Семидесятый меридиан

МЕЖДУ ПУСТЫНЕЙ И ОКЕАНОМ

Такой короткий диалог на одном из приемов запомнился мне надолго, хотя я не мог согласиться с предпринимателем. За окнами отеля, где проходил прием, приглушенно гудел огромный город, раскинувшийся между пустыней и океаном, гигантский человеческий муравейник, занявший площадь в 160 квадратных миль.

Это не многоэтажный, а скорее многослойный город. Полюсы его богатства и нищеты разделены морем лавочек, полукустарных мастерских, маленьких ресторанчиков, контор и других обителей мелкого бизнеса. Есть в этом море и острова индустриальных районов, где полюсы сближаются и современные фабричные корпуса прямо соседствуют с лабиринтами убогих хижин.

На 20-километровом пути от воздушных до морских ворот города робкая вначале световая реклама взрывается фейерверком на центральных улицах. Там есть даже тротуары. Большинство улиц, а тем более переулков, обходится без такой роскоши.

Одна из реклам на Виктория-роуд символична. В неоновую копилку на крыше одна за другой падают рупии. Это означает, что автомобиль миновал границу царства большого бизнеса. По одну его сторону — банки, корпорации, страховые компании, по другую — тенистые парки, защищенные каменными заборами и табличками «частная собственность». Затем — огромное пространство на подступах к порту занято пакгаузами. А дальше улицы снова погружаются во мрак, в который настороженно всматриваются полусонные огоньки домиков, где ютится трудовой люд.

Темпы роста Карачи поистине фантастичны. В 1940 г. небольшой портовый город размещался на площади в 3 квадратные мили и насчитывал 300 тыс. жителей. Он состоял из просторного кантонмента — типичного колониального военного поселения и по-восточному скученного «старого города».

К 1970 г. население одного из крупнейших городов Азии превысило 4 млн. Несмотря на то что в 1960 г. Карачи перестал быть столицей государства, он остался центром экономики, промышленности и финансов.

После освобождения страны от британского владычества сюда хлынул поток переселенцев-мусульман («мухаджиров») со всего субконтинента. Среди них были и богатые люди. Им-то и подготовили благодатную почву группа ловких предпринимателей, основавших в 1948 г. район СИТЕ.

Индустриально-торговое объединение Синда по дешевке купило 4 тыс. акров пустынной земли. На ней были проложены необходимые коммуникации, а когда площадка для промышленного строительства была готова, bi ход пошла реклама.

«Арендуйте участки и возводите фабрики! Вода, электроэнергия, цемент и другие строительные материалы — к вашим услугам! Это лучший способ вложить свободные капиталы!»

Вскоре подобные территории возникли и в других местах каменистой пустыни, окружающей Карачи, — Ландхи, Коранги, Лиакатабад, Назимабад. Сначала они были разделены значительным расстоянием, но шли годы, и разлившийся город затопил остальное пространство, соединив «острова» прямыми улицами, кривыми переулками или ровными рядами коттеджей, которые взвились белой пеной на гребнях мутного глинобитного моря.

Карачи не только самый крупный, по и самый богатый город страны. В нем сконцентрировано больше половины промышленности Пакистана, трудится 40 процентов рабочего класса. Однако Карачи не выставляет напоказ свои богатства. Они скрыты за стальными стенами сейфов, куда по вечерам утомленные клерки укладывают пачки акций, ценных бумаг, миллионы молниеносно пересчитанных рупий.

В тот же час предприниматели надевают безупречные сорочки, вечерние костюмы и их личные машины скользят к отелям, где деловая жизнь будет продолжена под аккомпанемент звенящего льда в бокалах и под защитой прохладных струй кондиционированного воздуха.

Отели с полным правом можно назвать центрами социальной жизни высших слоев пакистанского общества. Здесь проходят дипломатические и деловые приемы, пресс-конференции, доверительные беседы, торговые переговоры, заседания различных правлений и комитетов и, наконец, интимные свидания. Наутро многие из вечерних встреч находят отражение в прессе. Например:

…Состоялось 18-е годовое заседание процветающей текстильной фирмы «Дауд Коттон Миллз». Председатель (читай: владелец) Ахмад Дауд доложил о состоянии дел. За год держатели акций получили 60 млн. рупий дивидендов, уплачено 26,5 млн. рупий государственных и других налогов, а 11,5 млн. составила плата рабочим и служащим.

Вечером — развлечения. В городе нет ни одного постоянного театра. В отелях и ночных клубах предлагаются программы варьете с участием заезжих эстрадных звезд. Иногда представления сдабриваются стриптизом. На сцене профессионально раздеваются молоденькие гастролерши из ночных заведений Америки, Африки и Европы.

Чиновники и служащие рангом пониже, владельцы лавок и магазинчиков, молодые люди, раздобывшие деньжонки, рассматривают рекламу, выбирая, в какой из 30 с лишним кинотеатров лучше пойти. Создается впечатление, что рекламные страницы газет сделаны в арсеналах и на полигонах: автоматы, пистолеты любых калибров, бомбы, взрывы. Это — продукция Голливуда. В том же жестоком мире обитают полуобнаженные кинозвезды европейских студий. А рядом с ними — смуглые красавицы, украшенные гирляндами цветов, сверкающими браслетами и скромно опустившие ресницы. Они — героини неизменно сентиментальных пакистанских фильмов.

Цена билета в кино зачастую превышает дневной заработок рабочего. Поэтому людям, создающим день за днем ценности, не до развлечений. Растекается по рабочим окраинам к домашним очагам огромная пестрая толпа, задерживаясь у открытых допоздна лавочек, обмениваясь новостями. Это докеры и текстильщики, погонщики верблюдов и заклинатели змей, водители миниатюрных рикша-тэкси и мелкие «тележечные» торговцы. Интересы у них, быть может, и разные, а забота одна: как свести концы с концами. И счет они ведут не на рупии, а на пайса.

Муниципалитет Карачи объявил о продаже здания, в котором до недавнего времени располагался национальный музей.

Ночью на городских магистралях властвуют тяжелые, ярко раскрашенные грузовики: они мчатся посередине улицы с полным светом, пугая запоздалых путников и не давая уснуть тем, для кого квартирой служит пыльная полоска придорожного сквера.

История не оставила в архитектуре Карачи неповторимых памятников. Быть может, поэтому к ней относятся с некоторым небрежением. Отдельные кварталы напоминают рыбацкую деревушку, положившую начало городу. Память о времени, когда Карачи был небольшим городом-портом, — несколько десятков массивных зданий, построенных в британском колониальном стиле. Среди них — муниципалитет, главный рынок, таможня, церкви. Изящное здание, где до недавних пор размещался национальный музей, местная пресса именует псевдоготическим, а бывший дворец махараджей Мохатта характеризуется смешением стилей эпохи Моголов и барокко. Большинство же строений торговой и административной части города маловыразительны.

Новая тенденция — высотные здания из стекла и бетона с солнцезащитными решетками, напоминающие айсберги. Закончено строительство 24-этажного небоскреба цилиндрической формы, где разместилось правление крупнейшего из частных банков страны — Хабиб-банка[1]. Высотных зданий отелей, банков и корпораций — десятки. Но не они, на мой взгляд, определяют архитектурный стиль Карачи. Целые районы, разделяющие деловой центр и промышленные окраины, застроены небольшими виллами. Проезжая по ним, можно без конца поражаться изобретательности архитекторов и мастерству строителей. Железобетон в их руках с каждым годом становится легче, конструкции изящнее и рациональнее, а облик ни одного из бунгало не копирует соседнего. Сначала меня ввели в заблуждение, объяснив, что каждый из особняков отличается от другого потому, что существует якобы соответствующее управление, которое строго следит за этим. Оказалось, что каждый строит дом как бог на душу положит, ограничена в ряде районов только этажность. Поистине сколько людей, столько и вкусов.

Все эти одно- или двухэтажные домики построены состоятельными людьми: крупными чиновниками, бывшими помещиками, продавшими землю и переселившимися сюда, отставными военными и, конечно, преуспевающими коммерсантами. Строительство считается выгодным вложением капитала, учитывая быстрый рост стоимости земли. Часто дома сдаются в аренду и приносят владельцам солидный доход, особенно те, над которыми развеваются флаги дипломатических миссий или укреплены вывески филиалов зарубежных фирм.

Когда я приехал в Карачи, огромного района «Федерал-Б» попросту не существовало. Он вырос как на дрожжах в связи со строительством новой автомагистрали, ведущей в Хайдарабад, и через три года насчитывал свыше 400 тыс. жителей. Однажды, остановившись здесь из-за скопления народа, я стал свидетелем аукциона. Продавалась земля под строительство торгового центра, состоящего из 124 маленьких лавочек и мастерских. Участки не превышали 100 квадратных ярдов. Первоначальная цена была объявлена заранее: 20 рупий за ярд. Страсти еще не накалились, и торг продолжался, но стоимость квадратного ярда уже возросла вдвое.

Строятся здесь и кварталы многоквартирных рабочих домов. В мою бытность их было пять. Они построены в разных частях города муниципалитетом, крупнейшими компаниями и фирмами и, понятно, остаются их собственностью. Любая семья, получая квартиру, ставит себя в полную зависимость от фирмы. Поэтому люди но очень любят обосновываться в новых кварталах, предпочитая собственные лачуги. Когда в Карачи переселилось несколько десятков семей из горных районов, им потребовался всего один каменистый холм, чтобы выстроить на его склонах точную копию родного аула.

Природа в этом краю очень скудная. Островки зелени и подстриженные газоны создаются огромным трудом и требуют постоянного ухода. И все же на тысячах участков они тщательно поддерживаются. Узкие переулки этих районов освещаются главным образом светом фар. Только в дни свадеб или других семейных торжеств то один, то другой коттедж выхватываются из тьмы, вспыхивая цветными огнями иллюминации.

Пакистанцы — прирожденные декораторы. Стоит обратиться к одной из таких фирм, и за несколько часов любой дом превратится в сказочный замок. Гирлянды разноцветных лампочек подчеркнут, а если нужно, «исправят» его силуэт, деревья будут подсвечены снизу небольшими прожекторами, а если они в эту пору не цветут, то на их ветвях мгновенно созревают дивные «электрические плоды». В случае нужды на ближайшей свободной площадке, а то и прямо на проезжей части улицы мгновенно возникнет гигантский шатер из грубой ткани ярких ковровых расцветок. Внутри шатров накрываются столы или расставляются ряды скамеек.

Случаются порой и казусы. Как-то неподалеку от моего обиталища в таком шатре поднялась всеобщая драка. Один из гостей шлепнул чужого ребенка. Это вызвало протест родителей. Потасовка продолжалась до тех пор, пока не упал шатер, подняв тучу пыли и заставив враждующих поодиночке искать выхода.

Бурный рост города широко раздвинул его границы. Растянутость коммуникаций вызывает время от времени трудности в снабжении водой, все острее стоит проблема городского транспорта. На моей памяти произошла авария: лопнула 84-дюймовая труба главного водопровода, по которой вода поступала из озера, находящегося в 60 км от города. Это стало бедствием. Без воды осталось огромное население, домашний скот, нечем было наполнить радиаторы автомашин. Остановились многие предприятия, а 24 судна простаивали в порту в ожидании бункеровки.

Пока инженеры и рабочие ремонтировали трубу, вода стала источником бизнеса: ее брали из всех окрестных водоемов и продавали за половину стоимости бензина.

«Карачи — город, разрушающий себя!» — провозглашает время от времени пресса. Редакционные статьи о проблемах Карачи не сходят с первых газетных страниц. Однако «домостроительные общества» процветают, застраиваются новые и новые площади. Трудно предсказать, в каком направлении будет развиваться Карачи, но именно сейчас районы коттеджей определяют его архитектурное и социальное лицо.

Оформляется и мемориальный центр. На просторной площади закончено сооружение монументального мавзолея Мухаммада Али Джинны — основателя пакистанского государства.

Расширяется промышленность города. В последние годы в районе Коранги построены крупный машиностроительный завод, фабрика по изготовлению высших сортов бумаги, сооруженная при участии Ирана и Турции, предприятия по сборке тракторов и грузовых автомобилей и др.

Карачи просыпается рано. Пешком, на велосипедах, в переполненных автобусах, в древних трамвайчиках с дизельными двигателями, со станций окружной железной дороги стекаются в фабричные районы людские ручейки, разрастаясь волнами у ворот с надписями «Адамджи», «Валика» или «ДСМ» («Дауд Коттон Миллз»).

На рассвете начинают действовать оптовые рынки, из типографий выезжают разносчики утренних газет, приходят в движение стрелы кранов в порту. Затем открываются булочные и молочные, базары, занимающие целые кварталы, вывозятся тележки с овощами и фруктами. Вскоре поднимутся металлические жалюзи солидных магазинов, и тогда в городе можно купить все — от автомобиля новейшей марки до жареной кукурузы.

Мне всегда было особенно интересно побродить по городу, смешавшись с толпой, слушать незнакомую речь и наблюдать за течением людского водоворота. В старых районах все выглядит особенно неожиданно. Вот целый ряд лавок-мастерских, использующих исключительно отходы. Из старых консервных банок здесь делают ведерки, воронки, бидончики, терки. Отслужившие свое время автопокрышки превращаются в подошвы для сандалий. Неподалеку свалена гора металлического лома. Старик с окрашенной хной рыжей бородой (он вдовец) внимательно осматривает каждый предмет и, решив, как можно его утилизировать, раскладывает по кучкам. Всему можно дать вторую жизнь!

Целый квартал занимают магазинчики запасных частей к автомобилям. Практически здесь можно отыскать любую деталь к любой модели. Украшением и рекламой магазинчиков служат гирлянды фар и стоп-сигналов.

У самого центра — в лабиринтах Бохри-базара — вы невольно задержитесь у лавок вышивальщиков. Затейливые узоры будущих сари золотой и серебряной нитью вышивают мужчины. На любопытных они не обращают ни малейшего внимания. Каждый сидит на корточках, склонив голову. Неустанно порхает блестящая нить, оставляя тонкие штрихи узора на шелковой ткани.

По соседству — царство роскошных иссиня-черных кос и шиньонов из натуральных волос — источник дополнительного дохода для многодетных семей. У ребятишек волосы растут быстро. К свадьбе будут новые косы.

Порой среди толпы можно встретить человека, прикрытого лишь густой бородой и нечесаной шевелюрой. Это — садху — профессиональные нищие. Прохожие не удостаивают их особым вниманием, разве что равнодушно окинут взглядом. Однажды я заскрипел от досады зубами из-за того, что не захватил фотокамеры. На людном перекрестке Бандер-роуд встретились случайно садху и типичный европейский хиппи с льняной шевелюрой, по всей вероятности скандинав. Оба разглядывали друг друга с крайним удивлением и несколько осуждающе.

Каждое утро, по подсчетам журнала «Геральд», на улицы Карачи выходит от 15 тыс. до 20 тыс. нищих. В дни религиозных праздников эта армия возрастает еще на 50 тыс. И все же в Карачи от голода не погибают. Каждый из нищей братии может умереть от болезней, особенно эпидемических, но пару лепешек, горсть риса и какое-то количество овощей он получит от немногим более обеспеченных сограждан даже в самый неудачный день. Обычай давать милостыню глубоко традиционен. Один из журналистов «Геральда», проводивший социологическое обследование нищих Карачи, немало удивился тому обстоятельству, что, несмотря на ужасный образ жизни, из 50 опрошенных им нищих только трое изъявили желание сменить по возможности свою малопочтенную «профессию». За этим кроются более глубокие социальные причины, и мы еще будем иметь повод к ним вернуться.

Ранним утром на улицы города выплескивается разноликий и разноскоростной поток транспорта. В Карачи никому в голову не придет перевозить мебель на грузовике. Для этого существуют ослики. А верблюд медленно, но без всяких происшествий дотянет куда нужно целую платформу самого «деликатного» груза, например стеклянных изделий. Воспользоваться двухместным такси-мотороллером дешевле, чем такси-автомобилем. Все это вливается в русло улиц, на которых и так тесно от вполне современных видов транспорта.

Не менее колоритна и толпа, заполнившая оживленные районы. Пожилой человек в крестьянской одежде остановился на углу, где за низкими столиками с пишущими машинками расположилось несколько «юрисконсультов». Старик неграмотен, а ему нужно написать прошение. Договорившись о размере вознаграждения, он присаживается рядом и, волнуясь, излагает суть дела. Стрекочет машинка, и через полчаса старик прячет выправленную бумагу за пазуху и отправляется по указанному адресу.

По соседству в лавке ювелира удобно расположилась полная молодая женщина в богатом сари. Хозяин, непрерывно жующий листья бетеля, которые он предварительно начиняет орешками арековой пальмы, добавляя немного гашеной извести, открывает перед ней футляры с кольцами и самоцветами. А совсем рядом, в другой лавочке, две девушки, присев на корточки, выбирают стеклянные браслеты и другие копеечные безделушки, похожие на елочные блестки. Каждой хочется быть красивой в пределах возможного.

Круглый год в Карачи или ослепительное солнце, или влажная туманная дымка, мгла без дождей. Жаркое дыхание пустыни прогоняет тучи, не позволяя уронить на землю ни капли влаги. Настоящие дожди идут в Карачи один раз в два-три года, зато подолгу. Когда прорывается наконец небесная плотина, улицы превращаются в реки: город не имеет ни дренажной системы, ни ливневой канализации. Протекают крыши. Часто выключается свет, а это значит, что перестают работать кондиционеры и холодильники. Всякая живность, которая обычно гнездится под открытым небом, устремляется в дома, причиняя их обитателям множество неприятностей. Так случилось в 1970 г., когда ливни продолжались без малого два месяца. Десятки тысяч людей, слепивших свои хижины в низинах и руслах высохших рек, остались без крова, а многие — без имущества. Все и вся смыли грязные потоки. Как следствие в такие периоды вспыхивают эпидемии желудочных и простудных заболеваний, включая холеру. В десятки раз увеличивается опасность столкновений на дорогах: здешние водители не привыкли к мокрым мостовым.

Осень на берегах Аравийского моря не навевает грусти. Здесь нет ни золотых листьев, ни седого инея, ни притихших прудов. Наоборот, приход осени обещает короткий период относительной прохлады. Скоро газеты запестрят заголовками вроде: «Зима — лучшее время для выращивания овощей». А пока термометр показывает 36 градусов днем и 28 — ночью. Ветер гонит из пустыни Синд песчаные волны. Корабли, пришедшие па рейд, не видят города. Он укрыт плотной пыльной завесой.

Узкая коса, саблей протянувшаяся на несколько миль от прибрежных скал, застроена пляжными домиками. Это тоже частная собственность, как, впрочем, и дорога, ведущая от города к пляжам. За проезд вы платите у шлагбаума две рупии. Я припоминаю, какой бурный протест вызвало это обстоятельство у моей жены: «Не жалко две рупии, но как это — частная дорога? Решительно не понимаю и не согласна!»

За городом происходит немало удивительных и таинственных событий. Ночами на пляжах вспыхивают фонарики светлячков. Наступает период, когда в полнолуние на прибрежный песок выползают гигантские морские черепахи, чтобы дать жизнь следующему поколению. Говорят, что приплывают они сюда даже от Мадагаскара. «Помудрив», т. е. выкопав сначала ложную, а лишь затем настоящую яму, измученные животные выбрасывают в нее до 200 яиц. Они до удивления похожи на мячики для настольного тенниса, вышедшие из игры; на каждом — небольшая вмятина. Почти лишенные сил и способности к сопротивлению, испуганно глядя на свет фонарей, ползут черепахи к спасительному океану даже в том случае, если на панцирь взгромождаются два взрослых жестоких бездельника. Песчаные гнезда будут раскапывать бродячие псы. Разорить их помогут и люди. Когда из яиц вылупятся маленькие черепашки и, руководимые инстинктом, кинутся к морю, многих из них склюют коршуны. Если вы рискнете купить у мальчишки дюжину белых шариков и выльете их на раскаленную сковороду, получится яичница с привычным на вкус, хотя и несколько крупитчатым, желтком и прозрачным пузыристым белком.

В другом направлении от города, в селении Манго-пир (в переводе «святой по имени Манго», когда-то захороненный здесь), еще одна диковина — «пастбище крокодилов». Вообще-то крокодилы не водятся в этом краю. Они были завезены невесть откуда несколько сот лет назад и не только нашли благодатные условия, но даже стали предметом поклонения и объявлены священными животными.

Когда впервые в двух шагах я увидел серых чудовищ, копошащихся или дремлющих в изумрудно-зеленой луже, мне, признаться, стало не по себе. Но вот к ним спокойно спустились два человека с шестами. «Крокодайлмены» дразнили хищников, запуская им палки под брюхо. В ответ раздавался омерзительный рев, из воды высовывалась зубастая пасть, а затем хвост сильно бил по воде.

Питомник «священных» крокодилов существовал многие годы, точнее — века. Известно по крайней мере, что для достижения шестиметровой длины крокодилу необходимо 100 лет. Здесь они ежедневно получали обильную пищу, а потому окончательно обленились. Надо сказать, что культ крокодилов не имеет под собой никакой религиозной почвы. Это просто привычка многих поколений, небольшой, но верный источник дохода и даже повод для развлечений. Ежегодно в честь крокодилов устраивались фестивали. Вот как описывался один из них еженедельником «Уикли»: «Надев традиционные цветные одеяния, синдхи празднуют Шиди-Мела — фестиваль в честь крокодилов Мангопира. Группы мужчин, женщин и детей стекаются к месту поклонения, танцуют, ударяя в барабаны, трубя в горны и распевая гимны, красочно описывающие крокодилов'. Их сравнивают с цветами, кормят сладостями и мясом коз, пожертвованных для этого случая. Дикие кустарники, окружившие пруд, зеленая вода, оставшаяся от теплых весенних ливней, и крокодилы, лежащие в пруду, усиливают экзотику примитивных танцев и музыки».

Сейчас об этом можно писать, к сожалению, только в прошедшем времени. При первом посещении я с восторгом фотографировал крокодилье стадо, затем еще несколько раз приезжал в Мангопир, чтобы показать удивительное место гостям, прилетевшим в Карачи. И вот в начале 1972 г. появилось сообщение, что из 18 крокодилов осталось только три. Остальные в течение полугода один за другим погибли от обжорства. Оставшимся в живых угрожает та же участь, если не посадить их на голодную диету. Снимки, сделанные мной когда-то, скоро будут чуть ли не уникальными.

Порой на пригородных дорогах вспыхивают ослепительные фары и звучат сирены. Погоня. Специальная полиция преследует контрабандистов. Из бесчисленного калейдоскопа хочется привести пока два-три наиболее характерных, типичных случая. Другие еще промелькнут на страницах этой книги.

…Полицейские и таможенники захватили груз, оцененный в три миллиона рупий. Преступники пытались незаконно вывезти из страны около 6 т серебра. Они успели скрыться, а задержанный шофер грузовика смог показать только дом в пригороде Карачи, где был погружен «товар». Выяснилось, что дом уже несколько лет необитаем.

Через два года на пустынном морском берегу залива Сонмиани произошло настоящее сражение таможенной полиции с контрабандистами. После получасовой перестрелки нарушители закона скрылись в пустыне. Когда рассвело, таможенники собрали разбежавшийся «серебряный» караван из 45 верблюдов. Из вьюков и футляров для ружей было извлечено более 0,5 т серебра.

Погоня за контрабандистами — одна из излюбленных тем вечерних газет наряду с похищением детей, женщин, самолетов, драгоценностей, убийствами, грабежами и уличными катастрофами. Кажется, ни одна из трех карачинских «вечерок» не считает возможным выйти в свет без такого рода материалов. Газетки старательно собирают накипь, которая образуется в бурлящем котле большого города. Порой они позволяют себе «продлить удовольствие», смакуя из номера в номер на протяжении полугода историю сомнительного сексуального преступления.

…На одной из самых оживленных улиц остановлен элегантный светлый «мерседес» с дипломатическим номером. Чтобы пойти на риск досмотра машины, уголовная полиция должна была располагать неопровержимыми уликами. Из автомобиля извлекли некоего М. Куреши — пакистанца, бывшего сотрудника тайской миссии в Карачи, а вместе с ним тысячи поддельных тревеллс-чеков Британо-Американского и Цюрихского банков, множество фальшивых бланков дипломов об окончании различных иностранных колледжей и университетов.

Фальсификатор, как указывала газета «Доон», имел самые широкие связи, а его темным махинациям потворствовал дипломат, «имя которого не может быть раскрыто в интересах расследования». Полиция информировала «Интерпол» о своих подозрениях, что Куреши — участник международной банды фальшивомонетчиков и контрабандистов.

Дальнейшее расследование осталось тайной. Местные газеты частенько прибегают и к такому приему: сообщают о сегодняшней сенсации, а затем оставляют читателя в полном неведении относительно исхода того или иного события.

…В городе проведена крупная полицейская операция. За неделю арестовано 350 антисоциальных элементов. Подавляющее большинство из них — владельцы и посетители игорных домов, затем идут торговцы наркотиками, взломщики и воры. «Один из боссов преступного мира, — писала при этом «Дейли ньюс», — нагло предложил шефу полиции платить две тысячи рупий в день, если его оставят в покое».

Героизм и бескорыстие полицейских и таможенных патрулей также одна из постоянных тем. Иногда держат несколько дней у подозрительного дома «нищего», в лохмотьях которого спрятан портативный радиопередатчик. Это позволяет захватить шайку с поличным. Таможенники в аэропорту вылавливают наркотики. Особенно часто ловят за руку предприимчивых американцев. Мне запомнился случай, когда в течение нескольких дней были задержаны с грузами гашиша сперва профессор философии Мичиганского университета Ричард Джеймс, а затем — четверо студентов, везших в Рим 20 с лишним килограммов марихуаны.

Некоторые туристы используют для переправки наркотиков способ «двойного дна». Всего за неделю из посылок, адресованных из пакистанских городов в Гамбург, Биарриц, Кардифф, Лос-Анджелес и даже новозеландский Крайстчерч, было извлечено 10 кг наркотического зелья. Гашишем были начинены деревянные статуэтки, подушки, консервные банки или настоящее двойное дно в самих посылках. Отправлялись они с фиктивными обратными адресами, поэтому дело ограничилось обычной в таких случаях конфискацией. «Если же удается переслать гашиш в США или Европу, — писала одна из газет, — прибыль становится фантастической». Поэтому недостатка в любителях «двойного дна» не наблюдается, и подпольный бизнес процветает.

Что же касается употребления наркотиков самими пакистанцами, то один из скверов в самом центре города иронически называют «садом Эдема». Марихуана — главный плод этого «райского сада». В любое время суток наркоманы могут купить шарик, которого достаточно для начинки двух сигарет. За день в Карачи расходуется 500 фунтов наркотиков. Цепа на зелье возрастает со сменой каждого перекупщика. В местах курения она в 10 раз превышает первоначальную. По свидетельству прессы, в городе три тысячи пунктов, где нелегально продают наркотики.

Таков самый лаконичный абрис Карачи. На страницах этой книги нам еще много раз придется встретиться с этим городом, ибо в нем отражены все проблемы, волнующие страну, а часто он становился эпицентром важнейших событий.

«Если капитанский мостик корабля, названного Пакистаном, находится на севере, в Исламабаде, — сказал мне бизнесмен в продолжение диалога, с которого начат этот очерк, — то здесь, в Карачи, мы стоим у двигателей, приводящих в движение весь корабль».