Сказки цыган СССР

Предисловие

Книга «Сказки цыган СССР» является нашей второй публикацией цыганского фольклора. Первая – сборник «Сказки и песни, рожденные в дороге»{1} – была посвящена фольклору так называемых севернорусских, или русских, цыган.

В настоящей книге мы представили повествовательный фольклор нескольких цыганских этногрупп, которые проживают на территории СССР.

Для того чтобы дать читателю картину распространения в Советском Союзе цыганского населения, воспользуемся данными советского цыганолога Л И Черенкова{2}, который выделяет восемь основных этнографических подразделений цыган СССР:

1) балтийская группа, куда входят севернорусские цыгане, белорусско-литовские цыгане, латышские цыгане, в том числе те, что живут последние пятьдесят лет в Эстонии;

2) германская группа, представленная в СССР несколькими семьями немецких цыган синти;

3) украинская группа, представленная в СССР левобережными украинскими цыганами сэрвами и правобережными украинскими цыганами влахами;

4) балканская группа, представленная цыганами урсарами и крымскими цыганами;

5) влашская группа (на наш взгляд, не совсем удачное название), представленная так называемыми молдавскими цыганами, северно-румынскими цыганами, кэлдэрарами и цыганами венгерского этнического ареала, наиболее представительной группой, среди которых являются ловары;

6) карпатская группа;

7) среднеазиатские цыгане люли;

8) армянские цыгане бота.

Эта классификация дает довольно укрупненное деление цыган. Существует и более детальное деление каждой из указанных этнографических групп Так, внутри многих из них, помимо всего прочего, можно наблюдать ярко выраженное патрилинейное деление, например у кэлдэраров, образовавших несколько десятков родовых групп, каждая из которых некогда имела единого прародителя.

Открывает книгу подборка сказок русских цыган. В период после выхода в свет книги «Сказки и песни, рожденные в дороге» в нашей коллекции появились новые образцы фольклора. Прежде всего скажем, что мы получили в распоряжение уникальный архив цыганского почта и просветителя Николая Александровича Панкова, любезно предоставленный нам для работы его дочерью Л. Н. Панковой. В архиве было немало интересных фольклорных произведений, записанных II. Л. Панковым около пятидесяти лет назад. И мы сочли своим долгом включить эти произведения в данную книгу. Кроме того, в подборку сказок русских цыган мы добавили целый ряд произведений, записанных нами от цыган Сибири, которые в предыдущем издании были представлены недостаточно широко. Фольклор сибирских цыган мало чем отличается от устного народного творчества русских цыган. проживающих в других регионах нашей страны. И это неудивительно, поскольку речь идет о русских цыганах, попавших в Сибирь не по своей воле.

Начиная с 1986 г. мы направили свои усилия на собирание фольклора цыган-кэлдэраров. Хотим сказать, что наша работа в этой области велась не на пустом месте Здесь мы хотели бы особо отметить плодотворную работу цыганской семьи Деметеров, выпустивших в свет книгу «Образцы фольклора цыган-кэлдэрарей»{3}. В ней впервые в Советском Союзе были широко представлены прекрасные, на наш взгляд, кэлдэрарские баллады. В то же время подборка сказок, опубликованных в этой книге, показалась нам значительно менее яркой, чем подборка песен. Это послужило одной из главных побудительных причин, заставивших нас предпринять ряд целенаправленных фольклорных экспедиций в поисках сказок цыган кэлдэрарской группы. Учитывая многочисленность и патрилинейную раздробленность этой группы на территории СССР, мы ограничились при этом записями фольклора цыган из рода мигэешти. Подробнее об этой группе мы скажем ниже. Основными объектами наших экспедиций были цыганский табор, проживающий в Ленинградской области, возле станции Пери, цыганский табор, проживающий возле села Карловка Николаевской области, и городские цыгане-кэлдэрары рода мигэешти, жители Москвы.

Последней крупной подборкой, представленной нами в этой книге, стали сказки цыган венгерского этнического ареала, среди которых наибольшее место занимают ловарские сказки. К сожалению, мы сами пока что не успели в достаточном объеме провести запись сказок ловарских цыган, проживающих на территории СССР. Не можем также не выразить сожаление по поводу того, что не предоставил нам своей коллекции известный в СССР собиратель цыганского фольклора В. И. Санаров. Поэтому здесь будет опубликована лишь одна сказка, записанная им от ловарской цыганки. Основной же корпус сказок цыган венгерского этнического ареала, представленных в данной книге, взят нами из труда нашего коллеги и друга, венгерского ученого-цыганолога доктора Йожефа Векерди, любезно предоставившего свою работу для перевода на русский язык{4}. Учитывая то обстоятельство, что сказки, опубликованные П. Векерди, записаны в Венгрии, мы поместили их в конце нашего сборника, как бы в приложении.

Сказки цыган, проживающих в Прибалтике, представлены в данном томе в основном произведениями, записанными эстонским ученым академиком П. Аристэ. К сожалению, оригиналы этих сказок нам получить не удалось, поэтому мы воспользовались их немецкими переводами, опубликованными в четырехтомной антологии X. Моде и М. Хюбшманновой{5}.

В эту книгу мы включили также небольшую подборку сказок цыган-урсаров, записанных цыганологом и писателем Г. Кантя.

Учитывая то, что Г. Кантя в настоящее время заканчивает работу над сборником урсарских сказок, мы ограничились здесь публикацией тех произведений, которые фольклорист предоставил для упомянутого немецкого четырехтомника. Правда, заранее оговариваем это: мы воспользовались не немецким переводом, а цыганским оригиналом Г. Кантя

Здесь представлены несколько сказок цыган-ричаров, относящихся к молдавской (по классификации Л. П. Черенкова – влашской) группе. В основном это былички. Любопытна история происхождения этой подборки. После выхода в свет книги «Сказки и песни, рожденные в дорого» мы получили много читательских писем, в том числе нам написала семнадцатилетняя цыганка Вера Богданенко, проживавшая на хуторе Данилов Каменского района Ростовской области. Между нами в 1987 г. завязалась оживленная переписка, в результате которой мы получили по почте цыганские сказки ричаров, которые Вера записала от своей бабушки Анастасии Васильевны Стояненко (65 лет).

В данную книгу вошла интересная подборка сказок крымских цыган. Они были записаны советским ученым В. Г. Тороповым. Оригиналы их любезно предоставил нам Л. И. Черепков.

К сожалению, мы не включили в это издание сказки одной из самых многочисленных цыганских групп, проживающих на территории СССР, – сэрвов. В этой группе мы фольклорных записей не проводили. Фольклором этой этногруппы некогда занимался академик А. II. Баранников. Известны многие публикации этого ученого, посвященные фольклору цыган сэрвов. Однако, насколько нам известно, А. П. Баранников публиковал только цыганские песни. Думается, изучение фольклора сэрвов составит отдельную страницу в области цыганской фольклористики.

Следует сказать также, что данная книга отнюдь не исчерпывает того богатого фольклорного наследия, которым обладают цыгане различных этногрупп, представленных здесь; к тому же фольклор многих этногрупп, как видит читатель, вовсе остался «за бортом» данной публикации. Причина здесь одна: широкомасштабная работа по собиранию цыганского фольклора началась только в последнее время. Укажем на таких собирателей, как семья Деметеров, Г. Кантя, В. Торопов, Ю. Махотин и др. О себе скажем, что нам пока удалось сравнительно полно записать фольклор русских цыган и кэлдэраров. Именно по причине нехватки материала нам пришлось обратиться к работе доктора Й. Векерди, чтобы представить сказки венгерских цыган. Думается, что это вполне правомерно, поскольку венгерские цыгане появились на нашей территории сравнительно недавно и сохранили свои фольклорные традиции, как, например, кэлдэрары.

Подборки сказок цыган различных этнографических групп, представленных в книге, неодинаковы по объему. Однако внутри каждой из них материал расположен по жанровому принципу: 1) волшебные сказки; 2) бытовые сказки: 3) былички; 4) сатирические сказки и анекдоты.

Несколько слов необходимо сказать о принципах перевода, которым мы здесь следовали, в связи с общей проблемой перевода фольклорных произведении. Проблема перевода возникает из-за того, что сам фольклор в его живом бытовании и публикации фольклора на страницах книг имеют различное назначение. На наш взгляд, это очевидная истина. Кроме того, сборники фольклора, в зависимости от обстоятельств, требуют той или иной формы перевода, например, публикации, предназначенные для научных исследований, и публикации для широкого круга читателей. В нашей литературе, кроме того, на наш взгляд искусственно, выделяется еще одна группа публикаций – предназначенные для детей. Искусственно потому, что, по нашему убеждению, сказки не должны иметь возрастных ограничений. Думается, что в пределах одной публикации не могут быть решены две взаимоисключающие задачи. Поскольку эта книга предназначена для широкого круга читателей, при работе над ней мы пользовались средствами литературного, художественного перевода. Единственное, пожалуй, чем эта книга несколько отличается от нашей предыдущей публикации, это то, что здесь мы попытались сохранить в повествовании и в диалогах разговорные интонации, а также сберечь некоторые специфически цыганские обороты. Мы преследовали двоякую цель: с одной стороны, представить цыганскую сказку как художественное произведение, а с другой – приблизить ее в переводе к тому естественному звучанию, которое присуще устной речи, сделать книгу, которую можно было бы читать вслух.

Остановимся подробно на самом фольклорном материале, расскажем о тех людях, которые в той или иной форме предоставили его нам.

Как мы уже говорили, сказки русских цыган взяты нами из архива Н. А. Панкова, а также записаны нами от сибирских цыган.

Необходимо рассказать о судьбе цыганского писателя и просветителя Николая Александровича Панкова (1895-1959). Он происходил из известной в прошлом артистической цыганской династии Панковых-Масальских, представители которой блистали в цыганских хорах Петербурга и Москвы в XIX – начале XX в. Русской общественности прошлого века были хорошо известны имена многих талантливых певцов, танцоров и музыкантов из этого рода, таких, как Ольга Петровна Панкова – прославленная «Лёдка», Устя и Палаша Масальские, Александр Александрович Панков, Валентина Панкова и многие другие. П. А. Панков находился в троюродном родстве с Марианной Сольской, женой Льва Львовича Толстого, сына великого писателя.

Сам же Николай Александрович Панков не был ни хоровым дирижером, как многие из этого рода, ни музыкантом, ни певцом С первых же дней Советской власти он принимает участие в деле культурного возрождения цыганского парода. Совместно с профессором М. В. Сергиевским и при участии Н. Дударовой и Т. Вентцель Н. Панков работает над созданием цыганской письменности. 10 мая 1927 г. в своем письме Всероссийскому союзу цыган за № 63807 нарком просвещения А. В. Луначарский утвердил и рекомендовал для внедрения в обиход цыганский алфавит. Оригинал письма А. В. Луначарского был обнаружен нами в архиве П. А. Панкова.

В дальнейшем Н. А. Панков принимает активное участие в редактировании и издании цыганско-русского словаря, занимается переводом на цыганский язык произведений классиков русской и мировой литературы, а после возникновения РАППа становится активным членом писательской организации. Когда же в Москве был открыт первый в мире цыганский педагогический техникум, Н. А. Панков стал в нем преподавать.

К сожалению, к концу 30-х годов резко изменилась национальная политика, что впрямую коснулось и цыган. Была прекращена издательская деятельность на цыганском языке, закрыты цыганские школы и техникум, ликвидирован Всероссийский союз цыган. На нет было сведено цыганское просветительское движение. Нереализованными остались многие творческие и жизненные планы П. А. Панкова.

Не обошел Н. А Панков своим вниманием и цыганский фольклор. Из подборки сказок, собранных им, необходимо особо выделить сказку «Руженька» (№ 1). Уже хотя бы потому, что это – первая известная нам запись сказки на данный сюжет. Запись датируется 1928 г. Более чем полвека пролежала она в архиве Н. А. Панкова, прежде чем попасть на страницы этой книги. Определенный интерес представляет также сказка «Счастливый Петька» (№ 10). Эта бытовая сказка в различных вариантах в дальнейшем встречалась и нам во время полевых записей. Она является отдаленным аналогом сказки «Цыган Запыла» из книги «Сказки и песни, рожденные в дороге». Интересны и цыганские притчи, собранные Н. А. Панковым.

В подборке сказок русских цыган читатель найдет три произведения, записанные нами от московского цыгана А. В. Иванова, в исполнении которого мы уже записывали цыганский фольклор (см. сказку «О Вайде и Руже» в книге «Сказки и песни, рожденные в дороге», с. 73).

Две сказки записаны нами от Хыбы Граховской на станции Тосно в Ленинградской области. Мы хотим особо обратить внимание читателей на сказку «Вампиры» (№ 5). Мотив преследования девушки мертвым женихом достаточно распространен в цыганском фольклоре, причем бытует он не только в среде русских цыган, но и у многих других, в частности у венгерских (см. здесь сказку «Жених-мертвец», № 113). Кроме того, внимательный читатель сразу заметит явную аналогию сказки «Вампиры» со сказкой «Разорванное ожерелье» («Сказки и песни…», с. 141). Вероятно, сегодня речь может идти уже о цикле сказок на этот сюжет. В книге «Сказки и песни…» мы говорили о сходных сюжетах в русском фольклоре. Здесь хотим добавить, что немалый интерес представит для читателей попытка проследить аналогии этого сюжета с некоторыми произведениями В. Жуковского. Так, в его балладе «Людмила» мертвый жених обращается к героине с такими словами:

В подобной же ситуации муж-мертвец из сказки «Разорванное ожерелье» говорит жене так:

В сказке «Жених-мертвец» жених говорит девушке:

Почти дословное сходство удивительно уже хотя бы потому, что ни русским, ни тем более венгерским цыганам (об этом можно говорить с абсолютной уверенностью) произведения В. Жуковского заведомо не были знакомы.

Наибольшее место в подборке сказок русских цыган заняли сказки, записанные нами от Виктора Ездовского, сибирского цыгана, уроженца города Ревды Свердловской области. В книге «Сказки и песни….» нами было опубликовано несколько произведений, записанных от его отца Н. И. Ездовского. Для той же публикации несколько сказок и песен исполнил нам и Виктор Ездовский. К сожалению, в комментарий к книге вкралась ошибка, которую мы, пользуясь случаем, хотим исправить: по не зависящим от нас причинам в качестве их исполнителя был назван Максим Бузылев, что не соответствует действительности.

Впрочем, ошибка эта в известной мере объяснима, поскольку семьи Ездовских и Бузылевых долгое время находились в тесном творческом содружестве, снимаясь вместе в художественных фильмах и работая бок о бок на концертной эстраде. Сейчас Н. И. Ездовский на базе своей семьи создал фольклорный коллектив, музыкальным руководителем и солистом которого является его сын Виктор Ездовский.

Мы недаром остановили внимание читателей на профессиональной деятельности семьи Ездовских. Сколько раз при возникновении тех или иных эстрадных ансамблей последние пытались претендовать на название «фольклорных», но в подавляющем большинстве случаев этого наименования не оправдывали. Такая беда коснулась и цыганских коллективов, хотя и в меньшей мере. Все-таки цыганские артисты оказались более органично связаны с народным творчеством. И хотя фольклор, исполняемый с эстрады, значительно отличается от фольклора, имеющего хождение в быту, тем не менее благодаря творчеству лучших исполнителей удалось и сохранить на эстраде народную манеру пения, и создать своеобразный «фольклорный блок» песен, имеющийся ныне в репертуаре практически любого цыганского эстрадного певца. Остается лишь сожалеть, что он невелик по объему, хотя запас цыганского фольклора поистине грандиозен. Поэтому при возникновении фольклорного цыганского коллектива нас каждый раз волнуют одни и те же вопросы: знают ли исполнители свой фольклор, органична ли их связь с народным творчеством? В случае с коллективом П. И. Ездовского на оба эти вопроса смело можно дать утвердительный ответ.

Собственно говоря, Ездовских выдвинула на эстраду сама народная среда, и высокий творческий уровень каждого исполнителя основывается исключительно на таланте и природных данных. Подобный путь цыган в искусство вовсе не оригинален, скорее даже он характерен и естествен. Вместе с тем в различных городах нашей страны сейчас можно увидеть многочисленные цыганские артистические династии, в которых, особенно в последнее время, можно заметить тяготение не столько к традиционной передаче навыков народного пения, сколько к классической школе вокала. Отнюдь не желая противопоставлять эти два пути в искусстве, скажем, что нам все-таки ближе первый – как более органичный по отношению к предмету исполнения.

Мы порой поражались, как легко и абсолютно безболезненно многие цыганские артисты после нескольких (порой многих) лет работы на эстраде становились жителями табора, цыганского поселка со всеми вытекающими отсюда последствиями. С той же легкостью происходят и обратные процессы Вспоминается эпизод, когда жители Сусанино (под Ленинградом) говорили нам: «Была бы нужда – завтра же собрали бы хоть три цыганских ансамбля». И это были не пустые слова.

Возвратимся же к семье Ездовских. Они – сибирские цыгане. Собственно говори, сибирские цыгане – те же «русские». «Освоение» цыганами Сибири началось, по-видимому, одновременно с появлением севернорусских цыган на территории России, т. е с начала XVIII в. Излюбленные места проживания сибирских цыган – промышленное Зауралье, крупные центры Западной Сибири и южнее – Кузбасс и Кемеровская область Однако живут они и восточнее, вплоть до Дальнего Востока. В суровых условиях Сибири цыгане были вынуждены в своем большинстве придерживаться оседлого образа жизни, хотя многие из них кочевали. Кочевье всегда носило сезонный характер, причем таборы собирались, как правило, небольшие, до десяти цыганских семей. В тяжелые послевоенные годы приходилось кочевать и семье Ездовских, хотя кочевье знакомо только старшему поколению этой семьи. В семье Ездовских прекрасно знают и народные песни, и сказки. Они стали как бы частью их жизни.

Здесь есть смысл несколько остановиться на условиях бытования цыганских сказок. Зная их, можно ощутить самую суть цыганского фольклора, увидеть его стилистические, жанровые особенности, понять причины наличия в нем каких-то излюбленных сюжетов.

Таборная жизнь отнюдь не означает ежедневного и постоянного движения. Кочевой путь предполагает многочисленные остановки, порой довольно продолжительные, особенно если табор специализируется на каком-то ремесленном труде. Разумеется, каждый вечер табор неизменно прекращает движение и останавливается. Традиционно цыгане ложатся спать очень поздно, нередко их посиделки у костра длятся до самого рассвета. Встают же цыгане обычно тоже поздно и начинают свой день не ранее десяти-одиниадцати часов. Во время этих вечерних, переходящих на ночь бдений в центре внимания находятся люди, обладающие даром умелого рассказчика. Сидя у костра и обсуждая прожитый день, цыгане нередко перемежают беседу различными случаями из жизни, в которых легко заметить многочисленные фантастические моменты. Собственно, тут-то и возникает та самая быличка, бывальщина, которая потом при передаче от информатора к информатору обрастает новыми фантастическими подробностями, якобы из собственного опыта рассказчика. Таких звеньев может быть несколько. Происходят как бы два противоположных процесса: с одной стороны, быличка клишируется, сводится к привычным персонажам фольклора, становится проще для понимания, обобщается; с другой – сказка как бы наполняется поэзией: отшлифовывается слово, усложняется сюжет, происходит жанровая конкретизация, выявляется нравственная суть повествования (а иначе быличка теряет драматургический стержень). В цыганской среде фольклор развивается и поныне в отличие от многих других народов.

Немалое место занимает сказка в некоторых цыганских традициях и обрядах, например во время похорон. У русских цыган, придерживающихся православия, отпевание и похороны происходят на третий день после смерти. В течение всего этого времени семья покойного должна находиться при гробе с телом усопшего. В последнюю же ночь, накануне похорон, с покойным прощаются и родственники, и ближайшее окружение. Если женщины при этом находятся непосредственно возле гроба, то мужчины собираются неподалеку и коротают время в бесконечных разговорах, среди которых важное место отводится сказкам и быличкам, занимающим большое место в цыганском фольклоре.

Поскольку в реальность описываемых событий рассказчик былички твердо верит, следовательно, все персонажи быличек, включая и фантастические, обычно имеют знакомый для глаз образ человека, животного или растения, т. е. такой, в который легко поверить. Так, у цыган вэшитко – «лесовой» – старик с седой бородой до пояса, одетый в простую крестьянскую одежду. Домовой – тоже человек. Даже если фантазия делает из него некоего гномика, то все равно черты его человеческие. Спорники, т. е. существа, приносящие удачу, – маленькие дети. Русалка – женщина, причем вовсе не обязательно с рыбьим хвостом, а, как правило, наоборот, передвигается на ногах. Оживающий мертвец – тоже реальный и какой-то очень «домашний» человек. Не знаешь, что это покойник, и никакого страха нет.

Чем особенно привлекательна быличка? Именно в ней читатель может яснее понять атмосферу народной жизни, поскольку здесь присутствует реалистическое описание быта. В основу сюжета большинства быличек ставится некое жизненное подтверждение какого-либо нравственного закона, какого-либо поверья, связанного с воззрением цыган на природу. В быличках читатели встречаются и с народными приметами, гаданиями, заговорами и т. п. Так, в сказке «Как цыганам клад не дался» (№ 22) в роли вестника клада выступает безмолвная старуха, и, чтобы взять клад, надо ударить ее наотмашь белым платком или кнутом. Целый комплекс народных примет предстает в быличках об оживающих мертвецах. Причем из быличек сибирских цыган мы узнаем и о некоторых своеобычных приметах. Так, например, при встрече с нечистой силой следует перейти дорогу – примета, знакомая читателю еще по книге «Сказки и песни…». Но сибирские цыгане делают уточнение: надо к тому же не показывать спину, пятиться лицом к нечистой силе. В сказках «Как у цыганки сын болел» (№ 20) и «Как цыганка мужа оплакивала» (№ 18) классическая русская формула «Слезами горю не поможешь» трансформируется в более жесткую и, в конечном счете, более действенную формулу «Слезами горе лишь умножишь».

Здесь, как и в книге «Сказки и песни…», дается описание некоторых видов гаданий – на пиковую даму, на рубашку. Из этой книги читатель узнает, что у цыган, как и у русских, бытовало гадание на след брошенной через забор обуви. Как тут не вспомнить строки из баллады Жуковского «Светлана»:

Много цыганских быличек связано с обычаем так называемого табуирования – предостережением от произносимых всуе бранных слов, проклятии, дьявольского имени и т. д. Очень характерна в этом плане сказка «Обменыш» (№ 7).

В зачине многих цыганских сказок и быличек (это относится не только к фольклору русских цыган) мы наблюдаем явление бога и апостолов. В произведениях фольклора подобные персонажи появляются не всегда для того, чтобы обнаружить свои сверхъестественные силы и возможности. Как правило, бог – это воплощение справедливости, хранитель и носитель морали. Он призван блюсти ее чистоту и как бы проверяет людей. Так, в сказке «Сварливая цыганка» (№ 6) действуют контрастные с точки зрения нравственности персонажи. При столкновении с богом их качества проявляются по-разному. И, соответственно, бог возвещает о мере воздаяния каждому. Между тем существует немало сказок, где ту же самую роль играют добрые волшебники, феи и т. п.

Излюбленная тема цыганских быличек – повествования об оживающих мертвецах. В сказках сибирских цыган на эту тему мы находим уже знакомый читателям по предыдущей книге набор способов уберечься от покойника. Однако здесь мы встречаемся с совершенно неожиданным поворотом темы. Так, в сказках «Невеста-покойница» (№ 14) и «Жена-покойница» (№ 15), рассказанных Виктором Ездовским, оживающий мертвец появляется с целью спасти цыган: «Для того приходила к цыгану покойница, чтобы охранять во время пути, потому что покойник все знает заранее и видит, где опасность ожидает. Не дает он в беду попасть».

Некоторые интересные подробности может узнать читатель, знакомясь с быличками сибирских цыган, посвященными лесовому хозяину. В сказке «Вэшитко» (№ 21), рассказанной Виктором Ездовским, предстают многочисленные приметы, способы уберечься от нечистой силы. В конце ее приводится заговор для коня:

«- Ходил Егорий-Храбрый на высокую гору, доставал двенадцать каленых стрел, убивал двенадцать дьяволов: поддужного, подпружного, чересседельного, подседельного, подхомутного, подвожжного, подуздечного, подщеточного, подкопытного, подколенного, подхвостного и подгривного».

В одной из сказок сибирских цыган мы встречаем домовых, имеющих собственные имена – Антипка Беспятый и Акулька Кривая. Скорее всего эти персонажи пришли в цыганский фольклор из русского. Однако можно уверенно сказать, что в фольклоре севернорусских цыган их нет.

В сказках сибирских цыган обращает на себя внимание повествование, которое мы условно назвали «Вариант начала сказки «Вайда и Ружа»» (№ 2). Ее исполнитель Виктор Ездовский, со своей стороны, возражал против такой интерпретации и считал это произведение самостоятельным, не имеющим ничего общего со сказкой о Вайде и Руже. Между тем подобная аналогия возникает неизбежно. Мы предлагаем читателям ознакомиться с содержанием сказок «Ружица» (№ 79), записанной от крымских цыган, и «Ружя» (№ 102), записанной от ловарской цыганки, проживающей в Сибири. Кроме того, можно вспомнить сказку «О Вайде – богатом барине, его жене Руже-красавице и о том, что было с ними и до них», записанную нами в Петрозаводске от П. А. Новикова и опубликованную в книге «Сказки и песни…». В исполнении же Виктора Ездовского этот сюжет резко обрывается и сказке придается некий анекдотический оттенок.

В подборке сказок русских цыган достаточное место занимают сказки сатирического содержания, анекдоты, т. е. жанр, недостаточно широко представленный в нашей предыдущей публикации.

Снова хотим повторить мысль о том, что в цыганском фольклоре полностью отсутствуют сказки о животных. Цыгане абсолютно не склонны к аллегории, им не присущ отстраненный взгляд на мир. Действительно, окружающую природу цыгане воспринимают непосредственно, как данность. Насыщенная событиями жизнь не оставляет в их сознании места для аллегорического восприятия.

Публикация здесь подборки сказок русских цыган подводит итог нашей собирательской деятельности в этой этногруппе. В совокупности с книгой «Сказки и песни, рожденные в дороге» эти тексты дают достаточно полное представление о своеобразии, художественных достоинствах, образном строе повествовательного фольклора русских цыган.

Изучение фольклора цыган-кэлдэраров было начато нами значительно позже, уже после выхода в свет вышеупомянутой книги братьев Деметеров. Поэтому нам придется время от времени обращаться к этой публикации. Сразу скажем, что сведения об этой цыганской этногруппе и по сей день недостаточны. До сих пор многие моменты их истории остаются для всех загадкой. Плохо еще изучена этнография этих цыган. Лишь первые шаги делаются в области изучения фольклора кэлдэраров, хотя здесь уже достигнут определенный успех. Почему мы так уверенно говорим, что фольклор кэлдэраров лишь в начальной стадии изучения? Казалось бы, сделано уже достаточно много: вышла в свет книга Деметеров, представительная подборка цыганских сказок публикуется в данном томе, немало внимания фольклору этой этногруппы уделяется за рубежом. Однако, по нашему мнению, фольклорный запас этой этногруппы поистине грандиозен. Каждый кэлдэрарский табор является хранителем уникальных фольклорных традиций. Сказки, приводимые в этой книге, в основном были собраны в одном таборе – возле станции Пери в Ленинградской области. Записи в селе Карловка Николаевской области еще далеко не закончены, там предстоит собрать много разнообразного фольклорного материала. Таких же таборов в пределах Советского Союза несколько десятков. И читателю нетрудно представить себе тот огромный объем неохваченного материала, который остался за рамками данной публикации.

Попытаемся хотя бы скупо осветить некоторые страницы истории кэлдэраров. Обратимся к предисловию Л. Н. Черенкова и В. М. Гацака к книге «Образцы фольклора цыган кэлдэрарей». Они пишут:«Кэлдэрари, или кэлдэраши (от молд., рум. «кэлдэрар» – котельщик, медник лудильщик), формировались и проживали до середины XIX в. на территории распространения восточнороманских языков (в основном в Банате и Трансильвании), которые оказали очень большое влияние на этот цыганский диалект. С 40-х годов прошлого века начинается массовый выход цыган этой группы из мест прежнего проживания и расселение в различные страны мира. В настоящее время, по данным, содержащимся в цыгановедческой литературе, кэлдэрари проживают в СССР, Румынии, Венгрии, Югославии, Чехословакии, Польше, Швеции, ГДР, ФРГ, Франции, Италии, Испании, Великобритании, Канаде, США, Мексике, Колумбии, Перу, Аргентине, Чили, ЮАР и Австралии, причем во всех странах Северной и Южной Америки, а также в Швеции, ГДР и ФРГ они составляют большинство цыганского населения, а в ЮАР – единственную цыганскую этническую группу, проживающую в стране. В большинство упомянутых стран кэлдэрари переселялись в конце XIX – начале XX в. Причины их массовых миграций до сих пор окончательно не выяснены – их связывают с изменением социально-экономических условий. К этому надо добавить, что активизация промышленного развития вызвала падение спроса на изделия и труд ремесленников (традиционный промысел цыган-кэлдэрарей – лужение котлов)»{6}.

Стержневой проблемой в исследовании истории этой цыганской этногруппы является изучение процесса ее формирования и обособления, а также выяснение причин массовой миграции кэлдэраров из Баната. Но именно эти вопросы наиболее трудны, а точки зрения на них до сих пор недостаточно подкреплены фактами. Формирование этногрупп цыган нельзя сводить только к аккультурационным процессам, хотя их влияние несомненно.

Совершенно необъяснимым видится внезапный массовый исход кэлдэраров из Баната. Как указывают Л. Черенков и В. Гацак, процесс этот начался в 40-х годах прошлого века. Однако на территории России первые кэлдэрары появились, по-видимому, несколько позже, спустя почти тридцать лет. Переселение это продолжалось довольно долго, не менее полувека, и происходило волнами.

Изменение социально-экономических условий, на которое ссылаются Л. Черенков и В. Гацак, вряд ли можно считать одной из главных причин миграций кэлдэраров. Ведь и сегодня спрос на ремесленный труд лудильщиков достаточно велик. К тому же цыгане-ремесленники весьма гибко реагируют на меняющуюся конъюнктуру спроса. Так почему же в период относительного затишья в Европе в Банате произошел истинный взрыв, раскидавший кэлдэраров буквально по всему миру? И все же загадка эта не представляется нам неразрешимой.

Из книги Деметеров видно, что группа кэлдэраров распалась на многочисленные патронимические группы. Только на территории СССР эти группы исчисляются десятками. Названия групп, как правило, происходят от имени прародителя, например «бадони», «мигэешти» и т. п. – от имен Бадо, Мигай. Некоторые названия кэлдэрарских патронимических групп, по сути дела, прозвища, данные тому или иному роду, причем не исключено, что это прозвища определенных прародителей. В этом плане очень интересны родовые предания кэлдэраров. Так, цыгане «минешти» получили название от клички свиньи Мины, на которой прародительница рода в лихое время вывезла из Сербии своих сыновей. Деметеры указывают также, что помимо патронимических групп прежде существовали большие роды кэлдэраров, например «ёнешти» – от имени Ёно Калдараса. Судя по всему, человек этот жил в конце XVIII и до середины XIX в. Сыновья Ёно Калдараса стали, в свою очередь, прародителями патронимических групп. Сын Ёно, Петро Кальдарас (1820-1920), стал прародителем группы «петрешти».

Подобные же предания, связанные с прародителями некоторых других патронимических кэлдэрарских групп, доводилось слышать и нам. В этой книге читатели познакомятся с одной из таких легенд – «Происхождение цыган «мигэешти»» (№ 38). Судя по всему, разделение кэлдэраров на большие и малые роды происходило в короткий период, приходящийся на 40-е годы XIX в. И нам представляется, что именно это раздробление кэлдэраров послужило важной причиной их миграции из Баната. Думается (и на то есть самые веские основания), что между патронимическими группами существовал антагонизм. Сожительство многочисленных групп на ограниченной территории стало невозможным.

Своеобразным плацдармом для проникновения кэлдэраров в Россию стала Бессарабия. На ее территории всегда проживало большое количество цыган, среди которых были и кэлдэрары. Бессарабия в течение короткого исторического отрезка времени становилась частью то одного, то другого государства и служила своеобразной «помпой», перекачивающей цыган из Румынии в Россию.

В настоящее время кэлдэрарское население Советского Союза весьма многочисленно и по количеству находится на третьем месте после русских цыган и сэрвов, проживающих в основном на территории Украины. У кэлдэраров нет излюбленных мест обитания, они проживают компактными группами, условно таборами, в самых разных уголках СССР, преимущественно в его европейской части, хотя их можно встретить и в Сибири.

В отличие от русских цыган кэлдэрары образуют довольно большие цыганские поселения. Кочевье кэлдэраров резко отличается от кочевья русских цыган. Оно связано с их образом жизни и ремесленным трудом. Останавливаясь на каком-то определенном месте, кэлдэрары устраивают свои жилища с расчетом на достаточно продолжительную жизнь в них. Порой табор десятилетиями живет на одном месте. Так, например, табор в Пери, под Ленинградом, живет оседлой жизнью вот уже семнадцать лет. Как правило, подобная оседлость кэлдэраров связана с чисто экономическими причинами, но бывают и иные. К сожалению, нам приходилось сталкиваться с негативным отношением местного населения и властей к этой наиболее миролюбивой и лояльной цыганской группе.

Табор кэлдэраров часто представляет собой довольно живописное зрелище. Стоят дома, а между ними кое-где пестреют цыганские палатки. Возле домов можно заметить ремесленные мастерские с валяющимися возле них листами железа и стоящими поодаль огромными кастрюлями-котлами, сверкающими своими серебряными боками. Мастерская ремесленника на редкость проста: под навесом на деревянных чурбаках укреплен кусок рельса, на котором происходит обработка будущего изделия. Обычный молоток, паяльная лампа да ведро краски-серебрянки – вот весь нехитрый набор лудильщика. Цыгане изготавливают котлы таким образом, чтобы они входили один в другой, подобно набору матрешек. Это – для удобства транспортировки готовой продукции, иногда перевозимой на далекие расстояния. Такие емкости очень удобны для хранения зерна и другой сельскохозяйственной продукции, они охотно покупаются как местным населением, так и колхозами. Однако спрос на эти изделия, по-видимому, стал падать. И поэтому в наши дни цыгане начинают менять род своих занятий. Они подряжаются на изготовление мягкой кровли. Работа эта очень тяжелая, вредная для здоровья и сопряжена с определенным риском. В последнее время кэлдэрары занялись сварочными работами. Ремесленничеством у цыган-кэлдэраров занимается каждая семья. Глава семьи имеет патент на работу. Ежемесячно он вносит в казну государства налог с дохода, выражаемый твердой суммой. Сейчас эти цыгане объединяются в кооперативы. Мальчики в кэлдэрарской семье приучаются к труду с самых ранних лет. Примерно с десяти-двенадцатилетнего возраста они уже начинают принимать определенное участие в работе, хотя и находятся под присмотром взрослых мужчин. Как правило, цыгане трудятся артельно и распределяют доходы, как теперь принято говорить, согласно коэффициенту трудового участия.

Поведение кэлдэрарских. женщин регламентируется многочисленными запретами, присущими всем цыганским этногруппам, так что для знакомства с образом их жизни читатель может обратиться к предисловию книги «Сказки и песни, рожденные в дороге».

Поскольку жизнь кэлдэраров полуоседлая, дети их посещают школы. К сожалению, обучение цыганских детей, как правило, ограничивается четырьмя классами школы. Происходит это отнюдь не в силу их неспособности к учению. Как раз наоборот: средний цыганский ребенок отличается завидной сообразительностью и самостоятельностью. Дело совсем в другом. Сознательная жизнь цыганских детей начинается очень рано. Как правило, браки заключаются уже в четырнадцатилетнем возрасте. Естественно, что в этот момент цыганским детям уже не до учебы. Юноши озабочены проблемами добывания средств к жизни, активно заняты ремесленным трудом, а девушки к пятнадцати годам обычно становятся матерями.

В традициях и обрядах кэлдэраров можно увидеть многие сходные черты с традициями и обрядами русских цыган. Например, у русских цыган женщина должна сидеть на телеге непременно позади мужчины. У кэлдэраров, особенно в настоящее время, лошадей практически нет. И поэтому довольно забавная картина предстала перед нашими глазами, когда огромная толпа цыган садилась в автобус, следующий из села Карловка в город Николаев: мужчины садились только через переднюю дверь, а женщины – через заднюю. Так своеобразно преломился старинный закон в современных условиях. Есть в обрядах кэлдэраров некоторые особенные черты, присущие только им. Так, например, для всех цыган характерна традиция держать годовой траур после смерти близкого родственника. Во время этого траура никто из родных не имеет права петь и танцевать. То же можно увидеть и у кэлдэраров. Но у них при этом действует и другой закон: по меньшей мере один раз в течение годового траура должна произойти так называемая «поменка», или «помана». Что это такое? Близкий родственник умершего выбирает в таборе человека соответствующего пола, похожего на покойного фигурой, ростом и комплекцией. Далее, родные умершего покупают или шьют из нового материала полный комплект одежды для этого человека, можно сказать, одевают того с головы до ног во все новое. Согласно поверью, у кэлдэраров считается, что эта одежда в раиной степени служит как живому, так и мертвому.

Не будем далее подробно останавливаться на описании традиции и обрядов кэлдэраров, об этом достаточно много рассказывается в книге Деметеров, кроме того, ниже, представляя подборку кэлдэрарских сказок, мы вернемся к этому вопросу. Скажем только, что кэлдэрары исповедуют православие и придерживаются присущих ему обрядов.

Обратимся теперь к сказкам кэлдэраров. Во-первых, повторим, что все они были записаны нами от цыган патронимической группы мигэешти. Скорее всего у цыган-кэлдэраров разных патронимических групп существуют одни и те же фольклорные традиции. Поэтому сказки цыган-мигэешти в известной мере характеризуют кэлдэрарский фольклор в целом, хотя, безусловно, не исчерпывают его. Фольклорные традиции кэлдэраров формировались под несомненным влиянием восточнороманских народов.

Прежде всего, в кэлдэрарском фольклоре бросается в глаза тяготение исполнителей к разветвленному сюжету, изобилующему многочисленными персонажами, причудливыми поворотами действия. Это характерно не только для повествовательных жанров, но и для кэлдэрарских песен и баллад. Такое почти не встречается в фольклоре русских цыган. К сожалению, в этой книге не нашлось места для баллад и песен кэлдэраров. Между тем они – яркое явление в мировом фольклоре. Кэлдэрарские баллады в отличие от песен русских цыган не обладают причудливостью мелодического рисунка, они ритмически однообразны, за редчайшим исключением размер их стиха – четырехстопный хорей, однако поэзия кэлдэрарских баллад на редкость богата и яркими образами, и великолепными поэтическими метафорами. Они неспешны, как былины, и, подобно им, причудливы сюжетно. Приведем лишь один пример. Многим читателям известен фильм С. Параджанова «Сурамская крепость». В кэлдэрарском фольклоре есть баллада «Мануйля-каменщик», содержание которой полностью идентично сюжету фильма С. Параджанова. И дело вовсе не в том, что у различных народов встречаются сходные сюжеты. Здесь мы хотим подчеркнуть, что это предание, облеченное в поэтическую форму, и по сей день бытует у кэлдэраров.

В общем своде цыганского устного народного творчества кэлдэрарский повествовательный фольклор стоит на особом месте. Даже в быличках, где чаще проступают черты, присущие цыганскому фольклору в целом, можно заметить какие-то самобытные элементы.

Большую часть представленной здесь кэлдэрарской подборки занимают волшебные сказки, среди которых выделяются, как говорят сами цыгане, так называемые богатырские сказки. Это такие, как «Про Ионику и про коня с двадцатью четырьмя ногами» (№ 39), «Ша-Измаил» (№ 40), «Рыжий человек» (№ 41), «Как дракон солнце проглотить хотел» (№ 51) и др. Последняя из названных, как указывают цыгане, является переложением песни. Действительно, в книге Деметеров можно найти аналогичную балладу «Войничел» (№ 1, с. 14-19). Сам по себе этот факт ни о чем не говорит. И все же в нем есть некий символ близости поэзии и прозы в кэлдэрарском фольклоре: поэзия тяготеет к длинным повествованиям с развернутым сюжетом, а проза наполнена поэтическими образами.

В некоторых сказках (и песнях тоже) встречается довольно своеобразный зачин: герою с неба падает некая «книжка», в которой он находит предзнаменование. Гораздо более характерными для фольклора являются совсем иные формы «благой вести»: чудесный сон, предсказание волшебных сил, явление бога или апостолов (о них было уже сказано выше) и т. п. Трудно сказать, откуда появилась данная форма, но нам представляется, что известкую роль здесь сыграли неграмотность цыган и в связи с этим их благоговение перед печатным словом. Этим же можно объяснить постоянное употребление в сказках выражений типа «давай подпишем договор» или «пиши договор» в тех моментах, когда персонажи сказок нанимаются на работу или заключают пари. Читатель здесь должен учитывать, что, будучи ремесленниками, кэлдэрары постоянно вступают в договорные отношения с властями и договор как юридический документ играет заметную роль в их жизни.

Интересным, ждущим ответа является вопрос об употреблении имен персонажей кэлдэрарских сказок. Во многих случаях нам удалось их установить. Там же, где имена героев отсутствуют, они явно подразумеваются и не были употреблены рассказчиками, потому что те их забыли. Такого явления не встретить в фольклоре русских цыган, где имен собственных крайне мало. Обычно в сказках русских цыган фигурируют безымянные персонажи либо употребляются (в быличках) имена конкретных людей. К сожалению, мы здесь не в состоянии прокомментировать имена целого ряда героев кэлдэрарских сказок. Укажем только на сказку «Бусуёк и Тыминок» (№ 50), в которой имена главных героев даны по названиям растений: Бусуёк – базилик, Тыминок – тимьян (чабрец). Характерно при этом, что, когда Бусуёк попадает на тот свет и погибает, Тыминок находит его по следам: на том месте, куда ступала нога Бусуёка, вырастали цветы.

Большое распространение в фольклоре кэлдэраров получили змееборческие мотивы. При этом сказочный Змей, пусть и многоголовый, придерживается обычных норм человеческого поведения: он ест и пьет нормальную пищу и напитки, вступает в брак с женщиной, которая рожает от него детей.

Как носитель злого начала, Змей в сознании кэлдэрарских исполнителей фольклора иногда ассоциируется с предводителями турецких армий, что является следствием пережитого балканскими народами османского ига.

Интересно, что такой столь характерный для многих цыганских этногрупп персонаж, как вэшитко, т. е. «лесовой», не встречается в фольклоре кэлдэраров, во всяком случае, нам подобных сказок записать не удалось. Даже леший из сказки «Почему леших больше нет» (№ 43), по сути дела, черт. Когда мы обратились к рассказчице с вопросом, кого она подразумевает под словом «леший», она так и сказала: черта. Дело в том, что у цыган, в особенности у кэлдэраров, стойко бытует запрет произносить вслух имя черта. В кэлдэрарском фольклоре имеется такой персонаж, как «Мануш-лоло», что переводится как Красный (Рыжий) человек. Как объясняют сами цыгане, лицо черта является человеку в отблесках огня, оно красное. Отсюда и имя персонажа.

В ряде сказок, например «Про Ионику и про коня с двадцатью четырьмя ногами» (№ 39) и некоторых других, можно найти таких персонажей, как Тэтради (Среда – день недели), Параштуйи (Пятница) и Курко (Воскресенье). Можно предположить, что раньше таких персонажей было семь – но дням недели. Во всяком случае, в одной записанной нами сказке, не вошедшей в книгу, присутствует наряду с указанными персонаж Жёйя (Четверг) – добрая старушка. Кто такие Тэтради, Параштуйи и Курко? Они – брат и две сестры. Все трое – весьма преклонного возраста. Но лишь для Курко цыгане приводят описание внешности и наделяют его определенным характером. Курко, как и полагается Воскресенью, является символом загула: его лицо избито, он пьян и приглашает к застолью того, кто к нему заходит. В то же время вся живность на земле платит ему дань. Тэтради, Параштуйи и Курко – помощники, благодаря которым герои сказки достигает цели. По понятным причинам Тэтради моложе Параштуйи, а та, в свою очередь, моложе Курко. Судя по всему (прежде всего по названиям), эти персонажи заимствованы цыганами из восточнороманского фольклора.

Мы не будем подробно останавливаться на тех многочисленных мотивах кэлдэрарской сказки, которые можно найти в фольклоре других народов, хотя, если попытаться охватить их в совокупности, можно увидеть определенные пристрастия кэлдэраров. Наверное, тут необходим глубокий анализ деталей. Встречается в кэлдэрарских сказках мотив, когда героя замуровывают в бочку. Он отнюдь не оригинален. Но вслед за тем появляются такие персонажи, как сборщики дани с моря, и следует сюжетный поворот, значительно реже встречающийся в сказках народов мира. Выше уже упоминалось о змееборческих мотивах: традиционный поиск героем силы Змея, борьба и победа над ним. Опять-таки и здесь нельзя ограничиться констатацией традиционной схемы развития подобного рода сюжетов, и тут следует больше внимания уделить деталям, формальным моментам, характеризующим цыганскую самобытность. Вот, к примеру, финальная сцена сказки «Ша-Измаил»: после гибели Змея Контомана происходят выборы (!) «старшего» в государстве:

«Один говорит:

– Давайте этого назначим!

– Нет, – говорят, – его нельзя, он – дурак.

– Тогда давайте этого, – говорит другой.

– И этого нельзя, он – нехороший человек.

– Тогда давайте того.

– А его подавно нельзя, он – нервный.

Так дошло дело до этих братьев. Вот их и выбрали».

Невольно представляется сцепа выборов барона в таборе. И подобных деталей не счесть. Для широкого читателя именно такие живописные детали создадут непередаваемый, сугубо цыганский колорит.

Вероятно, читатель улыбнется, встретившись с таким персонажем, как конь с двадцатью четырьмя ногами. И впрямь, трудно себе представить подобное существо. Между тем двенадцать пар ног – это символ быстроходности животного. В подобном «детском» восприятии мира, быть может, и заключена прелесть фольклора.

Еще раз хочется обратить внимание читателей на соотношение поэзии и прозы в кэлдэрарском фольклоре. Словно из поэзии пришел в сказку образ цыпленка, родившегося от слез матери и призванного спасти семью (сказка «Цыпленок», № 42). Буквально пронизана поэтическими образами сказка «Золотой мальчик в золотой люльке» (№ 44). И не случайно в некоторых сказках логическим продолжением сюжета являются песни («Илифа и Адила», № 49; «Братец-козленок», № 52). С этим явлением мы сталкивались и при записи сказок русских цыган. Но там обычно песни не пелись, а говорились, как стихотворение. Здесь же звучало пение.

Особого разговора заслуживает кэлдэрарский эпос. Нам не удалось найти его повествовательных форм, за исключением, пожалуй, предания «Происхождение цыган «мигэешти» (№ 38). Однако это отнюдь не означает, что у кэлдэраров нет эпоса. Как раз наоборот: именно у них он наиболее обширен по сравнению с другими цыганскими этногруппами. Но кэлдэрарский эпос в основном представлен поэзией, так называемыми «длинными песнями». С некоторыми из них читатель может познакомиться в книге Деметеров. Немало эпических песен кэлдэраров доводилось записывать и нам. Предание о Мигае, прародителе мигэешти, на наш взгляд, выходит за рамки традиционного фольклора. Оно содержит помимо всего прочего немало ценных сведений исторического характера. А поскольку трудно теперь рассчитывать на нахождение каких-то новых, более достоверных источников цыганской истории, ценность этого предания для цыганологов заметно возрастает. Единственное замечание, которое мы хотим сделать по поводу рассказа о Мигае, это о несообразности датировки рассказчиком описываемых событий. Вряд ли Мигай жил в петровские времена, да и при чем тут они, коли речь идет о Румынии. Скорее всего, Мигай родился где-то в самом начале XIX в. Эта дата представляется нам наиболее вероятной, и «состарить» ее можно не более чем лет на тридцать-сорок, т. е. отодвинуть назад не более чем на одно поколение.

Бытовых сказок в кэлдэрарской подборке немного («Как поп свою дочь венчал», № 56; «Деревянная кукла», № 57, и др.). Они скорее напоминают авантюрно-приключенческие истории, присутствующие и в фольклоре других цыганских этногрупп, в частности, русских цыган (см. сказку «Зеленый Околыш», № 117, из книги «Сказки и песни…», с. 319). К этому жанру мы очень условно причислили предание о разбойнике Здреле (№ 58). Не исключено, что речь в нем идет о каком-то конкретном историческом персонаже.

Довольно пеструю картину представляют здесь сказки сатирического содержания. Этот цикл начинается с варианта хорошо известной читателям сказки «Святой Георгий и цыгане» (№ 73) (ср. сказку того же названия, N° 31, из книги «Сказки и песни…», с. 186). Из фольклора других народов попали в кэлдэрарский фольклор сюжеты таких сказок, как «Глупый судья» (№ 74), «Как цыган попа одурачил» (№ 75), и некоторые другое. Пожалуй, нет смысла подробно останавливаться на сказках этого жанра. К сожалению, при переводе цыганских сказок на русский язык неизбежно во многом утрачивается юмор сказки. То, над чем сами цыгане хохочут до упаду, вызовет у русского читателя лишь сдержанную улыбку. Такова, по-видимому, специфика восприятия юмора у разных народов.

И, наконец, небольшую, но интересную группу в подборке кэлдэрарских сказок образуют былички. На них есть смысл обратить особое внимание читателей, ибо в них – ключ к пониманию цыганской психологии и мироощущения. Как это ни покажется странным, быличка, столь распространенная в среде русских цыган, кэлдэрарами рассказывается редко. Причина этого становится понятна, если обратиться к быличке «Цыганские приметы» (№ 67). Мы цитируем: «Но самой дурной приметой у цыган считается, когда кто-то пересказывает чужой неприятный разговор, чужую беду в свой дом приносит. Это мы называем прика́за».

Прика́за – это своеобразное табу. В доме былички говорить строго запрещено, и нужно обладать большим тактом и известной изворотливостью, чтобы заставить цыган кэлдэрарской группы рассказать быличку. И не случайно, что почти все они были нами записаны в Москве, так как в городской среде система запретов действует не так строго.

В подборке быличек читатель встретится с известными сюжетами об оживающих мертвецах. Но в основе фабулы некоторых произведений появляются и новые темы: соблюдение годового траура, упомянутый нами ранее обряд «поменки» (сказка «Про покойников», № 60), соблюдение православной обрядности (сказка «Сим Петри», № 63), знание каких-то примет, связанных с традиционными поверьями (сказка «Почему на быках ездить опасно», № 66). В некоторых сказках оживающие мертвецы призваны оказывать помощь покинутым ими семьям («Цыган Тома и его жена-покойница», № 61, и «Подарок от покойника», № 62).

Совершенно по-особому рассказываются кэлдэрарями былички о явленных кладах. Если у русских цыган в качестве вестника клада выступают рыжая лошадь, собака, волшебный цветок, безмолвная старуха и т. п., то у кэлдэраров клад возвещает кома́ра. Что это такое? Кома́ра (от рум. comoara – «клад») -это огонек, возникающий на месте клада. Он загорается только для того человека, кому клад предназначен. Комара горит только для добрых, работящих и щедрых цыган. Кроме того, от цыгана, которому явилась комара, требуется известная храбрость, поскольку по мере приближения к огню тот разрастается и принимает причудливые, порой страшные очертания. Клад не дастся в руки сквернослову. Увидев комару, надо, прежде всего, поблагодарить бога, а потом взять какую-нибудь тряпку, шапку или снять пиджак и накрыть огонь. Жадный человек не станет бога благодарить, ему на это жаль времени. Вот тут-то и ждет жадину расплата: комара обожжет ему руки, на всю жизнь на теле меты оставит. Дидактическое назначение сказки «Комара» (№ 68), как, впрочем, и других быличек, очевидно.

Строго говоря, цыганские приметы, описанные нами, не представляют какого-то фольклорного жанра, но мы сочли для себя важным показать некоторые из них, тем более что они органично связаны с самими быличками, что видно из произведения «Цыганские приметы». Особо мы выделим здесь поверье кэлдэраров о лилия́ко, т. е. об обряде, связанном с изготовлением амулета из летучей мыши. Описание этого обряда наверняка вызовет интерес у читателей (№ 72).

Наконец, особое место в подборке быличек занимает кэлдэрарская легенда «Цыганская птица счастья» (№ 71). Именно в ней читатель легко отыщет нравственные начала цыганского фольклора: веру цыган в добро наперекор мрачной действительности, веру в человека, наконец, веру в чудо, реальное чудо, когда во все другое верить уже не приходится. Здесь, как, быть может, нигде более, ясно проступает извечная цыганская житейская мудрость, гласящая, что и добро и зло содержатся в самом человеке и от того, каков человек, зависит мера счастья и мера страдания людей на земле.

А теперь несколько слов о тех людях, от которых нам довелось записывать кэлдэрарские сказки. Как уже было сказано, своими фольклорными экспедициями мы смогли охватить лишь два табора цыган-мигэешти – в селе Карловка Николаевской области и близ станции Пери, в Ленинградской области. Кроме того, ряд произведений был записан нами в Москве. Надо отметить, что оба табора и москвичи связаны не только национальным, но и кровным родством. Табор в Пери состоит более чем из пятидесяти семей, которые насчитывают свыше пятисот человек.

Табор образует целое поселение с довольно добротными по меркам цыганского быта домами. Подавляющее большинство жителей табора относится к группе мигэешти, хотя встречаются семьи других родов, в частности «сапорони» (от цыг. сапоро – «змейка»). Цыганское поселение в Пери существует уже семнадцать лет. Мужское население табора занимается ремесленным трудом, причем цыгане этого табора практически отказались от лужения посуды и подряжаются на изготовление мягкой кровли домов.

Записи в Пери мы вели в двух цыганских семьях – у Виноградовых и у Михай. К несчастью, приходится говорить в прошедшем времени о главе семьи Виноградовых, бывшем бароне табора Тиме. 24 апреля 1987 г. он скончался в возрасте около восьмидесяти лет, унеся с собой не только огромный запас житейской мудрости, столь необходимой цыганам в их повседневной жизни, но и, теперь уже для нас безвозвратно потерянный, колоссальный запас знаний фольклора.

Несколько слов скажем о Тиме Виноградове. Пусть читателя не смущает слово «барон»: титул западноевропейских аристократов заимствован чисто формально. А по сути, барон кэлдэрарского табора выполняет функции старейшины. Его роль в таборе велика. Он, если можно так выразиться, осуществляет связь с представителями власти, беря при этом на себя немалую моральную ответственность и перед властями, и перед своими соплеменниками. И не случайно барон – самая почитаемая фигура в таборе. Мы не раз пытались выяснить, по каким признакам цыгане выбирают себе барона (должность эта выборная, причем сами выборы носят весьма демократичный характер). На передний план цыгане выдвигают такие человеческие качества, как ум, сдержанность, солидность, но все это не принимается во внимание, если кандидат на роль барона не умеет говорить, не обладает ярко выраженным красноречием, быстрой и гибкой реакцией на слово. Потому и не случайно, что оба барона, с которыми нас столкнула судьба, были прирожденными рассказчиками.

Тима Виноградов для своего возраста обладал отменным здоровьем. Мы встречались неоднократно, и вплоть до его смерти мы ни разу не видели его нездоровым. Небольшая ровная седая борода окаймляла его и в старости красивое лицо, на котором выделялись большой правильный нос, густые, черные, с проседью брови и какие-то невероятные глаза: темные с перламутровым отливом и бездонные. Вот он садится по-турецки на ковер, разминает пальцами сигарету, лукаво улыбается и начинает говорить сказку – неторопливо, размеренно, постоянно приковывая к себе внимание слушателей. Одна характерная деталь – она присуща не только Тиме Виноградову, а всем кэлдэрарским исполнителям сказок и песен: при исполнении рассказчик или певец сопровождает свой рассказ красочной жестикуляцией, имеющей отнюдь не только одно эмоциональное значение, но служащей как бы иллюстрацией сказанного, своего рода пантомимой. Вот таким и остался в нашей памяти Тима Виноградов. Он рассказал нам немало прекрасных сказок, среди которых особенно выделяются такие, как «Ша-Измаил» и «Рыжий человек».

Сын барона, Миша (цыганское имя – Бебека) Виноградов, также обладал большим запасом фольклора, который он перенял от отца. От Миши Виноградова нам удалось записать несколько сказок, среди которых, конечно же, ярко выделяется сказка «Про Ионику и про коня с двадцатью четырьмя ногами». Один показательный штрих: эту сказку М. Виноградов рассказывал без остановки в течение двух часов. Рассказ его очень эмоционален. Он цепко держал нити сюжета в своих руках, никогда не сбивался, не забывал деталей, представлял слушателям законченное, отшлифованное произведение. Помимо сказок нам удалось записать с напева М. Виноградова немало старинных кэлдэрарских баллад. Его внезапная смерть (через год после кончины отца) потрясла нас.

Из семьи Михай наибольший вклад в книгу внесла Маня ла Парастивати – старая цыганка, уроженка города Измаила. Во время записи ей было более восьмидесяти лет. Читателю будет интересно узнать, что в молодости Маня Михай танцевала в цыганском ансамбле, в котором принимала участие известная в прошлом танцовщица Зоя Ильинская. О последней мы уже рассказывали на страницах книги «Сказки и песни…» Как видим, цыганские пути пересекаются!

Неторопливая, спокойная речь Мани Михай изобиловала яркими поэтическими образами. Именно в сказках, рассказанных ею, наиболее зримо проступают нити, соединяющие прозу с поэзией. Недаром Маня Михай не раз прерывала свое повествование и органично вкрапливала в сказку песню в своем же исполнении. Расставаясь с нами зимой 1988-89 г., она сказала: «В следующий раз спою песню на целый час». Но нам не довелось более слышать Маню: через месяц она скончалась…

Дочь Мани – Рита Михай тоже рассказывала для нас сказки и пела песни. В сказках Риты Михай явно прослеживается тяготение рассказчицы к романтическим любовным историям. Когда мать и дочь исполняли кэлдэрарский фольклор, они явно поделили между собой репертуар: Маня Михай рассказывала те сказки, которые передавались из поколения в поколение в ее семье, а Рита – то, что она слышала от отца. Необходимо отметить, что Рита Михай обладает красивым и сильным голосом и славится в таборе исполнением кэлдэрарских песен и баллад, которых знает великое множество.

Несколько слов скажем о таборе в селе Карловка Николаевской области. Он, в значительной степени, непохож на табор, описанный выше. Здесь уже нет того патронимического единства, которое мы наблюдали у цыган со станции Пери. К моменту записи (август 1986 г.) там проживали кэлдэрарские цыгане самых разных родов – мигэешти, сапорони, бидони, чичони и многие другие. Более того, в это время табор пополнился несколькими семьями полесских цыган, переселившихся сюда из Чернобыля. На указанном месте табор прожил к тому времени около пяти лет. До этого он кочевал по югу Украины, вдоль побережья Черного моря. По этой причине само поселение цыган в селе Карловка имеет вид временного пристанища: грубо сколоченные постройки перемежаются с цыганскими палатками. В таборе проживает более пятидесяти семей – свыше пятисот человек, из которых около половины – маленькие дети. Мужчины в таборе занимаются лужением посуды и изготовлением котлов. Некоторые подряжаются на изготовление мягкой кровли.

Барон табора – Истрати Янош (или Янко), ему около восьмидесяти лет. Хотим ознакомить читателей с одним любопытным документом. В декабре 1936 г. газета «Ижевская правда» опубликовала статью П. Яковлева «Последний табор». Вот что в ней, в частности, говорится:

«У барака артели разбросаны металлические обрезки, мусор. В длинном узеньком коридоре липкая грязь. Не лучше и в жилом помещении. Здесь под непрерывный стук молотка по пыльному полу ползают смуглые черноглазые дети. Их родители заняты. Женщины приготовляют обед, чинят одежду. Мужчины из жестяных отходов мастерят ведра, кастрюли, тазы.

В семье Тамаш Гога не занят работой только его отец – седой старик Тамаш Стева. Покрывшись мягкой периной, он лежит на постели и, заунывно напевая, убаюкивает внучку.

Тамашу Стеве шестьдесят восемь лет. Много он повидал городов Европы и Азии. В 1914 году, перейдя румынскую границу, Стева очутился в России. Старик перечисляет названия южных городов Кавказа, Украины, холодного Севера и Дальнего Востока, где ему приходилось скитаться. Сейчас он освобожден от работы, нянчит детей.

Председатель артели – Янко Истрати.

– Надоела нам кочевая жизнь, – говорит он. – В 1930 году все мужчины нашего табора работали в разных мелких мастерских, а в 1936 году я их собрал в одну артель в Кирове…»

Пусть читателя не смущают те ошибки, которые автор статьи допустил в написании цыганских имен. Мы процитировали эту заметку с целью подчеркнуть, что и пятьдесят лет назад Истрати Янош уже стоял по главе кэлдэрарского табора, занимавшегося своим извечным ремеслом. Как сказал нам сам Истрати, его табор пришел из Румынии в Россию в 1908 г. Живет в этом таборе и семья Томашей – внуки и правнуки того Стевы, о котором шла речь в заметке П. Яковлева.

Однако вернемся к Истрати. Человек он явно немолодой, и годы берут свое. Но и теперь чувствуется, что этот старик некогда обладал поистине богатырской силой. Его руки, всю жизнь знавшие только труд, и сегодня не потеряли мощи. К сожалению, мы приехали в табор, когда у Истрати заканчивался годовой траур. Естественно, ни о каком пении не могло быть и речи. И хотя запрет на исполнение сказок в этот период не столь уж строг, с большим трудом нам удалось записать несколько фольклорных произведений, рассказанных бароном Истрати.

Одну небольшую сказку нам рассказал Того Томаш. Хотим сказать, что этот молодой цыган пользуется в своей среде широкой популярностью как народный композитор, автор многих песен, которые поют кэлдэрары в самых разных уголках СССР. Нам удалось выпустить небольшую пластинку с записями этих песен (журнал «Кругозор», № 12 за 1986 г.).

Целый ряд сказок мы записали в Москве в семье Ивано́вичей. Все они относятся к молодому поколению цыган. Главе семьи Амбролу Ивано́вичу еще не было и сорока, а его сын Бебека и вовсе 1968 года рождения. От них были записаны в основном кэлдэрарские былички. Мы хотим выразить этой цыганской семье свою особую благодарность за помощь в расшифровке фольклорного материала.

Собственно говоря, на подборке кэлдэрарских сказок заканчивается та часть книги, в основу которой легли наши собственные фольклорные записи.

Как указывалось в начале предисловия, последняя представительная подборка цыганских сказок, включенная в книгу, записана от цыган венгерского этнического ареала. Упоминалась также и книга известного венгерского цыганолога доктора Йожефа Векерди. материал которой послужил основой подборки сказок венгерских цыган. Эта этнодиалектная группа цыган нами специально не изучалась, в среде этих цыган мы фольклорных записей практически не вели (записывали их лишь эпизодически, попутно со сказками русских цыган). И естественно, не будучи специалистами, мы не сможем в достаточной мере описать эту цыганскую группу и ее фольклор.

Ограничимся здесь самыми общими соображениями. Укажем прежде всего на определенную близость между венгерскими цыганами и кэлдэрарами. Эта близость в известной мере обусловлена тем, что некогда обе эти группы проживали в пределах единого государства – Австро-Венгрии. И, конечно, цыгане обеих групп имели в те времена постоянные контакты. Характерным представляется нам и тот факт, что обе эти группы появились в пределах России примерно в одно время, т. е. в конце XIX – начале XX в. И, хотя фольклор их развивался под влиянием различных традиций, сказки и песни кэлдэраров и венгерских цыган взаимно сопоставимы гораздо больше, чем, к примеру, с фольклором русских цыган. Не случайно в репертуаре кэлдэрарских исполнителей бытует немалое количество ловарских песен. С этим явлением мы сталкивались довольно часто.

При переводе книги доктора Векерди мы встретились с непростыми проблемами. Как нам кажется, в большинстве случаев венгерский цыганолог во время записей сказок имел дело с неумелыми рассказчиками. Поскольку публикация доктора Векерди адресована языковедам и имеет сугубо научную направленность, он приводил дословный перевод цыганских сказок. Такой материал для широкого читателя является абсолютно нечитаемым. Поэтому сразу предупредим, что, переводя сказки из книги Й. Векерди, мы часто прибегали к литературной редакции текстов. Говорим это специально для тех дотошных критиков, которые, быть может, захотят упрекнуть нас в нестрогом следовании букве оригинала. А желающих насладиться оригиналом мы можем отослать к самому труду Й. Векерди, выполненному с величайшей научной добросовестностью. При этом вовсе не обязательно знать диалект венгерских цыган, поскольку доктор Векерди приводит как цыганские тексты, так и их 'перевод на венгерский и английский. Единственное, что в этом двухтомнике вызывает некоторое удивление, это необъяснимая трансформация цыганских имен в английском переводе. Право же, ничего, кроме улыбки, не может вызвать встреча в цыганской сказке с персонажами по имени Джон, Майкл, Стив, Чарли и т. д.

При формировании этой подборки сказок мы сначала привели небольшое количество произведений, взятых из других источников, а далее расположили материал так, как это сделал Й. Векерди. Естественно, с учетом тех пропусков, которые мы допускали при переводе его книги.

Несколько слов скажем о расположении материала в книге Й. Векерди. Он придерживался того же принципа, что и мы, т. е. объединял сказки в подборках, представляющих фольклор различных диалектных групп цыган, проживающих в Венгрии: ловаров, цергаров, машяров, кхэраров, гурваров, ромунгров. Кроме того, в его книге опубликована одна сказка цыган-синти – группы, не входящей в венгерский этнический ареал. Но поскольку сказка была записана в Венгрии, И. Векерди включил ее в свой том. Мы тоже включили эту прекрасную сказку в Приложение к книге, поскольку цыгане-синти проживают также и на территории СССР, хотя и в незначительном количестве.

Теперь о названиях групп цыган венгерского этнического ареала. Выше, когда речь шла о кэлдэрарах, мы писали, что названия кэлдэрарских родов шли от имени или прозвища прародителя рода. Здесь мы встречаемся с иным явлением. У венгерских цыган (иногда подобные явления встречаются и у русских цыган) роды получили свои названия от занятий. Так, например, ловары – род, название которого происходит от венгерского слова «ло», что означает «лошадь». Очевидно, что этот род занимался торговлей лошадьми. Необходимо сказать, что название рода венгерских цыган вовсе не характеризует некую его «кастовую» ограниченность. Просто когда-то кто-то из этого рода торговал лошадьми, отсюда и возникло название (прозвище). Ведь сегодня вряд ли встретишь ловарского цыгана, занимающегося этим видом деятельности. Аналогично этому в роде машяров кто-то когда-то занимался рыбной ловлей, а некто из рода кхэраров был известным вором-домушником (от цыг. мащё – «рыба», кхэр – «дом»).

Обратимся к ловарскому фольклору. Не будучи специалистами по фольклору цыган венгерского этнического ареала, мы воспользовались комментариями доктора Векерди. Изучая цыганский фольклорный материал, доктор Векерди нашел почти во всех случаях аналогии ему в венгерском и румынском фольклоре. Его замечания позволяют выяснить происхождение той или иной сказки, проследить трансформацию сюжетов в процессе их освоения цыганами.

К сожалению, в комментариях доктора Векерди мы не нашли ни единого слова о стилистике сказок, о цыганской демонологии, об особенностях их языка. В ряде случаев нам удавалось найти в сказках цыган венгерского этнического ареала некоторые черты, роднящие их с фольклором русских цыган и кэлдэрарским фольклором. Эти соображении мы привели в комментарии.

Фольклор цыган балканской группы представлен в этой книге небольшой подборкой, состоящей в основном из сказок крымских цыган. Эту этнодиалектную группу с успехом изучает у нас в стране советский цыганолог Вадим Германович Торопов. Плодом его многолетней работы стала рукопись книги «Крымский диалект цыганского языка» (Иваново, 1986 – рукопись депонирована в ИНИОН АН СССР, № 27709 от 19.12.1980). Первая часть этой книги посвящена цыганским текстам, среди которых несколько превосходных сказок.

Первое, что бросается в глаза в рукописи В. Г. Торопова, наличие в фольклоре крымских цыган сказки на сюжет о Вайде и Руже (№ 79). Крымские цыгане – мусульмане, а стало быть, фольклорные традиции у них должны быть совершенно иные. Несомненно одно: сюжет заимствован. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что имя одного из главных героев – Маджяри (т. е. «Венгр»). Сюжет этой сказки полностью согласуется с аналогичными сюжетами из фольклора других этнодиалектных цыганских групп (см. сказку «Ружя» из этой книги, № 102, или сказку «О Вайде – богатом барине, его жене Руже-красавице и о том, что было с ними и до них», № 1, с. 52, из книги «Сказки и песни…»). Однако в этой сказке можно увидеть и иные сюжетные повороты, новые фольклорные мотивы. На определенную трансформацию этого сюжета в сознании крымских цыган указывает и имя главного героя – Ек-опрэ-дюняс (т. е. «Единственный-в-мире»). Давать подобные имена – в традиции мусульманских народов.

Интересное поле для исследования представляет язык сказок крымских цыган. Он – макаронический. Если в языке, к примеру, русских цыган широко употребляется как цыганская, так и русская лексика, то в языке крымских цыган мы находим немало слов из горного диалекта крымскотатарского языка, а также отдельные фразы, произнесенные по-русски. Довольно забавным представляется читателям цыганских текстов распределение в них языковых функций: основной текст произносится по-цыгански, а вот, к примеру, речь начальника тюрьмы передается уже по-русски.

Как уже было сказано выше, ричарские сказки представлены подборкой, состоящей из произведений, которые прислала нам Вера Богданенко из хутора Данилов Каменского района Ростовской области. О цыганах-ричарах известно очень немного. Свое название эта группа получила от цыганского слова рич, что означает «медведь». Очевидно, некогда цыгане этой группы занимались дрессировкой медведей и устраивали представления с ними. У цыган этой группы также существует родовое деление. Так, например, сама В. Богданенко принадлежит к роду «я́мпилей». Забавна история возникновения этого прозвища. Этот род образовался, по-видимому, в первой половине XX в. Один из предков Веры Богданенко, как пишет она сама, в лечебных целях растирался спиртом, который покупал в аптеке расфасованным в ампулах. Труднопроизносимое слово «ампула» превратилось в языке этого пращура в «ямпиля», а отсюда и название рода.

Подборка сказок ричаров почти вся состоит из быличек. И хотя сюжеты их мало чем отличаются от сюжетов быличек русских цыган, тем не менее, в них присутствует самобытность, которая проявляется и в нюансах фабулы, и в своеобразии стилистики. Можно отметить несколько неожиданную мораль в сказке «Почему ночью на небо смотреть опасно» (№ 85) с традиционным сюжетом об оживающем мертвеце или обратить внимание на детали сюжета сказок «Утопленник» (№ 87) и «Сон цыганки» (№ 88). Единственное, что несколько снизило фольклорную достоверность сказок Веры Богданенко, это то, что она, самостоятельно записывая их, старалась делать это как можно «красивее», лишая свой язык разговорной живости. При переводе мы решили все же сохранить стиль присланного оригинала.

Сказки прибалтийских цыган записывались у нас в стране достаточно активно. Однако при формировании подборки мы столкнулись с серьезными проблемами. Дело в том, что публикации фольклора прибалтийских цыган рассеяны по различного рода научным изданиям, в основном эстонским, давно ставшим библиографической редкостью. Не имея возможности воспользоваться оригиналами, мы обратились к упомянутому выше четырехтомнику Хайнца Моде и Милены Хюбшманновой, поскольку немецкий перевод цыганских сказок был сделан с исключительной точностью и близостью к оригиналу, что мы имели возможность проверить. Один текст был передан нам Л. Н. Черенковым. Вся остальная подборка составлена из произведений, записанных известным советским ученым академиком Паулем Аристэ из Тарту, который значительную часть своей научной деятельности посвятил изучению цыган, в том числе и их фольклора. Кроме П. Аристэ и Л. Черенкова фольклором прибалтийских цыган долго и плодотворно занимался советский цыганолог А. Д. Белугин.

Имеется в данном томе и маленькая подборка сказок цыган-урсаров. Изучением фольклора цыган этой этнодиалектной группы занимается у нас в стране цыганолог и писатель Г. Кантя. Читатели, вероятно, смогут познакомиться с урсарскими сказками отдельно, так как Г. Кантя уже закончил работу над книгой. Поэтому здесь мы ограничились публикацией тех произведений, оригиналы которых уже выходили в свет (см. книгу: Кантя Г. Фольклорос романо. Кишинев. 1970).

Теперь попытаемся беспристрастным взглядом посмотреть на эту книгу, дабы оцепить состояние цыганской фольклористики. Как мы уже писали выше, подборка сказок русских цыган в совокупности с книгой «Сказки и песни, рожденные в дороге» завершает нашу многолетнюю работу по собиранию сказок русских цыган. Это отнюдь не означает, что повествовательный фольклор этой группы цыган данными публикациями исчерпывается. Но, как нам представляется, дальнейшая работа в этом направлении сможет лишь уточнить наши представления о фольклоре русских цыган, основные же темы освещены достаточно полно. Что же касается песен русских цыган, в особенности чисто музыкальных аспектов фольклористики, то здесь работа только в самом разгаре. Предстоит и большая собирательская работа, и анализ текстов. Но мы не можем удержаться, чтобы не высказать своего недоумения по поводу странного безразличия к фольклору цыган (особенно русских) со стороны музыкантов. Мало сказать, что песенный фольклор русских цыган необычайно богат музыкально, до настоящего времени он представляет совершенно непаханое поле для исследователей. Те же немногие работы, которые посвящены этой теме, поражают своей поверхностностью. И это несмотря на то, что цыганский фольклор почти два века звучит с эстрадных подмостков.

Значительно меньшая работа проделана в области собирания фольклора кэлдэраров, хотя и здесь уже сделано немало. Думается, что кэлдэрарский фольклор в силу его высоких художественных достоинств вполне заслуживает отдельной публикации. Пока же опубликованный здесь материал в совокупности с книгой Деметеров составляет лишь малую толику богатейшего фольклорного наследия кэлдэраров. Это касается и сказок и песен. Как легко убедиться, сказки, представленные здесь, в основном были записаны нами в одном таборе, причем от двух семей. Но даже в этом таборе и в этих семьях мы собрали лишь малую долю того, чем обладали носители фольклора. А сколько таких таборов в стране? Тула, Рязань, Рыбинск, Ярославль, Чудово – всех не перечесть.

Здесь самое время сделать небольшое отступление, которое связано с весьма печальным моментом в работе любого фольклориста-практика. Дело в том, что возраст наших информантов, как правило, весьма преклонный. Нередки случаи, когда они не доживают даже до момента выхода книги, в создание которой внесли немалый вклад. Так и не подержала в руках книгу «Сказки и песни, рожденные в дороге» наша вдохновительница и активная помощница незабвенная Зоя Эммануиловна Ильинская. Предисловие к этой книге читали сусанинские цыгане на могиле Лидии Николаевны Ильинской, а вслед за ней скончался и ее брат Александр Николаевич. Когда работа над этим томом была в самом разгаре, один за другим ушли из жизни Тима и Миша Виноградовы, Маня Михай. Дорога фольклориста уставлена могильными крестами. К счастью, в среде цыган еще живут фольклорные традиции, передающиеся из поколения в поколение. Но, во-первых, современные социальные процессы, лишающие фольклор условий бытования, во многом коснулись и цыган, а во-вторых, меняется и сам фольклор, согласуясь с многообразными изменениями окружающей действительности.

И последнее, что хотелось бы отметить. Цыганская фольклористика – дело достаточно новое. Серьезная работа в этой области еще только началась. В чисто практическом плане пройдена лишь малая часть пути. А теория и вовсе находится в зачаточном состоянии. Тем более интересной должна представляться эта проблема для исследователей. Нам приятен тот высокий интерес, который вызвала наша книга «Сказки и песни, рожденные в дороге» у советского и зарубежного читателя. Надеемся, что и эта книга также послужит благородной цели духовного взаимообогащения народов.

Ефим Друц, Алексей Гесслер