны постепенно спускались со склонов к пенистым потокам. Кристальные родники и звенящие водопады стремились в ущелья. Их путь начинался под снежными шапками, венчающими каменные громады. Каждый поворот дороги открывал новый чарующий пейзаж, а свежий, прохладный ветер, по которому так тоскуешь в знойной долине, доносил запахи хвои, меда и незнакомых цветов.
Незадолго до этой поездки правительство Пакистана включило три пограничных княжества — Сват, Дир и Читрал — в Северо-Западную пограничную провинцию. Теперь они не были игрушечными государствами в государстве, где правителям принадлежала фактически неограниченная власть над людьми и их имуществом. Был ликвидирован еще одни из анахронизмов, оставленных Пакистану в наследство колонизаторами.
Знакомый чиновник из министерства информации м-р Дин дал мне несколько ценных советов и буклетик со схемой дорог, «чтобы не путать повороты».
— Если хотите увидеть Сват, — напутствовал он, — поезжайте как можно дальше на север.
На следующее утро мы с приятелем были на трехкилометровой высоте в местечке Калам и остановились у незримого на этот раз шлагбаума. Дальше узкая гравийная дорога превращалась в тропу, которую обступили пики высотой от 7 до 8 км. От советской территории нас отделяло теперь не более 150 км, но впереди поднялась неприступная стена Гиндукуша.
Княжество Сват существовало всего 52 года. В конце прошлого века англичане начали создавать у северных рубежей бывшей Британской Индии цепь буферных территорий. Целью их политики, направленной вначале против влияния царской России, а затем Октябрьской революции, была полная изоляция этого труднодоступного района от остального мира и сохранение в нем средневековых отношений. Одной из таких территорий и стало княжество в долине реки Сват. Образовалось оно на землях племени юсуфзай в 1917 г.
Джаханзеб, правитель (вали) Свата, лишившийся власти 28 июля 1969 г., специально запутал все государственные и финансовые дела княжества и отбыл в Англию. Вслед за правителем покинули Сват его родственники, советники и прихлебатели, увозя с собой все, что удалось нахватать.
До сих пор в Свате можно услышать десятки историй о беспринципности и капризах бывших правителей, о произволе тайной полиции, о взяточничестве и о том, как ловкие дельцы, приехавшие под крылышко вали с одним чемоданом, за короткий срок становились миллионерами, захватив выгодные концессии или запустив лапу в карман самого правителя.
Бывшую резиденцию правителей Сайду-Шариф и соседний городок Мингору связывает обыкновенная улица. В окружении одноэтажных жилых кварталов «столицы» высятся несколько дворцов и мечетей. Просторно раскинулись казармы, отель в викторианском стиле, колледж и музей. Вот, пожалуй, и все, что можно сказать о Сайду-Шарифе. Мингора, в отличие от него, тесный и шумный центр торговли и бизнеса.
Наиболее яркой иллюстрацией нравов, царивших здесь до недавнего времени, была мингорская трагедия, о которой следует рассказать.
В 1958 г. в окрестностях Мипгоры была открыта одна из крупнейших в мире изумрудных россыпей. Правда, и задолго до этого местные жители находили время от времени в долине камни, горящие зеленым огнем, и сбывали их ювелирам Пешавара. Один из наиболее пронырливых дельцов, понимавших толк в камнях, по имени Ризауддин, надев лохмотья дервиша, отправился в Сват. Рыская по горам, он выследил добытчиков камней, а вскоре арендовал участок, купив у местных властей лицензию на «добычу мрамора».
В то же время за Ризауддином следило немало завистливых глаз, а вскоре протянулось столько же жадных рук. Первым, как и следовало ожидать, был сам Джаханзеб. Разоренный до нитки, Ризауддин сошел с ума.
Дело было поставлено на широкую ногу. Изумруды чистой воды, стоимость которых от 10 тыс. до 100 тыс. рупий за карат, стали предметом спекуляции и контрабанды. Никто не может сказать, сколько их уплыло за пределы княжества, а затем Пакистана. Однажды стало известно, что иногда камни находили в могилах. Так как по мусульманским обычаям закрыть или перенести кладбище, особенно на землях племен, невозможно, то могилы разрешалось копать только в присутствии двух лиц из частной полиции владельцев копий.
Тем временем шахты работали, давая миллионные прибыли. Даже промытая порода из отвалов продавалась окрестным жителям по 8 рупий за мешок. Люди покупали ее, а потом целыми семьями растирали пальцами каждый комочек, надеясь при тщательной вторичной проверке найти хотя бы осколки изумрудов. Однако мало кому удавалось вытянуть счастливый билет в этой почти безнадежной лотерее. В феврале 1970 г. сотни обманувшихся в ожиданиях людей пришли к шахте и потребовали вернуть деньги. Наемная охрана открыла по ним огонь. Погибли десятки бедняков, среди которых были не только ловцы «изумрудной пыли». Многие не имели никакого отношения к поискам драгоценных камней, а пришли искать работу.
Трагедия произошла уже после ликвидации княжества. Она означала, что ничего в сущности не изменилось. Дело закончилось затянувшимся бесплодным расследованием. Ни один из контракторов — прямых виновников убийства — не был привлечен к суду.
Не случайно одним из первых шагов, сделанных новым правительством Пакистана, сменившим военную хунту Яхья-хана, была национализация изумрудных копий, переданных в государственный сектор.
Утром нас разбудил шум горного потока, бегущего под самыми окнами. Мы вспомнили весь путь с момента, когда машина миновала дорожный щит с надписью «Сват», где до недавних пор взималась пошлина за все провозимые товары.
Фасадами повернуты к шоссе чистенькие здания школ, госпиталей и полицейских постов. Все они крыты красной черепицей и окрашены в желтый цвет. Наш друг Аслам Эффенди назвал эти дома удачной декорацией, установленной бывшим вали, чтобы поразить воображение туристов, которых влечет сюда прохлада и сказочная природа. Ничего похожего нет в бедных селениях, находящихся в стороне от главной магистрали.
Накануне мы проехали до селения Бахрейн, где бурные потоки Ушу и Даран, соединившись, рождают реку Сват, миновали и другие пункты со странными, явно заимствованными названиями. Среди них были Лахор, Чайна и даже… Телеграм.
Навстречу нам проносились всадники на быстрых, ухоженных лошадях, брели обросшие хиппи, направляясь к полям опийного мака в бывшее княжество Чит-рал, где можно дешево купить наркотики. Неторопливо двигались по шоссе небольшие стада, спешащие из долин к пышным альпийским лугам. Мальчишки с пастушьими хлыстами отгоняли их к обочине, чтобы пропустить роскошные лимузины с туристами.
Время от времени шоссе превращается в торговые улицы селений, где пестрая толпа образует живописный фон, хотя в маленьких бедных лавочках местного рынка представлен довольно скудный ассортимент местного натурального хозяйства, в том числе полосатые домотканые материи. Исключение составляют штабеля аккуратно распиленных смолистых балок, напоминающих бруски сливочного масла. Строительный лес, который очень дорог в Пакистане, — главное богатство Свата. Славится Сват и диким медом, исключительным по аромату и вкусу.
Дорогой отель «Горный вид» в Мадьяне, принадлежащий англичанину Гейли, почти всегда полон. В его вестибюлях и барах можно услышать любой европейский язык. Отдохнуть от цивилизации сюда приезжают управляющие всемирно известных фирм, богатые дамы с собачками и веселые молодые бездельники. Каждый год появляется в этих краях итальянский винный король Франческо Чинзано. Его хобби — охота на горных козлов с «мраморными» рогами.
Комнаты для нас не нашлось. Мы проехали несколько километров и устроились в гостинице, принадлежащей пакистанцу. Она оказалась не дешевле, но была почти пуста. На вопрос, почему так, старый портье сказал, что здесь не подают ликеров, подразумевая крепкие напитки. Мы были чуть ли не единственными постояльцами, поэтому нам оказывалось чрезвычайное внимание.
Здесь мы познакомились с официантом Абдур Рахманом, в прошлом великолепным спортсменом — боксером и футболистом. Он возвратился на родину и вынужден служить в полупустующем отеле за мизерную плату. Работу здесь найти очень трудно.
В Сайду-Шарифе нас встретил хранитель музея профессор Инаят-ур-Рахман и был очень обрадован. Он только что получил из Ленинграда отзыв о своей работе «Народные предания Свата» советского востоковеда Орловского. С волнением и огромным вниманием он выслушал перевод исключительно благожелательной рецензии коллеги.
В развалинах древних монастырей профессору удалось собрать одну из лучших в стране коллекций древних скульптур. Часть буддийских каменных изваяний, высеченных из голубоватого сланца, стояла на открытом дворике. Они обнаружены совсем недавно жителями одной деревушки и привезены сюда.
Инаят-ур-Рахман вежливо просит не фотографировать их. Находки уникальны, и право первой публикации снимков принадлежит музею.
О прошлом и настоящем Свата мы беседовали с бизнесменами Асламом Эффенди и Камраиом. Они с огорчением рассказывали, что после присоединения бывшего княжества к Пакистану жизнь простого народа изменилась мало. Бывшие владельцы сохранили за собой лучшие земли и по-прежнему обирают арендаторов. Новой администрации очень сложно преодолеть многие пережитки, имеющие глубокие корни.
Однажды, просматривая журнал «Геральд», я увидел материал, имеющий прямое отношение к Сайду-Шарифу. Корреспондент журнала беседовал с одной из лахорских гетер по имени Шаги. Интервью с ней было опубликовано под броским заголовком: «Моя жизнь окончилась в пять лет» — и пояснением: «История похищенной в Сайду-Шарифе». Опуская подробности, я хотел бы привести два отрывка из этого интервью, рисующие нравы Свата.
…Родилась я в маленькой деревне княжества Сват, неподалеку от Сайду-Шарифа, и была младшей в семье из шести человек. Отец работал официантом в придорожной чайной, где на пути в город останавливались ненадолго водители грузовиков или случайные путешественники. Отец никогда не брал детей в свою чайную, но однажды совершил ошибку, поехав в гости к своей замужней сестре с моей старшей сестрой Лаларух.
— Что же произошло с ней?
— А то, что больше мы ее не увидели. Я и сегодня не знаю, жива ли она. Только потом окольными путями дошел до нас слух, будто бы отец продал ее за 300 рупий торговцу фруктами из Пешавара.
Шаги произнесла это без всяких эмоций, словно говорила о неоплаченном счете, который лежал перед ней на низком столике.
— Быть может, полиции известно, что с ней случилось? — заметил журналист, берущий интервью.
— Полиция! Не смешите меня. Половину времени они тратят на то, чтобы еще больше запутать подобные сделки… Кое-кто, конечно, высказывал мысль, что, если человек так легко мог расстаться с одной из дочерей, он может проделать это снова. Но я никак не могла подумать, что нечто подобное может произойти со мной.
Однажды, когда я стояла в стороне от нашей маленькой деревянной хижины, ко мне подошел какой-то незнакомец и дал горсть сластей. Я была очень напугана и убежала в дом. На третий день незнакомец пришел еще с одним человеком, который говорил на диалекте нашей деревни. Оба подозрительно оглядывались, будто им грозила опасность. Один из них сказал, что мой отец попал в беду: возле чанной его сбила машина. А их он просил, чтобы пришел кто-нибудь из детей и побыл с ним, пока он не сможет добраться до дома. Это была глупая выдумка. Но мне было только пять лет. Прежде чем я успела подумать, что может случиться, я была уже на пути к чайной с полной горстью мокрых сладостей в руке, которые время от времени заталкивала в рот.
Итак, я никогда не увидела чайной. Когда мы были на полпути к ней, один из моих спутников вытащил огромный нож и спросил, знаю ли я, что это такое. С ужасом я ответила, что знаю.
— Так вот, — заявил он, — если ты попытаешься закричать или убежать, я разрежу тебя на мелкие кусочки и брошу шакалам.
Вы можете представить, какой страх я испытала. Словно окаменев, я не могла ни шевельнуться, ни произнести слова. Затем внезапно я почувствовала сонливость. Помню только, что кто-то поднял меня и я сразу погрузилась в глубокий сон…
Далее следовал подробный рассказ о печальной судьбе похищенной девочки, о всех унижениях, через которые пришлось ей пройти.
…Мы покидали земли вчерашнего княжества. Все шире становится ложе долины, где обработан каждый клочок земли. Отступают к горизонту вершины с развалинами древних буддийских монастырей на уступах, оживленнее становится шоссе, ведущее к цивилизации.