Слабо не влюбиться? (СИ)

Глава 62

Артём

Турбаза, утопающая в вечерних сумерках, кажется загадочной и навевает бунтарское настроение. Хочется хохотать в голос и совершать сомнительные подвиги. Но для начала нужно добраться до ресепшна и оплатить номер, чтобы нас отсюда не выгнали.

Выбор этого места неслучаен. Во-первых, от ресторана, где праздновалась годовщина моих родителей, до турбазы рукой подать. Во-вторых, на ее территории располагается чуть ли не единственный приличный пляж в округе. С песком, пологим входом в реку и отсутствием прибрежного мусора. Учитывая то, что нам с Васей вот прям срочно приспичило искупаться в ночи, турбаза как нельзя лучше соответствует нашим запросам.

— Е-ху! — довольно восклицает Солнцева, когда мы оказываемся на пустынном пляже. — Вокруг ни души!

Тут и правда классно. Широкая полоска песка тянется вдоль кромки спокойной воды и ныряет куда-то в темные лесные заросли. В метрах двухстах от входа стоит древняя водонапорная башня, которая освещена тусклым фонарем. В воздухе висит запах водорослей, хвои и медленно остывающей земли. Несмотря на что, что солнце уже давно скрылось за горизонтом, на улице по-прежнему тепло. Я бы даже сказал, жарко. Разве что духота, прибитая речной свежестью, отступила.

Я не помню, кому именно пришла в голову идея вспомнить детскую шалость и поплавать в реке. Кажется, первой эту мысль высказала Вася… Или все же я?

Ладно, сейчас это уже не имеет никакого значения. Главное, что мы здесь. Медленно бредем по пляжу и, обмениваясь озорными улыбками, передаем друг другу бутылку шампанского. Пьем прямо из горла и болтаем о всякой милой ерунде: о книгах, о музыке и о том, кому что мерещится в желтом диске почти полной луны.

Вася утверждает, что видит девушку с коромыслом. Я же упорно наблюдаю человеческое лицо: с глазами, носом и ртом. Мы спорим, пытаясь доказать свою правоту, смеемся и изредка спотыкаемся о валяющиеся на песке шишки.

В голове на удивление пусто, а в душе необыкновенно светло. Нет ни малейшего желания думать, анализировать, контролировать эмоции. Хочется просто расслабиться и плыть, что называется, по течению. Это вечер слишком идеален, слишком хорош… Так что он по определению не может быть неправильным.

Мы подходим почти вплотную к воде, и Вася кидает на песок босоножки, которые все это время несла в руках. То же самое я делаю со своими кедами. Опьяняющее чувство свободы накрывает с головой, и я счастливо улыбаюсь нависающей над рекой ночной мгле.

Давно я не ощущал такой абсолютной гармонии.

— Раздевайся, Соколов, — насмешливо подстрекает Солнцева. — Будет обидно промочить твой дорогущий костюм.

Мне забавит то, какая она стала дерзкая и острая на язычок. С Васей и раньше было интересно, а сейчас — вдвойне.

Скидываю пиджак и хватаюсь за пуговицы рубашки, искоса наблюдая за подругой.

— Эй, а ты чего не раздеваешься? — спрашиваю с подозрением, потому что вижу, что Вася продолжает свой путь по пляжу.

— Ты боишься высоты, Тём? — неожиданно спрашивает она, вышагивая вдоль берега.

— Нет, я же десантник, — расстегиваю рубашку почти наполовину.

— А чего ты тогда боишься? — ее голос становится все тише, потому что она отходит дальше.

— Не знаю… Вась, куда ты собралась? — медленно трогаюсь с места. — Мы купаться будем или как?

Солнцева не отвечает. Ее тонкие ступни утопают в песке, а стройный силуэт в лунном свете напоминает фарфоровую фигурку. Через пару секунд таинственной тишины до меня наконец доходит, куда именно идет Вася — к полуразвалившейся водонапорной башне.

— Солнцева, что ты задумала? — с опаской интересуюсь я.

Идея подруги, если я, конечно, правильно ее разгадал, мне совсем не нравится. В основном потому, что башня явно доисторическая. Да и винтовая лестница, оплетающая каменные стены, выглядит какой-то уж совсем хлипкой.

Веселье весельем, но о безопасности лучше не забывать. Тем более мы оба пьяны.

— Знаешь, Тём, иногда мне кажется, что смысл жизни в преодолении, — произносит девушка каким-то потусторонним голосом, хватаясь за ветхие перила. — Себя, своих страхов, своих глупых привязанностей…

— Вась, слезай, а! — перехожу на бег. — Эта башня того и гляди развалится!

— Ну и что? — говорит она, не оборачиваясь. — Или ты боишься, что со мной что-то случится?

Вася взбирается все выше и выше, а мои внутренности от страха и волнения скручиваются узлом. Ступеньки под ее ногами угрожающе поскрипывают, а сама лестница ходит ходуном. Я вообще не понимаю, как она до сих пор не рассыпалась!

— Да, черт возьми! Боюсь! — зло выплевываю я. — Вась, что за фигня с тобой творится?! Слезай живо!

Меня колотит изнутри, будто набитую песком боксерскую грушу. Крупная дрожь леденящими волнами прокатывается по телу, а во рту, несмотря на выпитое шампанское, вдруг делается пугающе сухо.

Меня разрывает от сомнений. С одной стороны, я хочу залезть на эту долбаную башню и снять чокнувшуюся Солнцеву с опасной высоты, но с другой — понимаю, что уж моей-то туши шаткая лестница точно не выдержит. Поэтому единственное, что мне остается, — это, задрав голову к верху, взывать к Васиному благоразумию. Ну и давиться собственным бессилием, конечно же.

— Хочешь, открою еще один секрет? — с трудом удерживая равновесие, она лезет ввысь. — Когда пять лет назад ты уехал из города, я хотела умереть. Хотела, чтобы со мной произошло что-нибудь ужасное, веришь? Представляла, как ты будешь оплакивать меня, винить себя и кусать локти, потому что прошлого не вернуть… Я правда хотела, чтобы ты мучился. Хотя бы вполовину так же сильно, как я…

Ее слова звучат ужасно и по-настоящему леденят кровь. Это правда или какая-то нелепая шутка? Лучше бы было второе, хотя настолько черного юмора я совершенно не понимаю…

— Вась, пожалуйста, спустись на землю, и мы поговорим, — умоляю я. — Ты же видишь, лестница просто никчемная! Ты упадешь!

— А ты меня не поймаешь? — Солнцева смеется.

Твою ж мать… Давно она стала такой отбитой? Или всегда была, а по молодости я просто не замечал?

— Я… Я не знаю, Вась… Это очень опасно!

— Ты же всегда презирал опасность, Соколов! — она опускает голову, и наши взгляды встречаются. — Что с тобой стало?

— Я просто повзрослел, дура! — от напряжения я готов рвать на себе волосы. — Если ты не спустишься, я полезу к тебе! И тогда мы точно расшибемся! Вдвоем! Ты этого хочешь?!

Вася замирает и задумчиво уставляется вдаль. Ее светлые волосы развеваются на ветру, придавая сходство с прекрасной вилой из славянских мифов.

— Ладно, прости, — выдыхает Солнцева, словно вмиг отрезвев. — Я просто хотела, чтобы ты немного за меня попереживал…

Немного, блин? Немного?! Да я тут чуть не поседел, пока эта горная коза по древним башням лазила!

Мне хочется наорать на Василису, обвинить ее в безрассудности и склонности к манипуляциям, но я сдерживаюсь. Сейчас не время. Надо дождаться пока ее ноги коснутся твердой земли, и уж тогда…

— Вась, аккуратней! — в ужасе выкрикиваю я, когда одна из особо ветхих ступенек обрушивается прямо под ее босой ступней.

Вцепившись в поручни, Солнцева застывает. Видно, что и сама труханула. Глаза на пол-лица, губы плотно сжаты. Впредь будет знать, как выводить людей на эмоции!

Клянусь, если она вернется оттуда целой и невредимой, я сам ее придушу!

Медленно, напряженно глядя себе под ноги, Вася спускается. На последних ступеньках мои нервы не выдерживают, и, подлетев к сумасшедшей девчонке, я хватаю ее на руки.

— Совсем сдурела? — выпаливаю с яростью, утаскивая ее подальше от злосчастной башни.

— Испугался? — спрашивает тихо, а на губах проступает слабая улыбка.

Ставлю ее на ноги, но по-прежнему крепко удерживаю за плечи. Словно боюсь, что Солнцева вырвется и опять полезет наверх.

— Да, — отвечаю мрачно, ища в ее лице признаки недавнего безумства.

Но сейчас Вася кажется как никогда спокойной. Шальной блеск глаз сменился теплым мерцанием, а во взгляде читается столь характерная для нее осознанность.

— Ну что, теперь пошли купаться? — она уже оправилась от пережитых впечатлений и вновь выглядит беззаботной.

Я понимаю, что надо забыть о дурацком инциденте и продолжить веселый вечер, но почему-то пальцы, сжимающие Васькины плечи, не разгибаются. Я физически не могу ее отпустить.

Страх, волнение и паника, которые она пробудила во мне, всколыхнули куда более сильные, более глубинные чувства. Это словно сдвиг тектонических плит в океане, влекущий за собой мощнейшее цунами, которое, обрушившись на сушу, меняет ее навсегда.

Я смотрю на Солнцеву, и до меня вдруг доходит, что дальнейшая жизнь без нее немыслима. Я не смогу радоваться новому дню, если он не будет ознаменован ее игривой улыбкой. Я иссохну, истощусь, исчезну, если Васи не будет рядом.

Она — луч света в моем темном царстве. У нее ведь даже фамилия такая — Солнцева. Как же я раньше не понял, что эта девчонка — мой персональный источник жизненной энергии? Мой ясный проводник в счастливое будущее?

Притягиваю Васю к себе. Так близко, что кончики наши носов касаются друг друга. Несколько секунду безмолвно пытаю ее взглядом, а в следующий миг губы обжигает жаркая влажность ее рта.

Восторг спиралью закручивается в груди и будоражащими волнами оседает в организме. У меня кружится голова, и подрагивают пальцы. В голове — ни единой трезвой мысли. Я в хламину пьян, и шампанское здесь ни при чем.

Крышу сносит от Васиного запаха, от вкуса ее нежных губ, которые, несмело приоткрывшись, пускают меня глубже. Туда, где страсть, усиливаясь и накаляясь, меняет свои оттенки с нежно-розовых на кроваво-красные.

Хочу ее.

До боли в сердце. До спазмов в животе.

Хочу.

Кажется, мы валимся на песок. Кажется, при этом срываем друг с друга одежду. Происходящее смазано из-за долбящим по мозгам эмоций. Туго соображаю. Очень туго. Озабочен одной единственной мыслью — как бы побыстрее избавить Васю от все этих надоедливых тряпок.

Они не нужны. Они лишь мешают.

Лежащая подо мной Солнцева на миг разрывает жадный глубокий поцелуй и, тяжело дыша, хрипит:

— Слабо не влюбиться, Соколов?

— Слабо, — признаюсь на выдохе.

Она хочет добавить что-то еще, но я затыкаю ее рот своим языком. Властно, напористо, немного грубо. Ударяюсь зубами об ее зубы и сипло рычу:

— Ты моя. Только моя, Вась.

Мне сейчас не до гребаных детских игр. Я уже не пацан, с азартом щупающий границы дозволенного. Мне мало победы, мало быть правым. Я хочу получить больше, чувствовать глубже, любить сильнее.

Я вырос. И наконец готов к тому, чтобы сыграть по-взрослому.