Славянская мифология: энциклопедический словарь

Ж

ЖАВОРОНОК — одна из «чистых» птиц, сочетающая в своей символике небесное и хтоническое, божье и богоборческое начала; символ весны.

Согласно польской легенде, Бог подбросил высоко вверх комочек земли, из которого и появилась на свет эта серая, как земля, птичка. Как почитаемую, «божью» птицу, Ж. запрещалось употреблять в пищу, а убивать считалось грехом. Ж. вынимал колючие тернии из тернового венца распятого Христа, пел, сочувствуя его мукам: «Страдает, страдает» (у поляков), ежедневно приносил вести о Нем Божьей Матери, утешал ее в горе и предсказывал воскресение Христово. За это он был взят на небеса и с тех пор неустанно славит Пресвятую Деву своим пением «Аве Мария». Летом высоко в небе Ж. часами проводит время в молитвах. Потом, внезапно замолкнув, взмывает вверх и идет на исповедь к самому Богу.

Вместе с тем Ж. иногда посягает на Бога и идет Его покорять (укр. корити). Отсюда украинские названия Ж.: «набогастiй», «набогастiйко», «корибiг» и т. п. Преисполнившись непомерной гордости за то, что Бог позволил ему так высоко подниматься в небо, он летит вверх и похваляется: «Палячу на нёбу, на нёбу, схвачу Бога за борыду, борыду!», а потом камнем падает вниз со словами: «Меня Бог бил-бил-бил кием-кием-кием! И на землю кинул-кинул-кинул» (у русских). Ж. отваживается соперничать с самим Богом. Хватает соломинку и бросает вызов Богу: «Давай, Боже, биться — кто кого одолеет?» (у поляков); «Полячу Бога киим бить, киим бить!» (у русских), «Ходи, Боже, биться!» (у белорусов, украинцев), «Пойду к Богу, пойду к Богу, убью Бога топором, топором, убью Бога!» (у хорватов). Затем роняет соломинку и падает вниз с криком: «Кий упал! Кий упал! Кий упал!» (у белорусов); «Упустил булаву, упустил булаву!» (у украинцев).

Два разных вида Ж. - обычный и хохлатый — часто не различаются и воспринимаются как одна птица: чуб, по мнению поляков, вырастает у Ж. на третьем году жизни или же, по мнению украинцев, зимой Ж. имеет чубок на голове, а на лето его сбрасывает. Западные украинцы верят, что хохлатый Ж. на зиму превращается в мышь, а летом принимает прежний облик.

Поверья о зимовье Ж. демонстрируют двойственность его природы. Украинцы и поляки считают, что Ж. зимует в мышиной норе, под мхом, в поле под камнем, под комом земли в борозде или в меже. По другим польским поверьям, Ж. проводит зиму высоко-высоко в небе. Ангелы держат его в руках, нежат и ласкают, пока не блеснет первая молния и не раскроются небеса, куда Ж. в это время позволено бывает заглянуть.

По распространенным приметам, Ж. весной прилетает первым. Слишком ранний прилет Ж. предвещает позднюю весну. У западных славян считается, что на Сретение Ж. непременно должен пискнуть, даже если он рискует в эту пору замерзнуть, а 2.III св. Агнешка выпускает Ж. из мешка или из-под камешка. У украинцев прилет Ж. приурочивается к дню Сорока мучеников (9/22.III) или к дню Алексея «Голосея» (17/30.III).

Образ Ж. характерен для символов весенней обрядности. В России, на Украине и в Белоруссии в день Сорока мучеников и в другие праздники пекут птичек из теста, называемых жаворонками. «Жаворонков» оставляют в сарае, несут на скотный двор и подкидывают кверху, дают овцам, одного бросают в печь. Часто их раздают детям. На Украине верят, что в этом случае хорошо будет нестись домашняя птица. В России дети подбрасывают «жаворонков» вверх и кричат: «Жаваронычки, прилетите к нам, красну весну принесите нам, а мордовкам та лихорадку в бок»; «Жаворонок, жаворонок, на тебе зиму, а нам лето», «на тебе сани, а нам телегу». Во многих местах с прилетом Ж. начинают пахоту и сев. Поэтому хорваты называют Ж. пахарем и сеятелем. Своим пением Ж. призывает к началу полевых работ: «Выезжай (пахать)!» (у поляков); «Сейте, орите, бороните!» (у русских); «Сей, паши, пошевеливайся!» (у хорватов) и т. п.

Лит.: Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 633–639; Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. XIX — начало XX в. М., 1979. С. 70–72, 74, 92.

А.В. Гура

ЖАТВА — один из основных периодов земледельческого цикла; в обрядовом комплексе, сопровождавшем Ж., особенно выделяются ее начало (зажинки) и конец (обжинки, дожинки).

Адам и его сыновья. В роли жнецов выступают первый человек Адам и его сын Каин (слева стоит пастух — второй сын Адама Авель). Раскрашенный инициал из сборника духовных песнопений. Словакия, 1692 г.

До начала Ж. хозяева ходили смотреть, поспело ли зерно и пора ли приступать к Ж. Перед Ж. совершался крестный ход на ниву, которую священник окроплял святой водой и благословлял (русские). Если хлеб недостаточно созрел, старались его символически «зажать», т. е. срезали по горсти колосьев с четырех углов поля (болгары). Необходимость ритуального зажина объясняли тем, что в противном случае первой зажнет хлеб «полевая хозяйка» либо ведьмы и колдуны, «переманивающие» урожай с чужого поля в свои амбары.

Для начала жатвы главным считался правильный выбор «зажинщицы», жницы, которая славилась здоровьем, силой, ловкостью, проворством, «легкой рукой»; никогда не поручался зажин беременной женщине (называемой в народе «тяжелой»); ей запрещалось даже смотреть, как зажинают, чтобы Ж. не была «тяжелой» (македонцы). Избранная на общей сходке женщина с особой тщательностью готовилась к зажину: мыла в доме божницу, лавки, стол, покрывала его скатертью, чтобы достойно принять первую горсть сжатых колосьев (русские, белорусы). Затем она мылась, надевала чистую белую рубаху и вечером отправлялась в поле. Чтобы Ж. прошла быстро и успешно, зажинщица шла к месту работы быстрым шагом и без остановок; придя к ниве, не мешкая сбрасывала верхнюю одежду и начинала жать; после работы торопливо возвращалась домой (белорусы). Иногда зажин совершался в тайне: зажинщица старалась незаметно пройти на свое поле, а когда возвращалась домой, в селе уже становилось известно, что зажин состоялся, и на следующее утро все хозяева начинали жать (Калужская, Московская обл.). Отправляясь на зажин, брали с собой хлеб и соль, которые укладывали на первые срезанные колосья, а затем возвращали их обратно домой вместе с горстью колосьев.

В начале зажинок произносили заговорные формулы. На Полтавщине зажинщица вставала в поле на колени, крестилась и говорила: «Господы, поможы и дай час добрый, Господы, поможы нам у рукы взять оцей хлиб святый! Поможы мени, Маты Божа, царыця небесна, шоб мени жыто выжать и легенько й веселенько…». У словаков, отправляясь в первый день Ж. в поле, жнецы при выходе со двора вставали на колени и молились, а хозяйка кропила их святой водой и говорила: «Чтобы вам Пан Бог помог счастливо собрать божий дар!» В поле жнецы прежде всего взмахами серпов и кос «закрещивали» ниву, а начав жать, первый колос затыкали себе за шляпу.

Первые сжатые колосья несли освящать в церковь, торжественно вносили в амбар или в дом, ставили под иконы, где оставляли их до молотьбы (см. «Борода»).

Иногда накануне Ж. забивали и пекли жертвенного барана или кабана, служили в церкви молебен. В случае необходимости на период Ж. хозяева приглашали односельчан для помощи.

При зажине с помощью магии защищали работников от болей в пояснице и руках: приступавшие к Ж. затыкали за пояс первые сжатые колосья; опоясывались растениями или колосьями ржи с приговором: «Как матушка рожь стала год, да не устала, так моя спинушка жать бы не устала»; первой горстью срезанных колосьев потирали спину; затыкали на спине за пояс дубовую ветку, «чтобы спина была крепкая как дуб»; зажинали левой рукой, перевязанной красной нитью; кисти рук и ручку серпа обвязывали красной шерстяной ниткой или накручивали на правую руку жгут из житных стеблей; «катались» по ниве и т. п.

Почти повсеместно соблюдался запрет забивать серп в землю, чтобы не спровоцировать болей в пояснице. Нельзя было также передавать его один другому из рук в руки: для передачи другому лицу серп клали на землю.

У славян сохранились представления о том, что в несжатых колосьях скрываются обитающие в злаках полевые духи или души умерших (антропоморфные или зооморфные). При оформлении последних оставленных в поле несжатых колосьев жницы иногда говорили, что они iзловили перепёлку (Белоруссия, западные области России, восточная Польша), поймали зайку, или что, сжиная жито, жнецы гонят бабу, а заканчивая Ж., режут бабу (Псковская обл.).

Лит.: Терновская О.А. Славянский дожинальный обряд: терминология и структура. Дис… канд. филол. наук. М., 1977.

Л.Н. Виноградова, В.В. Усачева

ЖЕЛЕЗО — один из древнейших металлов, имеющий высокий сакральный статус в народной культуре и используемый в защитной и медицинской магии. Обработка Ж. наряду с выпеканием хлеба, изготовлением полотна и некоторыми другими видами деятельности соотносится с актом творения мира и преобразования хаоса в космос. Ж. символизирует собой «этот мир». Закаливание Ж. в огне и в воде придает ему особую магическую силу. Ж. наделяется положительными свойствами и является одним из универсальных оберегов, что обусловлено его прочностью, твердостью, связью с огнем, долговечностью. Эти же признаки делают Ж. символом здоровья.

С другой стороны, Ж. противопоставлено живой природе: оно холодное, неподвижное, оно не растет и не развивается, оно — элемент «мертвого» мира, поэтому Ж. часто выступает как атрибут нечистой силы.

Свойства Ж. используются в магической практике для сообщения человеку и скотине силы и здоровья. На Украине кусок Ж. закапывали под порог в день св. Юрия, чтобы у всех, переступивших порог, были здоровые ноги. В Полесье во время первого грома клали на голову Ж., чтобы не болела голова. В Сербии, чтобы ребенок был здоров, ему вставляли в уши железные серьги, произнося: «Отныне живи, как железо».

Сербы изготовляли из Ж. амулеты, оберегающие человека от злого глаза. Кусок Ж. носит беременная женщина за пазухой как средство от порчи; его кладут под постель роженице, в колыбель или в купель новорожденному ребенку. Ж. служит оберегом людей и скота от нечистой силы, змей и хищных животных. На Украине Ж. клали в гроб колдуну, чтобы он не вредил после смерти, закапывали под порог хлева, чтобы оградить скотину от ведьм. В Болгарии и Сербии в день св. Иеремии гремели железными предметами, чтобы отогнать змей от усадьбы.

Нечистая сила боится даже упоминания о Ж., поэтому у болгар оберегом от вампира служит фраза «дайте мне соленое железо». На Русском Севере верили, что водяной не тронет человека, если вслух перечислять железные предметы, а сербы, первый раз увидев весной змею, трижды произносили: «Камень, железо», чтобы летом их не укусила змея.

У всех славян в качестве оберегов используются железные предметы: игла, нож, коса, топор, вилы и др. Амулеты в виде этих орудий выковывали с соблюдением определенных правил. В Сербии женщина, у которой умирали дети, должна была носить амулет в виде бритвы, ножа, серпа и др., выкованный нагим кузнецом из целого куска Ж.

Прочность, нерушимость ограды, ворот, дверей, сделанных из Ж., - постоянный мотив заговоров, например скот защищают от волков «железным тыном». У сербов название Ж. наряду с названиями других металлов положено в основу личных имен, имеющих защитную функцию. Мальчика называют Гвозден, чтобы он был, «как железо».

Ж. часто выступает как атрибут нечистой силы, например, по севернорусским поверьям, у русалок в руках железные крюки. Железными зубами обладают в русских поверьях черт и колдун, встающий по ночам из могилы, в сербских — вила и караконджол (ср. одно из его названий гвоздензуб — «железный зуб»).

При некоторых магических действиях запрещалось использовать Ж. или иметь его при себе. Например, в северо-восточной Болгарии первый сыр, сделанный в день св. Юрия, разрезали деревянным ножом, поскольку запрещалось прикасаться к нему железом.

Е.Е. Левкиевская

ЖЕНИХ — один из двух центральных персонажей свадебного обряда наряду с невестой.

Ж. олицетворяет активную сторону, от которой исходит инициатива брака. Это находит выражение в использовании применительно к Ж. и его окружению военной, охотничьей и т. п. символики: в свадебном фольклоре (мотивы полона, осады, поимки рыбы, образ Ж.-охотника), в терминологии (названия поезжан как членов военной дружины) и в самом обряде (взятие силой дома невесты, меч, стрела как атрибуты свадебных чинов).

Однако непосредственное участие самого Ж. в свадебном обряде скорее пассивное. Чаще всего он действует через посредников: свата, дружку и других поезжан, которые могут получать те же названия, что и жених. Ж. редко сватает невесту сам, обычно посылает сватов. Он присутствует с родственниками на смотринах невесты и на обручении, где обменивается с невестой кольцами. До дня свадьбы Ж. приезжает к невесте с подарками, однако часто это делает дружка Ж. Накануне свадьбы Ж. устраивает прощальную пирушку для друзей и членов своей дружины, часто приезжает с ними на девичник к невесте, но лишь для участия в вечеринке и танцах. На самой свадьбе участие Ж. в ходе обряда еще более пассивно. В ряде местностей Боснии и Герцеговины Ж. вообще мог не присутствовать у себя на свадьбе, например занимался своими повседневными делами, делая вид, что его не касается происходящее в доме. На Русском Севере даже на брачном ложе инициатива принадлежала не столько Ж., сколько невесте. Ж. на свадьбе — чаще всего объект ритуальных действий или пассивный субъект, от лица которого действуют его заместители: его корят или величают в песнях, сводят с невестой, ему выкупают место за столом, делают подарки, его угощает блинами теща, за него расплачиваются с подругами невесты, от его имени угощают посторонних зрителей и т. д. Ж. молчит во время угощения на девичнике накануне свадьбы и на свадебном пиру в своем доме, не разговаривает с невестой на свадьбе в ее доме, по пути к венчанию и обратно, чтобы не оказаться в подчинении у будущей жены.

Ж. в обряде противопоставлен невесте во многих отношениях. Обычно в славянских языках вступление в брак выражается по-разному для Ж. и невесты (ср. «женить» и «выдать замуж»). Отношения между двумя свадебными сторонами меняются на противоположные, если Ж. после свадьбы переходит на житье к жене. Такого Ж. (рус. «влазень», «домовик», «приёмыш», бел. «прывалень», «баблюк», укр. «приймак») берут в семью в качестве работника на правах хозяина. В такой ситуации термин «жениться» используется применительно к невесте, а «выйти замуж» — к Ж. Ж. в этом случае воспринимают как невесту и иронически именуют «молодухой».

На помолвке или обручении Ж. присваиваются новые названия (например, «князь» у восточных славян), которые употребляются до начала собственно свадьбы или до венчания. Положение Ж. после помолвки внешне отмечено наличием «квитки» (цветка, букетика с лентами, пера и т. п.) на его головном уборе, которую он получает от невесты. У некоторых славян после обручения допускаются супружеские отношения между Ж. и невестой.

У болгар, македонцев и сербов к кануну свадьбы приурочено ритуальное бритье Ж., имеющее характер инициации (как и предсвадебная баня невесты); у словаков оно совершается в шуточном виде в конце свадьбы, после брачной ночи. У болгар для Ж. с кануна свадьбы вступает в силу запрет разговаривать со свадебным кумом и с родителями невесты. Повышение социального статуса Ж. на свадьбе проявляется у русских в том, что его впервые называют по имени и отчеству: Ж. не принимает подарки от невесты, пока она его не «взвеличает». Обвенчавшись, Ж. получает название, характерное для него как главы дома (например, укр. «господарь»), и становится для родителей невесты зятем.

Лит.: Брак у народов Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 1988.

А.В. Гура

ЖЕНЩИНА — в славянской традиционной культуре продолжательница рода, хранительница очага. В патриархально ориентированном обществе часто выступает как воплощение ритуально нечистого начала.

В большинстве славянских легенд рассказывается, вслед за Библией, что Ж. была создана или возникла после мужчины, что должно оправдывать подчиненное положение Ж. в традиционном обществе. У восточных и южных славян распространена легенда о происхождении Евы из хвоста черта или собаки: так как собака (черт) украла ребро Адама, Господь отрезал у нее хвост и сделал из него Ж., поэтому она и болтает языком, как собака виляет хвостом. Тема греховности Ж. многократно возникает в славянской этиологии. Пав жертвой дьявола, Ж. согрешила перед Богом и мужчиной. Белорусские легенды рассказывают о том, что изначально мужчина и Ж. были соединены некой кишкой (хвостом). Дьявол соблазнил Ж. и оторвал ее от мужчины, отчего у людей и произошли половые органы. Несовершенство человеческого рода — вина Ж.: изначально человек мог бегать с рождения, как и все животные, но Ж., увидев, как Господь кидает ее младенца с высоты, испугалась и подхватила его. С тех пор дети начинают ходить позже других живых существ. За неуважительное отношение Ж. к хлебу Бог чуть было не лишил людей хлеба (бел., укр., болг.).

В традиционной культуре Ж. может реализовать себя в полной мере лишь в браке. Хотя свадьба и является важнейшей инициацией для Ж., ее статус меняется постепенно. В течение первого года брака (иногда и дольше) молодая Ж. соблюдает множество ограничений: ей запрещено разговаривать со свекрами и даже смотреть на них (болг.); ей не поручают тяжелых работ по дому, не дают готовить, в частности печь хлеб. Она не порывает связи с отчим домом: живет у родителей несколько месяцев (с. — рус.) или даже весь год (воронеж.), родители продолжают обеспечивать ее всем необходимым (пинеж.).

Изменение статуса проявляется и в изменении ее облика. Расставание с девичьей прической и костюмом происходит, как правило, на свадьбе, но может приурочиваться и к календарным датам: у болгар — в день св. Георгия, в Гевгелии (Македония) — в Тодорову субботу.

Важнейшим моментом, определяющим положение Ж., было отношение к сексуальной сфере и деторождению. Ж. обязана была утвердить свое положение в семье не только как жена, но и как мать. Если рождение вне брака считалось грубым нарушением моральных норм, то и бесплодная Ж. порицалась окружающими (ср. рус. «у кого детей нет — во грехе живет»). Супружеские отношения также регламентированы во времени: после брака последнего ребенка Ж. больше не имеет права рожать детей, а значит, должна отказаться от половой жизни и перейти в возрастную группу старух.

Женственность, женское начало напрямую связано с женской трудовой деятельностью, поэтому неправильное обращение с куделью, лень могут сделать пряху мужеподобной: у нее начнет расти борода; точно так же случайное прикосновение мужчины к веретену лишает его силы и ловкости; аналогичным образом контакт с дежой и хлебом придает здоровье и красоту Ж., но делает мужчину женоподобным. Если мужчина будет выполнять женские работы, это принесет несчастье дому (болг.). Аналогичным образом Ж. возбраняется исполнять мужскую работу: если Ж. будет сеять лен, он «сгорит» (Полесье).

Ж. противопоставлена мужчине как отрицательное положительному, как левое правому. Ж. всегда должна находиться слева от мужчины (и позади): и в церкви, и в пути. Ж.-полазник предвещает неудачу в течение всего года.

Сфера деятельности Ж. как существа физиологически нестабильного, периодически нечистого, сужена. Замужняя Ж. в расцвете сил оказывается исключенной из тех обрядовых ситуаций, в которых необходима ритуальная чистота, и в этом случае ее заменяют девушки, вдовы, старухи.

В годовом цикле большое число праздников, так называемых бабских, празднуется только женщинами и сводится к обетам и воздержанию от женских видов работы (прядения, ткачества, огородничества, приготовления пищи). Они сочетаются с «женским» культом святых, в частности тех, кто защищает от болезней.

Лит.: Адоньева С.Б. О ритуальной функции женщины в русской традиции // Живая старина. 1998. № 1. С. 26–28.

Г.И. Кабакова

ЖЕРТВА, жертвоприношение — в языческой (дохристианской) традиции главный религиозный обряд. Жертвоприношение призвано было обеспечить нормальные взаимоотношения (взаимообмен) людей с миром сверхъестественного, «тем светом», языческими богами (затем христианскими святыми), обновить и упрочить мироздание в целом. Религиозным культом руководили жрецы (ср. Волхвы), название которых в русском языке родственно слову «жертва». В языческую эпоху существовала иерархия жертв, приносившихся при отправлении культа. Так, арабский автор Ибн Фадлан описывал в начале X в. похороны знатного руса, на которых приносили в жертву кур, собак, коров, коней, наконец, девушку-наложницу. О принесении в Ж. наложницы или вдовы на похоронах мужа у русов и славян сообщают и другие средневековые авторы. Жертвоприношение человека было высшим ритуальным актом, увенчивающим иерархию прочих Ж. Людей, согласно средневековым русским источникам, приносили в Ж. Перуну и другим идолам в Киеве: в 983 г. жребий, указывающий на Ж., пал на сына варяга-христианина; тот отказался выдать сына на заклание перед идолом Перуна, и оба варяга были растерзаны язычниками. Так же по жребию приносили в Ж. христиан и Свентовиту в Арконе, Триглаву, Припегале и др. богам. Немецкий хронист Гельмольд рассказывал о мученической смерти епископа Иоанна в земле балтийских славян в 1066 г.: захваченного в плен епископа язычники водили по своим городам, избивая его и издеваясь над ним, а когда епископ отказался отречься от Христа, отрубили ему руки и ноги, тело выбросили на дорогу, голову же, воткнув на копье, принесли в жертву богу Редегасту (см. Сварог) в своем культовом центре Ретре.

Ритуальное расчленение Ж. - характерный обряд, символика которого связана, в частности, с актом сотворения мира: ср. мотив русского стиха о Голубиной книге, где из тела первосущества (Бога, Адама) творится весь мир: солнце — из лица Божьего, месяц — от груди, сословия — из частей тела Адама и т. д.

Космогоническому акту близка по символике и жертва строительная, необходимая для успешного завершения строительства дома, крепости, города и т. п. Обычно в качестве строительной Ж. использовали череп лошади, который закладывали под фундамент дома (находки таких черепов известны в средневековом Новгороде), а также петуха и курицу, которых резали при строительстве жилища (овечьи и коровьи кости закапывались у углах двора или хлева): ср. также «конька» или «курицу» — название конструктивных деталей крыши традиционной русской избы. При этом сам дом представляется в славянской традиции териоморфным и антропоморфным: ср. «лицо» как обозначение фасада, «окно» (око) и т. д. Человек, конь и птица воплощали в традиционной картине мира образ мирового дерева, центра мира и космической оси: на Ж., принесенной у основания (корней) мирового дерева, творят весь мир. Ср. мотивы апокрифов об Адаме, погребенном на Голгофе: из его головы вырастает кипарисовое дерево, из того, в свою очередь, делают крестное дерево, на кресте приносится искупительная жертва Христа.

Дерево, особенно почитаемое и стоящее у воды (источника), — обычное место для жертвоприношений. Уже в X в. византийский император Константин Багрянородный описывал жертвоприношения руси на острове св. Григория (Хортица) в устье Днепра, где рос огромный дуб; вокруг дуба втыкали стрелы и приносили в Ж. петухов, кусочки хлеба, мясо и т. п. Эти жертвы приносились русью ради успешного плавания по пути из варяг в греки. Под деревом дружка рубил голову петуху во время свадьбы у чехов. Жертвенной кровью петуха он окроплял присутствующих (традиционная Ж. и ритуальное блюдо на свадьбе всех славян).

Кровавые Ж. приносили в славянской традиции во время главных календарных праздников: на Рождество у южных славян резали овец, кур на пороге дома или на рождественском полене — бадняке (бадняк поливали также святой водой, вином, сыпали на него зерно). Мясо съедали во время рождественской трапезы (голову оставляли к новогоднему столу), рогом жертвенного животного ударяли по фруктовым деревьям с приговором: «Я тебя рогом, ты меня урожаем». Ср. рус. обычай жертвоприношения кесаретского поросенка на «свиной праздник» — Василия Кесарийского (1 января) и т. п. Летние праздники — Петров день, Ильин день также сопровождались закланием жертвенных животных: быков (волов), баранов, петухов и общей обрядовой трапезой как у южных, так и у восточных славян, в том числе на Русском Севере, где такое жертвоприношение называлось «мольба», «жертва», «братчина». Обещанный на заклание («обетный») скот окрестные крестьяне пригоняли к церкви на праздник, священник благословлял его, мясо варили в котлах и съедали, раздавали богомольцам и т. п. На Русском Севере существовали архаичные предания о коровах, некогда выходивших из воды (озера), чтобы быть принесенными в Ж., об оленях, выходивших для этого из леса (сходное поверье известно у болгар), и т. п., но люди, приносившие Ж., были жадны и забивали слишком много животных, поэтому они перестали появляться. Жертвенными животными Ильи-пророка — громовержца в народной традиции — считаются баран или бык («ильинский бык»): по данным византийского историка VI в. Прокопия Кесарийского, славяне приносили в Ж. верховному божеству, создателю молний, быков и др. животных. Жертвоприношение в Ильин день должно было избавить от дождей и гроз, обеспечить урожай и т. п. По другой русской традиции, бык считался жертвенным животным Миколы — наиболее почитаемого русскими святого Николая: ср. поговорку «Бык Миколе, а баран Илье». Хтонических существ — лягушку, ужа убивали при засухе, чтобы вызвать дождь.

Бескровные жертвы — зерно, еда, питье, ткани и др. «обетные» предметы приносились в священных урочищах, у деревьев и источников и т. п. Так, у черногорцев кашу, сваренную из зерен разных злаков и плодов (варицу), бросали в день св. Варвары (4.XII) в источник с приговором: «Мы тебе варицу, а ты нам водичку, ягнят, козлят» — и т. д. Характерны также мелкие приношения духам: так, лешему оставляли яйцо на перекрестке дорог, чтобы он вернул заблудившуюся корову, водяным приносили Ж. при строительстве мельницы, остриженные волосы (и ногти) затыкали в щели дома в Ж. домовому и т. п. В жертву животным, наделенным демоническими чертами, приносили ритуальные предметы: возле норы ласки клали веретено и пряжу, волку несли в церковь лен и коноплю; последние колосья оставляют мышам и птицам, чтобы они не трогали урожая, и т. п. Напротив, скот, ставший добычей волков, воспринимается как Ж., предназначенная Богом (ю. — слав., бел.), Егорием (рус.), Николаем (пол.) и т. п.

См. Курбан, Дар, Кормление.

В.Я. Петрухин

ЖЕРТВА СТРОИТЕЛЬНАЯ — жертвоприношение, совершаемое в магических целях при закладке (реже — во время новоселья) дома или другого крупного строения для обеспечения его прочности и долговечности, а также для благополучия хозяев. Семантика Ж. с. основана на уподоблении строительства дома творению мира, который, согласно космогоническим преданиям, был возведен из жертвы. Согласно древним славянским обычаям, подтверждаемым археологическими данными, в жертву приносили скот и домашнюю птицу.

Принесение жертвы требуется при строительстве не только дома, но и печи, городской стены, церкви, а у южных славян — при строительстве моста, колодца и других строений. Считается, что без Ж. с. здание будет непрочным или вообще не может быть построено, т. к. рассыплется во время строительства. Согласно общеславянским верованиям, в доме, построенном без Ж. с., будут умирать люди, прежде всего хозяева, семью будут преследовать болезни, несчастья, разорение хозяйства. Жертвоприношение совершает старший мастер, хозяин дома или старший член семьи.

У южных славян принятой формой Ж. с. была животная жертва (так называемый курбан). Закалывают жертву на первом камне, заложенном в фундамент, или на уже готовом фундаменте, а также под восточным углом дома или под порогом, закладывают — в углу дома, обычно в переднем. Важно, чтобы кровь жертвы окропила камни фундамента или стену.

Аналогом этого обряда у восточных и западных славян служило «закладывание» дома «на чью-либо голову», которое обычно совершалось при положении первого венца. Строители могли заложить дом на голову хозяина, старшего члена семьи, на голову какого-либо животного или на определенный вид скота, например на лошадей. Это зависело от мастера: при хорошем отношении к хозяевам он выбирал в жертву животное или птицу, при плохом — закладывал на голову хозяина. Дом закладывали также на голову случайного прохожего, на голову того человека или животного, чей голос услышат во время закладки, поэтому люди опасались подходить к строящемуся дому.

С Ж. с. связано представление о том, что в новом доме вскоре должен кто-нибудь умереть, обычно тот, кто положил последний камень или доску при окончании строительства. Чтобы избежать преждевременной смерти строителей, в доме оставляли что-нибудь недостроенное. Считалось, что в новом доме умрет тот, кто первым в него войдет. Во избежание этого первым в дом пускали какое-либо животное, чаще всего петуха, кошку или собаку. Человек, первым умерший в доме, становился мифологическим покровителем этого дома и семьи (см. Домовой, Змея).

Мотив человеческой жертвы сохранился в фольклоре южных славян, в частности в балладе о замурованной жене: три брата-строителя не могли закончить свою стройку, пока они не замуровали в фундамент жену младшего брата, которая раньше других принесла своему мужу завтрак. Заместителем человека могли служить его тень или след. У южных славян мастер перед закладкой дома тайком измерял рост первого встречного человека или хозяина дома, его тень или след, а полученную мерку закладывал в фундамент. Если не удавалось снять мерку с человека, то измеряли тень животного, которое позже убивали. Человек или животное, с тени которого была снята мерка, заболевал и через 40 дней умирал, а его душа становилась мифологическим покровителем строения.

В качестве Ж. с. в основание строения помещали еду и предметы, символизирующие богатство, здоровье и плодородие: зерно, печеный хлеб, первую муку, смолотую на новой мельнице, соль, мед, вино, шерсть, деньги, ладан, освященные травы, небольшие иконы и др.

Лит.: Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983. С. 61–63; Зеленин Д.К. Тотемы-деревья в сказаниях и обрядах европейских народов // Труды Института археологии и этнографии. М.; Л., 1937. Т. 15. Вып. 2. С. 13–36.

Е.Е. Левкиевская

«ЖИТИЕ» РАСТЕНИЙ И ПРЕДМЕТОВ — фольклорный мотив, представленный в песнях, обрядах, играх, хороводах, быличках, загадках. В них последовательно перечисляются все этапы роста, созревания, переработки культурных растений, чаще всего льна и конопли (но также и мака, пшеницы, проса, винограда, перца, капусты и др.), излагается или изображается весь их «жизненный путь» от момента сева до получения конечного продукта — рубахи, пояса, полотенца, хлеба, вина и т. д. Этим текстам и действиям приписывалась магическая сила.

В Сербии градовые тучи разгоняли пением песен, рассказывающих о муках и страданиях пшеницы или конопли, на долю которой выпадают самые большие мучения: ее рвут, мочат, мнут, треплют, ткут, варят и т. д. В Закарпатье рассказ об обработке конопли, изготовлении полотна и шитье сорочки служил заговором от болезни. Ср. Обыденные предметы. В восточной Сербии чтением текста о возделывании льна лечили боли в груди. Ворожея брала девять веретен, вертел, нож и лопатку для углей и, размахивая ими над головой больного, произносила: «Посеяла я лен, лен на Видов день. Взошел лен, лен на Видов день. Вырвала я лен, лен на Видов день…» (и так далее с перечислением всех действий: «замочила, вытерла, вымяла, ободрала, расчесала, намотала куделю, выпряла, смотала, сшила рубаху…»). Завершался заговор типичными «отгонными» словами, адресованными болезни: «Остановись, прекрати! Тебе здесь места нет! Иди в зеленый лес!»

«Повесть льна» и других растений служила средством защиты от нечистой силы и демонов благодаря магии «спрессованного» в ней времени (ср. в ст. Время). Ср. лужицкое поверье о том, что при встрече с полудницей можно спастись от нее длинным рассказом о возделывании льна или конопли, а также гуцульскую быличку о страннике, спасшемся от упырицы рассказом о выращивании капусты и других огородных работах. Рассказ о «житии» хлеба мог служить оберегом при встрече с волком. В покутской сказке «Черт и хлеб» хлеб спасает героя от черта рассказом о тех муках, которые он претерпевает от своего хозяина, который «раскидывает его по полю, боронит железными зубьями, режет серпом, вяжет в снопы, бьет цепами, мелет жерновами, месит, печет, ест». Черт, услышав все это, говорит: «Раз у тебя такой хозяин, то я не буду с ним и связываться!»

Песня о «житии» льна и других растений может бытовать и как календарная обрядовая — весенняя или купальская. Русская хороводная игра «Уж я сеяла, сеяла ленок» сопровождалась пантомимой с изображением всех тех приемов обработки льна, о которых говорится в песне. В подобной игре «Мак», известной на Украине и в России, вокруг одного молчаливо сидящего игрока двигался хор с песней, повествующей о «житии» мака от сева до созревания.

В Черногории и Македонии были популярны танцы с песней о перце, сопровождаемой имитацией всех работ по выращиванию перца: танцующие женщины «волочили, боронили, собирали, несли, мололи, пекли, ели» перец. Широко известная русская песня «А мы просо сеяли» также восходит к весеннему обряду, воспроизводящему земледельческие работы (причем архаического типа подсечного земледелия), начиная с раскорчевывания пашни и кончая молотьбой.

Популярная сербская масленичная игра «Коноплярица» включала изображение действий по обработке конопляного поля: пахоту, сев, защиту посевов от птиц и т. п. В украинском масленичном обряде изображалась жизнь персонажа «Колодки» (или «Колодия»): в понедельник женщины собирались в корчме, пеленали полено в холст, что означало, что Колодка родилась; во вторник Колодку крестили; в среду были «покрестбины»; в четверг Колодка умирала; в пятницу ее хоронили; в воскресенье «волочили», т. е. привязывали деревянную колоду или полено к ноге парням и девушкам, не вступившим в брак. Элементы «житийного жанра» присутствуют и в некоторых восточнославянских обрядах, разыгрывающих «похороны» обрядового чучела, животного или предмета (см. Похороны животных). В русском осеннем обряде, исполнявшемся в день Кузьмы и Демьяна, хоронили соломенного Кузьку, но перед этим он должен был прожить целую жизнь: он рождался, его крестили, женили, он умирал. Все подобные обряды и игры имели некогда сакральное и магическое значение — продуцирующее или охранительное.

Мотив «жизненных мук» широко представлен в загадках. Таковы русские загадки о льне: «Топили, сушили, колотили, рвали, крутили, ткали, на стол клали» или о глиняном горшке: «Был я копан, был я топтан, был я на пожаре, был я на кружале, сто голов кормил; сделался стар — пеленаться стал; выбросили за окно и собакам ненадобно».

Лит.: Толстой Н.И. Vita herbae et vita rei в славянской народной традиции // Славянский и балканский фольклор. Верования. Текст. Ритуал. М., 1994. С. 139–167.

С.М. Толстая