Семидесятый меридиан

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЦИКЛОНЫ

Ноябрь 1968 — март 1969

Еще в октябре 1968 г. ничто не предвещало ухода М. Айюб-хана с политической сцены. Казалось, что авторитет его непререкаем, силы оппозиции слабы и разрознены, а военные законы точно регламентируют жизнь страны, позволяя армии немедленно реагировать на любую попытку изменить существующее положение.

События обрушились на Пакистан в ноябре, словно циклон. Сигналом послужили выстрелы, прозвучавшие в Пешаваре. Студент политехнического колледжа дважды выстрелил из пистолета, покушаясь на жизнь М. Айюб-хана, выступавшего на 200-тысячном митинге. В ответ последовали аресты. В тюрьмы была отправлена верхушка оппозиции, в том числе председатель Партии пакистанского народа Зульфикар Али Бхутто и лидер Национальной народной партии Абдул Вали-хан.

Бывший министр иностранных дел З. А. Бхутто вышел из, правительства М. Айюб-хана в 1966 г. под предлогом плохого состояния здоровья, а год спустя создал оппозиционную партию. Абдул Вали-хан был признанным лидером левого направления. Его отец Абдул Гаффар-хан в 30-е годы возглавлял пуштунское движение «краснорубашечников», сыгравшее заметную роль в борьбе с колонизаторами на севере Британской Индии.

М. Айюб-хан предпринимал все возможное для укрепления своего положения. «Нельзя допустить хаоса, который охватил страну в 1958 г.» — такова была главная мысль его выступлений. Он обвинял оппозицию в безрассудных и подрывных действиях и отсутствии какой-либо конструктивной программы.

Тем временем в стране начались массовые волнения. Они перекидывались из города в город, как лесной пожар: Карачи, Лахор, Лаялпур, Равалпинди. Все чаще в разных городах и районах вводился в действие «закон 144», запрещавший, в частности, сбор более пяти человек, и комендантский час. К концу ноября число арестованных исчислялось тысячами, а убитых и раненых в столкновениях с полицией и войсками — десятками.

В борьбу включился рабочий класс. Мощным выступлением пролетариата стала забастовка докеров Карачи. К ним присоединились рабочие крупнейших текстильных предприятий города. Правда, их требования были экономическими. Бастовали врачи, учителя, банковские служащие. В университетах — главных рассадниках волнений — прекратились занятия. Особенно острое положение сложилось в бывшей Восточной провинции. Бастовали города — Дакка, Читтагонг, Комилла.

Все чаще центральные улицы Карачи оставались безлюдными. На основании «Законов об обороне» вводилось военное положение. Тишину нарушали лишь шаги армейских патрулей. В такие дни события разгорались в рабочих районах, где чуть ли не ежедневно происходили стычки демонстрантов с полицией и войсками. Рабочие захватывали предприятия, блокировали станции окружной железной дороги. На улицах вырастали баррикады. То тут, то там толпа останавливала автобус, изгоняла пассажиров и водителя. Через несколько минут машина пылала. Однако делалось это с разбором. Поджигались только муниципальные автобусы, а не частных транспортных компаний. Это обстоятельство указывало, что действия толпы направляются чьей-то рукой.

Правящая партия Мусульманская лига одну за другой утрачивала позиции. В конце января разъяренная толпа ворвалась в дом Саеда Али Каусара — одного из видных функционеров партии в Карачи. Пять человек были убиты и более 10 ранены в возникшей перестрелке, но атакующие ворвались в дом. Все вещи и мебель Каусара были выброшены на мостовую и сожжены. Самому Каусару удалось скрыться. Толпа кинулась на розыски, по смогла только сжечь его старый автомобиль.

Али Каусар был одним из боссов, державших в руках целый район Аббас-маркета. Во время президентских выборов 1965 г. он такими же гангстерскими методами расправлялся со своими политическими противниками, разъезжая по району на джипе с шайкой молодчиков. Сейчас наступила пора возмездия.

Все больше потерь несли полицейские. Но едва в дело вступали регулярные войска, как положение менялось: в стране долгие годы создавался культ армии, и если в полицейских толпа видела исконных врагов, то к солдатам относилась со страхом и уважением, считая, что они выполняют свой долг и им нужно подчиняться.

События достигли апогея к середине февраля, когда был объявлен хартал. Слово «хартал» означает полное прекращение работы и торговли, что равнозначно всеобщей забастовке. Харталу, объявленному 14 февраля, предшествовали вполне определенные симптомы, указывающие на то, что положение в стране фактически вышло из-под контроля властей.

С начала февраля газеты печатали все что им заблагорассудится: цензура фактические прекратила существование. Многие журналисты и издатели, тесно связанные с оппозицией, не могли и не хотели скрывать своих симпатий.

13 февраля 1969 г. с газетных страниц, как по команде, исчезли портреты М. Айюб-хана, публиковавшиеся до этого если не каждый день, то через номер. На следующий день были напечатаны подробные отчеты о беспорядках в стране. Стало ясно, что борьбу за изменение существующего положения ведут теперь не только интеллигенция и студенчество, по и рабочие, мелкие чиновники, лавочники, ремесленники. К ним без промедления присоединились деклассированные элементы, зачастую использующие стихийную «демократию» для сведения личных счетов.

Утром улицы опустели. Накануне в газетах было объявлено, что автомобили могут выезжать только под черным флагом — знаком солидарности с бастующими и одновременно знаком траура по «жертвам режима Айюб-хана». Оппозиция решила игнорировать «закон 144».

В поездку по городу мы отправились впятером: корреспондент радио Иван Старшинов, Валерий Вавилов (ТАСС), Александр Филиппов («Правда»), консул Бек Султан Басаев и я.

На перекрестках движение «регулируют» толпы подростков, вооруженных палками, которые применяются в основном для того, чтобы разогнать назойливых, как мухи, младших собратьев, получивших реальную возможность для игры в войну.

Разумеется, мы не можем выкидывать никаких черных флагов, равно как подчиниться требованию кричать: «Долой Айюба!» Нас пока защищают дипломатический номер и самодельные таблички «Пресса» на лобовом и заднем стеклах машины.

Пробиваемся в сторону Бандер-роуд через пикеты студентов. Один из них догоняет машину и бросает мне на колени черный флажок. Несколько раз останавливаемся в сторонке и выходим, смешавшись с толпой. Пока все относительно спокойно, но атмосфера наэлектризована. Мальчишки назойливо кричат: «Айюб мур-дабад» — «Долой Айюба!»

В направлении мавзолея Мухаммада Али Джинны проходят небольшие колонны под антиправительственными лозунгами. Возбужденные люди скандируют лозунги. Опустевшие боковые улицы мальчишки превратили в площадки для игры в крикет.

Перед въездом в промышленную зону СИТЕ нас остановила полиция и попросила отвести «Волгу» за угол «для сохранности». В ближайшем дворике скопилось 20–25 полицейских. Они готовились к какой-то акции. Мы заявили, что поедем дальше. Быстро миновав безлюдную зону, машина въехала в Назимабад. Здесь толпы уже пришли в движение. Несколько человек бросились к нашей «Волге». Один из них лег на капот и кричал что-то своим спутникам, сверкая одичавшими глазами. Было видно, что он одурманен наркотиками. Момент был достаточно острый, но вновь на помощь подоспели студенты. После непродолжительных переговоров толпа расступилась. Один парень из студенческого патруля показал нам рукой в сторону моста Лас-Бела.

Миновав его, мы попали в район, заполненный военными. Армия вновь отсекла центр города от окраин и взяла под контроль мосты. Толпа на наших глазах пыталась прорваться к центру, но раздался взрыв гранаты, а затем сухие выстрелы. Люди беспорядочно хлынули обратно, оставив двоих на мостовой. За день в городе шесть человек были убиты и многие ранены. Тем временем на центральных улицах с треском опускались железные жалюзи на окнах магазинов. Шла возбужденная толпа, громя бары и винные лавки. На мостовых запылали костры из мебели.

На следующее утро газеты вышли под шапками: «Всеобщая забастовка в стране. Народ демонстрирует солидарность в борьбе за свои права и демократию. Завтра отменяются чрезвычайные военные законы. Бхутто и Вали-хан — на свободе».

Отмена военного положения, введенного 6 сентября 1965 г., явилась главным итогом всеобщей забастовки. На этот раз оно сохранялось, как скрупулезно подсчитали газеты, 3 года 5 месяцев и 10 дней.

М. Айюб-хан вынужден был пойти на уступки, но он еще не отказывался от власти, безуспешно пытаясь создать коалицию из правящей и семи наиболее умеренных оппозиционных партий, объединенных в Комитет демократических действий. Определились и главные требования оппозиции: изменить конституцию, заменить президентскую систему правления парламентарной, провести прямые выборы. Оппозиция явно склонялась к многопартийному представительству в выборных органах и будущем правительстве. Это было выгодно и властям, так как открывало широкие возможности «регулирования» состава такого правительства.

Большие надежды М. Айюб-хан и его кабинет возлагали на конференцию круглого стола с участием оппозиции, рассчитывая достигнуть приемлемого соглашения или выиграть время.

Переведенный 11 февраля из тюрьмы Борстал под домашний арест, Зульфикар Али Бхутто проследовал из Лахора в свой родной город Ларкану на севере Синда и обосновался в собственной резиденции «Аль-Муртаза». Он предпочел ехать поездом, а не лететь самолетом, опасаясь возможной диверсии. Сообщалось, что, когда он ехал в открытой машине по Ларкане, какой-то молодой человек пытался стрелять в него. Имя покушавшегося названо не было, но указывалась марка пистолета 25-го калибра.

«Аль-Муртаза» стала центром непримиримой оппозиции. Здесь З. А. Бхутто встретился с экс-маршалом авиации Асгар-ханом, а затем объявил голодную забастовку до тех пор, пока не будут отменены чрезвычайные военные законы. Голодовка началась 14 февраля в 15 часов 40 минут. К счастью, она не угрожала здоровью Бхутто, так как через считанные часы поступило известие о решении М. Айюб-хана отменить военное положение. З. А. Бхутто поднялся с постели и немедленно связался по телефону с прессой, заявив, что ему необходимо обсудить создавшееся положение с друзьями, так как он три месяца находился в тюрьме. Касаясь итогов всеобщей забастовки, он сказал, что она позволяет объективно оценить настроения в стране.

Через день трехцветный флаг Партии пакистанского народа взвился над площадью Мухаммада Али Джинны в Карачи. Зульфикар Али Бхутто произнес свою первую после освобождения речь, обращенную к многотысячной аудитории. Он показал, что не утратил искусства держать ее в руках. «Одной рукой правительство организует переговоры за круглым столом с лидерами оппозиции, а другой продолжает репрессии и насилия против народа», — заявил он и недвусмысленно напомнил, что население Карачи подвергается преследованиям только из-за того, что на прошлых президентских выборах оно не выразило доверия Айюбу.

Вступив в открытую политическую борьбу с М. Айюб-ханом, Бхутто объявил радикальную программу демократизации пакистанского общества, которая помогла ему на будущих выборах.

Как и следовало ожидать, конференция круглого стола не имела успеха. В ней отказались участвовать представители партий, не вошедших в Комитет демократических действий, в том числе партии З. А. Бхутто, собравшей под свои знамена наиболее активные силы оппозиции. Ее лидер заявил, что предпочитает конференцию круглого стола с участием всего народа переговорам, созванным М. Айюб-ханом.

Заседания конференции, состоявшейся 25 февраля и 10 марта 1969 г., ограничились изложением позиций сторон и обращением к студентам, рабочим, крестьянам и интеллигенции с призывом сохранять в стране мирную обстановку и избегать любых обострений. Однако волнения усиливались.

Одним из самых значительных фактов было участие в конференции Шейха Муджибур Рахмана, лидера партии «Авами лиг». Он занял наиболее твердую позицию, отстаивая интересы Восточного Пакистана. Незадолго до этого он с ликованием был встречен народом после выхода из тюрьмы, куда он был брошен в 1966 г. Ему инкриминировалось участие в «заговоре в Агартале». Незадолго до ареста Муджибур Рахман обнародовал программу «шести пунктов», с которой нам предстоит подробнее познакомиться в следующем репортаже.

Вечером 25 марта М. Айюб-хан последний раз обратился по радио к населению как президент страны и объявил об уходе с этого поста. Власть передавалась в руки армии и ее командующего — 52-летнего генерала Ага Мухаммада Яхья-хана. В письме к А. М. Яхья-хану бывший президент констатировал, что «положение в стране вышло из-под контроля и он вынужден призвать армию, чтобы вернуть страну на путь прогресса на основе соблюдения гражданских и конституционных прав». Страна была разделена на две зоны— «А» и «Б» (Западный и Восточный Пакистан), 25 статей военных законов строго регламентировали жизнь страны под управлением военной администрации.

Главнокомандующий пакистанской армии А. М. Яхья-хан занял этот пост в марте 1966 г., сменив генерала Мухаммада Мусу. Он учился в Лахорском университете и окончил военную академию в колониальной Индии. В 1938 т. Яхья-хан получил первый офицерский чин, а в сорок лет — генеральское звание. В годы второй мировой войны командовал полком, сражавшимся в Египте, Ливии, Сирии, на Кипре, в Ираке и Италии.

31 марта Яхья-хан принял на себя обязанности президента Пакистана. Он заявил, что главной задачей своего режима считает создание условий для проведения выборов и передачи власти конституционному правительству.

Вскоре было удовлетворено одно из главных требований оппозиции. В Западном Пакистане вместо единой провинции, объединившей в 1955 г. все территории этой части страны, вновь создавались четыре автономные провинции — Панджаб, Синд, Северо-Западная пограничная и Белуджистан.

Разумеется, в условиях военного положения о реальной автономии нельзя было и думать. Были определены лишь границы провинций, назначены новые военные губернаторы, а местные политические круги получили возможность хотя бы формально распределить портфели в будущих правительствах провинций.

Введение нового административного деления сопровождалось известными трудностями. Произошли волнения в бывшем княжестве Бахавалпур, политические деятели которого требовали статуса отдельной провинции.

Карачи переживал особое возбуждение, так как мнения о его будущем разделились. Некоторые ретивые деятели требовали возвращения сюда столицы. Другие предлагали объявить округ Карачи самостоятельной провинцией, а город — «вольным портом». Раздавались и робкие голоса, ратующие за то, что Карачи следует сделать столицей Синда, хотя на то же претендовали высшие круги Хайдарабада.

По указу президента Карачи объединялся с Синдом и становился столицей провинции. Бахавалпур присоединялся к Панджабу, а территория бывшего княжества Лас-Бела и один из районов Хайрпура включались в состав Белуджистана. Исламабад объявлялся центральной административной территорией. Под непосредственное руководство центра отдавалась и полоса племен на границе с Афганистаном.

Вновь созданные провинции выглядят следующим образом.

Панджаб. Столица — Лахор, наиболее крупные города — Лаялпур и Мултан. Пять областей, 19 округов. Население — 37 млн., из них 28 млн. — сельское.

Промышленность выпускает 45 процентов всей продукции страны.

Сельское хозяйство: обрабатываемые площади — 25,4 млн. акров. Продукция: пшеница, рис, хлопок, сахарный тростник.

Образование: в провинции 21 647 школ всех ступеней, 119 колледжей и два университета.

Синд. Столица — Карачи, следующие по населению города — Хайдарабад (свыше 1 млн. жителей) и Сук-кур. Три области, И округов.

Население — 14 млн.

Промышленность, сосредоточенная главным образом в Карачи, дает половину всей продукции страны. Сельское хозяйство: обрабатывается 13,87 млн. акров, продукция: пшеница, рис, хлопок и сахарный тростник.

В провинции 10 562 школы (начальные, средние и высшие), 77 колледжей и два университета.

СЗПП (Северо-Западная пограничная провинция). Столица — Пешавар. Три области, 9 округов.

Население — 10,5 млн., из них 9 млн. сельское.

Промышленность дает 4,5 процента продукции страны. Обрабатываемые площади — 3,3 млн. акров. С них получают пшеницу, хлопок, сахарный тростник. В провинции один университет, 2906 школ, 26 колледжей.

Белуджистан. Столица — Кветта. Две области, 10 округов. Население — 2,5 млн., из них 2 млн. — сельское.

Промышленность дает всего 0,5 процента продукции. Обрабатывается 4,53 млн. акров, с которых получают пшеницу и рис. В провинции 1358 школ и 6 колледжей. Первый университет в Белуджистане был открыт только в 1970 г.

Таковы самые общие данные, которые показывают крайне неравномерное развитие провинций. Однако ликвидация единой, провинции Западный Пакистан открывала в перспективе определенные возможности для национального развития панджабцев, синдхов, пуштунов и белуджей — четырех основных народностей Пакистана, имеющих свою историю, литературу, культурные традиции.

Пакистан вступил в новый период своей истории.