Сколько горя нужно для счастья? Книга 2

Глава 1

Что мужчины любят больше, чем красивых женщин? — Правильно! Они любят воевать, проливать кровь, срывать злость, отыгрываться за жизненные неудачи на тех, кого даже не знают. Убийства легализованы и можно наконец-то перестать притворяться приличным человеком.

В доисторические времена они забивали друг друга палками, совершали набеги на соседние племена. В каменном веке заколачивали друг дружку камнями, а когда стали чуть цивилизованнее, снаряжались в латы и прорубали плоть чужих сыновей мечами и шпагами.

Потом какой-то умелец изобрел порох, и они научились плеваться друг в друга железными шариками. Человеческий гений они направили на создание танков, истребителей, ракет, бомб и мин. Вся история человечества завязана на войнах, казалось бы, даже конченный идиот, что всю школьную программу бегал мочить тряпку для доски, дошел бы до мысли, что пора остановиться, но нет…

Если б умение пользоваться опытом и делать выводы помогало, то все давно бы забыли, что такое война, но правителей, жаждущих величия, никогда не сдерживал опыт и аналогии. Война по-своему прекрасна — миллионы трупов, разрушенная инфраструктура, болезни, разруха… и самое замечательное — когда она кончается никто, в сущности, не может объяснить — а нахрена это затевалось?

Только я как истинный человек и правитель маленького королевства понимаю, что корни прорастают гораздо глубже. Война ужасная, безжалостная и неполиткорректная вещь. Во время войны не дети хоронят отцов, а отцы своих детей, но разве этой причины достаточно, чтобы прекратить воевать?

Любой правитель хочет чувствовать себя значимым, оставить заметный след в истории, чтобы его потом проклинали или восхваляли сотни лет.

Первый путь — это путем грамотных реформ повысить уровень жизни людей, обеспечить население благами, дорогим кофе по утрам, электроникой, брендовой одеждой, понастроить им самолетов, чтобы они путешествовали, расслаблялись и отдыхали от ничего не деланья.

Правда в таком случае как показывает статистика, люди, утопая в гедонизме, умирают сами по себе от хорошей жизни.

Демография падает так низко, что убыль населения больше походит на геноцид. Если итог всегда один — человек вымрет, то почему бы не выбрать второй путь и не сделать их смерть более яркой, красочной и героизированной?

Ради этого мы и воюем, ради этого мы и пытаем, ради этого мы и издеваемся, ну и еще, потому что приятно… За окошком война, металлический привкус крови витает в воздухе, а я заперся в замке, пью горячий чай и делаю рокировку.

— Думаешь это тебя спасет? Мару должна отвечать за тактику ведения войны, никак не получается одолеть её. Злодейка… Даже в картах все мои мухлежи видит.

— Я просто поддался тебе, чтобы не травмировать детскую психику.

— Получается, ты намеренно проиграл мне двести восемьдесят шесть раз?

— Ну получается так… Кстати, смотри, а что там? Указал я пальцем на окошко и приготовился двигать фигуры.

— Ты серьёзно? Наделил меня сверхспособностями, чтобы потом подловить на детском трюке? Она поставила мне щелбан…

Заслужил…

Интересно, а как там дела у моих подопечных? Внутренний подонок шепчет мне, что даже если бы они не были согласны с моей точкой зрения, то всё равно отдали бы за неё жизнь. С такими бойцами и друзей не надо.

Оказывается, приятно, когда за тебя готовы умереть.

Столько жестокости вокруг, что уходить не хочется. В том и суть, что человек хуже всякого зверя, просто не каждый своему внутреннему зверю волю даёт, но уж если дал, то страшнее монстра не сыскать, такие твари опаснее бешеных собак.

Я не жалел металла и многие люди, включая моих ближайших подчиненных закованы в такие латы, где есть только маленькое отверстие чтобы дышать, Антипу и вовсе не привыкать, он с рождения в них и по-другому жить не станет. Благодаря венозной крови, он в кратчайшие сроки стал одним из основных по силе бойцов, передвигаясь по полю боя со скоростью Мару он истребляет врагов быстрее цинги.

Зверолюди разбили целый палаточный городок на месте сожженных деревень и самое главное, что тварей прибывает со стороны леса все больше и больше, счет пошел на триста тысяч… Похоже Злата затаила на меня сильную обиду, раз решила послать в мою скромную обитель целую армию.

Враги настоящие модифицированные люди, зверолюди, сильные, ловкие, прыткие и кровожадные. Хищники из отряда кошачьих, отлично воюют в ближнем бою. Буйволы, носороги и быки выступают альтернативой моему Герасиму и Дормидонту, а вот травоядный и рогатый скот чаще всего состоит в отряде снабжения и ведут бои издалека, осыпая мою армию стрелами.

— Разрушьте эти проклятые лестницы! Заорал Эдуард. Враги настырно ставят их по периметру стены и карабкаются наверх. Зверям плевать на камни, кипяченное масло, что льется им на головы и на Леопольда, который стреляет так часто, что указальный палец искриться от тетивы. Они падают, трупы сбиваются в кучу и служат платформой для следующих альпинистов.

— Я займусь ими! Прокричал Дормидонт. Если разрушить семь осадных лестниц, у врагов не будет никакого способа, чтобы попасть в замок. Некоторая часть зверей таки забралась на оборонительную стену и наверху слышатся звуки боя.

Солдаты не могли позволить себе разочаровать господина, который в данный момент занят делами государственной важности. Они умирали, не допуская мысли об отступлении.

Дормидонт швырнул молот вперед и бросился за ним вдогонку. Летящая бандура разбивала головы ближайших врагов, они не успевали даже обернуться перед смертью, а масса их тел была слишком мала чтобы убавить инерции.

Вскоре он догнал его и сильные взмахи искривляли тела врагов.

Удар!

Бац!

Дзинь!

Сталкивались оружие, броня и голые суставы. Хлещущая кровь и оторванные конечности, вырисовывали атмосферу ада.

Дормидонт разбил меч врага и посмотрел наверх. Лестница была прямо перед ним. Он взмахнул молотом еще раз, чтобы замедлить приближающихся зверей и разбил все крюки одной лестницы, с силой пнул её, и враги, которые еще поднимались, попадали на землю как перезревшие яблоки. После, они были раздавлены тяжелой лестницей в мясную кровавую пасту.

— Отлично! А теперь еще шесть штук! Прокричал Эдуард сверху, пока дрался с высоким худым леопардом.

— Умри громадина! Черная тень спрыгнула со стены, и рапира, которую враг использовал, была направлена прямо в голову Дормидонта. Необычный враг, все что он успел сделать это поместить молот так, чтобы его голова была защищена.

Несколько ударов попали прямо в центр молота и произвели искры. Неудержимая сила передалась через молоток и потрясла Дормидонта, сломав ему четыре пальца и выбив семь зубов.

— Дерьмо! Этот ублюдок усилен магией! Черная пантера ухмыльнулся на реплику.

Кошак поднял рапиру и вновь пропал из поля зрения. Дормидонт услышал тонну криков, противник двигался так быстро, что превратился в черный вихрь. Все солдаты, которые шли позади упали на землю. Когда он присмотрелся, он понял, у всех имелись отверстия в головах, из них вытекала красная мозговая жидкость.

— А теперь твоя очередь переросток! Рапира была слишком быстра, и этот враг был слишком силен.

Дормидонт накренил тело, как будто пытался уклонится от удара, но орудие легко прошло через правое плечо. Пантера презрительно улыбнулся, он собирался вытащить рапиру и оборвать жизнь, но…

Тут его располовинил массивный топор, что двигался со скоростью звука.

— Сдаешь позиции друг мой… Дормидонт аккуратно выдернул лезвие из тела и сказал. — Я рад что ты на нашей стороне Герасим. Великан на эту реплику улыбнулся, его жизнерадостное лицо сильно контрастировало с окружением. Звуки боя круглосуточны, словно мы на стадионе, уши вянут от печальных криков.

— Хватит себя жалеть, вставай, нам еще убивать и убивать. Герасим протянул руку и Дормидонт вцепился в неё как в «своё».

Герасим.

Почему Господь Бог дал мне такое мощное тело? Мне под силу разорвать быка голыми руками, выдернуть ствол многовекового дерева как траву и сложить лист бумаги восемь раз. Правда у такой жизни есть минусы…

Прохожие косятся на меня и перешептываются, женщины шугаются, а дети сразу плачут стоит мне подойти… Господин часто говорил, что в жизни ничего не происходит просто так, объяснял, что я создан не для мирной жизни, а для войны.

Если пересказать его слова, то будет. — Ты воплощение всего мужского! В тебе мужественности больше, чем в слове мужество! В моём прошлом мире, тут я не понял о чём он говорил, на мужчин без слез не взглянешь. Сутулые, зажатые, слабые, смотрят себе под ноги, делают тоннели в ушах, изгаживают тела татуировками и вызывают брезгливость, а вот ты, на тебя глаз радуется смотреть. Высоченный как скала, непробиваемый как ПТУшник, суровый как пиратский адмирал и широкий как моё сердце. Не хворай мой дорогой, силы и желания найдутся, если неустанно к чему-то стремиться. Не проси у Бога, ой, то есть у меня, легкой жизни, проси, чтобы он сделал тебя сильнее!

К чему-то стремиться… Я внемлил совету господина и начал действие. В движении чувства не так душат, как ночью, пока ты дергаешься в постели и мучаешь себя размышлениями. Каждый свободный миг я тренировался, я напрягал тело пока мышцы не жгло огнем, а кровь не стала едкой как кислота, когда такое случалось я просто ускорялся…

Сегодня я понял зачем к чему мне дарована такая мощь. Я дошел до самой очевидной мысли — я не одинок, у меня есть друзья и мы сильны настолько, насколько едины и слабы только когда разъединены.

Сила дана мне чтобы защищать дорогих людей! А что касается моих личных целей и планов на жизнь — их нет, и они мне не нужны. У меня есть господин и он лучше знает, что для меня правильно! Я не только могу одним взглядом положить на лопатки зверье, но и одной улыбкой поднять друга с колен! — Хватит себя жалеть, вставай, нам еще убивать и убивать. Друг мой Дормидонт…

Герасим напрягает руки и вены вспучиваются так, словно под кожей ползают змеи. Он метает топор и ещё один и ещё! Ему отлили десятки гигантских топоров, они летят в стан врага и промалывают звериные ряды. Не страшно что оружие остается на той стороне, никто его всё равно не сможет поднять.

— Внимание отряд! Нашпигуйте стрелами великана! Герасим услышал свой приговор и подумал. — Друг познается в беде. Он взял агонизирующее тело павшего товарища и укрылся от летящих стрел.

— Давай мой брат! Явим им волю нашего господина! Дормидонт залатал рану в плече и кивнув поднял боевой молот.

Один удар молотка и голова утрамбовывается в тело. Один взмах топора и по округе проносится моросящий кровяной дождик. Дуэт переростков отлично сочетается.

— Мы прирежем тебя как свинью! Шустрые антилопы напали на него, но он не выражал особых эмоций. Ему сказали защищать стены, и он защищает, сказали убивать, он будет убивать.

Град ударов направили на него, но доспехи таковы, что бить по ним ножиком так же бесполезно, словно пытаться шариковой ручкой проткнуть танковую сталь. Молотком по таким шустрилам не попасть… Тогда-то Дормидонт опомнился и вспомнил другой свой талант.

Один бросок камня и коленная чашечка трескается, другой антилопке пробило висок, третья кричит. — Нет, не надо! На помощь! Но раскрученный молот настиг его быстрее подмоги. Грудная клетка пробита и брызги крови попали на броню, она как антикоррозионное покрытие.

— Я рублю и значит я живу! Кажется, господин говорил как-то так…

Сражения длились дни, недели, месяцы… Ночью бойня чуть затихает, но всё равно умирает большое количество двуногих. Я организовал вторую и третью смены, дневники проливают кровь утром, те кому повезло выжить возвращаются за стену, моют тела мокрыми полотенцами, оттирают доспехи, в которые справили нужду, и ложатся спать под крики товарищей, потом сменщик тормошит за плечи бедолагу и тот еле волоча ноги идет в бой.

Чтобы хоть чем-то противостоять Герасиму, злата выпустила на поле боя трех магов. Я не простил ей такую дерзость и тоже вооружил своих бойцов всякими ништеками. Элитная гвардия хлещет волшебный эликсир и не горит, не пропускает через себя ток, и режущий ветер для них не страшнее пластмассового ножика.

— У тебя стрела в плече. Сказала Степанида Гулливеру.

— Не мешает. Отмахнулся он, и добавил. — Лучше за собой смотри, господин говорил, что в своём глазу мы даже бревно увидеть не можем, а вот в чужом даже соринку.

— Идиот! Эта поговорка не имеет никакого отношения к твоему ранению! Он почесал голову и согласившись выдернул стрелу.

— Хватит выяснять отношения, они опять умудрились поставить две лестницы! Эдуард то и делал что бегал по стене и орал.

— В таком случае в бой! Нужно побыстрее закончить, дочка ждет меня к ужину. Молодой отец ринулся в атаку.

Звери и люди падали со стен и шмякались о землю. От сильного удара животы лопались и внутренности с брызгами вылетали. — Прикольно! Это всё равно что шарики с водой сбрасывать!

— Лучники пли! Командовал Леопольд и думал.

Когда ты целый день как ястреб выслеживал и отстреливал врагов, под вечер голову посещают мысли вселенского масштаба. Первый вопрос — Как я дошел до жизни такой… Душа и тело на пике возможностей. Я не ощущаю себя свободным человеком, но уверен в том, что она стала мне не нужна. Личность размывается в солдатских рядах, мы превращаемся в цифры, статистику убитых и раненных.

Каждый из нас знал, что война — это грустное явление и она неизбежна, но мы всё равно пошли воевать. Что-то движет нами, заставляет идти в ад. Рядовые солдаты не делают выбор их вынуждают обстоятельства и окружение, но мы как доверенные лица господина сами пошли в ад и видим его по-другому.

Со слов нашего господина — В аду не такой ужасный климат как вам говорили, а еще там теплится надежда. Это особенно хорошо поймут те, кто хорошо переносит перепады температур.