Сколько горя нужно для счастья? Книга 2

Глава 22

Военный госпиталь, Игнатий.

Большие медицинские шатры развернуты. Погибших на операционном столе много тысяч, а потерявших конечности еще больше. В импровизированном помещении койки с больными плотно прилегают друг к другу, настолько тесно, что солдат не успевает излечиться от своей болячки, пока заражается чем-то от соседа. Только младший командирский состав, к которому я благо отношусь, удостаивался чести быть огороженным шторкой.

На всю жизнь запомню помесь ароматов крови, гноя и медицинского спирта, но и не только запах врезался в память.

Многие бойцы потеряли конечности и молодые девчонки, медсестры, таскают обкорнанные хирургом тела. Сильно противоестественная картина, ведь это мужчины должны таскать вас на руках, а не наоборот…

На свете нет печальнее картины чем — молодой паренек ампутант. Бесконечно грустно смотреть на такого, он вроде бы такой же мужчина и мужественности не растерял, ведь потерял ногу при героических обстоятельствах.

Но вот смотришь ты на матерого бедолагу и ничего поделать не можешь. В груди зарождается чувство жалости. В руководстве мужчины сказано — пожалеть, значит причинить ему смертную обиду.

Сострадание для мужчины — яд.

Обслуживать себя затруднительно, по паркам больше не погуляешь, и мало какая женщина горит желанием видеть рядом с собой в качестве супруга и отца детей обрубленного кавалера.

И ты и он осознаете всё. Сослуживцы стараются лишний раз не пялиться на культю, а взгляд и выражение лица паренька равнодушные, ему буквально похуй. Парню хуеву тучу лет предстоит смиряться с новым положением. Многие вновь испеченные инвалиды, не смогли принять реалии и вешались на ремнях. Каждым утром стабильно выносят минимум двух самоубийц.

Я легко отделался…

Мне стерло правую половину лица, помню, как кожа свисала с щеки колбасной шкуркой. Бедро повреждено, не знаю смогу ли я теперь прямо ходить, а еще живот изрешетили, теперь каждый съеденный завтрак рискует вытечь из других отверстий.

Аскер приходил проведать и подбодрил. — Нынче медицина далеко шагнула, так что не отлынивай долго и жду тебя на фронте!

Так непривычно лежать и ничего не делать…

В руководстве мужчины сказано, что ему запрещается бездельничать, он должен быть занят работой каждую секунду. Пахать так, чтобы даже сны были о том, как он работает…

А я вот лежу, бездельничаю и ничего не может спасти голову от гнетущих мыслей…

Почему жизнь сплошное наказание?

С раннего детства на моем лице не было признаков дурных чувств, но командиры сделали всё -чтобы они родились. Я был скромен — стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло, меня никто не понимал, и я сделался угрюмым.

Другие парни веселы и болтливы, я чувствовал себя выше чем они, но меня ставили ниже. Появились зачатки зависти. В юности я был готов полюбить весь мир, меня никто не поддержал, и я выучился быть равнодушным.

Молодые годы жизни протекают в борьбе с собой и лучшие свои чувства, я закапываю в глубине души, боясь насмешки, похоже там они и умрут. Когда говоришь правду — не верят, тогда начинаешь обманывать.

Познав механизмы общества, становишься искусен в жизни и замечаешь, думаешь о тех, кто пользуется дарами и выгодами мирного времени, к которым ты так неумолимо стремился…

В груди зарождается болезненное отчаяние, которое под силу вылечить только дулу пистолета. Там на войне погибла не только половина моего лица, но и половина души высохла, испарилась, умерла, её отрезали и выбросили…

На долго ли хватит оставшегося кусочка…

Я сделал то, чего делать не стоило, стал задавать самые глупые и тревожащие вопросы…

В чем смысл жизни? По чьей вине или задумке я появился на свет? Неужели цель моей жизни убивать? А как же семья, дети, творчество?

Я бы очень хотел проводить больше времени с дорогими людьми. Наживать не шрамы, а приятные эпизоды в памяти, чтобы в глубочайшей старости, сохранив крепкий ум вспоминать, смаковать каждый кадр. Как жаль, что людей, с которыми ты мог бы их разделить, остается все меньше и меньше…

В госпитале я безутешно отрыдал по Варламу.

Друзья приходят и уходят…

Больно привязываться к кому-то, ты становишься уязвим, но если не подпускать человека ближе, то жизнь будет унылая настолько — что жить не хочется.

Господи, как же тоскливо… Я бы душу за бесценок продал, чтобы любимая подруга детства оказалась рядом. Она бы увидела меня, вскрикнула, прикрыла бы ладошками губы от испуга и бросилась к кушетке чтобы пожалеть, а я бы отвечал в ответ — Что всё это пустяки и царапины, поскольку мужчина и других слов не знаю.

Правда вот, я стал еще ужаснее, особенно внешне… Захочет ли теперь какая девушка прислонится к моему лицу, не побрезгует ли погладить щеку, а если осмелиться поцеловать, то не вырвет ли её…

Тяжело черт возьми.

В груди ноет, мысли, какие бы не приходили в голову, окрашиваются в серый цвет. Вокруг стонут десятки таких же горемык…

Как же отвратительно, просто тошнит от мыслей, что меня утешает факт того, что они покалечились сильнее меня, что я хоть в чем-то оказался удачливее остальных.

Многие даже ходить не смогут, лишь возить туловище на тележке… Кто-то и вовсе стал самоваром. Это когда у мужчины нет ни рук, ни ног, только голова и крантик снизу… Заливай воду, корми и готовься ловить мочу на выходе…

Как хорошо, что мудрый человек в руководстве мужчины изложил быстрый и четкий ответ на вопрос — Что делать если тебе тяжело? Книга спрашивает в ответ — А кому сейчас легко? Один из немногих примеров того, где можно и нужно отвечать вопросом на вопрос.

От самокопания меня отвлек ласковый звучный девичий голос.

— Ну и чего ты в потолок смотришь как лох печальный, может тебе таблетку дать, уснешь? Средний росточек, худенькая фигурка, рыжеватые волосы переплетаются в две косы, хитрый прищур, тонкие губы, пушистые ресницы.

Это что еще за недоразумение?

— Ты где маленькая особа таких выражений нахваталась? Бровка поползла верх, стоило ей услышать «маленькая», а еще она зачем-то на грудь посмотрела…

— Маленькая⁉ Да мы с тобой одногодки, а речь свою проявлять от таких как ты «бестолочь древесная» научилась. Возгордилась девица.

— Не нужно мне таблетку, не вкусная она. От медикаментов в горле печет…

— Я бы с тобой шоколадкой поделилась. Отломила она кусочек плиточки. — Но тебе с дырявым кишечником пока нельзя. И проглотила дольку…

— Да ты язва похуже той — что желудок разъедает!

— А ты как хотел обморок лежачий? Если с каждым из вас нянчится, то никаких душевных сил не останется, потом матерью быть расхочешь. Похоже и у неё служба не сахар… Не сахар, а шоколад…

— Понимаю, сам салобончиков гоняю…

— Такой молодой и уже командир? И за какие заслуги? В глазах промелькнул легкий интерес. Не думал, что девочку регулярно видящую смерть можно чем-то удивить.

— Заслуги? Хмм… Лицо в момент приобрело странное выражение. Убить стольких многих, такова моя заслуга?

— Перед отечеством, разумеется. Ответил я.

— Что-то ты не выглядишь шибко воодушевлённым. Многие ребятки и руку, и ногу теряют, а всё равно улыбаются и просятся обратно. И такие фанатики бывают…

— Ты что психологом на пол ставки заделалась?

— Будешь паясничать, я тебя антисептиком забрызгаю.

— Лучше шоколадку отломи изверг малолетний.

— Ладно, но если живот заболит, то скажешь, что сам стащил.

— Договорились… Вот она победа дипломатии.

Сладко до такой степени, что пара слезинок проступила…

— Спасибо тебе, подруга дней моих суровых…

— Можешь звать меня Инга. Имя и голос я запомнил, но продолжить разговор был не в силах, от сладости голова кружилась так, что пиздец, словно на карусели вращаюсь…

Девушка повадилась навещать больного каждый день, но я старался не льстить себе, работа просто такая, наверное… Ставить уколы, менять повязки, подкармливать конфетами, носить горячий чай.

Под чай разных сортов мы и беседовали.

Я старался вспоминать самые безобидные и не пошлые солдатские анекдоты, а она старалась хорошо реагировать даже на самые не смешные. Инга посвятила юношу в свою историю. Такая же сирота, как и многие из нас… Интересно, почему я почти не встречал людей с живыми родителями… Юная особа с детства отличалась острым человеколюбием. Как только началась война, она буквально первая записалась в добровольцы, прошла необходимую подготовку и уже много месяцев без выходных выхаживает таких недобитков как я.

Всё чаще Инга как бы незаметно, невзначай клала ладонь на мою руку и сжимала её в кулаке. Губки с каждым визитом всё краснее, а смех звонче. Особенно веселило, когда в ответ она выдавала фразочки. — Ну он конечно и сука бестолковая ахах! Её присутствие облагораживает госпиталь…

С Ингой становится легче на сердце, в голове, в суставах… Душа поёт и регенерирует, мысли светлеют, снова хочется жить.

— Хорошо, что я ходячий, а то было бы крайне неловко, когда за тобой ухаживает девушка.

— А я думала, что всё дерьмо из вас выбивают еще в учебке.

— И то верно…

Стал замечать за собой, как старался занять такую позицию, при которой половина изуродованного лица утопала в подушке. Впервые за долгое время я пожелал казаться симпатичнее, чем есть на самом деле…

Дни незаметно пролетали. Душевные и телесные раны рубцевались быстро. Думаю, ускоренной реабилитацией я обязан Инге, девушка оказалась эффективнее сотен литров антибиотиков и мазей, тысячи уколов, километров бинтов и много килограмм гематогена.

Вот оно лекарство от всех болезней…

— Ну и где эта бестолочь⁉ Вопила разгневанная старшая сестра.

— Ой! Спрячь меня! Испуганно ойкнула девушка и запрыгнула ко мне в койку, спрятавшись под одеялом.

Грозная тучная женщина в возрасте отдернула занавеску и спросила. — Не знаешь куда ушла? Выглядит она жутко, я бы не удивился если бы первая реплика была — ПОДНИМИТЕ МНЕ ВЕКИ!

— Не могу знать. Ответил я по солдафонский, на что она хмыкнула и удалилась.

Но как выяснилось, грозная тетка лишь затишье перед бурей в моей «личной» жизни. Я ощутил жар молодого тела, Инга грудью прильнула к спине.

— Она уже ушла, можешь вылезать. Девочка не спешила вставать, а только прижалась еще сильнее и обвила туловище руками, я перевернулся и наши глаза встретились. Носы почти соприкасаются, дыхания попутно ударялись друг о друга, щеки горели что у неё что у меня… Инга хотела что-то сказать, губы приоткрывались на миллиметр, но быстро закрывались и так много раз… Она стесняется и стесняет меня… Даже при ранении, сердце не стучало так сильно.

Вот язва… Девочка все же заползла в самые глубины сердца, думаю теперь даже скальпелем не выковырять. За секунду жидкие невнятные мысли в голове вылились и отвердели в ясную картину.

Я полюбил её…

Она обладала обычной внешностью. Стройная фигура, здоровая кожа, длинные волосы, рост чуть выше среднего и местами симпатичное лицо. Но вот теперь, когда я четко осознал, что влюблен, мой разум, всё мужское естество, воспринимает и идеализирует девушку в настоящую богиню, образец женственности.

Каждый волосок на голове стал тоненькой ниточкой, артерией, что соединяет меня с прекрасным в этом мире, я готов вдыхать аромат волос круглосуточно. Талия стала тем роскошным местом, к чему моя рука никогда не посмела бы прикоснуться. Небольшое количество рыженьких пятнышек вокруг глаз пленяют разум. Я готов пропеть столько благодарственных молитв богу за то, что он сотворил её именно такой, сколько насчитаю веснушек… Маленький и милый носик убирает душевные тревоги.

Пожалуй, самое замечательное и то, что невозможно перехвалить, это — характер девушки, её темперамент, девичья суть.

Нежная как каша без комочков, непоседливая как маленький озорной ребенок и одновременно с этим могучая и сильная как стая мужиков. Она видела и прошла через тот же ад что и я. Постоянная смерть, переработки, увечья, сломанные кости и судьбы, слезы, кровь, агония умирающих…

Инга смогла сохранить себя и приумножить всё самое светлое с чем родилась.

Рядом с такой, любому мужчине придется в три раза сложнее оставаться мужчиной. Придётся ежесекундно держать планку качества, но труды того стоят, ведь она умеет любить по-настоящему, не опираясь на внешние атрибуты.

Божественный дар…

Девушка смотрит на обезображенное лицо — желанно, и я способен распознать искренность…

Инга сама до конца не понимала, как такая ситуация могла произойти…

Обычный больной, таких было и будет много… Большинству доставались куда более страшные ранения, кто-то не выдерживал их тяжесть и накладывал на себя руки…

Не понимаю, для чего мальчикам внушают мысли — что если ты потеряешь палец или ногу, то тут же перестанешь быть полноценным мужчиной.

Жалко, плохая им досталась доля. С одной стороны, такие сильные и воинственные, но в тот же момент, почти каждый — недозревший, хрупкий, ранимый ребенок.

И вот еще он свалился на голову…

С первых слов, выражения лица, интонации, я почувствовала различия… Словно кто-то засунул древнего старика в тело молодого мужчины. Игнатий в короткий срок успел познать жизнь, разлуку, разочарования…

Взгляд такой потухший, что ночь покажется днем…

Ради интереса мне захотелось попытаться разжечь его.

Я навещала юношу в редкое свободное время, он оказался интересным мальцом, смог в ответ разбавить тяжесть моих трудовых будней… Нам было о чём поговорить и помолчать, имел место быть комфорт. Порой взгляд бывалого солдата загорался и даже искрился, но столь же быстро затухал…

Да что такое⁉ Его тоска стала моим личным вызовом.

Инга дразнила мальчишку, подтрунивала, вкусно кормила и под самый конец влюбилась как последняя, безнадежная дура…