Сколько горя нужно для счастья? Книга 2

Глава 19

Игнатий.

Любая величественная армия в парадных мундирах начинается с хронически простуженного, завшивленного, исхудалого солдата. В первый месяц бравый малец одет с иголочки, поёт патриотические песни, обвешивается пулемётными лентами и рвётся в бой.

Спустя время, этот же умудренный жизнью ребенок смотрит на оружие устало и не то что не поёт, он почти не говорит. Просто безмолвная машина по исполнению приказов… От такого существа не только врагу стоит держаться подальше, но и близким людям…

Правду говорят, что лучший боец получается из людей, которые, уходя из дома с утра, даже не помышляли о войне, а вернувшись с работы вечером, вместо сытного ужина и разогретой супруги, находят повестку на столе.

И вот, это уже не примерный семьянин, а волк, который будет рвать столько, сколько будет жить, а жить эта падла будет долго, ибо он научится заново ценить и любить само явление жизни: она ему по-настоящему важна! Ему вновь захочется ходить на нелюбимую работу, зарабатывать деньги, кушать вкусную еду, трахать красивых женщин.

Инстинкт жизни силён.

Жаль только, что война сделает из него никчемного человека. Он больше никогда не будет прав, поскольку его мнение никого не интересует. Он никогда не будет молод, даже если вернется домой в двадцать пять.

Что остаётся делать сломленному духом человеку? — Бежать от себя, от жизни, от немногочисленных близких, которые не сделали вид — не что не знают тебя, бухать как последний чёрт и скулить о несправедливости судьбы.

Мальчикам было всего по восемнадцать лет, юноши только учились любить и познавать мир, но им пришлось стрелять по таким же бедолагам, проигравшим в жеребьевке. Первая же выпущенная пуля попала сердце, только не во вражеское, а собственное.

Отныне ты отрезан от разумной деятельности, от людских радостей и горестей, от прогресса. Веры в них больше нет. Ты веришь лишь в войну и до конца жизни будешь хранить хлебные корочки под подушкой.

Чей-то приказ и невнятная риторика начальства, превратила эти безмолвные фигуры в наших врагов. Думаю, точно такой же приказ, мог бы заставить нас полюбить их как родного брата. Я уже запутался с тем, кого любить, а кого ненавидеть…

Человеческий солдат, несомненно, очень храбр. Жизненный путь научил его крепко держаться товарищей. Не существует такой возможности — рассеять наши батальоны. Мы усвоили главное — чем опаснее враг, тем крепче нужно держаться друг за друга.

Большая часть из нас воспитывалась в приюте и не застала первую семью, но солдат обретает вторую — ту, с которой прошел через ад.

На душе тяжесть, чувства раздваиваются. Я ненавижу и презираю толпу — такие дикие, темные, жестокие люди, но к солдату всё же чувствуется солидарность… Безграмотный, сбитый с толку человек, он способен как на гнусное преступление, так и на великий подвиг!

Когда уже настанет черед добрых дел…

Хочется наконец заштопать пустоту в сердце, любимая, которая меня терпеливо ждет — последняя заплатка, которую еще не удалось сорвать, но попытки были…

В один из не прекрасных вечеров, Варлам растолкал меня посреди ночи и сонного спровадил в сарайчик вновь оккупированной деревни.

Ситуация как в загадке, над ответом которой бились мудрецы прошлого. — Что делать если женщина одна, а голодных солдат сорок?

Парни припрятали одну молоденькую зверолюдочку при штурме в подвал и вот теперь каждый отважный мальчишка в порядке живой очереди познавал женщину. Я заработал репутацию редкостного добряка, часто помогал ребятам прокормится — воровал хлеб на обеде которым делился ночью, угощал жареным сусликом, стриг волосы и выковыривал вшей, на марш броске облегчал ношу.

Был заботливее чем мать родная.

В благодарность мне решили отплатить тем, что я буду всего лишь четвертым…

Что я чувствовал в момент, когда придавленная и заплаканная девочка-кролик лежала подо мной? Не помню… Я вроде как облегчил голову, были пара эпизодов чего-то приятного и мерзкого в одном ключе… Так устал и думал это поможет отдохнуть… Я дрыгался на ней как в предсмертных конвульсиях…

Я на тебе как на войне, а на войне как на тебе…

Еще один солидный кусочек личности откололся, и кажется я предал свою любовь…

— Прости меня… Шептал я ей на ушко, словно обращаясь за тысячи километров к подруге детства.

Жить легче не стало, ни живой, ни мертвый, я встал с неё и ушел… В конце Варлам сказал последнему сороковому счастливчику. — Как кончишь, кончи и её заодно. Не забудь прикопать где-нибудь.

Да, прав был командир… Второй раз уже не так интересно будет.

Кажется, теперь я не сын своих отца и матери, я дитя войны…

Картина повторяется из раза в раз.

Порой у них очень длинные уши, рога иногда прямые или как у барашка, шерсти на теле может быть много или не быть вовсе. Одно неизменно — пленные стоят на коленях, смотрят в глаза палачу и ждут неизбежного.

В руке ощущается приятная тяжесть пистолета… Пуф и шея залюфтила, барашек хрипит, хватается за горло, лезет указательным пальцем в пулевое отверстие, но увы это не поможет…

Ты всё равно умрешь.

Первые пару дней мне снились руки по локоть в крови, крики детей и проклятия матерей на мою голову, но, когда счет перевалил за два десятка, ты начинаешь воспринимать ругательства как фоновый шум, а когда настроение особенно погасшее, ты добровольно становишься мразью и стреляешь мимо органов, чтобы зверь помучился чуть дольше…

Аскер по достоинству оценил мои лидерские качества и компанейность. Отныне я командир небольшого отряда карателей. В подчинение мне выделили двадцать человек включая Варлама.

Я как лидер волчьей стаи, только не такой благородный как настоящие волки.

Волки не шакалят…

Мы шли налегке с приподнятым настроением.

После череды безапелляционных побед, инстинкт самосохранения притупляется и человеком овладевает лень. Убийства зверолюдей разных возрастов, сваливание мертвых тел в глубокую яму стало рутинным занятием. Порой солдаты, волоча за руки и ноги очередную мертвую женщину травят анекдоты или обсуждают, что бы они съели первым делом по возвращению на родину.

Мы приближались к поселку, который вскоре будет стерт с лица планеты. Парни уже пускали слюни и строили планы о том, что в этот раз они целый погреб набьют звероженщинами различных биологических видов.

— Лисичку хочу… Произнес младшой.

— А я бурку. Ответил ему пулеметчик.

— Тебе что кров нравится ебать? Встрял в разговор Варлам.

— О вкусах не спорят… Произнес я дабы остудить пыл.

— Сам бы попробовал, потом за уши не оттащишь. Знаешь какие они мягонькие… а хуй словно в нежный творог окунаешь… Пулеметчик присутствовал тут только телом, душа успела окунутся в сладкие мечты…

— Молчать! Приготовится к бою! Я примерил роль командира, как сшитый на заказ дорогой костюм, и знаете… сидит как влитой.

Сегодня тренировка стрельбы на дальние дистанции.

Первый выстрел прошил ногу, тело пока еще неопознанного зверя упало в грязь. Слишком просто… следующая пуля потревожила печень и через пару минут он перестал дрыгаться. Второй раненный ползет в сторону высокой травы, но от прицела не уйти…

Выстрел.

Еще один уткнулся лицом в лужу.

Лучше бы зверь притворился мертвым, я мог бы пожалеть патрон, и он прожил бы на сорок минут дольше. Хотя бессмысленно, Варлам после битвы простреливает голову каждому трупу еще раз для надежности, правда, иногда я не понимаю, зачем он стреляет в жопу…

Плохое предчувствие не подвело…

Отпор! Из земли встали звери!

— Засада! Прокричал Аскер.

Солдаты забыли всё — чему их учили…

В людей на огромной скорости полетели камни, булыжники как пули! Одно попадание в корпус и в хлам переломанный человек теряет сознание! Моему подчиненному, любителю буренок, кусочек камешка угодил прямо в висок, двухметровая туша рухнула в грязь без четвертинки головы.

В ход пошли огненные шары! Один промчался в непосредственной близости и подпалил брови с волосами. Он бы и дальше жег, но огненного мага сразила пуля в ногу, он упал и один обезумевший солдат вонзил ему штык прямо в сердце.

Безумцем был Варлам. Молодец, не растерялся… Стоит зверю запнуться, и храбрец словно возникая из ниоткуда, перерезал тому глотку от уха до уха.

Но не он один разрезал плоть…

Потоки режущего ветра рубили солдатам стопы. Десятки бойцов рухнули вниз. Кто-то скулил по потерянным ногам, а те, кто посильнее, стискивал зубы и полз навстречу врагу.

— Что вы как дети малые⁉ Аскер разгневался и тут началось…

С тыла зашел его личный, специально отобранный отряд профессионалов. Тяжелые пулеметы и гранатометы скашивали тех, кто левитировал в воздухе. Здания прошивались насквозь крупным калибром.

Тяжелый трест оружия оглушал, но одновременно с этим давал понять, что магам не утаится. Вот она мощь! Гений человеческой инженерной мысли! Ствол ревет и обломки здания со страшным грохотом летят мимо.

Если такая пулька попадет в лицо, то может произойти всё что угодно. Выскочит глаз, отвалится челюсть, нос оторвет, можно даже свои брови проглотить от неожиданности. Бронемашины отлично выдерживают огонь и ветер. Под прикрытием одной такой, я и остатки моего отряда продвигались в самую гущу.

Выстрел! Выстрел! Выстрел!

Зверье хоть и магическое, но плоть все носят одинаковую.

— Больно! Спасите! Одного бойца все же подпалили…

Не стоит тратить время на попытку спасти его, огонь покрыл каждый сантиметр тела, но вот отомстить есть возможность… Я выбежал навстречу убийце и увидел молодую девушку зверолюдку, которая как раз направила разгоряченные руки в сторону ко мне.

Вот и конец… Подумал я, но пламя вышло слабоватое… Всего сантиметров тридцать. А у самой поджигательницы отдышка… Что такое моя дорогая, магия кончилась?

Время замедлилось. Я иду на неё, а она пятится назад, но недолго, уже спустя четыре секунды споткнулась и упала на жопу. Вновь елозит задницей по земле, но разве от судьбы уползёшь? Я припал к ней, отдергиваю зверолюдку за ноги под себя и обхватываю ладонями шею.

Девушка пыталась отстранить их и спасти себя, когти впились в руки и царапали лицо, но мужская хватка не ослабевала… Не помогли и жалобные хрипы, покрасневшие глаза, сопли и слезы. Сознание потеряно, но руки давно превратились в хомуты, она умерла, а я всё сдавливаю и сдавливаю.

— Дружище! Сучка готова! Привел в чувства только крик Варлама.

И вправду умерла, даже побелела немножко… Я отстранил руки, и голова шмякнулась о землю. Варлам подоспел на подмогу и ударил её в шею ножом. — На всякий случай! Произнес он и добавил. — А давай всем покажем, что огонь нам не чужд! В ход пошли гранаты…

Ебнутый он немножко, но зато надежный…

Взрыв!

Рядом упал кусочек локтя и тазовая часть зверочеловека. Магия не так сильна, как гранаты и автоматы. Зверям необходимо приблизиться на почтительное расстояние чтобы убить, а мы шмаляем издалека.

Выстрел в спину очень часто парализует тело, возможно пуля поражает спинной мозг, а вот ранения в живот зачастую бесполезны. Звери могут жить и истекать кровью очень долго. Сволочи кровоточат, ползут и еще умудряются придерживать вывалившийся кишечник одной рукой.

Мой следующий выстрел выбил зверю нижнюю челюсть, и я вам скажу, что вывалившийся и свисающий до шеи язык — удивительная картина.

Фу таким быть… Контрольный выстрел помог ему и раскрошил череп с мозгами.

Кажется, что всё так близко от меня и дышит… И я могу оборвать дыхание… Люди со звериным сердцем, убивают зверей… Разве не забавно?

Штык-нож — в сердце — в почку — в печень.

Коли! Коли! Коли! Убивай!

Используй данное тебе богом и верховным монархом право убивать!

В руководстве мужчины сказано — не стесняйся!

Я и не собирался!

— Кто-нибудь, подмените меня! Закричал солдат на броневике. Как раз вовремя!

Я забрался на машину и сел за пулемет.

Колошматил врагов до перегрева ствола… Меня пытались поджечь. Лицо красное, волосы чуть опалились, но я выжил и истребил несколько сотен!

— Мы заебемся ямы выкапывать. Сказал Варлам.

— Лучше сжечь. Ответил ему Аскер и показал мне большой палец.

Мы вновь всех одолели, но на этот раз, помимо радости убийства беспомощных крестьян узнали, что такое горечь потери… Товарищей хоронили в братской могиле, кое кто даже расщедрился на пару ласковых последних слов.

— А я ведь не давал команды отбой… Со слезами на глазах произнес Аскер, а он оказывается внутри очень сентиментальный.

На войне сближение с людьми происходит в максимально сжатые сроки. У вас попросту нет много времени принюхиваться, прощупывать друг друга, звать в гости на праздники и одалживать денег.

Хочешь жить — умей дружить.

Иметь друзей на войне очень выгодно. Друг может спасти от пули, кормить тебя с ладони раненного, тащить на себе много верст твоё изнеможённое тело.

На войне сразу ясно что из себя представляет конкретный человек. Трусливый друг хуже врага, поскольку на него ты надеешься, и если он подведет тебя, то только прямо под монастырь…

Грамотный солдат окружен броней из лучших, преданных, отборных друзей. Они роднее чем родня. Важно быть человеку другом, когда он жив, а не когда мертв. Мертвому ни холодно, ни жарко от вашей дружбы.

И вот настал момент, когда друга не стало. Утром ты еще просил у товарища закурить, а вечером он не вернулся из боя.

Вроде всё как всегда — тот же воздух, один и тот же лес и даже вода такая же, только без друга всё по-другому… Уже не понять кто был прав в ваших вечных спорах. Тебе стало не хватать его только сейчас, когда он не вернулся из боя… От осознания потери сердце рухнуло вниз, прошло по пищеводу и застопорилось только в районе пятки.

Со временем война превращается в бесконечную месть. Солдат уже не помнит за что воюет, он потерял стольких близких, что не хватит и ста лет чтобы выплакать накопившуюся обиду. Единственное спасение — это месть, она как холодный компресс на ожоги.

Мстят обычно тем, кто тоже хочет мести за свою убитую семью. Но наша то месть оправданнее, ведь наши родные, были нам роднее чем, их родные им, а значит нам можно.

Наши мертвые нас не оставят в беде…