Слабо не влюбиться? (СИ)

Глава 5

Когда запасы огурцов наконец иссякают, Соколов театрально раскланивается перед сердобольными старушками, запихивает внушительную выручку в карман своего потасканного рюкзака и, по привычке закинув руку мне на плечо, устремляется к остановке.

Мы весело болтаем, обсуждая минувший день, когда у тротуара притормаживает нужный нам троллейбус, до отказа забитый людьми. Толкаться в толпе разгоряченным летним зноем тел совсем не хочется, но выбор невелик: либо ехать в тесноте в душной жестяной коробке, либо пилить целых пять остановок на своих двоих. А мы с Темой и так изрядно подустали.

— Ох, давай хоть к окну, что ли, проберемся, — ворчу я, направляясь к распахнувшимся дверям троллейбуса. — А то опять все ноги оттопчут…

— Блин, у меня кеды белые, — вздыхает друг, опуская взгляд на свои новенькие конверсы, а затем хитро щурится и добавляет. — А слабо на краше прокатиться? Зайцем?

Несколько секунд во мне происходит ожесточенная внутренняя борьба. С одной стороны, такая вот «невинная» поездочка вполне способна обернуться большими неприятностями: нас могут оштрафовать, да и рога у троллейбуса вроде как под напряжением. Но с другой — признаться Артёму в том, что мне слабо, язык не поворачивается. Я же не какая-то там размазня, которая боится административных штрафов и электричества! Я — Вася Солнцева, и мне все нипочем!

— А давай! — соглашаюсь я, с упоением наблюдая знакомый шальной блеск в глазах друга. — Только ты первый лезь.

— Без базара, — кивает Соколов, отступая от металлических дверей, в которые, работая локтями, ломится народ с остановки.

Поправив рюкзак на плечах, Артём огибает троллейбус и цепляется за перекладины лестницы, ведущей на крышу. Пара-тройка размашистых движений — и вот он уже наверху. Сидит, свесив ноги, и с вызовом мне улыбается.

— Матерь божья! Ишь че удумали! — раздается испуганный вопль у меня за спиной. — А ну-ка слезайте, безобразники! А не то полицию сейчас вызову!

Оглядываюсь на звук и вижу полную бабульку с раскрасневшимся как помидор лицом. С небывалой прытью она семенит к нам, угрожающе размахивая тросточкой и, кажется, вот-вот вцепится в меня своими пухлыми ручищами. Ну или съездит по голове этой самой тросточкой. Судя по ее разъяренному лицу, бабулька взбеленилась не на шутку.

Торопливо хватаю поручни, и в этот самый момент троллейбус лениво, будто превозмогая себя, трогается с места. Быстро-быстро перебирая ногами и руками, взбираюсь на крышу и плюхаюсь рядом со своим хохочущим другом, которой без всякого стеснения демонстрирует разъяренной бабульке средний палец.

— Тём, ну ты чего! — возмущенно бью его по ладони. — Она же старая! Так нельзя!

— Старая и злая как собака, — Соколов продолжает заразительно смеяться. — Поверь, малая, она бы нас с тобой не пощадила.

Оклемавшись от первого шока, я усаживаюсь поудобней и принимаюсь озираться по сторонам. Троллейбус тащится еле-еле, поэтому мимо вполне себе размеренно плывут серые здания многоэтажек, зеленые шевелюры тополей и разноцветные вывески магазинов, выстроившихся вдоль дороги.

— А что будет, если кто-то и впрямь вызовет полицию? — спрашиваю я, любуясь тем, как солнце путается в золотистых прядях Артёма.

Волосы у него светлые, прямо-таки пшеничные и немного вьются. Вкупе с огромными голубыми глазами это придает ему сходство с ангелом. Ну или с мальчиком из рекламы зубной пасты, который сражает всех наповал своей ослепительной белозубой улыбкой.

Знаете, а оказывается, Соколов красивый. Даже очень. Раньше я об этом не задумывалась, но теперь вот отчетливо понимаю: на его озорные веснушки и трогательные ямочки, которые проступают на щеках во время улыбки, нельзя смотреть без восхищения. Он весь такой умилительно симпатичный, но в то же время острый на язык и возмутительно дерзкий. Будто дьявол в обличии херувима, выползший из-под земли, чтобы сбивать с истинного пути таких вот наивных дурочек, как я.

Не подумайте, Тёма не учит меня ничему плохому, просто в его присутствии я становлюсь какой-то другой Васей: более смелой, бесстрашной и безбашенной. Творю такое, на что никогда бы не решилась в одиночку. Соколов и его неуемная энергия — это как укол адреналина в задницу. С ним невозможно усидеть на месте — неумолимо тянет на приключения.

— Да брось, наверняка у ментов полно других, куда более важных дел, чем поимка «зайцев», — забавляется друг.

— Ну а если они все-таки найдут на нас время? — не унимаюсь я.

— Тогда будет как в той песне: «Ран, Вася, ран! Не оставь шанса мусорам!»* — подражая голосу исполнителя, издевается мальчишка.

— Ну, конечно, — закатываю глаза и толкаю его плечом. — У тебя все просто, Соколов.

— А зачем усложнять? Жизнь у нас одна. Надо прожить ее в кайф и на расслабоне, — он легонько щелкает меня по носу. — Не грузись, Васек, все будет тип-топ. Ты мне веришь?

— Ты же знаешь, что да, — улыбаюсь я.

Конечно, верю. Я за ним и в огонь, и в воду, и даже на троллейбус, вон, залезла. На самом деле мне ничего не страшно, лишь бы Тёмка был рядом.

— Музычки? — друг достает из рюкзака наушники и, распутав провода, протягивает мне один.

Вставляю его в ухо и строго говорю:

— Только давай в этот раз без матного русского рэпа? А то у меня до сих пор уши никак из трубочки не вывернутся.

— Ой, какая ты зануда, малая! У Линкин Парк вообще-то новый альбом вышел, — хитро подмигивает. — Будем тебя просвещать.

Сейчас все идеально: одни наушники на двоих, лето, утопающее в зелени, и юность, бурлящая в наших венах.

Мы Темой сидим на крыше троллейбуса, который неторопливо ползет по улицам перегруженного пробками города и весело болтаем ногами в такт музыке, которая звучит не только в ушах, но и в сердцах. Наши пыльные кеды периодически соприкасаются друг с другом, а на наших лицах цветут беззаботные счастливые улыбки.

И даже осуждающие взгляды прохожих, которые прилетают нам чуть ли не на каждой остановке общественного транспорта, не способны испортить по-настоящему радужного настроения.

Лето не просто на календаре — оно в наших душах.

*Артём напевает песню Nintendo «Ран, Вася, ран».