Слабо не влюбиться? (СИ)

Глава 24. Весна 2017

Звонок на перемену, подобно райской усладе, затекает уши, и я наконец захлопываю ненавистную тетрадь по физике. Если честно, от всех этих формул у меня уже в глазах двоится! Слава богу, что обучение в школе подходит к концу, и меньше, чем через месяц я смогу попрощаться с точными науками навсегда! Уверена, во взрослой жизни никто не будет делать мне мозг разговорами о диодах, диффузиях и законах Ньютона.

— Ты как? Домой или к репетитору? — Грановская кидает на меня вопросительный взгляд.

В последнее время она выглядит неважно: похудела, побледнела, да и под глазами пролегают непроходящие темные круги. Должно быть, дело в стрессе. На носу ЕГЭ, а Лерка еще и на золотую медаль идет. Вот изнуряющая учеба из нее все соки и высосала.

— У меня сейчас информатика, — вздыхаю я, застегивая рюкзак.

Для того, чтобы поступить в институт на специальность графического дизайнера непременно нужно сдать экзамен по ИКТ. Собственно, поэтому каждую среду и пятницу я посещаю дополнительные занятия по этому предмету. Скука, конечно, смертная, но чего ни сделаешь ради великой цели.

— А у меня английский, — она устало потирает висок. — Хотя, если честно, я бы предпочла просто лечь и умереть.

Подруге несладко, ведь ей предстоит поступление в довольно престижный столичный ВУЗ. И желательно — на бюджет. Ну, по крайней мере, она об этом мечтает. Хочет добиться всего сама, чтобы не пользоваться деньгами своего нового отчима.

Дело в том, что тетя Лиза, Леркина мама, год назад уехала в Москву по работе, где познакомилась с каким-то влиятельным бизнесменом. Совсем скоро они поженятся, и она станет жить с ним. Было решено, что Грановская на время переберется к бабушке и окончит одиннадцатый класс в своей школе. А затем вслед за родительницей отправится в Москву.

Особо энтузиазма по поводу изменений в личной жизни матери Лерка не испытывала, но и палки в колеса не вставляла. В конце концов, подруга давно грезила о переезде в столицу, так что обстоятельства, по большому счету, сложились в ее пользу.

— Крепись, Лерон, — подбадривающе глажу Грановскую по спине. — На выходных испеку кексы и приглашу тебя в гости.

— Спасибо, Васен, — она откидывает назад длинные золотистые волосы и вздергивает уголки губ. — Вечером созвонимся.

Мы взмахиваем руками на прощанье и расходимся в разных направлениях. Бреду по школьному коридору и, опустив голову, разглядываю свои новенькие Конверсы — пожалуй, единственную радость этой напичканной учебой недели.

Внезапно слуха касается визгливый взрыв смеха, и, вздрогнув, я перевожу взгляд к источнику шума. Ну, конечно, Соколов со своей подружкой! Кто еще может так пронзительно громко выражать свои чувства?

Диана Орлова на год старше, поэтому она уже выпустилась и формально не должна находиться школе. Но все равно продолжает таскаться сюда с завидной регулярностью. В основном для того, чтобы запихнуть свой длинный язык в Тёмкины гланды и как следует их облизать. Кажется, иных целей в жизни у этой девицы попросту нет.

Закатываю глаза и с трудом подавляю рвотный рефлекс: эти двое снова целуются. Даже не просто целуются, а прямо-таки пожирают друг другу ртами. Еще чуть-чуть — и кто-нибудь один проглотит другого. Точно вам говорю.

Глядеть на Диану, бесцеремонно мацающую парня за задницу, откровенно неприятно, а вот на Артёма… Блин, хотела бы я сказать, что он тоже смотрится мерзко, но, увы, не могу. Соколов в любом виде и при любых обстоятельствах выглядит сногсшибательно. А целуется и вовсе так, что дух захватывает.

Долго. Неспешно. Красиво.

Так эстетично, когда у парня острые скулы и длинные ресницы… Которые он медленно закрывает в момент поцелуя…

Черт, будто кадр из долбаной мелодрамы с каким-нибудь молодежным крашем!

Зачем я на это смотрю? Мазохизм? Тяга к знаниям?

Дура! Уже давно бы пора отвернуться, а я все пялюсь, пялюсь… Вот-вот глаза об них сломаю!

— Вась, привет! — приоткрыв веки, Соколов замечает меня и отрывается от своей подружки.

Мне неловко. Снова чертовски неловко. Не знаю, почему, но в последнее время это едкое чувство постоянно сопровождает наше с Артёмом общение. Мы вроде по-прежнему друзья, но уже не те, что открывают друг другу самые откровенные секреты и проводят вместе все свободное время.

Детство прошло. Розовые очки слетели. Наступила суровая пора взросления.

— Привет, — нехотя приближаюсь и, чтобы хоть куда-то деть руки, цепляю большими пальцами лямки рюкзака. — Как дела?

На самом деле вопрос дурацкий. И так понятно, как у него дела: офигенно! Соколов — самый красивый парень в школе. У него роман со студенткой. Пару месяцев назад предки подарили ему шикарный байк, на котором он по вечерам катает свою длинноногую Диану. А еще он набил с десяток новых татуировок и играет на опен-эйрах в качестве диджея. Вот так вот! У Тёмы не жизнь, а шоколад. Поэтому вопросы о том, как у него дела, можно отнести к числу риторических.

— Все пучком, я не жалуюсь, — Соколов ослепительно улыбается, продолжая шарить рукой под Дианиной блузкой. — Ну а ты как, малая? Что-то давно тебя не видно… На учебе пропадаешь?

— Угу, куча репетиторов и дополнительных занятий, — отвечаю я, стараясь не следить за его ладонью, которая похабно перемещается по телу хихикающей подружки. — Я ведь решила на графического дизайнера поступать… Помимо информатики, еще и литературу сдавать придется.

Соколов что, издевается?! Неужели нельзя перестать наглаживать свою девушку хотя бы во время разговора со мной?! Это же элементарно невежливо!

— Понятно, — лениво отзывается Артём.

Видно, что мой рассказ о планах на будущее не сильно его впечатлил. Куда больше парня интересует содержимое лифчика Орловой, и он не считает нужным это скрывать.

— Ну пока тогда, — неуклюже переминаюсь с ноги на ногу.

— До встречи, — кивает он. — Ты не пропадай, Вась. Может, погуляем как-нибудь?

Ага, как же. «Как-нибудь» длится уже три месяца. Каждую нашу встречу Соколов бросает эту формальную фразу, а потом пропадает.

Нет, безусловно, мы иногда переписываемся и порой даже видимся вне стен школы, но только, когда собираемся общей компанией. Соколов по-прежнему ласково зовет меня малой, закидывает руки мне на плечи и время от времени просит спеть под его гитару.

Но, говоря по правде, это все лишь отдаленно напоминает близкую дружбу, которая связывала нас еще полтора года назад. Теперь наше с Тёмой общение больше похоже на туман, рассеивающийся по утру. Теоретически мы все еще друзья, а на деле — скорее, приятели.

— Да, обязательно, — натягиваю ответную улыбку. — Ты тоже не пропадай. Звони… Если захочешь.

Отворачиваюсь и, быстро-быстро перебирая ногами, устремляюсь прочь. В груди ноет, а в ушах гудит. Нестерпимо хочется поскорее скрыться от посторонних глаз и просто выдохнуть — тяжело, с болью, надрывно.

Залетаю в туалет и, забравшись с ногами на подоконник, достаю из рюкзака блокнот и карандаш. Переворачиваю усыпанную хаотичными рисунками страницу, сменяя ее на чистую и заношу карандаш. В душе хаос, но в голове — кристальная чистота. Приходящие образы яркие и четкие.

Графитовый кончик касается бумаги, и в эту самую секунду с сердца срывается здоровенный груз. Мне прямо физически становится легче. Рисование — мой личный способ терапии. Оно успокаивает, приводит нервы в порядок, восстанавливает внутренний баланс.

Под карандашом появляются знакомые очертания — вьющиеся волосы, колечко в носу, пухлые губы… Я не знаю, зачем я вновь и вновь рисую Соколова. Просто мне так хочется. Просто накрывает иррациональный порыв.

Я старательно вывожу его острые скулы. Медленно отрисовываю густую тень ресниц. Мне хорошо, я увлечена процессом. И поэтому почти не замечаю слез, капающих на бумагу и отставляющих на ней влажные разводы.

Это все мелочи. Это неважно. Главное — что прямо сейчас меня действительно отпускает.