Слабо не влюбиться? (СИ)

Глава 15

Последнюю неделю вся школа стоит на ушах. Ученики, подгоняемые администрацией, вовсю готовятся к приближающемуся осеннему балу. Кто-то репетирует номера, кто-то мастерит декорации, кто-то обсуждает костюмы. И лишь единицы вроде меня лениво зевают, наблюдая за всеобщей суматохой.

Лично во мне школьные праздники никогда не вызывали бешеного энтузиазма. Ну подумаешь, песни да пляски. Чего я там не видела? Скукотища.

В общем, я дала себе зарок, что в этом году не при каких условиях не буду участвовать. Пусть Алевтина Андреевна хоть оборется. Ни на одну из ее манипуляций не поведусь. А то нашла безотказную певичку в моем лице. «Вася, спой так! Вася, спой эдак!» А Васе, между прочим, все это уже настоиграло! Мне вообще-то не двенадцать, чтобы скакать по сцене в глупых нарядах и распевать детские песни из Советских мультиков.

Скрываясь от царящей в коридоре суеты, захожу в дамскую комнату и становлюсь напротив зеркала. Сегодня стрельнула у Лерки вишневый блеск и решила рискнуть им накраситься. Губам подруги он сразу придает внушительный объем. Может, и моим поможет?

Извлекаю из рюкзака небольшой пластиковый тюбик и откручиваю его крышку. Медленно подношу кисточку рубинового цвета ко рту и вдруг вздрагиваю от неожиданности:

— Мне больше нравится естественная красота.

Прямо за моей спиной, засунув руки в карманы брюк, стоит Лапин. На губах — надменная усмешка. В глазах — превосходство и опасность.

Как он тут очутился? Я даже не слышала, чтобы кто-то заходил следом!

— Это вообще-то женский туалет, — глядя на него через зеркало, говорю я. — Выйди.

— Да мне плевать. Главное, что тут никого, кроме нас, нет.

Он шагает вперед. Я резко оборачиваюсь. Стоять к нему спиной слишком рискованно.

Знавала я таких… Точнее никого я не знавала, но вся мировая художественная литература буквально вопит о том, что благоразумным девушкам не следует оставаться наедине с полуадекватными социопатами.

— Что тебе нужно? — спрашиваю резко и даже грубо.

Сейчас не до любезностей. Мне страшно. Демид навевает на меня безотчетное чувство тревоги. Сердце пойманной птицей трепыхается в груди, а от живота к горлу поднимается тугой тошнотворный ком.

— Я же уже говорил. Ты.

Нет, ну он точно маньяк! Даже слова произносит со странными, леденящими душу интонациями. Точь-в-точь Джек-потрошитель!

— Ты совсем ку-ку? Или просто на понт меня берешь? — изо рта вырывается нервный смешок. — Если так, можешь не стараться: не напугал.

Стандартная ситуация: в критические моменты я всегда смеюсь. Наверное, это мой способ не провалиться под тонкий лед паники окончательно. Удержать трезвый разум на плаву.

— Я не люблю, когда со мной играют в кошки-мышки, Вася, — еще один шаг, и Лапин оказывается так близко, что я могу разглядеть зеленоватые крапинки на темной радужке его недобро прищуренных глаз. — Не вынуждай меня действовать грязно.

— Это угроза? — повыше задираю подбородок, чтобы продемонстрировать, что я его не боюсь.

Хотя на самом деле, конечно, боюсь. До чертиков. Мы в туалете совсем одни. Что, если никто не войдет сюда в ближайшее время? Мне ведь даже крики не помогут. Они просто потонут в шумном гвалте большой перемены. Меня не услышат.

— Скорее, предупреждение, — Демид протягивает руку и снова касается моих волос. Так же, как в тот день, когда мы с ним только познакомились. Но, в отличие от прошлого раза, я не чувствую приятного трепета. Только неприязнь и острое желание как можно скорее сделать ноги. — Так как насчет прогулки, Солнцева?

Он говорит нарочито мягко, но я все равно ощущаю железо, прячущееся в его голосе.

— Иди к дьяволу!

— Хах, не поверишь, но я и так с ним живу, — усмехается парень.

А затем вдруг резко хватает мои запястья и, удерживая их по сторонам, прижимается ко мне всем телом. В поясницу больно вонзается край раковины, а реальность перед глазами стремительно мажется. Я дергаюсь назад, выкручиваю руки и поднимаю пронзительный визг. Мне даже не приходится напрягать голосовые связки — вопль рвется наружу сам собой.

— Отвали, придурок!

— Цыц, не рыпайся! — рычит он мне в ухо. — Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому.

Очередной рывок — и мне наконец удается освободить запястья из грубых тисков. Что есть мочи толкаю парня в грудь, и он, нелепо взмахнув руками, отлетает к противоположной стене.

— Сука! — срывается с тонких губ.

Хищное хладнокровие на его лице сменяется буйной яростью. Глаза наливаются кровью, а тонкие ноздри угрожающе расширяются. Еще секунда, и Лапин снова попытается меня обездвижить, но я, черт возьми, не дам ему такой возможности.

В один прыжок подлетаю к двери и, врезавшись в нее всем телом, вываливаюсь наружу. Именно вываливаюсь, потому что в эту самую минуту силы окончательно меня покидают, и, запутавшись в собственных ногах, я неуклюже растягиваюсь на полу.

Однако мысль о том, что обидчик все еще рядом, действует как отрезвляющая пощечина. Резво принимаю вертикальное положение и стремглав несусь прочь. Сбесившееся сердце колотится где-то на уровне горла, а перед взором бликуют пьяные звезды. Но я не останавливаюсь. Бегу до тех пор, пока мое измученное страхом тело не впечатывается во что-то большое, твердое и теплое.

Снова теряю равновесие и второй раз за минуту оседаю задницей на пол. Благо, успеваю подставить руки, поэтому голова избегает встречи с керамической плиткой.

Я упала, но боли почти не ощущаю. Напряжения в мышцах — тоже. Все сожрал адреналин.

Поднимаю голову, и изо рта вылетает стон облегчения. Сердце успокоено замедляется, а паника наконец разжимает беспощадные челюсти, сомкнутые на моей шее.

Передо мной стоит Тёма. Мой солнечный мальчик. Мой лучший друг. Смотрит на меня сверху вниз и непонимающе хмурит брови.

Теперь мне точно ничего не грозит. Теперь я в безопасности.

— Малая, ты чего? — недоуменно интересуется он. — Привидение увидела?

Не дожидаясь моего ответа, он берет меня за руку и помогает подняться на ноги.

— А это что такое? — пронзительно голубой взгляд Соколова фокусируется на моих пылающих побагровевших запястьях. — Тебя кто-то обидел?

— Я… Мне… — заикаюсь, не зная, как рассказать другу о случившемся.

Сама я потихоньку прихожу в себя, но вот язык все еще заплетается.

Внезапно замечаю черную фигуру, которая мрачной тенью крадется по коридору. Лапин вышел из женского туалета и как ни в чем не бывало бредет прочь. Судя по расслабленному виду, угрызениями совести он не терзается.

Наверное, у меня на лице отражается какая-то эмоция, потому что секундой позже Артём перехватывает направление моего взгляда и, обернувшись, тоже замечает Демида.

— Это он, да? — Соколов, как всегда, понимает меня без слов.

Коротко киваю и шумно сглатываю. Страх снова протягивает ко мне свои когтистые лапы. С одной стороны, я страстно жажду, чтобы Тёма встал на мою защиту, но с другой — не хочу для него проблем.

Я открываю рот, чтобы попросить друга не марать об Лапина руки, но уже поздно: Артём на всех парах несется к моему обидчику. Перед разгневанным парнем с тихим гомоном расступается толпа, и Демид наконец замечает приближающегося соперника.

— Воу, пацан, не заводись! — он примирительно поднимает руки и натянуто улыбается. — Я тут не при чем.

Теперь Лапин выглядит просто жалко. Он ниже Тёмы и существенно худее него. Неравенство сил тут очевидно даже тем, кто ни черта не смыслит в боевых искусствах.

— Она утверждает обратное, — гневно цедит Соколов.

Его ладони сжимаются в кулаки, а на костяшках проступают белые пятна. Челюсти плотно сомкнуты, и на чуть выступающих скулах играют желваки.

— Я ничего не делал, — оправдывается Демид. — Кто ж знал, что твоя девчонка такая недотрога. Да ее обидеть — раз плюнуть!

— Ты прав, — мрачно подтверждает Тёма. — Только плюнуть тебе придется кровью.

Лицо парня искажается такой неистовой яростью, что мне самой вдруг делается не по себе. Я не подозревала, что Соколов может быть таким свирепым. Ангельский лик бесследно растворился, явив миру беспощадного воина.

— Эй, полегче! — перепуганный Демид пятится назад. — Только давай без рук, ладно? Ты же знаешь, кто мой папа.

О, как это низко — козырять отцовским статусом. Но Лапину, походу, и впрямь нечего больше предъявить.

Тёма подступает зловеще близко и, понизив голос, холодно бросает:

— Как скажешь. Без рук, так без рук.

А в следующий миг резко подается вперед и коротким мощным кивком ударяет Демида лбом в переносицу. По заполненному учениками коридору прокатывается шокированное «а-ах», а новенький, пошатнувшись, хватается за нос, из которого багровыми струями хлещет кровь.

— Еще раз ее тронешь, и придется подбирать с пола не только достоинство, но и зубы, — слегка наклонившись к задыхающемуся новенькому, шипит друг.

В ответ мат. Потом угрозы. И снова мат.

Лапин смотрит на Соколова дикими ненавидящими глазами, но при этом продолжает затравленно отступать назад. Ответного удара не последует. Максимум, что может Демид, — это чесать своим грязным языком.

— Закрой рот! — рявкает Тёма, обрывая поток словесного дерьма. — Иначе мое колено передаст привет твоим кишкам.

Пыхтя, Лапин наконец распрямляется и убирает руки от лица. Его нос выглядит ужасно — распух и весь в крови. Наверное, это перелом.

— Ты пожалеешь, гад, — отзывается он тихо.

— И что ты сделаешь? Нажалуешься папочке? — насмешливо интересуется Соколов. — Ну так давай. Думаю, он уже в курсе, что его сын — трусливый гондон.

— Пошел ты! — Демид сплевывает прямо на пол и нетвердым шагом устремляется прочь.