Славянская мифология: энциклопедический словарь

К

КАБИНЕТНАЯ МИФОЛОГИЯ — совокупность персонажей, без должных оснований относимых к славянским языческим богам и фигурирующих в ученых сочинениях по славянской мифологии с XVIII в. по наши дни.

В основе К. м. лежит представление о славянском язычестве как пантеоне «личных» богов, осмысляемых либо в антропоморфных образах, либо в виде идолов. Создание К. м. стимулировалось желанием воссоздать славянское язычество, недостаточно отраженное в древних источниках, несовершенными приемами донаучного, а в значительной степени и научного исследования, обилием разного рода вторичных и даже фальсифицированных источников. Существовала также устойчивая тенденция моделировать славянское язычество по образцу древнегреческой или римской мифологии.

Наиболее последовательное выражение К. м. получила в книге А.Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» (1865–1869, т. 1–3). В одном ряду с «подлинными» богами славянского язычества здесь упоминаются и такие, отнесение которых к богам (а в отдельных случаях и само существование) сомнительно (Белобог, Вазила, Весна, Горыня, Жыж, Жыцень, Зирка, Зюзя, Купала или Купало, Лада или Ладо, Лето, Ляля, Масленица, Овсень, Цеця, Чур, Ярила или Ярило).

Среди персонажей К. м. имеются такие, имена которых представляют собой названия сезонов (Лето, Весна) или календарных праздников (Купала, Коляда, Масленица). Эти названия могли осмысляться как имена собственные в календарных песнях, а также закрепляться за обрядовыми антропоморфными чучелами. Вообще названия чучел и кукол часто рассматриваются исследователями как имена языческих богов (Кострома, Морена). Имена таких персонажей К. м., как Лада или Ладо, Лель, Полель, образованы, по-видимому, в результате специфической интерпретации полубессмысленных припевов обрядовых песен, ср. в «Густынской летописи» (XVII в.): «Сего Ладона, беса, по некаких странах, и доныне на крестинах и на брацех величают, поюще своя некия песни, и руками о руки или о стол плещуще, Ладо, Ладо, преплетающе песни своя, многажды поминают». Уже в «Славянской и российской мифологии» А.С. Кайсарова (1804) теоморфный характер приписывался некоторым героям русских сказок (Баба Яга, Горыня). Десятки белорусских «богов» описаны в статье П. Древлянского (псевдоним П.М. Шпилевского) «Белорусские народные предания» (1846); описания П.М. Шпилевского изобилуют фантастическими деталями и не заслуживают доверия ни в целом, ни в частностях; однако на сведениях этого автора во многом основываются А.Н. Афанасьев и последующие авторы, говоря о таких персонажах, как Ярила и Чур, а также Вазила, Жыж, Жыцень, Зюзя, Цеця и др.

Лит.: Зубов Н.И. Научные фантомы славянского Олимпа // Живая старина. 1995. № 3. С. 46–48; «А.Н. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу». Справочно-библиографические материалы. М., 2000.

A.Л. Топорков

КАЛЕНДАРЬ НАРОДНЫЙ — исторически сложившаяся система членения, счета и регламентации годового времени, организующая обрядовый цикл (календарные обряды), хозяйственную и бытовую практику, в значительной мере также и верования, и бытование фольклора.

В основе К. н. лежит христианский (церковный) календарь, определяющий состав, порядок, иерархию единиц годового времени (прежде всего праздников, постов и мясоедов), в значительной степени и их терминологию. Однако содержательная сторона К. н., интерпретация праздников, периодов и сезонов, а также приуроченные к ним обряды, обычаи, запреты, предписания в целом не выводимы из христианского учения и являются органическим компонентом народной традиции.

Единицы К. н. неоднородны и разномасштабны. Кроме иерархической структуры «год-месяц-неделя-день» (ср. загадку: «Стоит дом в 12 окон, в каждом окне по четыре девицы, у каждой девицы по семь веретен, у каждого веретена разное имя») выделяются сезоны, периоды, серии и другие группировки дней. Главные единицы К. н. соотнесены с разными природными явлениями: год и день — элементы большого и малого солнечных оборотов; месяц и неделя, хотя и привнесены христианским календарем, сохраняют соответствие с более древним счетом времени по лунным циклам (отсюда месяц — ‘луна’ и ‘месяц, отрезок года’) и фазам луны. Об этом свидетельствуют хронологические значения древних славянских месяцев и соответствующее им членение года, не совпадающее с юлианским календарем.

Единство К. н. поддерживается существованием симметричных в годовом круге парных праздников (ср. Никола вешний и Никола зимний, Юрий весенний и осенний, Афанасий зимний и летний, святки рождественские и святки на Троицу и т. п.), праздников-«родственников» (ср. рус. «Масленица — Семикова племянница»), терминологической «перекличкой» (белая неделя может быть у сербов на масленицу, на Пасху, после Троицы), значимостью для всего года того дня недели, на который пришелся один из крупных неподвижных праздников (особенно крещенский сочельник, Благовещение и др.), почитанием отдельных дней недели на протяжении больших периодов, особенно пятниц и четвергов, а также «сухих» дней, «градовых» дней и др.

Начало года в народной традиции связывается главным образом с весной и пробуждением природы (в России до конца XV в. официальный календарь начинался с 1 марта, а затем до Петровских реформ — с 1 сентября). Практически оба начальных срока (зимний и весенний) в К. н. сохраняют актуальность и прогностическое значение для всего года.

Согласно языковым и этнографическим данным, изначально год у славян делился не на четыре, а на два сезона: лето и зиму. Во всех славянских языках для обозначения лета и зимы служат одни и те же слова — лето и зима, тогда как в обозначениях весны и осени такого единства нет. На северо-западе Болгарии лето и зима назывались соответственно летнее солнце и зимнее солнце, а в Пиринском крае считали, что эти два солнца идут разными путями: одно — ближе к земле, другое — дальше от земли. Летнее солнце появляется на Благовещение (25.III), а исчезает на Воздвижение (14.IX), когда его сменяет зимнее солнце. Эти же точки оказываются главными границами летнего и зимнего времени у восточных славян. У южных славян подобное значение может приписываться также Юрьеву дню (23.IV) и Дмитриеву дню (26.X).

В свою очередь, середина летнего и зимнего периода отмечены двумя крупнейшими праздниками (Иван Купала и Рождество), соотносительными по смыслу, символике и ритуальным формам. Тем самым год получает деление, не совпадающее с «официальными» границами сезонов, но приблизительно соответствующее точкам солнцеворота и равноденствия. Это делает год изоморфным суткам: в суточном круге день и ночь соответствуют лету и зиме, полдень и полночь — Ивану Купале и Рождеству, восход и заход солнца — Благовещению и Воздвижению, и даже опасный период святок находит себе параллель в «демоническом» отрезке суток от полуночи до рассвета.

Обрядовая структура К. н. представляет собой цикл, условно членимый на следующие комплексы: (1) святочный (рождественский); (2) масленичный; (3) ранневесенний (недели Великого поста, день Сорока мучеников, Благовещение и др.); (4) средневесенний (Пасха, Юрьев день, Никола вешний, Вознесение и др.); (5) поздневесенний (троицко-купальский период); (6) летний (жатвенная обрядность, Ильин день, Успение, Иван-Головосек и др.); (7) осенний, слабее всего выраженный в ритуальном плане (Семенов день, Рождество Богородицы, Покров, Дмитриев день, Михайлов день и др.); (8) зимний (адвент, Андреев день, Варварин день, Люция, Никола зимний и др.).

Календарные обряды реализуют единый набор ритуальных форм (обходы, обряды с зеленью, ритуальные трапезы и угощения, возжигание огней, ряжение, изготовление и уничтожение ритуальных предметов, обереги, пение и т. п.), из которых в каждом комплексе и в каждом конкретном обряде в зависимости от его содержания фигурируют лишь некоторые. Например, продуцирующие и инициальные ритуалы приурочены главным образом к рождественскому и весенним комплексам, очистительные — к весенним, отгонные и защитные — к троицкому и купальскому, обходы и костры встречаются во всех комплексах и т. д.

Границы комплексов нередко оформляются как «встреча» и «проводы» с характерным набором ритуальных действий: в первом случае это призывание, угощение, изготовление и внесение ритуального предметного символа и т. п., во втором — выпроваживание, удаление, изгнание, уничтожение его. В качестве символов, обозначающих границы периодов, выступают зелень, ритуальное деревце, чучело, пища, костры, ряженые персонажи.

Единство календарных обрядов проявляется также на уровне их мифологического содержания. Кардинальными для календарной мифологии следует считать представления о необходимости ритуального «подкрепления» и магического стимулирования природного порядка (наступления весеннего тепла, начала вегетации, сохранения плодородия земли после снятия урожая и в конечном счете — самого движения времени) и соблюдения необходимого равновесия в отношениях с потусторонним миром, от которого зависит земное благополучие. Отсюда исключительное значение продуцирующей магии, поминальных ритуалов, а также особая мифоритуальная роль тех периодов, когда, по народным поверьям, души предков ходят по земле (святки, масленица, пасхальная неделя, русальная неделя). Третьим важнейшим компонентом календарных верований является демонологический, определяющий годовое расписание появления, активизации и исчезновения мифологических персонажей и роль охранительных ритуалов и отгонных мотивов в К. н.

См. также Весна, Зима, Лето, Осень, Праздник, Время.

Лит.: Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. М., 1973–1983. Т. 1–4; Круглый год. Русский земледельческий календарь / Сост. А.Ф. Некрылова. М., 1991; Пропп В.Я. Русские аграрные праздники (опыт историко-этнографического исследования). Л., 1963.

С.М. Толстая

КАМЕНЬ — один из первоэлементов мира (наряду с землей, водой, огнем, воздухом); символ мертвой природы. Твердость, прочность, долговечность, неподвижность, неподверженность изменениям определяют его использование в охранительной, продуцирующей и лечебной магии. В народной космогонии К. трактуется как опора, основание, стержень, ось мира и уподобляется дереву мировому и горе.

В первые времена К. были подобны живым существам: они чувствовали, размножались, росли, как трава, и были мягкими; с тех пор на К. остались углубления — следы ног Бога, Богородицы, святых, нечистой силы. К. перестали расти, когда Бог проклял людей и землю за грехи. Происхождение крупных каменных глыб, валунов, скал и т. п. часто объясняется окаменением людей (иногда животных), великанов, проклятых или наказанных за грехи. В народной традиции распространено почитание культовых К., особенно связанных с именами святых или легендарных героев: Богородицы, св. Параскевы, Марко Кралевича и др.

К. выступает как заместитель человека: по обычаю южных славян, в случае смерти одного из близнецов или одномесячников, чтобы предотвратить смерть второго, нужно в гроб умершему положить камень и сказать: «Оставляем тебе в качестве брата этот камень: а X. (имя живого брата. — Авт.) берем себе братом».

К. используется для обезвреживания опасности, чтобы ее источник стал мертвым и неподвижным, как К.: чтобы волки не нападали на скотину, сербы в день св. Саввы раскаляли на огне К. Чтобы предохранить воду в колодце от порчи, поляки туда кидали К. Крепость и нерушимость К. определяют его использование в магических приемах сохранения крепкого здоровья: украинцы, болгары, поляки и чехи, чтобы не болела голова, во время первого грома трижды ударяли себя К. по голове.

Принадлежностью К. к мертвой природе (он холодный, неподвижный, бесплодный, не растет, не развивается) объясняются запреты сажать ребенка на К. - поляки считали, что иначе он не будет расти. В Польше существовал также запрет закапывать послед под К., иначе следующие роды будут тяжелыми. Камню из-за его неподвижности приписывались свойства останавливать, прекращать болезнь или опасность. В южно-славянской лечебной практике останавливающими свойствами якобы обладал становит К. [ «останавливающий камень»] — большой, широкий, отдельно стоящий К.: если у женщины умирали дети, она, стоя на таком К., должна была связать носочки и скроить рубашку своему ребенку, чтобы «остановить» смерть.

В похоронном обряде также используются «останавливающие» свойства К.: после выноса тела К. (наряду с железными предметами) помещают на то место, где лежал покойник, чтобы защитить домочадцев от смерти. Древний обычай устанавливать надгробные К. также объяснялся стремлением «связать» душу, «привязать» ее к могиле, дать ей обиталище, чтобы она не блуждала по свету. В похоронном обряде, а также в лечебной практике К. использовался в архаичной функции каменного орудия, заменяя собой нож, ножницы: у сербов при изготовлении покрова и одежды для покойника полотно рассекали камнем: у белорусов камнем отрезали пуповину новорожденному мальчику, чтобы он был сильным.

К. является местом пребывания демонов: русалки, водяного; на грудах К., собранных с полей, танцуют ведьмы. Место под К. связано с потусторонним миром: под ним скрываются во время грозы дьявол и демоны, происходящие из душ детей некрещеных; поляки считали, что там пребывают грешные души.

Иногда К. в силу своей твердости ассоциировался с мужским началом. У болгар известен мотив чудесного зачатия юнака от К., который носила с собой его мать. Белорусы считали, что, если в земле под супружеской кроватью лежит К., женщина забеременеет мальчиком.

У южных славян К. применялся в юридических ритуалах как орудие наказания (забивание камнями), как знак поругания (его должен был носить осужденный за прелюбодеяние), как символ клятвы и проклятия.

Лит.: Демиденко Е.Л. Значение и функции общефольклорного образа камня // Русский фольклор. 1987. № 24; Макаров Н.А., Чернецов А.В. К изучению культовых камней // Советская археология. 1988. № 3.

Е.Е. Левкиевская

КАПУСТА — одна из основных овощных культур традиционного рациона (особенно во время поста), многие этапы выращивания которой ритуализованы.

В день св. Андрея (30.XI/13.XII) в южной Болгарии ели К., зерновые и бобовые, чтобы в будущем году получить большой урожай этих культур. Чтобы вилки К. уродились тугими и крупными, в Сочельник (белорусы), в день Татьяны Крещенской (русские) женщины свивали клубки пряжи как можно туже и крупнее; в восточной Польше за рождественским ужином, когда ели К., сжимали руками друг другу головы.

Семена К. следовало сеять до восхода солнца; на прибывающей луне, чтобы головки были твердыми (Моравская Словакия), взяв семена в рот (Закарпатье), крепко повязав голову платком (Великопольша).

Посадку капустной рассады приурочивали к одному из весенних праздников. У русских такие дни получили эпитет «Рассадницы» (день св. Лукерьи 13/26.V, Мавры 3/16.V, Ирины 5/18.V).

Запрещалось сажать К. в понедельник, вторник, четверг [мужские дни] (Полесье), на новолуние, в первые дни после полнолуния — сгниет (белорусы), в «сухой день» (вторник перед Пасхой) — К. пойдет в кочерыжку; в четверг — черви съедят (русские); в «кривую среду» (последняя перед Троицей) — уродится кривая, маленькая, червивая (Пинщина).

Чтобы головки К. хорошо завязывались, а кочаны выросли большие, круглые и крепкие, во время посадки рассады держались обеими руками за голову, повязывали голову полотенцем, платком; присаживались на корточки (Горный Спиш); опрокидывали друг друга в борозду (поляки).

Чтобы кочаны К. уродились большими, тугими и белыми, прибегали к частичному или полному обнажению: женщины и девушки (в редких случаях и мужчины) бегали по бороздам без юбок или совсем обнаженные (Русский Север, Сибирь). Украинки сажали К. в белой рубашке, оголив зад, чтобы К. была белая, крепкая и круглая (Чернигов. обл.).

Первый посаженный росток накрывали чугуном, большим горшком, а горшок — белой скатертью или белым лоскутом, сверху клали камень, произнося приговор: «Как горшок большой, как тряпка бела, как камень твердый, так и вилки капусты пусть будут больши, белы, тверды» (Сибирь).

Чтобы кочаны завивались, на Троицу в лесу завивали березку и пели: «Вейся-ко, вейся, капуста, / Вейся-ко, вейся, вьюная! / Как мне капустке не виться, / Как мне зимой не валиться» (Костром. обл.); при посадке прыгали и кружились (зап. Полесье); хозяйка трижды завязывала голову платком, «щоб капуста въязалась» (Полтавщина). На масленицу в Польше и Словакии исполняли обрядовый танец «на капусту»; у вост. славян водили хороводы, чтобы К. вилась.

Чтобы защитить К. от вредителей, в грядки втыкали крапиву с приговором: «Крапива червям, а капуста нам» (Забайкалье). Первого увиденного на К. червяка перекусывали и зарывали в землю. Горсть земли с могилы разбрасывали по грядкам с приговором: «Как у тебя (имя покойного) зубы не разжимаются, уста не растворяются, так бы и у червяка на мою овощь зубы не растворялись» (Сибирь).

В России рубку К. начинали с Воздвижения (14/27.IX), в день Сергия Радонежского (25.IX/8.X) (Сергий-капустник, капустки), в Сибири — со дня Рождества Богородицы. В этот период, называвшийся капустница, капустки, начинались девичьи вечеринки, род посиделок: капустники, капустки, капустенские вечера, которые длились две-три недели. Капустницы — девушки и женщины, пришедшие на рубку К., - входя в дом, поздравляли хозяев с К., как с праздником. В Тверской губ. во время рубки К. исполнялись капустные песни.

Первое ритуальное употребление К. в Калужской губ. происходило на Петров день; варили первые щи, чтобы К. была кочанная, и в день Николая Кочанника (Никола Кочанный, Кочанский, кочанный день 27.VII/9.VIII), когда К. завивается в кочаны. В день Пантелеймона Кочанного (9/22.VIII) было в обычае печь пироги с К., угощать детей и нищих странников, чтобы осенью собрать богатый урожай К.

По распространенному поверью, детей находят в К., под листом К.; их приносит зайчик и сажает на капустной грядке. Ср. рус. капустничек — ребенок, рожденный вне брака.

К. стоит в ряду растений, наделяемых брачной символикой: за измену парень ссекает К. на грядках у девушки, которая изменила. Кочан К. (вместе с гусем и гречишной половой) ставили после свадьбы на стол перед родителями нечестной невесты (Минская обл.).

К. широко использовалась в народной медицине: больную голову обкладывали свежими листьями К., клали их на ожог, на воспаленное место при роже, на раны; капустной рассадой, посеянной в день Сорока мучеников, обкладывали больного во время приступа эпилепсии и т. п.

В.В. Усачева

КАРАВАЙ, коровай — главный свадебный хлеб, большой, чаще всего круглый, который делят на свадьбе для угощения всех ее участников.

Название «коровай» известно только восточным и южным славянам. У западных славян для наименования главного свадебного хлеба часто используется термин «колач». В роли К. могут выступать различные хлебные изделия, например, большой пряник с украшениями, рыбный пирог на Русском Севере.

В символике К. сочетаются мужское и женское начала. Слово «коровай» этимологически связано с названием коровы, символизирующей невесту, а суффикс — ай позволяет видеть в К. символ быка-жениха. Коровье-бычью символику К. проясняют белорусские свадебные песни: в каравайном тесте замесился теленок, К. рогат, сдобрен коровьим маслом и сыром. С рогами связаны названия украшений на К.: скрученных из теста рожков, обвитых тестом веток.

С девичьей символикой связаны некоторые детали украшения К., в каравайных песнях К. уподобляется невесте. Но К. может соотноситься и с женихом. К. присуща фаллическая символика. Ср. мотив коитуса в белорусских каравайных песнях: «Печь наша рогочет, караваю хочет», а также белорусский обычай сажать невесту на К. перед брачной ночью. Не случайно К. пекут лишь невесте-девушке, но не вдове. Мотив коитуса воплощают и фигурки на К.: боров верхом на свинье, петух на курице, гусак на гусыне и т. п. Фаллическую символику имеют фигурки шишек на К., пара яиц, запекаемых в К. (при дележе К. их стараются украсть у дружки, чтобы опозорить его), заяц как персонаж каравайных песен.

Как и некоторые другие символы брака, К. обычно круглой формы, реже кольцеобразной. Внутрь К. иногда запекают курицу, петуха, яйца, монеты для богатства, начиняют куриным, говяжьим, свиным мясом, пшенной кашей, сыром. На К. помещают различные фигурки из теста (птички, животные, жених и невеста, ребенок, шишки, сердце, крест, солнце, месяц, звезды), опоясывают К. ободом из теста, часто в виде плетеной косы, обвязывают белым полотенцем, красным поясом и др.

К. пекут у обоих молодых или только у невесты, обычно в канун свадьбы, изредка к обручению и даже наутро после брачной ночи. У восточных славян и у поляков месят тесто и пекут К. женщины (каравайницы), не разведенные и не вдовы, обычно нечетное число. В Белоруссии дрова для печения К. берут из трех дворов и от трех «счастливых» пород деревьев. У русских К. пекут не только женщины, но и подруги невесты, ее мать, муж с женой, иногда в присутствии жениха, посаженного на вывернутую шубу. Воду после печения К. выливают под плодовое дерево. В песнях в изготовлении К. участвуют небесные силы: Бог месит, Пречистая святит, ангелы воду носят, муку сыплют, месяц в печь сажает, солнышко запекает.

К. как даром Божьим благословляют молодых, разламывают у них над головой, встречают им новобрачных после венчания. На свадьбе К. ставят на стол перед молодыми (у русских, болгар), подвешивают над головой невесты (у сербов), выставляют перед переменой невесте головного убора (у поляков). У русских во время венчания невеста держит за пазухой две горбушки от обоих К., которые молодые потом вместе съедают для скрепления брачного союза.

Центральным обрядовым действием с К. является его дележ — символическое деление общего блага на части и наделение каждого своей долей. К участию в дележе К. приглашают Бога, а при раздаче К. гостям — «раздаривании на мир Божий» — высказывают пожелание наделить «счастьем-долей». У белорусов и украинцев середину К. обычно дают молодым, нижнюю корку — музыкантам, а остальное раздают по старшинству гостям и посторонним. У восточных славян во время брачной ночи К. часто находится в спальне новобрачных. У русских дележ и раздача К. бывают связаны с дефлорацией невесты: К. ломают после брачной ночи; в случае «честности» невесты гостям после брачной ночи подают курники, середину кулебяки наполняют рыбой (в противном случае оставляют пустой и затем посылают отцу невесты).

Лит.: Иванов В.В., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974. С. 243–258; Топоров В.Н. Об одной мифоритуальной «коровье-бычьей» конструкции у восточных славян в сравнительно-историческом и типологическом контекстах // Славянские этюды. Сборник к юбилею С.М. Толстой. М., 1999. С. 491–532.

А.В. Гура

КАРАКОНДЖУЛ, караконджол — святочный демон, связанный с водной стихией, поверья о котором распространены у сербов, македонцев и болгар, находившихся в контакте с турками и греками (см. Святки, Шуликуны). Термин заимствован из греческого языка через турецкое посредство и означает «злой дух».

К. появляется ночью в облике получеловека-полуконя (иногда с крыльями) черного цвета или чудовища на белом коне, курицы, собаки, кошки, овцы, верблюда и других животных, а также мужчины или женщины с различными аномалиями (с железными зубами и рогами, с длинными ногтями). К. иногда описывается и как невидимая злая сила — ветер или голос. Верят, что К. живут семьями и имеют детей.

В происхождении К. отмечается временная привязанность к святкам: К. - это души свиней, заколотых к Рождеству; дети, рожденные или зачатые в период от Рождества до Крещения (их называют караконджулче). Умершие во время святок (особенно дети) также превращаются в К. Нередко К. уподобляется вампиру: это покойник, через тело которого до погребения перепрыгнула кошка или перелетела птица. По другим поверьям, К. становятся по наследству живые люди.

Места обитания К. (подводное или подземное царство, заброшенные мельницы, кладбище, глухой лес, ущелья и овраги) указывают на хтонический характер этого демона. К. нападает на людей и ездит на них верхом или заманивает их к водоемам, обрывам и урочищам. К. душит людей, протыкает их гребнем для чесания льна (который носит на спине), длинными ногтями царапает женщинам лица, пьет кровь, похищает и съедает детей, разносит болезни и лишает людей рассудка.

В доме, куда К. проникает через дымоход, он мочится на огонь или в незакрытые сосуды с водой. Если моча К. попадет на ребенка, тот заболевает неизлечимой болезнью. К. заглядывает в окна, пугает детей и указывает на того члена семьи, которому предстоит умереть в следующем году. К. мучает скотину, сплетает хвосты лошадей.

Собравшись вместе, К. устраивают веселые застолья, празднуют свадьбы, водят хороводы на току. К. может разговаривать (угрожать расправой или спрашивать, когда Крещение), подделывать голос и звать человека по имени. Когда К. недоволен чем-либо, то пищит в дымоходе, стучит в двери дома и по крыше.

Уберечься от К. можно, соблюдая святочные запреты. Как стемнеет, стараются не выходить из дома и не выполнять домашнюю работу (прясть, стирать, белить и др.). От Рождества до Крещения носят с собой в кармане чеснок (детям зашивают его в одежду), за поясом — шерсть, гребень, узелок с хлебом и солью. В святки от К. тщательно охраняют дом: затыкают дымоход, запирают двери, на крышу бросают ветки аспарагуса или ели. Опрыскивают комнаты освященной в Игнатов день водой, мажут кресты дегтем на воротах, в очаг бросают лошадиный череп, старую одежду, серу. Чтобы отвлечь К., дают ему «занятия»: шерсть для чесания или головку подсолнуха для подсчета семечек. В кануны святочных праздников для К. оставляют стол с угощениями.

Повсеместно практикуются особые действия, чтобы родившийся или зачатый в святки ребенок не превратился в К. Такому младенцу изготавливают обыденную рубашку, опускают его в прорубь, при купании в воду кладут полынь и грязную рубашку, сосульку.

К. - частый персонаж фольклорной прозы; во многом он идентичен черту и другой нечисти. Широко распространены былички о К., которые рассказываются преимущественно на святки.

И.А. Седакова

КАРАЧУН, корочун, керечун — в народной традиции термин, закрепленный главным образом за рождественским циклом обрядов и верований.

У украинцев, поляков, словаков, мораван, болгар, сербов этим словом обозначаются зимний солнцеворот — Рождество и Сочельник, 24 и 25.XII., период святок, а также рождественский хлеб и рождественское деревце. В болгарских диалектах этим словом может называться летний солнцеворот — день св. Феодора (8.VI). В др. — рус. языке Корочунъ обозначал пост перед Рождеством, солнцеворот — Спиридоньев день (12.XII), предрождественский пост, обряд колядования.

В русском и белорусском языках слово карачун употреблялось для обозначения внезапной смерти, смерти в молодом возрасте, предсмертных судорог, а также злого духа, черта, демона, сокращающего жизнь.

Общим элементом всех этих значений надо признать значение ‘переворот, поворот, резкое и значимое изменение состояния’, представленное в названиях дней зимнего и летнего солнцеворота, являющихся границей зимы и лета; в обозначениях смерти и пограничного состояния между жизнью и смертью (агонии); в названиях нечистой силы, вызывающей смерть, особенно преждевременную.

Обрядовое и магическое значение имеет рождественский хлеб — крачун, известный на Карпатах (у украинцев, поляков, словаков и мораван). Крачун считался символом семейного богатства. Хозяйка пекла его в вывернутом кожухе и в рукавицах (укр.), в середину хлеба клали зерна разных злаков, чеснок, травы, облатку, втыкали стебель овса или пихтовую веточку, ставили баночку меда и освященной воды, обвязывали К. жгутом льна или конопли, чтобы все это уродилось и было благополучно. В Словакии К. делили на каждого члена семьи, давали скоту ради здоровья и плодовитости, а остаток клали перед дверью хлева ради охраны от ведьмы. Кусок К. и все «испеченное» в нем сохраняли как лекарство, оберег и сильные магические предметы. С К. гадали, катая его по полу: если он перевернется на верхнюю корку, это означало несчастье в скотоводстве или смерть кого-нибудь из членов семьи. Гадали также по форме, которую К. примет в печи (укр.).

Лит.: Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971. С. 203–207.

М.М. Валенцова

КАРЛИКИ — западнославянские мифологические персонажи в виде маленьких человечков, обитающих по соседству с людьми и вступающих с ними в различные взаимоотношения, характер которых зависит от отношения к ним людей. К. - мифологический «народец», имеющий свой бытовой и семейный уклад, язык, религию и привычки. Жизнь К. представляется как отражение человеческой жизни, но часто в искаженном виде, указывающем на их принадлежность к потустороннему миру. Сильнее всего представления о К. развиты у лужичан и кашубов. Славянские верования в К. сформированы под влиянием западноевропейских, прежде всего немецких, поверий.

У лужичан К. осознавались как первые люди, первопоселенцы, которые жили перед заселением этих мест славянами. К. отличаются от людей прежде всего очень маленьким ростом. Поляки и лужичане полагали, что К. так малы, что семь пар К. помещается в печи. По польским поверьям, у К. несоразмерно большие головы, приземистые туловища, некрасивые лица, растрепанные волосы, большие бороды. Их одежда часто была пестрой, а штаны разноцветными, поэтому поляки необычно одетому человеку говорили: «Выглядишь, как карлик». У К. есть большие шапки, обычно красного цвета, которые делали их невидимыми и в которых заключалась их волшебная сила. Если сорвать с К. эту шапку, он придет ее выкупать.

По месту обитания К. делятся на домашних, лесных, горных и подземных, но кроме места жительства ничем друг от друга не отличаются. Лужичане считали, что К. днем спят, а вечером и по ночам приходят в человеческие дома, где едят и веселятся. К. выходят из своих жилищ только в лунные ночи.

К. делятся на мужчин и женщин, среди них есть старые и молодые, у них есть свои семьи, они справляют свадьбы, рожают детей, причем в повитухи и крестные зовут людей; они умирают, своих покойников сжигают, а пепел и кости закапывают в землю. Они знают ремесла, являются хорошими кузнецами и даже научили людей строить дома. К. любят музыку, часто поют и танцуют на печке.

У К. под землей есть свое хозяйство, они держат коров и сеют жито, колосья молотят в печи, а зерно мелют между двумя камнями. У К. есть своя печь для выпечки хлеба. Согласно некоторым поверьям, К. не имеют своей домашней утвари и приходят к людям готовить себе еду. К., которые живут в горах и под землей, считаются хранителями кладов.

С одной стороны, полагали, что К. были язычниками и справляли свои праздники под большим дубом. Они переселились под землю, когда стало распространяться христианство и появились первые колокола, от звона которых они умирали. С другой стороны, полагали, что у них есть свои священники, происходящие из украденных человеческих детей. К. зовут людей на крестины; детей своих они «крестят», погружая в купель. Язык К. отчасти похож на человеческую речь, но слова они выговаривают невнятно и неполно или одно слово выговаривают с начала, а другое — с конца. Некоторые считают, что К. говорят на человеческом языке, но дважды повторяют каждое слово или прибавляют к нему отрицание «не» (см. Заумь).

Отношения К. с людьми строятся как отношения соседей. К. хорошо относятся к людям, не вредят и даже помогают им в работе, если люди не причиняют К. зла: сбивают женщине масло, помогают человеку строить дом, пасут скот. Любимым лошадям К. подсыпают в кормушку овес, у нелюбимых отнимают корм. Для К. оставляют на печке еду — соль с мукой или молоко в ореховой скорлупке. К. одалживают у людей домашнюю утварь, а также просят еду. Половину подаренного им пирога они возвращают назад со словами: «Принесли вам ваш непирог назад». В награду за услуги К. платят человеку драгоценностями, за одолженные вещи дают человеку дары, которые приносят счастье, пока находятся в той семье, которой они были подарены. К. обладают способностью прорицания и предсказывают людям будущее. Если же человек обижает К., оскорбляет их насмешками или нарушает условия «добрососедства», они мстят ему: вредят скоту, насылают неурожай, бьют посуду.

К. подменивают некрещеных детей, оставленных без присмотра, взамен подкладывая своего горбатого подменыша.

Е.Е. Левкиевская

КАСЬЯН (преп. Кассиан Римлянин) — христианский святой V в., память которого отмечается 29.II (13.III). В народной агиографии характеристика К. резко отличается от канонической, ср. его эпитеты: К. немилосливый (сибир.), грозный (калуж.), завистливый, злопамятный, недоброжелатель, скупой. Круг преданий о К. составляют этиологические легенды, объясняющие празднование дня этого святого только по високосным годам, и рассказы, подчеркивающие связь К. со злыми силами и его демоническую природу.

Согласно восточнославянским и болгарским легендам, К. лишен ежегодного праздника за свою заносчивость, за отказ помогать людям в беде. К., боясь запачкать нарядное райское платье, не хочет помочь крестьянину вытянуть воз, починить сломанную ось, отказывает в помощи вдове; злословит о св. Николае, спасающем тонущий корабль. Богатый и ленивый, К. ничего не делает для нуждающихся, кичится своим благородным происхождением — он «из панов, княжий сын»; будучи молодым и сильным, он намеренно опрокидывает в грязь св. Николая, а крестьянский воз толкает одним пальцем. Осуждается буйный нрав К. (в пылу спора подпалил усы Иоанну Крестителю), его пьянство (рус., бел.). К. противопоставляется св. Николаю, за свою добродетель награжденному двумя праздниками в год, в то время как «именины» К. празднуются лишь раз в четыре года. Русское поверье связывает К. с верой в «дурной глаз»: когда К. праздновали ежегодно, в мире было много бед — К. «имеет глаз и своим глазом косил»; чтобы уменьшить причиняемое зло, Бог дал К. один праздник через три года. По украинской легенде, К. первым из людей сделал серп и косу, но при этом покалечил трех своих братьев (имя Косiян возводится здесь к коса, косить); после смерти К. ходит по свету раз в четыре года, и от его взгляда творится всякое зло (ср. рус. поговорки: К. на скот взглянет, скот валится; К. на что ни взглянет — все вянет; К. на народ — народу тяжело; К. на траву — трава сохнет; К. на скот — скот дохнет); с помощью ветров К. насылает мор на людей и скот. В некоторых русских сказках К. - хитрый мужик, которого Бог наказывает за обман, дав праздник раз в четыре года.

В русских и украинских легендах о К.-демоне он — сторож ада, бьющий молотом дьявола, но 29.II — К. именинник, и дьявол успевает навредить людям. К. - пленник преисподней, где черти бьют его молотом и только 29.II дают взглянуть на свет; бывший ангел, закованный в цепи за то, что предал Бога, рассказав сатане о готовящемся свержении с неба нечистой силы. К. заключают под землю (заваливают камнем) 12 ангелов (ср. былинный сюжет о К.-атамане, зарытом по пояс в землю). Согласно верованиям, записанным на Полтавщине, К. - черное, покрытое шерстью существо; живет в темной пещере, лежит в яме, засыпанный землей; ресницы К. достигают колен; 29.II нечистая сила поднимает ему веки, К. оглядывает мир, и тогда болеют люди и животные, вянут растения, случается мор и неурожай (ср. Вий).

Представления о К. как демоническом существе, хромом, косом, обладающем губительным взглядом, обусловлены отрицательным отношением славян к високосному году и народной этимологией, связывающей имя К. со словом косой ‘кривой, хромой’. В високосный год совершались особые молебны перед иконой св. Касьяна Римского, чтобы год прошел счастливо (Владимир.), чтобы К. «удержал дьявола, который рыщет по свету и напускает на людей болезни и невзгоды» (перм.). В касьяновский год стараются не венчаться, у коров в этот год пропадает молоко (укр.). 29.II до восхода солнца не встают с постели, иначе К. нашлет болезнь; не выходят из дома, не выпускают скот и птицу, чтобы К. «не глянул»; стараются не работать, иначе К. накажет и заболят руки (рус., укр.); накануне 29.II сажают цыплят под квашню, а то «Касьян головы им заворачивает» (цыплята погибают или делаются уродами — сибир.). Родившийся 29.II человек будет несчастлив (укр.). Чтобы К. не перекосил, его поминают в четверг на масляной, пасхальной и троицкой неделях (курск.). В честь Касьяна празднуют четверг на троицкой неделе (воронеж.).

Положительные характеристики К. редки. По украинской легенде, К. был сыном бедняков, много работал, за что и был взят Богом на небо. В Киевской губ. К. считался покровителем девушек, родители молились ему, чтобы он сохранил их дочерей в чистоте и целомудрии. По поверью со Смоленщины, год у супругов пройдет мирно, если провести 29.II в семейном согласии.

Лит.: Ливотов Е.В. Поверие о високосном годе в связи с народным представлением о личности преподобного Кассиана Римлянина //Русское обозрение. 1897. № 1. С. 366–377; Мендельсон Н.М. К поверьям о св. Касьяне // Этнографическое обозрение. 1897. №. 1. С. 1–21.

О.В. Белова

КАЧЕЛИ, качаться на качелях — средство и форма досуга, которой в народной культуре приписываются магические функции (прежде всего продуцирующая и апотропеическая). К. наиболее популярны у восточных и южных славян, у западных встречаются крайне редко.

К. устраивались у южных славян на масленицу или в Юрьев день, у восточных — в день Сорока мучеников и на Пасху. В отличие от других развлечений (хороводы, пение и т. п.) качание на К. разрешалось во время Великого поста, а затем, прерываясь на период Страстной недели, возобновлялось на Пасху и продолжалось в течение всей Светлой недели. Последним днем, когда могли качаться на К., было Петровское заговенье — восьмое воскресенье по Пасхе.

На качелях. Х.-Г. Гейслер. Гравюра. XIX в.

Качание на К. признавалось обязательным для молодежи и воспринималось как магический способ «подвигнуть» девушку или парня к супружеству. В Болгарии юрьевские качели были обязательными для девушек, вступающих в возраст невест; в других областях качались на К. только те парни и девушки, которые не вступили в брак в истекший мясоед и надеялись сделать это осенью. В Македонии в Юрьев день молодые девушки качали на К. старых дев и били их при этом крапивой, «чтобы те вышли замуж в течение года».

У южных и восточных славян качание на К. относилось к магическим действиям, способствующим вегетации; люди качались, чтобы лен и конопля выросли высокими. В Сербии на масленицу старики качались на К., чтобы «конопля, пшеница, рожь и ячмень выросли высокими». В Болгарии на масленицу самые старшие женщины в доме, положив за пазуху яйцо, качались «чтобы конопля была большой». В Македонии в Юрьев день старики качались и говорили друг другу: «Покачаюсь, чтобы быстрее созрел хлопок».

Чтобы обеспечить себе здоровье на весь предстоящий год, для К. выбирали зеленое, крепкое и молодое дерево, полагая, что качание на сухом или старом дереве может привести к болезням и неудачам в течение года. Нередко качались на кизиле. По верованиям сербов и хорватов, весеннее качание на К. предохраняло человека в течение года от болей в спине.

У южных славян масленичное качание на К. предохраняло человека на масленицу от нападения вештиц и самодив (см. Вила), особенно опасных для человека в это время. Реже прибегали к качанию на К. для защиты человека от колдовства вообще (для этого на Гомельщине парни на руках качали девушек над купальским костром), от змей, от укусов комаров в летнее время.

Качание на К. и на ветвях деревьев считалось одним из любимых занятий женских мифологических персонажей. По верованиям восточных славян, русалки раскачиваются на ветвях деревьев, на К., на троицкой зелени, которой украшают дома, на колосьях в поле. У южных славян эта особенность поведения приписывалась вилам: в их честь специально устраивают К. на каком-нибудь высоком дереве. У сербов и македонцев считалось, что на К. любят качаться вештицы, самовилы, дьяволы и др. Чтобы избежать встречи с ними, люди не качались на К. после захода солнца, а на ночь обязательно снимали К.

Лит.: Агапкина Т.А. Концепт движения в обрядовой мифологии славян // Концепт движения в языке и культуре. М., 1996.

Т.А. Агапкина

КАША — одно из главных блюд традиционного рациона. В обрядах символизировала плодородие, обилие, рост, приумножение. К. готовили из целых или дробленых зерен (реже из муки) пшеницы, ячменя, проса, гречихи. Нередко К. служила главным обрядовым блюдом (ср. у русских в связи с этим праздник по случаю окончания жатвы и крестины с ритуалами раздела и выкупа К. назывались «каши»: праздник рожениц и повитух, 26.XII — «бабьи каши»).

К. была обязательным блюдом на свадьбе. По свидетельству летописей, «молодым в подклет приносят кашу, и они кашу черпают и за себя мечут». К. рассылали почетным особам. В Архангельской губ. молодым за «княжим столом» разрешалось есть только К., которую молодая ела под накинутым на нее платком. У русских К. готовила и выносила на стол сваха или свекровь, за что невеста одаривала ее полотенцем. В Полесье К. варилась сладкой, если невеста была девственницей, и несладкой или соленой в противном случае; только в случае девственности невесты происходил обряд выкупа К., во время которого жених разбивал горшок К. так, чтобы К. осталась целой.

Употребление К. на родинах и крестинах ребенка сопровождалось магическими действиями, призванными обеспечить новорожденному счастье, здоровье и быстрый рост, женщинам — плодовитость, земле — плодородие. Широко распространены обычаи поднимать горшок с К. вверх, накрывать его полотенцем или холстом, бросать деньги на горшок К., разбивать горшок с К. См. Крестины.

На похоронах и поминках у восточных славян принято было подавать кутью, которую носили также в церковь, на кладбище, оставляли на окне «для душ», раздавали нищим за помин души.

У южных славян в день св. Варвары готовили варицу — К. из смеси зерен разных злаков и кукурузы, гороха и др., чтобы вызвать плодородие. Сербы по варице гадали об урожае и о жизни-смерти: бугры и вздутия на К. означали будущий хороший урожай, трещины — плохой урожай и смерть; ямка в середине варицы означала смерть хозяина, по бокам — смерть других членов семьи и т. п.

Обрядовой К. отмечали окончание жатвы, начало молотьбы, сева, переселение в новый дом и др.

Лит.: Сумцов Н.Ф. Символика славянских обрядов. Избранные труды. М., 1996.

М.М. Валенцова

КВАС — кислый напиток, который готовили в поминальные праздники, на свадьбе, родинах. В Полесье на Радуницу К. в составе других кушаний носили на могилы близких. На Смоленщине на сороковой день после смерти варили К. или брагу и готовились к «отпуску» души на «тот свет».

У русских накануне свадьбы в обряде мытья невесты в бане девушки лили на каменку К. с хмелем или вином, остатки которого потом допивали. После венчания родители жениха встречали молодых хлебом и К. Угощение К. или пивом связывалось с магией плодородия. В Смоленской губ. в первый день свадьбы, еще до венчания, жених и невеста сначала переливали К. из одного ведра, поставленного посреди комнаты, в другое. Затем дружка, держа молодых за руки, трижды обводил их вокруг ведер с К. и сажал за стол.

Хлебный К. имел значение оберега. Верили, что пожар, вызванный молнией, можно было потушить только молоком или квасом, пивом, яйцами, но отнюдь не водой (в. — слав.); чтобы огонь такого пожара не распространялся дальше, в пламя бросали обруч с квасной шайки (рус.).

В качестве магического лечебного и апотропейного средства использовался К. с солью или квасная гуща, оставшаяся после приготовления напитка. При трудных родах роженице давали выпить квасной гущи или солода (рус.). Отелившейся корове для того, чтобы скорее отошел послед, также давали квасную гущу, ячмень или ячменный солод (рус.). Новорожденному перед первым купанием вливали в рот немного К., чтобы он не боялся простуды (бел.). Прикладыванием соленой квасной гущи лечили болезнь пальцев — «ногтоеду» (рус.). Особенно действенной против болезней, вызванных дурным глазом, считалась соль, смоченная гущей К. и пережженная в печи на раскаленных угольях в Чистый четверг (укр.).

Чтобы в молоке было больше сливок, молочный горшок мыли кислым К. с солью и ставили в печку (сибир.).

Известны запреты на приготовление К. В Купянском уезде Харьковской губ. верили, что после Пасхи русалки выходят из воды и, появившись в домах, купаются в хлебном К., если он сварен в четверг. В Обоянском уезде той же губернии К. не делали в понедельник, чтобы черт не выкупал в нем своих детей. В К., в молоке и других напитках, по поверьям украинцев, купаются черти, которым уже нельзя купаться в освященной Спасителем воде.

М.М. Валенцова

КИЗИЛ (болг. дрян, серб. дрен) — у сербов, болгар и македонцев символ здоровья, силы и молодости. Это обусловлено такими свойствами К., как раннее цветение, крепость древесины и долголетие: ср., например, сербский обычай делать из К. посох, который дарят парню на совершеннолетие в знак его возмужания.

Происхождение К. относится ко времени первотворения: к спору Бога и дьявола. Согласно болгарской легенде, спустившись с небес на землю, Господь сел отдохнуть на растущий посредине океана К. В водах океана он увидел свое отражение и создал из него дьявола. При разделе всего сущего между Богом и дьяволом последний выбрал К. как рано цветущее растение, ошибочно полагая, что К. приносит столь же ранние плоды. Господь же избрал черешню и в очередной раз обманул дьявола. Поэтому в отдельных областях Болгарии К. считается дьявольским деревом. Появление плодов на К. маркирует в народном календаре начало осенних молодежных посиделок.

У сербов в Косово послед после родов относили на К., чтобы ребенок был здоров и чтобы у матери в будущем были дети. В Хомолье пуповину новорожденному перерезали на кусочке кизилового дерева, «чтобы ребенок был здоров, как кизил». В Лесковацкой Мораве в воду, в которой купали новорожденного, клали К., «чтобы ребенок был здоров и развивался». Сербы только что родившегося ягненка или теленка слегка тянули за уши вверх и говорили: «Пусти ореховое, возьми кизиловое».

В Родопах под Новый год хозяйка слегка хлещет скот кизиловой веткой, чтобы он был здоров и плодился в течение года. В Боснии в Юрьев день с помощью кизиловой ветки кропят скот святой водой. Весьма популярным у южных славян стал обычай замешивать маленькие веточки К. в рождественские и новогодние хлебы, специально предназначая каждую веточку отдельным породам скота и домашней птицы, а также всем домочадцам и дому в целом. В Лесковацкой Мораве на каждую породу скота клали в новогодние хлебы по веточке, отмечая на ней зарубками количество имеющихся в хозяйстве животных этой породы. При разделе хлеба примечали, кому из домочадцев какая веточка досталась. Считалось, что в течение года каждая порода скота будет расти и развиваться аналогично судьбе того человека, который нашел эту ветку. По окончании застолья в Новый год эти ветки относили в хлев, конюшню, овчарню и т. п. В Добрудже вечером в канун Нового года разрезали хлеб с запеченными внутри кизиловыми веточками. Полагали, что человек будет иметь успех в разведении именно той породы скота и домашней птицы, чью веточку он получил в куске новогоднего пирога.

Тот же обычай практиковался и в отношении людей. Например, сербы в Леваче и Темниче клали в новогодний пирог среди прочего и кусочек К.: нашедший его, как считалось, будет весь год здоров и удачлив. В Сочельник черногорцы срубали в лесу, помимо бадняка, еще и вертел из К., чтобы все домочадцы были здоровыми и сильными, как К. На Косовом поле с той же целью в Сочельник после ужина около дома в землю вбивали колышек из К. и все члены семьи обвязывали вокруг него свои пояса. В Скопской Котлине в ночь на Юрьев день под подушку клали кусочек К.; в Юрьев день качались на ветвях К., а в Груже опоясывались кизиловым прутом.

К. употребляли и в пищу: в Алексинацком Поморавье в день Сорока мучеников люди с утра глотали по цветку К., говоря: «Пусть я буду здоров, как кизил!» Чаще же с плодов К. начиналась рождественская трапеза: люди причащались, положив в полную чашу с вином кизиловую ветку, съедали перед обедом несколько плодов К.

Человек, который хотел избавиться от сонливости, слабости и лени на весь предстоящий год, увидев в первый раз ранней весной цветущий К., «передавал» ему сон: «Когда я вижу зеленый кизил, передаю ему свою летнюю дремоту и лень».

Ср. Пролезание, Вербное воскресенье.

Т.А. Агапкина

КИКИМОРА — русский и белорусский женский мифологический персонаж, обитающий в жилище человека, приносящий вред, ущерб и мелкие неприятности хозяйству и людям.

К. представляют себе в виде маленькой, безобразной, скрюченной старушки, смешной, уродливой, неряшливой, одетой в лохмотья. Она так мала и суха, что не выходит на улицу, боясь быть унесенной ветром. Иногда считалось, что К. имеет вид маленькой девочки или зооморфный облик: свиньи, собаки, зайца, утки.

К. мог стать ребенок, проклятый родителями, или дочь, загубленная своей матерью. Она могла появиться в домах, построенных на «плохом» месте: там, где был зарыт удавленник или неотпетый покойник, где был убит или умер ребенок. Согласно источникам XVIII в., К. - ребенок, похищенный или обмененный нечистой силой. К. могли «напустить» печники или плотники при постройке дома, желая навредить хозяевам: они закладывали сделанную из щепок и тряпочек куколку под матицу или между бревен в переднем углу.

Появляясь в доме, К. творит мелкие пакости: бросает и бьет горшки, мешает спать, стучит вьюшкой, кидается из подполья луковицами, с печи — шубами и подушками; выдергивает волосы у хозяина, перья у кур, стрижет шерсть у овец и делает из этой шерсти постели для скота. Досаждает людям воем, писком, шумом. Пересчитывает скотину, но считать умеет только до трех. Полагают, что если К. завелась в доме, то она обязательно выживет из него хозяев. Иногда считалось, что К., насланная в дом колдуном, может погубить человека, свести его со света; она также мучает скотину, гоняет лошадей.

В редких случаях представления о К. смешивались с образом жены домового. В этом случае полагали, что К. может помогать хозяйке печь хлебы, качать детей, мыть крынки, заботиться о скотине.

Основным признаком К. является ее связь с прядением, шитьем. По ночам она играет с прялкой, веретеном и пряжей, может допрясть за хозяйку, но чаще рвет, мусолит и путает шерсть, жжет кудель, оставленную на ночь без благословения. Прядет К. постоянно подпрыгивая, при этом сучит нить не слева направо, а наоборот. К. также пытается шить, но швы, ею сделанные, неровные. Как гласит русская пословица, «от кикиморы рубахи не дождешься».

Иногда по поведению К. можно судить о будущем: она появляется перед смертью кого-либо из членов семьи, предвещая беду, выходит из подполья или плачет.

Считалось, что если поймать К. и выстричь крестообразно у нее на темени волосы, она станет человеком, но сохранит какие-нибудь недостатки: кривизну, заикание, слабый ум.

К. обитает в доме, реже — во дворе, бане, хлеву, на гумне, в пустых домах. В доме живет в местах, связанных с умершими: за печкой, на чердаке, на печи, в подполье. К. появляется и проявляет себя по ночам, иногда только на святках или в ночь перед Рождеством, до святок живет на улице, потом уходит неизвестно куда. На святках она рожает детей, которые вылетают в трубу и живут на улице до Крещения.

Защитой от К. является молитва, упоминание Божьего имени, а в некоторых случаях — брань. Оберегом от К. служит «куриный бог». К. боится можжевельника. К., насланную колдунами, можно уничтожить, отыскав в доме куклу или другой предмет, с помощью которого навлекли К. Этот предмет следовало выбросить за пределы усадьбы или сжечь.

Лит.: Зиновьев В.П. Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири. Новосибирск, 1987. С. 65–95; Черепанова О.А. Мифологические рассказы и легенды Русского Севера. СПб., 1996. С. 124–133.

Е.Е. Левкиевская

КИСЕЛЬ — обрядовое блюдо, преимущественно поминального и жертвенного характера, распространенное у восточных славян и в восточных районах Польши и Словакии. Традиционный К. - это запаренная кипятком мука (овсяная, реже пшенная, пшеничная и др.), подслащенная и оставленная сбраживаться, или «кваситься», в тепле, затем процеженная и упаренная в печи. Ели К. холодным, разрезая ножом на куски, с медом, маслом или молоком.

К. считался обязательным блюдом на поминках наряду с кутьей и блинами. У русских поминальный К. варился особым образом: в заквашенный раствор муки втыкали пучок горящих лучин, а кипятили его с помощью горячих камней. Так же К. готовили и на Вознесение, веря, что Иисус вместе с опарой поднимается на небо. В русских волшебных сказках связь К. с миром мертвых отражена в сюжетах, где герой попадает на «тот свет» или в тридевятое царство и видит молочные реки с кисельными берегами.

К. варили в «родительские» субботы (у русских — перед масленицей, Дмитриевым и Троицыным днями, во вторник Фоминой недели); поляки — на Задушки.

На свадебном столе среди угощений также встречается К. (ср. выражение «толкут на кисель», которым называются пляски после свадебного угощения), хотя в других местах К. не подавали, считая его исключительно поминальным блюдом. В Новгородской губ. К. варили для новорожденного теленка, причем заквашивали его также с помощью горящих лучин. В Вологодской губ. К. подавали среди праздничных блюд на крестинах ребенка.

Во многих великорусских областях овсяный К. варили в Чистый четверг перед Пасхой. Его ставили за окно, выносили на ночь на крыльцо, относили рано утром в огород, оставляя его там или выливая на землю, залезали с чашкой К. на крышу. При этом говорили, что «кормят» Мороз, приглашали его на угощение, чтобы он не повредил урожаю: «Мороз, Мороз, не морозь (вар.: не побей. — М.В.) мой овес, иди кисель поешь». Иногда К. оставляли до пасхальной трапезы, например в Московской губ. Мороз закликали, когда разговлялись или во время пасхального обеда: хозяйка ставила К. на подпольное окошко или выходила с ним на улицу; также закликали Мороз в открытую печную трубу. На ритуальное угощение киселем приглашали диких зверей. В Калужской губ. в Чистый четверг ребятишки ходили с К. в овин «зверей кликать». См. Приглашение. Такое же закликание Мороза и диких зверей исполнялось у русских в кануны Рождества и Нового года, когда, выставляя К. на улицу, просили Мороз «не клевать» овес. Белорусы также подавали овсяный К. на ужин в Сочельник. Поляки ставили клюквенный или овсяный К. на балке под потолком, а потом ели его в начале рождественского ужина.

Во время поста (в полночь перед днем св. Власия) угощали К. домового (рус.). Белорусы накануне Благовещения отмечали праздник комоедица, во время которого «угощали» К. медведя, чтобы умилостивить его и воспрепятствовать ему портить посевы овса. Местами готовили К. в Юрьев день (бел.).

В некоторых деревнях Олонецкого края К. варили в четверг на Троицкой неделе, который называли Киселев день. Его праздновали в память о том, как женщины якобы обливали врагов-грабителей горячим овсяным К. Овсяным К. русские отмечали также день Натальи-овсяницы (8.IX), когда в одних местах начинали, а в других заканчивали уборку овса.

М.М. Валенцова

КЛАД — спрятанное в земле или в стене дома богатство. Бывают «чистые», т. е. незаклятые К., которые может забрать любой человек без вреда для себя. Но большинство К. «нечистые», заклятые, охраняемые нечистой силой и доступные тому, кто знает специальные магические способы их нахождения и получения.

Пряча богатство, его владелец «кладет зарок», т. е. произносит заклинание, где определяет условия, при которых можно овладеть К., например выдержать семидневный пост, принести жертву и др. К. бывает положен «на чью-либо голову» (например, на гусиную, собачью, бычью). Это означает, что забрать К. может только тот, кто убьет это животное на месте нахождения К. Сокровище может быть заклято на голову отца или матери того, кто попытается взять клад; на 40 человеческих голов, и тогда должны умереть 40 человек, попытавшихся овладеть К., и только сорок первый сможет его забрать.

Согласно поверьям, существуют особые демоны, охраняющие К.: у русских — кладенец, копша, кладовые бесы, которых на Ивана Купалу выбирают бесы из своей среды, у белорусов — кладник, демон, одетый в сапоги с золотыми подковами, золотой пояс и шапку, питающийся только хлебом, подобранным на улице, у украинцев и поляков — скарбник, у болгар — стопан (хозяин). Часто клады стерегут черти, проклятые люди, у западных славян — карлики, у болгар и лужичан — змей. Хранителями К. бывают легендарные разбойники, атаманы и короли.

Места, в которых спрятаны К., - лес, поле, пещеры, горы, подземелья старых замков. К. часто зарывали под камнем, корнями дерева. К. может быть сокрыт во дворе и даже в пределах дома, например, в стене, в погребе, под печкой. Согласно верованиям, закопанные в земле К. поднимаются на поверхность, открываются или светятся из-под земли, тогда их можно увидеть и забрать. Такое бывает накануне Ивана Купалы, в Вербное воскресенье, в полночь перед большими праздниками: перед Рождеством, Новым годом, Благовещением, Юрьевым днем, Пасхой.

Местонахождение К. можно определить по некоторым признакам: когда сокровища поднимаются на поверхность земли, на этом месте виден огонь, отблески света, бледные огоньки. К. может показаться в виде старика, красивой девушки, любого животного, белой птички, а также предмета, например клубка.

Для овладения К. необходимо знать условия, на которых он зарыт. Для этого нужно подслушать произносимое при сокрытии К. заклятие. В этот момент можно изменить условие заговора, самому произнеся другое, более легкое, т. к. действенным является последнее заклятие. К примеру, бродяга, подслушав владельца К., заклинавшего его «на три головы молодецкие», изменил заклинание, сказав «на три кола осиновых», и, когда владелец ушел, срубил три осиновых кола и забрал К.

Тот, кто пытается забрать К., не зная магических приемов, подвергает себя и своих близких опасности: тяжелой болезни и даже смерти. Демоны, стерегущие К., пугают, отгоняют и убивают неосведомленного человека. К. «не дается» ему, а лишь глубже уходит в землю или из золота превращается в черепки. Если К. показывается в виде животного, птицы или предмета, нужно ударить по нему наотмашь и сказать: «Аминь, аминь, рассыпься!» или бросить на него что-либо из одежды.

По чешским поверьям, тот, кто увидит бледный огонек на месте нахождения К., должен положить в него четки, белую тряпку или кусок хлеба, тогда К. выйдет на поверхность. Болгары полагают, что место, где находится К., нужно посыпать пеплом от бадняка. На следующий день на пепле будут видны следы, по которым определяют, какую жертву нужно принести К. Если видны следы животного или птицы — закалывают ягненка, барана или петуха, если следы человека — считается, что демон — «хозяин» К. ждет человеческой жертвы. Прежде чем раскапывать К., это место нужно «зааминить», а во время добывания К. нужно сохранять молчание, что бы ни грезилось. Универсальным средством для поиска и овладения К. считается цветок папоротника и плакун-трава. Папоротник показывает то место, где зарыт К., а плакун-трава прогоняет стерегущую его нечистую силу.

Несмотря на принятые меры предосторожности, человек, нашедший К., часто бывает несчастлив, тяжело болеет и преждевременно умирает или сходит с ума, потому что эти деньги несчастливы и закляты чертом. Восточные славяне и болгары верили, что часто проклятие падает на семью кладоискателя и его потомков.

Лит.: Витевский В.Н. Клады и кладоискание на Руси. Казань, 1898; Соколова В.К. Преданья о кладах и их связь с поверьями // Фольклор и этнография. Л., 1970. С. 169–180; Зиновьев В.П. Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири. Новосибирск, 1987. С. 287–290.

Е.Е. Левкиевская

КЛАДБИЩЕ — место погребения усопших, где, по поверьям, пребывают души умерших и демоны; «святое» место, где совершаются поминальные обряды. Как часть мифологизированного пространства К. противопоставлено селу, т. е. миру живых.

Первый похороненный на новом К. покойник считается родоначальником всей кладбищенской общины «предков». Строго соблюдается общий этикет поведения на К. У восточных славян при встрече на К. нельзя говорить «добрый день», «до свидания» (говорят: «прощайте»), чтобы в дальнейшем на К. не встречаться. Около К. нельзя петь песни; мимо К. следует проходить пешком новобрачным во время свадьбы, возвращающимся с крестин куме с ребенком. У всех славян тяжелым преступлением считается осквернение К., могил предков. Старые кладбища нельзя перепахивать, как нельзя сдвигать и надгробные памятники, иначе вымрет семья; выносить что-либо с К. (например, оставленную на крестах одежду). На К. запрещается ломать ветки, рвать цветы и даже вдыхать их аромат, чтобы не потерять чувство обоняния. По полесским поверьям, у хозяйки, которая сломает на К. зеленую ветку и выметет ею золу из печи, всю ночь в доме и под окном будут бродить покойники. У сербов запрещается рубить деревья на К., т. к. души покойных не смогут отдыхать в тени деревьев и вкушать их плоды.

Могилы на К. копают на месте, выбранном заранее родственниками или самим покойным при жизни. Близким людям обычно запрещается копать могилу. В Белоруссии, например, это делали бесплатно старики или нищие, при этом они избегали разговоров о покойнике; закончив работу, объявляли убиравшим усопшего женщинам, чтобы они вылили в могилу воду, которой обмывали тело. Если при копании могилы обнаруживаются более ранние захоронения, то могильщики бросают туда деньги и другие ценные вещи, чтобы потревоженные мертвецы «не прогнали» вновь пришедшего. Если могила оказывалась мала для гроба и ее приходилось расширять, то это означало, что вслед за погребаемым туда же отправится новый покойник, обычно его родственник. В случае слишком большой могилы полагали, что одной жертвы мало и вскоре появится следующая. Особенно опасными представлялись такие происшествия, как осыпание краев могилы и падение туда кого-нибудь из сопровождавших покойника.

Во многих областях Украины и Белоруссии был распространен обычай «печатать могилу»: украинский священник под особые песнопения чертил железной лопатой знак креста над могилой и крестообразным движением бросал на гроб землю; белорусы перед опусканием гроба в яму или по насыпанному уже пригорку стучали с четырех углов крест-накрест лопатой. Погребение без такого «печатания» считалось неполным: именно оно не позволяло покойнику выйти из могилы. Могила как место вечного пребывания умершего благоустраивается и нередко оформляется в виде дома. Так, белорусы устанавливали на могилах прямоугольные деревянные сооружения. Такой «приклад» напоминал крышку гроба, он имел окошечки и покрывал весь пригорок целиком; нередко его называли «хаткой». У русских на могилах устанавливали «часовенки» — кресты с двускатным покрытием и с иконкой. На Русском Севере помимо обычного креста на К. можно увидеть продолговатое четырехугольное сооружение («голубец»), открытое сверху или же покрытое плоской крышей, на которой ставят крест. На могиле делают и своеобразный «сад»: сажают цветы, плодовые деревья. В гомельском Полесье на Радуницу следовало, например, посадить на могиле дерево, а вокруг нее воткнуть березовые прутья.

По представлениям западных славян, души, живущие на К., сохраняют привычки людей при жизни. По верованиям болгар и македонцев, мертвые выходят в полночь из гробов, гуляют по К. и посещают друг друга. Всем славянам известно поверье о том, что в определенные часы (главным образом в полночь) и праздники (чаще — в поминальные дни) на К. можно видеть души мертвых. Когда покойника несут на К., его встречают души тех, кого он провожал в последний путь: они виснут на гробе, отчего гроб становится неимоверно тяжелым, как считают в Полесье.

В поминальные дни (см. Задушницы, Задушки, Радуница) и календарные праздники перед масленицей, на Фоминой неделе, на Троицу и др. для душ выпекают специальный хлеб, оставляют еду на К.; приносят им одежду; чистят и украшают могилы. Их приветствуют, как живых, приглашают их к трапезе: (бел.) «Святые радзицели! Ходзице к нам хлеба-соли откушаць». В Рязанской губ. поминальную пищу, которую приносили на К. на Радуницу, вкушали вместе живые и мертвые, выходящие якобы «из темницы» и невидимо присутствующие с живыми до захода солнца.

Кладбище в с. Выступовичи Овручского р-на Житомирской обл. 1981 г. Фото А.Ф. Журавлева, О.А. Терновской

Огонь или огоньки, замечаемые на К., считаются знаками душ умерших. По сербским поверьям, при появлении огоньков или огней не следует ходить на К., т. к. в это время там блуждают души умерших; болгары полагают, что на такие огни нельзя смотреть, иначе ослепнешь.

Нередко К. считается местом скопления демонов — душ злых, неправедных людей, детей некрещеных, иноверцев и т. п. «Злые» души нападают на прохожих, являясь в том виде, как были захоронены, в белых одеждах, которые не следует трогать, или в виде столба пара, воздуха. По польским и полесским поверьям, возле К. появляются духи-демоны, предвещающие смерть увидевшему их; русалки, издающие ночью на К. пугающие звуки. В разных славянских традициях известны поверья и былички об обитающих на К. вампирах, которые вылезают «из дыр» в могилах, седлают ночных прохожих и т. п. (см. Вампир). К. стараются обходить стороной, особенно ночью. Проходя мимо К. ночью, следует читать молитвы, креститься (в. — слав., ю. — слав.), подать голос, «чтобы родители услышали и не пугали».

На К. осуществляются магические действия и ритуалы с целью излечения от болезни или бесплодия, изгнания из села нечисти, а также для приобретения человеком чудесных знаний или нанесения порчи. Особое значение в этих действиях приписывается земле, песку, растениям с К., найденной кости и др. предметам. В севернорусских деревнях этой землей терли себе грудь, держали за пазухой, клали в воду, которой обливались после похорон, для того чтобы прошла тоска по умершему. У многих славянских народов эта земля считалась очень опасной: например, сербы остерегались приносить ее домой; людей, копавших могилы, заставляли разуваться и вытрясать землю из обуви; никто из домашних не решался до нее дотронуться. Изгоняя болезнь, в Полесье варят в воде песок с К. и купают больных детей, после чего его возвращают на то место, откуда брали. Больного лихорадкой посылают ночевать на К. Могильную землю как одно из сильных колдовских средств использовали в магических целях ведьмы: например, в Полесье кладбищенскую землю, песок бросают на пути новобрачных, чтобы испортить молодым жизнь или вызвать их смерть.

У южных славян на К. также исполняются ритуалы разделения «одномесячников» и заключения побратимства.

А.А. Плотникова

КЛЮЧ — см. Замок.

КОЗА, козёл — символ и стимулятор плодородия. В то же время считается животным, имеющим демоническую природу; выступает как ипостась нечистой силы и одновременно как оберег от нее.

В календарных обрядах, связанных с аграрной магией, присутствует ряженая К. или маска козы. Святочные и масленичные обходы с ряженой К. наиболее распространены у украинцев и белорусов, в меньшей степени у русских. Атрибуты ряженой «К.» — вывернутый шерстью наружу кожух, деревянная голова с рогами и бородой из соломы или лозы и движущейся нижней челюстью.

Ядром в. — слав. рождественско-новогоднего обряда «вождения козы» является песня с припевом «О-го-го, коза», где в гиперболизированных образах рисуется картина будущего урожая («где коза ходит, там жито родит», «где коза рогом — там жито стогом», «где коза хвостом — там жито кустом» и т. п.). Песня сопровождалась танцем-пантомимой, центральным моментом которого было «умирание» и «воскрешение» К., символизировавшее круговорот времени и возрождение природы. В Польше деревянная рогатая фигура К. участвовала в процессии ряженых в последний вторник карнавала. На Украине маска К. фигурировала также в свадебном и погребальном обрядах (в «играх при покойнике»).

С плодовитостью К. связана ее эротическая символика: в белорусских и польских песнях присутствуют мотивы любовных ухаживаний волка за К. и брака К. с волком в песнях, а съеденная волком К. символизирует доставшуюся жениху невесту.

Рисунок Л.С. Ленчевского и Т.И. Сафоновского к этнографическому описанию обряда «Коза». 1926 г. (с. Кунча, окр. г. Шепетовка, Украина). В подписи под рисунком перечислены персонажи: 1) Соломенный дед, 2) Коза, 3) Судья, 4) Турок, 5) Казак, 6) Врач, 7) Цыган, 8) Баба с ребенком

К. как жертвенное животное фигурирует в своеобразном действе, совершавшемся в разных районах Чехии в день св. Якуба (25.VII), когда с колокольни или другого возвышенного места сбрасывали козла с позолоченными рогами, убранного лентами и цветами. Его кровь собирали и хранили как лечебное средство от испуга. Фракийские болгары закалывали К. на свадьбе, после брачной ночи. Запреты использовать К. в качестве жертвы (банатские геры не закалывают К. на поминальную трапезу; македонцы не используют К. как курбан) мотивированы тем, что К. - нечистое, демоническое животное.

В этиологических легендах К. - создание дьявола (укр. «чертово семя», пол. «дьявольское создание», чеш. «чертова порода») и потому внешне похожа на него. Украинцы считают, что домашняя К. сотворена чертом, и если ее покропить освященной водой, то она сейчас же сдохнет. У К. короткий хвост, т. к. дьявол, загоняя коз на пастбище, оторвал им хвосты (пол., укр. карпат.). Согласно польскому поверью, К. имеет всю силу в хвосте; чтобы К. не объедали деревьев, им в хвост надо воткнуть иголку. В Закарпатье говорят, что К. все время норовят залезть на деревья, потому что у них «чертовы» ноги; К. когда-то имели на ногах когти и лазали по деревьям; черт проспорил Богу своих коз, и Бог лишил их когтей; на коленях у К. желтая шерсть, т. к. черт, выгоняя их со двора Господа, бил их по ногам, отчего текла кровь и окрасила шерсть. В легендах К. как нечистое животное противопоставляется корове и овце — чистым и «божьим» созданиям.

По общеславянскому поверью, в виде К. появляется дьявол. Козлиные ноги (рога, уши, борода) присутствуют в облике черта, лешего, домового, водяного. Поляки считают, что в глазах у ведьмы можно видеть отражение К. В Костромской обл. бытует поверье, что на «том свете» удавленники превращаются в К. В Киевской губ. верили, что накануне Пасхи в виде К. может показаться клад. У К., как дьявольского создания, ведьма не может отобрать молока. Верхом на К. ездит дьявол.

К. (само животное, части его тела, мясо, молоко) выступает как оберег. По македонскому поверью, К. нельзя сглазить. Русские и украинцы держали в хлеву козла, которого якобы любит домовой (или черт) и потому не вредит лошадям. Овчары держали К. на выгоне для овец, полагая, что К. не дает колдунам приблизиться к отаре (польские Бескиды). В Костромской губ. от падежа скота прибивали на дворе козлиную голову. В Польше, если корову сглазили, следовало смешивать коровье молоко с козьим — это отвращало сглаз; козьим молоком заливали пожар, возникший от молнии; изгоняя беса из одержимого, клали ему в рот кусочек козлятины.

Лит.: Курочкiн О. Украïнськi новорiчнi обряди: «Коза» i «Маланка». Опiшне, 1995.

О.В. Белова

КОИТУС — половой акт, расцениваемый в народной культуре как нечистый и опасный (а потому связанный с многочисленными запретами) и практикующийся или имитируемый как магическое средство активизации плодоносящего начала, скрепления брачных уз, а также насылания порчи.

Восприятие К. как нечистого, а в христианском переосмыслении — греховного и постыдного, является причиной его табуирования. Для названия К. обычно используются эвфемизмы, нередко шутливые: рус. грех, вертеть, толочь, жениться, укр. Боже сохрани, танцювать у читирi колiна кадрель, годувать коня, махать, мусолить, лизать, чухраться, шморгаться и т. д. У русских при К. занавешивали или отворачивали к стене иконы и снимали с себя крест. Весь год после брачной ночи новобрачные не причащались, считая это грехом. Печать «нечистоты» нередко оставалась на молодой жене вплоть до рождения ребенка. Как занятию нечистому, К. приписывалась способность наносить порчу. У поляков печник, складывающий печь, мог незаметно нае… в глину, чтобы у хозяев в этом месте за печью жил сверчок.

Однако в некоторых ситуациях допускалась свобода полового поведения, особенно молодежи (например, свальный грех на посиделках). Общинные праздники типа братчин допускали ритуальное половое общение взрослых, в том числе близких родственников. Ограничения на К. определялись признаками старческого возраста: утерей трудоспособности, моральным запретом рожать детей после 50 лет (у русских), вступлением в брак всех детей (у восточных славян). О стариках, переставших спать вместе, на Украине говорили: «Они уже и руки помыли».

Запреты К. часто диктуются требованиями ритуальной чистоты. По этим соображениям воздерживались от К. перед севом: иначе жито вырастет нечистым, с сорняками. У белорусов имевшему К. перед севом полагалось для очищения облиться водой. В Македонии пчеловоду после К. с женой запрещалось идти к пчелам как особо чистым созданиям. Нередко К. избегали перед стиркой белья, уборкой в доме, чисткой колодца, печением хлеба. Польские пастухи воздерживались от К. на пастбищах, чтобы в сырах не завелись черви. Существовал запрет К. по большим праздникам, в Великий пост, в воскресные и постные дни недели. У болгар от К. воздерживались на «громовые» дни во избежание пожара от удара молнии.

Запрет К. продиктован и представлением о его опасности. Его избегали в ситуациях начала: перед дальней дорогой, охотой, рыбной ловлей, первой пахотой, началом снования. Например, К. с женой накануне путешествия грозил тем, что коням будет тяжело везти такого «грешного человека», конь сотрет кожу сбруей или околеет. Половое воздержание новобрачных в первую брачную ночь мотивировалось опасностью порчи или влияния злых духов. У русских и словаков этот запрет иногда объяснялся тем, что иначе не будет вестись скот.

К. выражает также символику брачного соединения. Сам супружеский акт новобрачных служит физическим скреплением брака. Поэтому К. и дефлорация часто считались обязательными в первую брачную ночь. У лужичан К., намеренно совершаемый парнем и девушкой за девять дней до Рождества или в среду первой недели Великого поста, служил залогом их вступления в брак в течение года. Подобный же смысл имело и совместное спанье парней с девушками и жениха с невестой в ее доме незадолго до дня свадьбы (рус. яровуха), а также эротические игры подруг невесты с парнями — членами свадебной дружины жениха и их совместный ночлег парами в канун свадьбы (у словаков). Посредством К. оформлялось ритуальное родство посаженых родителей (у лужичан), первого дружбы и первой друхны на свадьбе и крестных родителей в день крещения младенца (у поляков).

Продуцирующая символика К. находит выражение в ритуально-магических действиях, способствующих деторождению, приплоду скота, вегетации, плодородию и урожаю. У сербов К. совершали под плодовым деревом, на поле перед севом, во время сева проса; считалось, что быстрый К. способствует быстрому росту кукурузы; чтобы велись и плодились кони, старались переспать с цыганкой. Магическую функцию — повышение плодородия земли — имел К. или его имитация на полях в весенние праздники: в Иванов день (у болгар), в Юрьев день (в Полесье), на масленицу (у македонцев).

К символам К. относятся различные действия, связанные с проникновением вглубь, внутрь: долбление и втыкание (в названиях К.), продырявливание (ср. сексуальные коннотации глагола решетить в рус. «заветных» сказках). Особенно распространен в этом ряду укус пчелы (кашуб. «пчела укусила» — о забеременевшей девушке, белорусское толкование сна о пчелином укусе как предвестья беременности), шершня (символ дефлорации невесты в украинских и белорусских песнях о брачной ночи), мухи (польские шуточные песни о мушином укусе инородца в зад при покупке капусты). Символом К. является мотив охоты на зайца в польских песнях; метафорически К. передает моравское выражение «выгонять из норы зайцев»; К. предвещает сон о зайце в русских и украинских сонниках. Кусающий, грызущий добычу волк тоже ассоциируется с К. Ср. некоторые обереги скота от волка, связанные с К.: женщинам, спящим с мужьями, нельзя прикасаться к животному жиру и творогу в «волчьи дни» (у болгар), в последнюю ночь мясопустной недели муж не должен иметь К. с женой (у украинцев), пастух должен соблюдать целомудренность во время пастьбы скота (у русских). Символика К. выражается также в клевании: у западных славян девушка, которую клюнет гусак при гаданиях о замужестве, первой выйдет замуж; в болгарской легенде происхождение женского полового органа объясняется тем, что аист клевал Еву между ног. С К. символически соотносится рытье, поэтому поляки считают, что кроты нароют бугров в поле в наказание за К. в воскресенье. У русских дружка, укладывая молодых в постель, наказывает жениху: «Ройся в шерсти».

Лит.: Афанасьев А.Н. Русские заветные сказки. М., 1992; Секс и эротика в русской традиционной культуре. М., 1996.

А.В. Гура

КОЛДУН — лицо, способное творить добро и зло с помощью магических действий и средств, влиять на атмосферные явления, урожай, здоровье людей, брак, плодовитость скота и др. (ср. Ведьма).

Чтобы стать К., нужно отречься от Бога и заключить договор с нечистой силой ночью на перекрестке или в бане; отречься от родителей, стоя на иконе, положенной на перекрестке вниз ликом; залезть ночью на придорожный крест и сесть на него задом.

К. мог получить «знание» по наследству от умирающего К. или ведьмы, которые перед смертью передают свою власть над подчиненной им нечистой силой другому лицу, чаще всего родственнику.

Восточные славяне и сербы считали, что способность к колдовству приобретается от рождения. К. становятся те, кто родился под определенной планетой или, как считают сербы, — в рубашке, а по русским верованиям, — люди, проклятые матерью во чреве. Сербы полагали, что человек будет уметь колдовать, если при его крещении священник уронит из рук какую-либо вещь. По русским и украинским поверьям, если девушка вне брака родит дочь и это повторится у трех поколений, то родившийся в четвертом поколении мальчик будет уметь колдовать; украинцы полагали, что К. станет ребенок, который родился с зубами, причем родители в течение семи лет будут это скрывать от окружающих. Часто способность к колдовству приписывают инородцам.

К. может насылать болезни и вызывать смерть людей, прибегая к порче (см. Сглаз). К. может насылать на людей бесов; превращать людей в животных на время или на всю жизнь (см. Волколак); мучить и душить спящих людей (ср. Мора). К. может испортить свадьбу, остановив свадебный поезд, наслав на молодую бесплодие, лишив молодого мужской силы, обернув свадьбу волками, поссорив жениха и невесту. К. умеет вызывать любовь между женщиной и мужчиной или ненависть между мужем и женой.

К. портит скот и отнимает у коров молоко. Для этого он подкладывает порчу в хлев или закапывает ее в навоз, выдаивает молоко, воткнув колышек в стену, и т. д. На Русском Севере, украинских Карпатах и у западных славян способность к колдовству приписывается пастуху.

Восточные славяне считают, что К. может губить посевы, отнимать урожай с чужих полей, вредить их хозяевам, в результате чего хозяин поля лишается большей части своего урожая. По украинским верованиям, К. портит леса, сады, пчел, а по русским — может испортить охотника, рыболова так, что у них не будет удачи в их деле.

К. может повелевать всеми животными и насекомыми, особенно змеями. У южных и западных славян К. имеет власть над атмосферными явлениями: он насылает и отгоняет градовые тучи, ливни, вызывает солнечные и лунные затмения, ветры и вихри, засуху.

К. может творить и добро: лечить людей и животных, переводить порчу или болезни с людей на животных; ворожить, гадать, предсказывать будущее, находить пропажи.

Лит.: Антонович В. Колдовство: Документы. Процессы. Исследования. СПб., 1877; Новомбергский Н. Колдовство в Московской Руси XVII в. СПб., 1906; Сумцов Н.Ф. Колдуны, ведьмы и упыри. Харьков, 1891.

Е.Е. Левкиевская

КОЛЕСО — утилитарный предмет, совмещающий в себе символику круга и движения; ассоциируется с вращением небесных светил; наделяется вредоносными признаками (как возможная ипостась ведьмы) и одновременно свойствами оберега.

Солярная символика К. проявляется в фольклоре, верованиях и народном орнаменте: ср. космогонические поверья о том, что солнце — это «большое колесо» (полес.); солнце после своего захода превращается в К. и катится всю ночь под землей к востоку (рус.); а также популярный образ солнца как К. в восточнославянских обрядовых песнях («Колесом, колесом сонычко в гору йде»), В украинских песнях солнце изображалось как К., которое «выше тыну стояло, много дива видало».

Другой ряд значений раскрывается в демонологических верованиях о К. как одной из ипостасей ведьм и колдунов либо как средстве передвижения нечистой силы: «Ведьма превращается в колесо, в овцу, в чего хочешь. Колесо как-то катилось, а кто-то — хоп! — одну спицу и вырвал, а женщина (ведьма) вот без руки и осталась» (Калужская обл.); «Если увидишь на Купалу, як бежить колесо, дак взять и на веревку его и повесить, та ведьма и умре!» (Черниговская обл.). По украинским житомирским поверьям, в купальском костре сжигались старые К., метлы и бороны — для того, чтобы ведьма не могла на них ездить. Согласно южнорусским поверьям, ведьма преследует человека в Ивановскую ночь в виде катящегося по дороге К., и если его проткнуть палкой, то наутро женщина-ведьма окажется пробитой колом. Чтобы распознать, кто в селе занимается колдовством, жители Орловской губ. в ночь накануне Петрова дня катали по улицам надетое на палку новое К.: считалось, что оно должно лопнуть возле дома, где живет колдун. Кашубы тоже верили, что если возле чьего-то двора отскочит К. у едущей телеги, то именно там живет ведьма. Для того, чтобы отогнать ведьму от хлебного поля и не дать ей отобрать урожай, вечером накануне Ивана Купалы парни насаживали на кол старое К., поджигали его и обходили вокруг ржаной нивы (Смоленская губ.).

У восточных славян был известен обычай катать К. по улицам села, приуроченный к Юрьеву дню (укр. карпат.), Иванову дню (бел., укр.), Петрову дню (ю. — рус.): старое тележное К. (либо колесо, сплетенное из веников, либо большой венок из зелени, резиновые покрышки и т. п.) зажигали и скатывали с горы вниз или катали его по селу; иногда устраивали на колесе сидение и катали на нем девушек. Такое катание К. приобретало значение оберега от нечистой силы. Например, на Гуцульщине зажженные К. пускали с горы в Юрьев день как средство защиты против ведьм; белорусы Витебщины считали, что если на Купалу катать по улице К., то это причиняет мучение местным ведьмам. В Полесье (Гомельская обл.) хозяева катали К. вокруг своего дома, чтобы защитить цыплят от коршуна, домашний скот — от диких зверей, а затем укрепляли это К. на высоком шесте и оставляли стоять до следующего Иванова дня.

На масленицу, на Ивана Купалу, в Петров день и др. праздники кое-где было принято устанавливать посреди села К. на высоком шесте; это сооружение соотносилось с универсальным у славян образом мирового дерева (либо выступало в роли обрядового деревца) и в то же время обозначало ритуальный центр празднества. Так, на Украине и в Белоруссии вокруг такого шеста с надетым на него К. устраивали купальские гулянья, игры и хороводы. В русских масленичных обрядах сверху на К. сажали ряженых «мужика» или «бабу с прялкой»; прикрепляли к К. знамя и в таком виде возили повозку по селу.

В хозяйственной и лечебной магии нередко практиковалось протаскивание предметов сквозь ступицу К. Например, чтобы обезвредить вырванную со своего поля «завитку», ее сначала протаскивали сквозь ступицу К, а потом сжигали (полес.). При укусе змеи рану мыли водой, которую затем проливали через колесное отверстие (рус.). Белорусы, чтобы обеспечить всхожесть семян, пересыпали их через ступицу К.

В восточнославянских детских закличках, призванных сбить с пути летящих птиц, К. символизирует замкнутое круговое движение. У белорусов и украинцев такие заклички адресовались аистам, журавлям или гусям: «Дядька бусел (т. е. аист), закружись колесом! Твои дети за лесом!» или «Колесом дорога!».

Негативная семантика К. проявляется в белорусских запретах, относящихся к невесте, наступать ногой на К., садясь в телегу или сходя с нее, «иначе у молодой столько лет не будет детей, сколько спиц в колесе». Хозяева не позволяли собаке есть то сало, которым подмазывали тележные К., иначе бы она заболела бешенством.

Л.Н. Виноградова

КОЛОДЕЦ — объект и локус, осмысляемый как пограничное пространство, как канал связи с потусторонним миром.

Посещение К. и набирание воды было окружено многочисленными запретами, которые соотносились с суточным и календарным временем и касались конкретных лиц. Считалось, например, что нельзя пить воду из К. в Юрьев день, когда земля «открывается» и выпускает яд (чеш.). Запрещалось ходить по воду женщинам, имеющим месячные, беременным женщинам и роженицам (в. — слав., з. — слав.).

Упоминания о «молениях бесом у кладезя», о поклонении К. и о жертвоприношениях возле К. являются общим местом в обличениях язычества начиная с XI в.

В обрядах вызывания дождя у К. совершались молебствия, взаимное обливание; из К. вычерпывали воду, раскапывали и расчищали заброшенные К. и источники. В Полесье для обеспечения дождей принято было обходить К. с иконой и хлебом-солью; колотить палками воду в К., разбрызгивая ее по земле; оплакивать возле К. последнего в селе утопленника; бросать в К. самосейный мак, семена льна, соль, хлеб, украденные горшки или черепки битых горшков и т. п. В болгарском обряде «Герман» для прекращения засухи «хоронили» фигурку Германа возле реки или у К.

К. в поверьях предстает как «чистое» место, находящееся под покровительством Богородицы, св. Пятницы, и в то же время как опасный локус, связанный с нечистой силой, духами болезней, душами умерших. По ю. — слав. поверьям, до восхода солнца на Благовещение в источниках и К. купаются вилы и самодивы, около К. обитают духи болезней. У восточных славян живущими в К. духами назывались колодезник, водяной, русалка, жаба и др. По болгарским поверьям, каждый К. имеет своего покровителя.

К. использовали как канал связи с «тем светом». Болгары на заре склонялись над К., ожидая, что при восходе солнца на водной глади появятся силуэты умерших родственников. У русских запрет отливать из ведра воду при набирании ее из К. мотивировался тем, что «оттуда на нас родители смотрят» (калуж.).

К. служил местом символического «кормления» духов предков и нечистой силы с целью обеспечения удачи и здоровья, для увеличения богатства хозяйства, для сохранения чистоты колодезной воды. Повсеместно у славян в К. бросали часть рождественской, новогодней, крещенской, пасхальной трапезы. Западные славяне таким образом «кормили» души предков, в чешских селах — угощали водяного.

На Троицу К. украшали обрядовой зеленью. У сербов вечнозелеными растениями украшали К. на Рождество — ради урожая. Поляки в день св. Агаты и накануне Крещения бросали в К. освященную соль и лили «святую» воду — для защиты от нечисти. Повсеместно вода в К. и в источниках считалась чудодейственной накануне Рождества, Крещения, Пасхи и других больших праздников: ею умывались, кропили постройки, замешивали на ней обрядовый хлеб.

В свадебных обрядах у славян широко распространен обычай водить к К. новобрачную наутро после брачной ночи. Хождение невесты за водой носило характер испытательного ритуала и символизировало ее приобщение к семье мужа. По белорусскому обычаю, впервые пришедшая к К. молодая должна была положить возле него кусок свадебного пирога, сыр и деньги. У болгар около К. с молодой снимали свадебное покрывало, трижды обводили вокруг К., после чего она кланялась К., мазала его маслом, бросала в К. зерно, хлеб, деньги.

Возле К. и с помощью колодезной воды лечили больных. Водой из нового К. мыли детей, чтобы они не плакали (рус.), поили бесплодных женщин (болг.), кропили людей и скот ради защиты от ведьм (чеш.). В воде, принесенной из трех К., знахарка могла увидеть болезнь или того, кто наслал порчу. При лечении бешенства больного водили к К.: если он видел в К. свое отражение, то можно было рассчитывать на выздоровление, в противном случае болезнь считалась неизлечимой (макед.). В К. бросали предметы, символизирующие болезнь: горох, которым потерли лишай, коросту, завязанную в тряпочку (пол.); три ячменных зерна, которыми потерли ячмень на глазу (карпат.). Чехи, считая, что лихорадки живут в К., заговаривали у К. эту болезнь.

Как и другие водные источники, проруби, К. часто служил местом девичьих гаданий о будущем. На святках девушки бросали в К. первый блин, хлеб, кутью, заглядывали и кричали в К., замыкали К. замком (восточные и западные славяне).

Согласно фольклорным мотивам, К. служит путем, ведущим в иной мир. В сербских эпических песнях Королевич Марко, по совету вилы заглядывая в К., узнает час своей смерти.

Лит.: Толстые Н.И. и С.М. Заметки по славянскому язычеству. 1. Вызывание дождя у колодца//Русский фольклор. 1981. Т. 21. С. 87–98; Толстой Н.И. Мифологическое в славянской народной поэзии. 2. Предсказание смерти в колодце или сосуде // Живая старина. 1996. № 1. С. 28–29.

М.М. Валенцова, Л.Н. Виноградова

КОЛОКОЛ, колокольный звон — предмет христианского культа, получивший в народной культуре разнообразные ритуальные и магические функции. Колокола были заимствованы славянами из Европы в X–XIII вв. и вписались в круг сакральных символов славянской культуры.

В славянских преданиях, духовных стихах, а также в древнерусской литературе и летописных сказаниях одним из наиболее популярных мотивов о чудесных К. был самозвон. Таким образом К. предупреждали людей о приближающейся беде или выражали свое отношение к тем или иным событиям истории. По польскому преданию, однажды сирота вытянула из реки маленький колокол, отнесла его в село и повесила в костеле. Вскоре она умерла, и некому было даже позвонить в память о ней. Тогда этот К. зазвонил сам, и звонил до тех пор, пока не разбился.

В легендах о затонувших К. «провал» селения или церкви обычно мотивируется угрозой нападения врагов (иноверцев), которые могут осквернить или украсть святыню или реликвию (церковь, икону, книги, колокола); в других случаях «провал» описывается как своего рода наказание, результат Божьего проклятия, ниспосланного на людей за их грехи. Ушедшие под воду или землю селение, церковь недоступны людям в обычное время, хотя жизнь там идет своим чередом, не согласуясь с земной лишь во временных координатах (позже-раньше). В одну из праздничных ночей граница между мирами нарушается и люди могут наблюдать жизнь этого города (церкви), слышать доносящиеся из-под земли или воды звуки этих селений, в том числе и К. з. Человек, увидевший К. в воде или случайно наткнувшийся на него, пытается достать К., но при этом нарушает некоторые правила поведения и потому ему не удается вытащить К. По чешскому преданию, женщина, полоскавшая в реке белье, зацепила им К., утонувший в реке около Старого Болеслава, и вытащила его наружу. Увидев К., она так удивилась, что громко закричала, отчего К. сорвался и ушел в глубину.

Время, когда звонили К., воспринималось как благоприятное для начала важных дел и хозяйственных работ, а также для многих ритуалов и магических актов. Большая их часть относилась к самому человеку и его здоровью, а также к сферам его деятельности — скотоводству, пчеловодству и садоводству. В Скопской котлине (обл. Македонии) в первый день Рождества Христова хозяин, заслышав удары колокола, трижды проводил скребницей по каждому животному, стоящему в хлеву, и давал им немного жита из решета, чтобы обеспечить приплод и здоровье скота, а хозяйка кормила в обруче кур зерном, чтобы в течение года вся домашняя птица была при доме и не разбредалась. На севере Словении под К. з. в Страстную субботу хозяйка слегка била коров березовым прутом, чтобы у них родились телята и было много молока, а также закармливала скот корнями, травами и цветами, собранными в Страстной четверг, чтобы предохранить домашних животных от болезней.

Особенно популярным среди праздничных звонов был пасхальный. На Пасху каждый человек мог подняться на колокольню и звонить в К. У русских девушки в течение всей пасхальной недели собирались на колокольне, пели там песни, плясали, звонили в колокола, дети играли тут же с пасхальными яйцами и т. д. На Украине и в восточной Польше считалось, что пасхальный звон положительно влияет на рост гречихи, поэтому парни старались на Пасху первыми добежать до колокольни, будучи уверенными в том, что тогда в семье у них урожай гречихи будет больше всех.

Молчание К. маркировало «демоническое» время. В Польше широко известны поверья о том, что уж или жаба, в течение семи лет не слышавшие К. з. и звуков человеческой речи, превращаются в «смока» — дракона с семью головами, ногами, двумя хвостами и крыльями. Избегание К. з. было условием совершения магических ритуалов, подразумевающих вмешательство нечистой силы. Словенцы Штирии считали, что если в яме, находящейся в таком месте, где нет солнечных лучей и куда не доходит К. з., сварить живого кота, то можно получить кость, обладающую способностью делать человека невидимым.

Молчание К. также отмечало время, когда на земле присутствовали души умерших, а местом их пребывания становилась пустующая по ночам церковь или колокольня: ср. былички о людях, оказавшихся вблизи церкви в поминальный день и наблюдавших службу мертвых. Сербы Дубровника рассказывали о человеке, услышавшем ночью К. з.: он отправился в церковь якобы к заутрене, но обнаружил, что в церкви все не так, как обычно: у священника и у прихожан были лица без носа, а свеча, которую дали ему в руки, наутро оказалась костью мертвеца.

Более других сфер жизни с К. з. была связана область смерти. Как только человек умирал, его родственники шли в церковь, чтобы заплатить за поминальный звон по умершему. Иногда в К. били и сами родственники. По умершей женщине обычно ударяли дважды, а смерть мужчины оглашалась тремя ударами. Если же покойник был богат, то звонить по нему могли и целый час. Существовали различные виды проводного звона. У далматинцев на острове Брач удары большого К. извещали о смерти мужчины, а малого — о смерти женщины.

К. з. широко использовался в качестве апотропея. Практика отвращать градоносные тучи с помощью К. з. получила массовое распространение у южных и западных славян. Болгары Баната, отгоняя градовые тучи, били в К. Однако не все К. равным образом годились для этих целей. В словенской области Нижняя Краина звонари нескольких соседних сел соревновались друг с другом, кто из них первым зазвонит в свой К. на Троицу. Считалось, что К., звон которого раздастся первым, будет иметь большую силу при отгоне туч. Обязанность звонить при виде приближающейся тучи возлагалась обычно на звонаря. По рассказам сербов-граничар, однажды местные жители избили своего звонаря за то, что он отказался звонить во время града, отчего все их посевы оказались уничтоженными. Звонарь должен был нести эту службу большую часть года — с ранней весны до поздней осени, пока была актуальна угроза града или ливня.

К. з. считался действенным средством против многих болезней. У русских было в обыкновении «водить под колокола» (т. е. ставить под К. на колокольне) кликуш, поскольку бесы, одолевающие их, якобы не выносят К. з.; так же поступали с детьми и взрослыми при испуге, при лихорадке и других болезнях. У хорватов Самобора, чтобы избавить младенца от мучающего его ночного духа, окуривали пеленки дымом от смазки К. В народной медицине нашлось применение и веревке от К.: сербские женщины хватались за нее во время звона, чтобы избавиться от болей в руках, болгарки поили больных детей водой, в которую был положен кусок от такой веревки.

Лит.: Оловянишников Н.И. История колоколов и колокололитейное искусство. М., 1912; Агапкина Т.А. Вещь, образ, символ: колокола и колокольный звон в традиционной культуре славян // Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1999.

Т.А. Агапкина

КОЛТУН — спутанные плотным комом волосы на голове; болезнь, имеющая, по представлениям западных и восточных славян, демоническое происхождение; следствие порчи или вселившегося в тело человека злого духа.

К. - это существо, живущее в теле человека: в глазах, в шее, в спине, груди, в руках, ногах, в сердце, в жилах, мозгу, животе. Белорусы считали, что К. есть у каждого, но проявляется он, если его раздразнить или если наслана порча. Демон, поселившийся в человеке, мстит колтуном, если ему не угодить, и он будет мучить человека всю жизнь. К. в поисках выхода из тела человека влезает в голову и поселяется в волосах, свивая их в ком. Обращаясь к К., его следует называть ласковыми уменьшительными именами, например: «Мой колтунчик, не мучь меня» (пол.).

Причиной появления К. может быть летучая мышь, вцепившаяся в волосы; птица, которая унесла вычесанные и брошенные человеком волосы и выстелила ими гнездо. По представлениям поляков и украинцев, К. сидит, притаившись в зарослях бузины, и может пристать к человеку, который проходит мимо; он появится у того, кто срубит бузину или отломит от нее ветку в недобрый час. Болезнь могла наслать ведьма, злой человек, злой дух, черти, бродяги, евреи, существа из чужого мира. К. возникал от испуга, переживаний, от тоски, бедности, грязи, от ветра и холода.

Для избавления от К. больного заговаривали на восходе или заходе солнца; окуривали, поили травами; использовали отвар омелы, питающейся, как и К., чужими соками. К. запрещалось срезать, его надо было распутывать по волоску или ждать, когда он сам отпадет. Пережигали каждый волосок раскаленными щипцами, серпом, куском железа или громничной стрелой; отбивали камнем на камне по двадцать волосков в день; отрубали топором. Для этого важно было правильно выбрать время и место: К. удаляли при растущей луне или после полнолуния, в четверг на новолуние, в погожий день под вечер. Поляки считали, что К. можно отрезать только раз в году — в Страстную пятницу перед ритуальным купанием в реке, произнося специальное заклинание. Срезав, К. завязывали в тряпку вместе с монетой и хлебом, закапывали в муравейнике, под порогом дома; на перекрестке дорог, за границей села, под бузиной и в других местах, где обитают злые духи; прятали в дуплистых старых вербах, между балками на чердаке дома; сжигали, бросали в текущую воду. Несоблюдение правил срезания К. могло привести к слепоте, глухоте, потере рассудка, смерти. От К. охраняли всякого рода амулеты. Ср. также Вихрь, Залом.

В.В. Усачева

КОЛЬЦО, перстень — украшение, символ венчания и брака, а также амулет и оберег от нечистой силы. Семантика К. основывается на защитных свойствах металла и магии круга.

В свадебном обряде К. является символом единения молодых, выполняет защитную функцию, а в некоторых ситуациях становится заместителем жениха и невесты. При сватовстве, обручении, сговоре или венчании стороны обменивались К. Принятие или дарение К. служило залогом согласия девушки выйти замуж. При браке по принуждению девушка иногда противилась надеванию ей К. отцом (рус.). У поляков обручение так и называлось «колечки». В болгарском обряде засевки при замешивании свадебного калача в муку бросали К. жениха или К. обоих молодых, иногда через К. наливали и воду. У восточных славян обменивались К., опуская их в стакан с вином, что имело также значение оберега.

Венчальные К. использовались и в других обрядах: считалось, что женщина, которая месит хлеб на Рождество, должна иметь на руке К., иначе калачи получатся «нечистые» (серб.); К. наряду с др. предметами клали на столик, выносимый навстречу градовой туче, для защиты урожая от града (серб.).

Иногда с обручальным К. хоронили покойника (укр., полес., болг.), веря, что оно помогает в пути на «тот свет» (болг.). Известны и запреты надевать К. и др. украшения умершему (укр., полес.).

В народной медицине для лечения ячменя на глазу и золотухи больные места обводили обручальным К. (рус.); К. носили, чтобы не болели руки; клали в купель больного ребенка (укр.). Считалось, что кровотечение быстро остановится, если несколько капель крови упадет сквозь К., снятое с руки мертвеца (серб.).

При трудных родах повитуха снимала с роженицы К. и другие украшения, давала пить воду, которой обливала обручальные К. (сев. — рус.). По македонским верованиям, если две роженицы встретятся взглядом, их дети умрут; чтобы этого не произошло, женщинам следовало обменяться К. Для оберега новорожденного клали ему под голову К. (серб.), купали в воде с серебряным К. или монетой (рус., болг.). Также в качестве оберега следовало носить К. во время беременности (Русский Север). Македонцы верили, что проклятия матери детям не исполнятся, если она носит на руке К.

Замкнутый круг кольца осмыслялся как символ закрытости, удержания своего при себе. Когда свадебная процессия шла за невестой, та старалась первой увидеть жениха через К. (болг., серб.). Если один из супругов уходил из семьи, покинутому следовало украдкой посмотреть на него через венчальное К.

Для оберега и для лечения скота доили коров и овец через К., например при появлении в молоке крови или после отела; в Юрьев день через К. доили первую овцу (болг., серб.), овцу после первого ягнения (серб.). В Закарпатье хозяйка во время первого отела коровы снимала свое К. и другие украшения из боязни «испортить» корову.

В аграрной магии К. с завязанной на нем красной ниткой опускали в сосуд с зерном, предназначенным для посева; с приговором-оберегом пропускали через К. жито, приготовленное для обрядового засевания (макед.).

С другой стороны, по верованиям поляков, ведьма держит в К. находящуюся в ее услужении нечистую силу. Считалось, что поднятые девушкой на дороге без благословения К. или бусы становились причиной любовных домогательств змея, который заманивает этими предметами жертву или сам в них обращается (болг.).

В гаданиях К. символизировало замужество, реже — богатство и благополучие. В календарных девичьих гаданиях (типа рус. метать кольцо) К., помещенные в сосуд с водой, символизировали девушек — хозяек К., каждой из которых предназначалась «подблюдная» песня, исполняемая в момент вынимания К. Также К. клали под подушку, надевали перед сном на палец правой ноги, ожидая увидеть во сне жениха (рус.). Хозяйка клала К. в кашу, сваренную на Новый год: если оно доставалось хозяину, это сулило дому благополучие (бел.).

М.М. Валенцова

КОЛЮЧИЙ, колючесть — признак растений и предметов, используемых в защитной, лечебной, отгонной, реже — в любовной магии. Колючий является синонимом острого: в народной культуре предметы и растения с такими признаками имеют общую семантику и сходным образом используются в магической практике. Сюда относятся боярышник, терновник, шиповник, крыжовник, ежевика, можжевельник, репейник, реже — хвойные деревья, а также другие растения, обладающие шипами и колючими листьями. Из предметов — гребень, грабли, вилы, вертел, игла, нож и т. п. Использование К. и острых предметов и растений определяется их способностью ранить, калечить, впиваться в тело, причинять боль, вред. С другой стороны, охранительная функция К. растений основана на их способности цепляться за одежду, удерживать, не отпускать кого-л. (ср. сербское название терновника вукодржица). С этим свойством связано их использование в приворотной магии.

Чаще всего К. предметы и растения применяются в качестве оберегов людей и скота от нечистой силы и болезней. Чтобы защитить дом от нечистой силы, ворота, двери, окна дома и хлева обвязывали ветками К. растений, у южных славян — преимущественно боярышником и терновником, у западных — шиповником и диким крыжовником, у восточных — репейником и можжевельником. У южных славян дверь запирали колышком из боярышника, а в замочную скважину втыкали шипы К. растений, чтобы нечистая сила не проникла в дом. Вампиру в гроб клали ветки К. кустарников, чтобы они цеплялись за его одежду и не выпускали его из могилы. Чтобы уберечь скотину от ведьм, на Украине, у южных и западных славян в четверг перед Троицей и в Юрьев день затыкали К. растения в хлеву. Сербы при первом доении над воротами хлева вешали венок из шиповника, а чехи перед началом мая, накануне дня св. Филиппа и св. Якуба, в порог хлева и в навоз втыкали ветки крыжовника или шиповника.

Наряду с К. растениями в этой же роли использовались острые предметы, которые затыкали в порог, крышу, двери и окна дома или хлева, обносили их вокруг охраняемого пространства, а иглы и булавки втыкали в одежду, чтобы обезопасить человека от порчи.

Охранительные свойства имел также костер из веток К. растений: в Сербии и на Западной Украине вампиров и ведьм сжигали на огне из терновника или боярышника, в Чехии в костры, разводимые в Юрьев день, клали ветки крыжовника и терновника, чтобы к дому не приближалась нечистая сила. Русские после выноса покойника топили печь можжевельником, чтобы покойник не мог вернуться. Оберегом служили не только сами К. и острые предметы и растения, но и упоминание о них в магических формулах. В Сербии в день св. Иеремии девушки, чтобы отогнать змей, обходили село с песней, в которой сообщалось, что все змеи убежали, а единственная оставшаяся «оба глаза выколола о две колючки терновника, о четыре шиповника».

В ряде случаев применялось символическое укалывание, закалывание, прокалывание возможной опасности. В день св. Димитрия деревянными копьями колют во все дыры в доме, амбаре, других хозяйственных постройках или затыкают эти копья в землю, что должно уничтожить всех мышей в доме. В Сербии в Тодорову субботу женщины колют иглой камень, чтобы проколоть глаза змее.

К. растения и острые предметы использовались для лечения болезней: на Русском Севере считают, что все болезни боятся чертополоха. Белорусы отваром К. трав лечили колющие боли, в частности колики и колотье в боку. У западных славян К. растения использовались для лечения коров, испорченных ведьмой, и для возвращения отобранного молока. Для этих целей в Словакии хозяйки делали венок из шиповника и сквозь него процеживали молоко, кипятили молоко на огне из веток шиповника, выливали в навоз молоко от испорченной коровы и били по этому месту прутом шиповника, надеясь тем самым исколоть ведьме лицо.

В приворотной магии использовалась способность К. растений задерживать кого-либо, цепляться за одежду, чтобы «зацепить» суженого. В календарных обрядах, направленных на увеличение плодородия, укалывание символизирует коитус. В Словакии в день св. Андрея и во время адвента ряженые парни натягивали на лицо или на руку кожу ежа и старались уколоть девушек. На Русском Севере во время святок ряженые парни, так называемые веретельники, вставляли себе между ног веретена и кололи ими девушек.

К. растения, в частности терновник и шиповник, считались «дьявольским» творением. Например, на Украине полагали, что репейник и вообще К. растения посадил дьявол, чтобы люди, цепляясь за них, ругались и таким образом грешили.

Е.Е. Левкиевская

КОЛЯДА — ключевой для рождественско-новогоднего комплекса термин, обозначающий разные обрядовые реалии. У восточных и южных славян известен как название Рождества и его кануна. Словом «коляда» может называться: ужин в Сочельник (Полесье); сноп, внесенный в дом накануне Рождества (бел., укр., в. — пол.); обрядовый костер, который жгли в ночь перед Рождеством (македон.); праздничный хлеб или жаренный на святки поросенок (рус., болг.). Наиболее типично использование термина в обряде колядования. В разных славянских языках «колядой» назывался сам ритуал обхода поздравителей по домам; группа его участников; дар, подаяние за колядование; песня, исполняемая при обходе. В русских песнях-колядках упоминается персонаж по имени Коляда, который «рождается накануне Рождества», «приезжает на конях», «ходит по дворам» и т. п. В южнорусских поверьях Коляда — мифическая баба, которая в ночь перед Рождеством ходит по домам и проверяет, кто сколько напрял пряжи. В Рязанской обл. «колядой» назывался один из персонажей святочных ряженых, одетый в вывороченную шубу.

Л.В.

КОЛЯДОВАНИЕ — приуроченный преимущественно к святкам ритуал обхода домов, участники которого исполняли благопожелательные приговоры и песни в адрес хозяев дома, за что получали угощение.

У западных славян колядники начинали ходить еще во время предрождественского поста; у южных славян — со дня св. Игната (20.XII/2.I). Но наиболее типичным периодом колядования считались первые три дня святок (Сочельник, Рождество, день св. Степана), а также канун и первый день Нового года и Крещения. Чаще всего такие обходы взрослых колядников совершались в вечернее и ночное время. По южнославянским обычаям, колядовать можно было с полуночи до восхода солнца. Вместе с тем известна и практика утренних колядных обходов, когда задолго до рассвета по домам ходили с поздравлениями дети, называемые «колядниками», «полазниками», «посевальниками», «щедровальниками»; они желали хозяевам благополучия в следующем году и совершали ряд магических действий: осыпали дом зерном, разносили хвойные ветки, выбивали искры из рождественского полена и т. п.

В Балкано-Карпатском регионе, где обряд колядования отличался особой популярностью, наиболее типичным и ритуально значимым было участие в обходах мужской «колядной дружины». В нее могли входить мужчины и старики, однако чаще участвовали взрослые неженатые парни. Группу колядников (числом от пяти-шести человек до 10–15) обычно составляли: предводитель, старший по возрасту женатый мужчина, хорошо знавший обычаи и песенный колядный репертуар; «певцы», среди которых различались «починальники», или «запевалы», и «песельники-подхватники»; музыканты; танцоры; ответственный за сбор продуктов («мехоноша»). За пределами Балкано-Карпатской зоны такой сложной организации внутри колядной группы не наблюдалось: в белорусском и южнорусском К. отмечалось лишь наличие «поводыря» и «мехоноши», а в среднерусских областях колядники чаще всего ходили беспорядочной толпой. Согласно южнославянским поверьям, колядником мог стать любой житель села мужского пола, кроме тех, кто страдал физическими недостатками (хромоногие, горбатые, одноглазые, безрукие и т. п.), или людей с психическими расстройствами; избегали принимать в колядные дружины незаконнорожденных, сирот и тех, у кого в недавнее время умер кто-нибудь из близких родственников.

Участники К. (если они не были ряжеными) ходили по домам, одетыми в праздничную одежду, украшенную особыми букетиками, на шапки надевали венки из вечнозеленых растений и бумажных цветов. Наряду с этим у славян широко известен обычай, по которому в состав колядников включались ряженые (см. Ряжение).

Ряд особенностей отличает детское колядование: небольшие группы детей (не имевших обыкновения рядиться) исполняли особые («детские») колядки и приговоры — рифмованные благопожелания или краткие формулы с просьбой одарить за К., например: «Колядин, колядин, я у батька один, по колена кожушок, дайте, дядька, пирожок!».

Колядники (с. Выбел, Плевенский округ, Болгария)

Посещение колядников, по народным поверьям, обеспечивало хозяевам урожайность в поле, приплод скота и общее благополучие в доме. Обычно сами участники обряда следили за тем, чтобы по оплошности не пропустить чей-нибудь дом: это было бы воспринято как большая обида и предвестие беды. Исключение делалось лишь в отношении тех домов, где в течение года кто-нибудь умер (там обычно не колядовали). В соответствии с правилами колядники двигались по селу в направлении с запада к востоку, а в горной местности — с нижнего края села вверх, чтобы так же «процветало и шло в гору» хозяйственное благополучие в посещаемых ими домах. В колядных текстах сами исполнители называли себя «Божьими слугами», «Божьими посланниками», «небывалыми гостями», приходящими на землю один раз в году. При входе в дом они говорили: «Я в дом и Бог со мной!», а при выходе: «Мы отсюда, а Господь — сюда!» (болг.). Вместе с тем участие в К. во многих местах осмыслялось как опасное и «нечистое» занятие: например, кое-где считали, что участников обхода впускать в дом нельзя и что одаривать их следует через особое (печное или дымовое) окно (сев. — рус.); у южных славян колядники в течение нескольких дней после обходов воздерживались от половых контактов с женами. У всех славян широко известен обычай, по которому все, кто участвовал в К. (особенно ряженые), должны были пройти обряд церковного очищения или искупаться в проруби; бывало, что их насильно обливали богоявленской водой, чтобы очистить от скверны.

Лит.: Чичеров В.И. Зимний период русского народного земледельческого календаря XVI–XIX вв.: Очерки по истории народных верований. М., 1957; Виноградова Л.H. Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян: генезис и типология колядования. М., 1982.

Л.H. Виноградова

КОНОПЛЯ — техническая культура, которую славяне узнали раньше, чем лен.

Возделывание К. на всех этапах — от сева до тканья полотна — сопровождалось магическими действиями и считалось (за исключением сева) сугубо женским занятием. В верованиях и фольклоре с К. связывается мотив «жизненных мук» (см. «Житие растений» и предметов): ни одно другое растение не претерпевает столько страданий, превращаясь из семени в полотно или рубаху (семя закапывают в землю, стебли дергают, мочат, сушат, треплют, чешут, прядут и т. д.), поэтому песни о «муках» К. используются в качестве оберега, сербы с их помощью отгоняют градоносную тучу и т. п.

Перед севом хозяйка трижды объезжала на кочерге участок, предназначенный для К. (Могилевская губ.). Сеяли босиком, молча, сняв шапку, с завязанными глазами, иначе птицы выклюют семена, посеянная К. не взойдет; во время сева нельзя было здороваться и отвечать на приветствие. Чтобы обеспечить белизну волокна К. и чтобы семенные головки были крупными, в семена клали яйца, разбрасывали их по полю, закапывали в землю, перед севом ели яйца или яичницу.

Для магического возбуждения вегетации и обеспечения роста К. на Рождество, масленицу, в первую неделю Великого поста, на Ивана Купалу, в Петров день прыгали с лавок, столов, печей; поднимали или подбрасывали вверх предметы; женщины катались с гор на санях, на скамьях, на донцах от прялок, катались на лошадях (восточные славяне); качались на качелях, танцевали с подскоками — «на высокий лен и коноплю» (западные и южные славяне); зажигали костры и прыгали через них — чем выше, тем лучше урожай К. (русские, чехи, болгары). Чтобы К. выросла высокой, девушки выбирали для танцев самого высокого парня (словаки, болгары); семена К. на поле несли на плечах, т. е. высоко (белорусы). Чтобы К. выросла густой, тонковолокнистой, выбирали сеятеля с густыми волосами и бородой.

К. имела продуцирующую функцию. Новорожденного перевязывали матками (женская особь конопли с семенами), если же его обвязать плоскунами (мужская особь К. без семян), он будет бесплодным. Девочке в первую купель клали К., чтобы волосы были длинные (чехи). При посещении роженицы приносили с собой одно пасмо К., которое клали в люльку, чтобы ребенок-мальчик был усатым, а девочка «волосата» (сербы).

Чтобы у молодоженов были дети и у молодой были легкие роды, мать клала невесте за пояс семена К., которые во время венчания она высыпала на пол; при нежелании иметь детей невеста брала на венчание «мужскую» К. (сербы). Семенами К. посыпали молодых на свадьбе (русские). Чтобы оградить молодых от порчи, им насыпали в обувь семена К., опоясывали стеблями К. по голому телу (Моравия, Словакия), раскладывали вокруг невесты стебли К. и поджигали (болгары). Молодая, входя в новый дом, разбрасывала по избе конопляное семя, чтобы выгнать из дома злых духов и ведьм (моравско-словацкое пограничье).

Чтобы покойник не стал вампиром, его покрывали конопляным полотном (сербы), опоясывали поверх рубашки пасмом К., могилу обкладывали К. или конопляной паклей и поджигали (болгары). Покойника окуривали дымом от К., пепел и остатки К. клали в гроб (сербы).

В календарных обрядах К. использовалась в качестве оберега и продуцирующего средства. На Благовещение куски конопляного полотна клали на пол по углам избы, поджигали его и окуривали все вокруг, чтобы гады, выползшие из земли, не заползли в дом (Закарпатье), чтобы уберечься от укуса змеи (Болгария). В Лесковацкой Мораве в Мышиный день (9.XI) молодежь обходила дом со стеблем конопли и изгоняла мышей, а затем собирала все стебли и устраивала из К. костер в центре села. В Подолии на Купалу собирали конопляный цвет и рассыпали перед входом в дом и в хлев, чтобы преградить путь ведьме.

К. как апотропейное растение использовалась в народной медицине. В Восточной Сербии от эпилепсии употребляли «забытую» К., т. е. оставшуюся в поле неубранной. От заразных болезней детей опоясывали паклей, которой обмывали покойника, затем ее сжигали и мазали ребенка сажей; рядом с колыбелью клали зеленую К., чтобы ребенок лучше спал (сербы). Нитка из К. и льна, изготовленная в Страстной четверг, служила лечебным средством при переломах и вывихах (русско-белорусское пограничье).

В.В. Усачева

КОНЬ, кобыла, лошадь — в народной традиции одно из наиболее мифологизированных животных, воплощение связи с миром сверхъестественного, «тем светом», атрибут мифологических (эпических) персонажей. Связан одновременно с культом плодородия (солнца и т. п.), смертью и погребальным культом. Отсюда роль К. (и соответствующих обрядовых персонажей при ряжении и т. п.) в календарных и семейных обрядах (прежде всего в свадьбе), гаданиях и др.

По археологическим данным, К. (наряду с собакой) был главным жертвенным животным на похоронах, проводником на «тот свет» (ср. сказочные мотивы коня — чудесного помощника героя, помогающего проникнуть в тридевятое царство, на вершину стеклянной горы и т. п.). Ср. лужицкое представление о том, что конь (и собака) может видеть смерть, о чем свидетельствует его беспокойное поведение и т. п. Характерен общеславянский фольклорный мотив вещего коня, предсказывающего смерть своему хозяину (Марко-Кралевичу в сербском эпосе, святому Глебу, чей конь сломал ногу, когда князь отправился к месту гибели, и т. п. вплоть до средневековых легенд о коне Ивана Грозного, который пал в Пскове, и царь в страхе перед собственной смертью отказался от расправ над псковитянами). В наиболее мифологизированном контексте этот мотив известен в «Повести временных лет» (под 912 г.), где волхв предрекает Вещему Олегу смерть от коня.

Конь (конский череп) и змея — характерные воплощения хтонических сил и смерти в общеславянской традиции. Мифического змея — предводителя змей в Хорватии именуют «змеиный конь», «вилинский конь» (ср. Вила): волосы из конского хвоста превращаются в змей (македон.). При этом конь, и особенно всадник — герой или святой (субститут языческого божества), выступают как противники змея, злых сил, болезней в фольклорных и изобразительных текстах (в том числе на иконах «Чудо Георгия о змие» и т. п.). Ср. русский заговор: «На море Киане, на острове Буяне, на бел-горючем камне Алатыре, на храбром коне сидят Егорий Победоносец, Михаил Архангел, Илия Пророк, Николай Чудотворец, побеждают змея лютого огненного» и т. д. Согласно древнейшему известию в «Деяниях датчан» Саксона Грамматика (XII в.), белый конь бога Свентовита ночью сражался с врагами и возвращался темным от грязи. Особое значение имела масть коня: белый (золотой) конь был атрибутом Господа Бога, Юрия-Егория в польской и восточно-славянский традициях (в белорусских заговорах); в русской волшебной сказке белый всадник — ясный день, красный всадник — красное солнце, черный всадник — воплощение ночи; в сербской песне св. Николай едет на синем, красном и белом коне (ср. в ст. Цвет). В соответствии с двойственной природой коня-медиатора амбивалентными свойствами наделяется конский череп: ср. полесский ритуал сожжения на купальском костре черепа лошади как воплощения «ведьмы», смерти и т. п. и использование конского черепа в качестве оберега скота, пчел, огорода (при отдельных случаях применения его для наведения порчи — пол.). Повсеместно конский череп использовался в качестве строительной жертвы.

Оберег — конский череп, выставленный во дворе дома для защиты от нечистой силы. Болгария

Связь К. с «тем светом» и знанием судьбы определяла его роль в гаданиях: коня Свентовита выводили из храма к трем рядам вонзенных в землю копий и следили, с какой ноги тот начнет ступать: если с правой — предприятие будет удачным и можно выступать в поход. В русских святочных гаданиях лошади завязывали глаза, садились на нее задом наперед и следили, куда она пойдет: там гадающую ждет замужество. При гаданиях, чтобы увидеть суженого, идут в полночь к конюшне — услышавшая ржание выйдет замуж (лужицк.); по поведению К. гадали о смерти (если конь бьет копытом о землю — к смерти), любви (если К. ест сено, пьет воду — парень любит девушку — пол.). Соответственно конь, воплощающий в гаданиях связь с иным миром и будущим, оказывался демоническим существом: ср. вологодскую быличку о девках, во время гаданий призывавших «дьявола» показаться «прямо в лицо» — гадающих чуть не затоптали появившиеся неведомо откуда лошади. Конь мог появиться и на месте, где зарыт клад (укр., черный конь в серб. быличке). В украинской былинке чорна кобыла явилась матери и сыну, остановившимся в поисках доли у могилы на дороге: человеческим голосом она обещала сыну отвезти его к колодцу, где дают счастливую долю; сын искупался в колодце, и одним скоком кобыла вернула его к матери, а затем исчезла.

В обрядах семейного цикла К. был задействован прежде всего в ритуалах «перехода»: др. — рус. княжеский обряд постригов — первой стрижки волос у княжича сопровождался ритуальным сажанием на коня (этот обряд инициации сохранился у русских и в казачьей среде). В свадебной обрядности особое значение имели кони, запряженные в повозку с молодыми. В русском средневековом свадебном обряде К. давали в качестве выкупа за невесту (ср. позднейшие игровые варианты обмена жены на коней и т. п. в русском и украинском фольклоре); жеребцов и кобылиц, согласно «Домострою» (XVI в.), привязывали у сенника (подклета), где молодые проводили первую брачную ночь. Производительная сила коня и человека при этом считались взаимосвязанными: перед случкой кобылу должна была кормить из подола беременная женщина (рус.). При похоронах считалось, что лошади очень тяжело везти покойника; в Витебской губ. старший в доме с плачем целовал копыта лошади; у русских на кладбище лошадь распрягают, обводят по солнцу вокруг саней и запрягают вновь.

В обрядах календарного цикла К. конские праздники и связанные с ними персонажи (святые, ряженые) отмечали смену календарных циклов. Ср., в частности, катание молодежи на лошадях на масленицу (рус.: «на конех ристание» обличается в послании Тихона Задонского, ок. 1765 г.), скачки парней, пасущих коней, в первый день «зеленых святок» (пол.), сербские конные состязания на Рождество (известие 1435 г.), белорусский обычай перескакивать на жеребцах через купальский костер — вплоть до состязаний ряженых «коней» из соседних деревень (на Юрьев день, рус.). Соответственно с семантикой смены сезонных циклов связаны фольклорные образы всадников, воплощающих календарные праздники, — Коляды (рус., пол.), Авсеня (рус.), Божича (серб.; ср. сербский рождественский обычай разъезжать на лошадях с криком «Божич!»), «зеленого Юрия», едущего на зеленом коне (хорв., см. Георгий), и др. «Конь», «кобыла» — общеславянские образы ряжения на святки (вождение «бесовской кобылки» упомянуто в царской грамоте 1648 г.), связанные не только с аграрной магией, но и с символикой брака, соития и т. п.

Покровителями коней считались святые всадники — Георгий-Юрий (о. — слав, покровитель скота; ср. именование коней «Егорием храбрым» в Приангарье), «конские боги» Флор и Лавр у русских, Феодор (Тодор) Тирон у южных славян (день его памяти — Тодорова суббота — именуется Конски Великден, «конская пасха»). Реже в качестве специализированных покровителей коней выступает св. Власий (который также иногда изображается на иконах всадником) и Никола (Николай): в Белоруссии праздник Власия назывался «конское свято» — в этот день объезжают молодых лошадей, не работают на лошадях, устраивают для них специальную трапезу; Николу могли представлять всадником в сербской традиции, наряду со св. Саввой и др. Конь белый (в. — слав., болг.), огненный (в. — слав.) — атрибут Ильи, разъезжающего по небу верхом или в колеснице; гром — грохот конских копыт (ср. русские загадки, где гром — топот или ржание коней).

Характерна также связь коня с персонажами низшей мифологии — вилами у южных славян (самим вилам иногда приписываются конские ноги), русалками у восточных (русалку изображал ряженый «конь»), домовым и др. Нечистую силу, в том числе домового, можно увидеть, надев на шею хомут. Домовой — хозяин лошадиный может любить лошадей особой масти или, наоборот, невзлюбить коня, который пришелся не ко двору. Лошадь неопределенной — пегой масти опасна в хозяйстве, на ней в хлев может въехать хлявник (бел.).

В магии особую роль играл не только лошадиный череп, но и копыта, предметы упряжи (в том числе хомут), подкова, волос, отыскав который можно было угадать любимую масть домового, и т. п. При купле лошади старались получить и узду, чтобы лошадь пришлась ко двору, не тосковала по прежнему дому, передать узду «из полы в полу», взять след из-под правого копыта и т. п. (в. — слав.).

В.Я. Петрухин

КОРМЛЕНИЕ ритуальное — один из видов жертвоприношения (см. Жертва); магический акт угощения, рассчитанный на умилостивление природных стихий, демонов, умерших предков, духов болезней и др. мифологических персонажей.

Наиболее многочисленны у славян ритуалы К. домашних духов и душ умерших предков, от расположения которых зависело успешное ведение хозяйства и благополучие дома. Для них выделялась первая ложка от всех праздничных или поминальных блюд, отливались напитки, откладывался первый испеченный блин или ломоть хлеба. Пищу размещали под столом, по углам дома, на печи или за печью, клали на окно или божницу, относили на перекресток дорог, на могилы, бросали в колодец, в проточную воду, подвешивали к дереву и т. п. (см. «Деды», Задушки, Задушницы). Часто перед началом общесемейной трапезы хозяева совершали ритуал приглашения духов к праздничному столу: «Деду-деду, иди до обеду!» или «Святые родители, приходите к нам вечерю вечеряти!» (см. Приглашение).

Угощение в виде «относа» пищи в лес, к воде, в поле предназначалось духам природы (лешему, водяному, полевику). Например, пастух оставлял в лесу на пне хлеб-соль и говорил: «Хозяин, на тебе хлеб и соль! Паси мой скот, штоб не было ему никакой шкоды!» (рус. Смоленск.). Подношения духам регулярно делались в наиболее ответственные моменты хозяйственного года (перед началом сева, жатвы, выпаса скота, перед выходом на промыслы и т. п.) или в случае пропажи скота, при заболеваниях, стихийных бедствиях.

Считалось, что с помощью К. можно было урегулировать все виды взаимных отношений человека со сверхъестественными силами: например, «кормили» печь, бросая в нее часть еды, чтобы задобрить огонь и предотвратить пожар (поляки); предлагали угощение надвигавшейся градовой туче, вынося во двор столик с едой и прося тучу обойти село стороной (сербы); накануне некоторых календарных праздников оставляли во дворе (на крыше, дереве, под порогом) початки кукурузы, хлеб, вареное зерно для лесных зверей и полевых грызунов в надежде, что они не будут вредить хозяевам. Пищей одаривали также духов болезней, чтобы задобрить и обезвредить их: для избавления от лихорадки специально пекли булочки или варили зерно и относили угощение к болоту или в прибрежные заросли (русские).

К. совершалось в расчете на ответную благодетельную реакцию со стороны сверхъестественных сил. Жители Вологодчины на Новый год приносили в церковь свиные колбасы и шкварки и, размещая их перед образом Святой Девы, говорили: «Ты еси — и нам даси» (см. Дар).

Л.Н. Виноградова

КОРОВА — наиболее почитаемое из домашних животных, требующее особой защиты от нечистой силы, способной отобрать молоко.

В древности славяне, по-видимому, не забивали коров на мясо. К. не режут, а продают даже в случае болезни или старости. И фактическая, и условная продажа заболевшей К. воспринимается как магическое средство, способствующее ее выздоровлению. У западных и южных славян в случае срочного (из-за болезни) забоя К. ее мясо не потребляли хозяева, а продавали его соседям или всем жителям села. Забивать К. - нетелей, яловок разрешалось на свадьбу, поминки и в редких случаях — на общественные праздники.

К. играет важную роль в погребальном обряде у восточных и западных славян. У восточных славян существовал обычай дарить К. священнику или бедняку сразу после похорон. На Украине и у западных славян верят, что крупный рогатый скот оплакивает смерть хозяина. В некоторых местах домашние животные сопровождают гроб с телом хозяина до церкви. По поведению К. можно предсказать смерть в доме. Красная или черная К. снятся к смерти. К. и телята, которых дарят беднякам, попадают на «тот свет», где имеются специальные загоны для них.

В свадебном обрядовом комплексе и сопутствующем фольклоре К. ассоциируется с женщиной, невестой. К. - обязательная часть приданого невесты у восточных и западных славян. У южных славян парни, приходящие колядовать на Рождество в дома любимых девушек, шли чистить хлев. У казаков на Тереке в святочные ночи парни срывали калитки с домов девушек легкого поведения, делали на площади из них «загородку», куда загоняли коров этих девушек.

На Русском Севере и у южных славян известны легенды о мифических К., обитающих в озерах. Иногда они выходят на прибрежные луга, и тогда человек может отбить одну К. от стада, обежав вокруг нее. Такая К. дает очень много молока и всегда крепка и здорова.

К. и бык связаны в народной культуре также с небесной водой, облаками, осадками. По их поведению (когда они поднимают головы к небу, бьются рогами, подпрыгивают) можно было предугадать дождливую погоду. Черные и темного окраса К., возглавляющие стадо при возвращении с пастбища, также предвещали дождь. В Сербии верили, что внутри дождевого облака находится бык или К. и можно услышать доносящееся оттуда мычание. Такие же представления выражены в белорусской загадке: «Белая корова тростник поломала» (снег). Поэтому во время засухи вызывают дождь сжиганием коровьего навоза.

Более четко выражена в славянской народной культуре связь облачности, атмосферных осадков, воды с молоком. Русские считали, что если молоко при доении сильно пенится, то это к ненастной погоде, а «темные святки», облачность в ночь под Рождество Христово сулят большие удои молока в наступающем году. У южных славян утром в Юрьев день хозяйка взбивала масло из молока, а дочь залезала на крышу дома. «Какая погода? — спрашивала мать. По всей земле — солнце, над нашим домом — облако», — отвечала девочка. Этот обряд должен был способствовать увеличению молока у К. С той же целью К. выгоняли пастись в Юрьев день, на Троицу, в день Ивана Купалы очень рано, «на росу».

Вода — основное магическое средство, применявшееся для повышения молочности К. При первом выгоне К. в стадо на Юрьев день, Рождество и в другие праздники К. обливали водой, окропляли святой водой, прогоняли между полными ведрами. С этой же целью обливали и пастухов. Украинская хозяйка всякий раз, беря воду из колодца, обращалась к воде с заговором, в котором просила прибавить молока К. На Русском Севере пастух должен был на все время летнего выпаса закопать «отпуск» (письменный текст заговора) в сырое место у воды, иначе у К. будет мало молока. В Карпатах существовал обычай первое молоко, выдоенное после отела, выливать в быструю речку.

Молоко К. противопоставлено небесному огню, стихии огня. Если первый весенний гром загремит, когда К. еще не в хлеву, то они не будут давать много молока. В некоторых местах Болгарии верят, что молния и гром выпивают у К. молоко. В животноводческой практике всех славян существует запрет подходить к огню, очагу сразу после дойки К.: прежде нужно вымыть руки.

К. - объект постоянной заботы или, наоборот, преследований домового (или других опекунов хозяйства — ласки, ужа, петуха). Ласку и ужа нельзя убивать, т. к. вместе с ними сразу же падет К. Следует держать К. той масти, которая совпадает с окрасом домашней ласки. Существуют верования, что уж сосет молоко у К. Убивать такого ужа нельзя: К. будет тосковать по нему и погибнет. Нельзя бить К. палкой, которой убили ужа: К. будет «сохнуть».

К. может быть демоническим существом. Украинцы и белорусы представляли себе холеру в образах женщины с коровьими ногами, черной К., женщины, сидящей на черной К. В К. может оборачиваться ведьма, в виде К. может являться клад. Гуцулы верят, что в хозяйстве может быть демоническая К. «полу-бэрок» — К. с коротким ребром. Если она сдохнет, то в этом хозяйстве сдохнут подряд еще девять К.

С.П. Бушкевич

КОРОВЬЯ СМЕРТЬ, Черная Немочь — у русских персонификация смерти рогатого скота. Появляется в виде коровы или кошки, чаще всего черной, или собаки, иногда в облике коровьего скелета (поздний символ, возникший по образцу популярного облика человечьей смерти). С К. С. борются различными обрядами: опахиванием селения, умерщвлением коровы, кошки, собаки или иного небольшого животного и петуха (чаще всего путем закапывания живьем), зажиганием «живого», т. е. добытого трением, огня (ср. Огонь), перегоном скота через ров или тоннель, вырытый в земле, тканьем «обыденного», т. е. вытканного в один день, холста (см. Обыденные предметы). При опахивании иногда поют, призывая К. С. выйти из села, т. к. в селе ходит св. Власий (покровитель скота).

Когда на Курщине и Орловщине при опахивании попадалось навстречу какое-нибудь животное (кошка или собака), то его тотчас убивали как воплощение Смерти, спешащее укрыться в виде оборотня. В Нижегородской губ. для отвращения заразы крестьяне загоняли весь скот на один двор, запирали ворота и караулили до утра, а с рассветом разбирали коров; при этом лишняя, неизвестно кому принадлежащая корова принималась за К. С., ее взваливали на поленницу и сжигали живьем.

Н.Т.

КОРШУН, ястреб и некоторые другие виды семейства ястребиных (орел, канюк, лунь, скопа) и отчасти соколиных (кобчик, чеглок) образуют единый образ крупной хищной птицы (ср. также Орел), наделяемой символикой нечистоты и смерти, демоническими и отвращающими свойствами.

Символику К.-ястреба, его связи с другими птичьими персонажами и параллели с другими славянскими традициями наиболее полно отражает украинско-подольский обряд изгнания и похорон К. в первый понедельник Петровского поста. Утром хозяйки выгоняли кур из хаты через нож или топор для защиты их от К. Днем женщины шли на пастбище, где пели, махая платками в сторону леса: «Ой, Шуляку — чорна птахо, до нас не лiтай, / <…> курей наших не хапай». Мужчины приносили сюда привязанных на палки убитых К. и воронов. Женщины шли с ними в лес, там ломали зеленые ветки и, махая ими, проклинали «шуляка-яструба»: «Птице-чорна, смерте наша, / Ти нас не займай, / Обминай!» Потом совершались ритуальные похороны К. и женщины танцевали на его могиле. В другом варианте обряда бабы изготовляли «шуляка» из платков, клали его на большой платок, по углам которого насыпали кучки зерен и клали между ними хлеб, лук, сыр и мясо. Повернув «шуляка» к мясу, бабы приговаривали: «Не йды до курей, а иды до падла». В конце разрывали «шуляка» на части, устраивали пирушку и угощали друг друга водкой со словами: «Выпыйте, кумо, щоб шуляк курчаток не поив».

Обрядовая параллель К.-ястреба и кукушки (ср. украинский обряд изгнания и похорон К. и русский обряд крещения и похорон кукушки) дополняется поверьем об обращении кукушки в ястреба или К. по окончании ее кукования сразу после Петрова дня (29.VI).

В контексте упомянутых обрядов и верований следует рассматривать и «ястребиные» названия незавившегося кочана капусты: укр., бел. «шуляк», рус. «ястребуха». Альтернативные варианты для кукушки после Петрова дня — либо обращение ее в ястреба, либо укрывание в капусте (в белорусском Полесье).

Иные параллели украинского обряда изгнания К. - это кашубский обряд казни «коршуна» в Иванов день (24.VI) или в воскресенье за три недели до этого дня. В обряде участвовали «палач», «солтыс» (сельский староста) или «ксендз» и «судья», который зачитывал приговор. Птицу насаживали на кол. Слуги «солтыса» обращались к К. с обвинительной речью, и «палач» отрубал К. голову. Чаще, однако, голову отрубали не К., а вороне, которую всей процессией отправлялись хоронить с приветственной песней св. Яну. У других западных славян параллели к украинскому обряду изгнания К. более отдаленные: в Чехии и Лужице обряд, сходный с кашубским, совершался по окончании жатвы и был связан не с К., а с петухом или селезнем.

В украинском обряде изгнания К. наблюдается функциональная общность К. и ворона, поэтическим воплощением которых в песенных текстах является образ «черной птицы», несущей смерть. Такое же сходство демонстрирует детская игра в К. или ворона, в которой эти птицы наделяются общей символикой смерти. В украинских вариантах игры «ворон» роет ямку, чтобы варить кипяток и заливать им очи детям. Копание ямки символизирует похороны, а заливание очей — смерть. У украинцев и русских такая игра называется «в коршуна», у чехов и боснийцев — «в ястреба». У белорусов она тоже связана и с К. («у коршуна», «шуляк»), и с вороном («у крука», «у ворана» и т. п.): К. (ворон) копает ямку, чтобы собирать камушки и выбивать ими детям зубы. Характерна причина мести К. (реже ворона) детям: «Они мою капусту поели!» (у белорусов), «Белую капусту в моем огороде пощипали» (У украинцев). См. выше мотив капусты. В Гомельском уезде игра дополняется шуточным вариантом похорон К.: «коршуна» в бане засыпают песком.

Ястреб и К. как нечистые и зловещие птицы наделяются демоническими свойствами. По польским представлениям, ястребиный облик может принимать черт, в ястребе скрывается злой дух; по украинским — ястреб нападает на животных, как черт на людей. Ср. также русское выражение «черт коршуноватый».

Чтобы ястреб не душил кур, нужно первое снесенное курицей яйцо отдать нищему (у поляков); запрещено приносить домой клин, которым расщепляли дерево, сжигать старый веник (у поляков), мотать пряжу, когда в печи горит огонь (у украинцев); на Рождество называют ястребов голубями, чтобы задобрить и обезвредить их (у белорусов). Вместе с тем, как и всякий хищник, ястреб обладает отвращающими свойствами. Поэтому убитого ястреба поляки прибивали на воротах хлева, поляки и украинцы вешали в конюшне для защиты от ведьм и чертей, украинцы выставляли для устрашения воробьев.

Крик К. считают приметой дождя. Согласно легендам, К. (иногда канюк) наказан Богом за то, что в незапамятные времена не рыл или не чистил с другими птицами море, озеро, пруд и т. п. (у восточных славян, поляков), замутил воду Божьей Матери, стиравшей рубашки младенцу Христу (у поляков). С тех пор он имеет право пить лишь дождевую воду и, томясь от жажды, жалобно просит: «Пить, пить!» О крике К. во время засухи русские говорят: «Каня плачет, у Бога пить просит».

Лит.: Венгрженовский С. Языческий обычай в Брацлавщине «гоныты шуляка». (Этнографический очерк) // Киевская старина, 1895. Т. 50. С. 282–323; Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 542–556.

А.В. Гура

КОСМОГОНИЧЕСКИЕ МИФЫ — см. Сотворение мира.

КОСТЁР — ритуальная форма, известная всем славянским народам; составная часть многих календарных, а также семейных, хозяйственных, лечебных и других обрядов. Большая часть К. приурочена к праздникам весеннее-летнего цикла (от масленицы до Петрова дня); реже их жгли в другое время (осенью, под Рождество или Новый год).

У славян преобладают масленичные и купальские К., имеющие в том числе и солярную символику (см. Солнце). Масленичные К. известны у русских, болгар, сербов и македонцев; купальские — на всем западе славянского мира: у украинцев и белорусов, западных славян, словенцев и хорватов. В соответствующих локальных традициях масленичные и купальские К. являются центром календарного праздника, объединяющим вокруг себя весь комплекс совершаемых в это время ритуалов и магических действий. Юрьевские К. известны на Карпатах, на западе Словакии, а также у хорватов; троицкие — окказионально у западных славян, а также у русских, петровские — у хорватов, реже у русских.

Общим для з. — слав. ареала является обычай жечь К. на Страстной неделе (со среды до субботы) около церквей; священники освящали этот огонь, а прихожане разносили его по домам и разжигали у себя в домах «новый» огонь, предварительно затушив в печах старый. К. жгли и в пасхальную ночь, и в ночь на пасхальный понедельник; вокруг них собирались, веселились, трапезничали, стреляли. Преимущественно на юге Польши, в Великопольше, в Словакии, у мораван и на востоке Чехии К., возжигаемые на Страстной неделе, связывались с именем Иуды.

На востоке Балкан (Болгария, Македония, вост. Сербия) основным был масленичный К. Его раскладывали прямо на земле, иногда вокруг столба; пускали огненные стрелы; едва ли не самой популярной формой масленичного К. на этой территории были гигантские факелы, которые зажигали отдельно от большого костра или параллельно с К., разводимым на земле.

Преимущественно в восточной Сербии, а также кое-где на западе Болгарии в один или несколько праздничных дней (1, 9, 25 марта) молодежь жгла на заре К., называемый у сербов рана, ранило, веселилась вокруг него, пела, играла и т. п. Фактически в те же сроки болгары, сербы и македонцы сжигали во дворах, вблизи домов или в садах мусор, чтобы от К. было побольше дыма, который должен был защитить их и хозяйство от змей, насекомых, болезней, непогоды и др.

Календарные К. обычно возжигали на специально отведенных для этого местах, всегда одних и тех же. Предпочтение отдавалось возвышенностям за селом — холмам, пригоркам, в горной местности — доступным вершинам; К. жгли также по берегам рек и озер, на перекрестках, выгонах и иных открытых местах за селом, часто вблизи леса, пастбища, поля или виноградника; иногда — на главной площади, посредине села, у старого дерева; юрьевские — обычно вблизи пастбищ и загонов со скотом.

Материал для К. собирали за несколько дней или даже недель до праздника и сносили его в одно место; это поручалось детям или молодым людям. Часто горючий материал для К. нужно было обязательно украсть из чужого двора, причем в этом случае хозяева терпимо относились к подобным проделкам молодежи. Участниками обрядов и увеселений, устраиваемых вокруг праздничного К., были представители всех групп сельского социума; наиболее же активной их частью была молодежь; в юрьевских К. южных славян главную роль играли пастухи.

Календарные К. представляли собой: 1) груду горючего материала (собственно костер); 2) жердь (часто с укрепленными на ней предметами, например, колесом), срубленное или растущее дерево, пучок веток или зелени; 3) факелы или предметы, их имитирующие; 4) горящие стрелы или «шайбы». Помимо стационарных костров практиковалось катание по земле горящих колес, бочек, бревен, а также пускание К. по воде. Наиболее характерным для общесельских К. является сочетание нескольких форм.

Календарным кострам придавался смысл очистительного действия. Это заметно по обыкновению сжигать в К. остатки ритуальной пищи, культурных растений, все вышедшие из употребления предметы, даже те, которые не горят. Для некоторых видов календарных К. очистительное значение было главенствующим: таковы восточнобалканские мартовские К., когда люди чистили дворы и сады и сжигали мусор.

Календарные К. имели также значение превентивного оберега. Болгары считали, что там, где виден свет от К., летом не будет града; болгары, сербы, хорваты, словенцы перепрыгивали через К., чтобы избавиться от блох и обезопасить себя на лето от укусов змей; хорваты и словенцы прогоняли скот через юрьевские К. или окуривали его дымом, чтобы защитить скот от злых сил, укусов насекомых и гадов. В Болгарии по окончании гуляния парни отбрасывали от себя подальше сгоревшие факелы и говорили: «Бегите, блохи, вши и все гады, прочь от меня!» Словаки считали, что человек, удачно перепрыгнувший через купальский К., может в течение всего года не бояться смерти; в зап. — рус. областях матери сжигали в К. одежду больных детей в надежде, что в нем сгорят все их болезни.

К. жгли во время первого выгона скота на пастбище. В таких случаях К. раскладывали в воротах двора или хлева. У южных славян К. жгли в воротах загона перед возвращением скота после первого выгона, чтобы скот прошел по горячему пеплу. К. жгли при эпидемиях (по краям села) и во время мора скота: их разводили на улице или во дворе и прогоняли скот через горячие угли.

Пребывание около К. и соприкосновение с огнем, как считалось, обеспечивало человеку здоровье на весь предстоящий год. У хорватов, поляков, белорусов и др. люди переходили или перепрыгивали через К., чтобы не болели ноги и кости, чтобы избавиться от головной боли, лихорадки; мазали друг друга сажей и т. п. У хорватов в Далмации старики при этом говорили: «Сохрани меня, Боже, от всех болезней», а дети в Македонии: «Пусть я буду жив и здоров целый год, после того как перепрыгну через костер». В разных славянских традициях принято было переносить через К. маленьких детей, чтобы они были здоровы; для них в белорусском Полесье и других местах рядом с большим К. разжигали совсем маленький.

Общесельские К. были одним из способов ритуального уничтожения (изгнания) ведьм. В Полесье в купальском К. сжигали чучело ведьмы или, разводя большой костер, говорили, что «жгут ведьму». По этой причине на Украине и в Белоруссии каждой женщине-хозяйке необходимо было лично присутствовать у костра, иначе ее могли заподозрить в том, что она ведьма. Оберег скота от ведьм составлял смысл карпатских и южнославянских юрьевских К. Мотив сожжения вештиц был характерен для масленичных К. в южной Сербии, Македонии, а также кое-где в Болгарии. В южной Сербии, например, на масленичное заговенье по улицам жгли К. из соломы, называемой кара вештица — «черная ведьма», прыгали через них и кричали: «Черная, черная ведьма, ты, баба, ведьма». У черногорского племени кучи 1 марта в загонах и дворах жгли костры из мусора, полагая, что таким образом «сгорает ведьма».

Общесельские К. имели продуцирующее значение, обусловленное главным образом семантикой огня и горения. Весной хозяйки и молодежь поджигали пучки кудели и подбрасывали их вверх, «чтобы лен рос выше и лучше», подбрасывали вверх зажженные веники с криком: «А у меня лучше лен»; жители Славонии полагали, что у тех, кто выше прыгает через К., будет лучше урожай пшеницы; болгары пускали от К. огненные стрелы, чтобы жито лучше уродилось; жители западной Сербии, обходя с факелами загоны со скотом, говорили: «Факел горит, корова плодится, жито родится».

Огонь и горение как метафоры любовного акта провоцировали развитие любовно-брачной темы в обычаях, связанных с возжиганием К. В Полесье, например, удачный прыжок через К. предвещал девушке, что она раньше своих подруг выйдет замуж; если во время прыжка с девушки спадал венок, а парень успевал подхватить его, то он получал право на брак с этой девушкой; в Банате парни переносили через костер своих девушек. У южных славян любовно-брачная тема получила особое развитие в обрядах, связанных с факелами, огненными стрелами и «шайбами» (небольшими деревянными дощечками, надетыми на длинный прут, который вращали в воздухе, чтобы «шайба» отлетела как можно дальше). В Словении парень, пуская деревянную шайбу, загадывал: куда она упадет, оттуда он возьмет невесту. Болгары, запуская стрелы, выкрикивали имена девушек, к которым собирались посвататься, тем самым оглашая свои брачные намерения.

Во множестве случаев перепрыгивание через К. приобретало черты ритуального испытания молодых людей и девушек и тем самым сближалось с посвятительными обычаями. Девушка или парень должны были не задеть колышка, находящегося в середине костра, не сбить лапоть, привешенный к нему, не разжать рук, которыми во время прыжка они держатся друг за друга, прыгнуть выше или дальше всех. Парни соревновались и в том, кто ловчее других собьет головешкой прикрепленный сверху лапоть; кто попадет небольшой головешкой в девушку (это также сулило быстрое замужество) и др.

Т.А. Агапкина

КОСТИ (людей, животных, мифологических персонажей) в народных представлениях выступают как сакрализованные предметы, отношение к которым определяется христианской традицией (мощи, останки предков, погребенных в соответствии с обрядом), и как объекты, связанные с потусторонним миром («кости мертвецов», останки «заложных» покойников).

В отношении к человеческим останкам определяющим является запрет трогать («беспокоить») К. покойников: нельзя перекапывать старые могилы; при нахождении костей во вновь вырытой могиле необходимо бросить туда монету, чтобы «откупить место» (о. — слав.). Ритуальные действия с К. в южнославянском обряде «вторичного погребения» (Болгария, Македония, юж. Сербия, Хорватия) способствовали окончательному определению статуса покойника (праведник, грешник, вампир) и его загробной участи.

Непогребенные К. могли стать причиной появления ходячего покойника. Известны рассказы о том, как нашедший на дороге кость мертвеца пригласил ее на обед (Словения), как девушка позвала случайно найденную К. на свадьбу (Белоруссия) — в результате мертвец явился и наказал потревоживших его.

Представление о К. как вместилище души нашло отражение в идиоматических выражениях: ср. «у него душа запеклась в костях» (об очень старом человеке, «зажившемся» на свете). Пока сохраняются К. человека, остается жива и его душа, и это является залогом будущего воскресения из мертвых (серб.). По белорусским верованиям, у человека есть одна К., в которой сосредоточивается «причастие». После погребения она сохраняется в земле до Страшного суда, когда из нее восстановятся все тело и К. умершего.

В отличие от людей, у чертей и вампиров нет К. (серб., Косово). Наличие «лишних» К. также свидетельствует о не вполне «человеческой» природе того или иного существа. По белорусскому поверью, «асилки» (богатыри-силачи) имеют в своем теле так называемые чертовы ребра.

Освященные К. животных от ритуальных трапез на масленицу, Пасху, Юрьев день, день св. Игната, Рождество запрещалось выбрасывать, как и другие остатки пищи (скорлупу от яиц, крошки от кулича), — их тщательно собирали и сохраняли для разного рода магических целей. Пасхальные К. закапывали или втыкали в землю, чтобы избавиться от сорняков и полевых вредителей и повысить плодородие земли и скота. Сжигание освященных К. должно было предотвратить дождь (бел.) или остановить грозу (словен.). Подвешивание или забрасывание К. на чердак, затыкание под стреху или в стену дома защищало от молнии (вост. Польша, Белоруссия, Полесье, с. — зап. Хорватия, Словения). Пускание К. по воде применялось в некоторых полесских селах в семьях, где был утопленник. В Болгарии этот ритуал приурочен к Юрьеву дню: К. жертвенного ягненка бросали в проточную воду от града, в Добрудже — «чтобы овечье молоко так же текло, как течет вода» (см. Пускать по воде).

Гадания по К. животных особенно распространены у южных славян и приурочены к кануну Нового года (Сербия), к масленице (Словения), к Юрьеву или Ильину дням (Болгария). По форме, цвету, пропорциям лопаточной К. домашнего животного судили об удаче в личных и общественных делах на предстоящий год.

К. животных и людей использовались в магии как приворотное средство, как способ сделаться невидимым (так называемая кость-невидимка, получаемая из сваренной в полночь черной кошки), для наведения порчи (ведьмы подбрасывали К. животных в хлев или в борозду), как оберег от «коровьей смерти» (клали К. из могил во двор).

Повсеместно у славян бытует поверье о «мертвой кости» или «навьей кости» (нарост на теле), которая может стать причиной беды или смерти. Появление ее связывают с нарушением запрета работать в четверг на троицкой неделе — укр. Навський Великдень, т. е. «Пасха мертвых». Чтобы избавиться от «мертвой кости», терли руку о скобу церковной двери (рус.); терли нарост костью с кладбища (пол.) или давали погрызть его ребенку, родившемуся после смерти отца (серб.); прикладывали К. мертвеца во время колокольного звона (укр.); привязывали к руке взятую из могилы серебряную монету (макед.) и т. д.

В народной медицине использовались К. от ритуальных трапез, К. мертвецов и павших животных.

О.В. Белова

КОСТРОМА, Коструб — в традиционной культуре русских и украинцев персонажи календарного обряда и хороводной игры, приуроченных к весенне-летнему времени.

Кострома означает игровой персонаж и саму игру. Игроки встают в круг, в центре которого находятся К. (обычно она лежит неподвижно и молчит) и ее мать, которые и ведут диалог с остальными. Он начинается с вопросов о здоровье К., после чего перечисляются этапы «болезни» и «умирания» К. и в итоге сообщается о ее смерти. Дети тянут К. хоронить, а затем она вскакивает и ловит всех подряд.

В ряде русских областей был известен обряд «похорон Костромы», совершавшийся накануне Петровского поста. Для этого изготовлялось чучело К., на которое надевали женскую одежду. Костромушкой могли называть чучело коня-русалки; К. могла изображать молодая женщина или девушка. Для изготовления чучела использовали обмолоченный ржаной сноп (солому), иногда сорняки, прутья или же наряжали прядильный гребень.

Чучело или девушку клали на носилки (в колоду, в корыто), несли по селу, вокруг церкви, а затем относили к реке, в поле, в лес, пародируя похоронную процессию: женщины оплакивали «умершую», «поп» «кадил», держа в руках вместо кадила камень или лапоть. Дойдя до места, чучело раздевали и бросали в воду (сжигали, оставляли на поле, реже — закапывали в землю); если К. изображала реальная женщина, то ее оставляли в лесу под деревом.

Названия Кострома, Коструб являются производными от слова костра, которое в восточнославянских языках и диалектах означает ‘остатки культурных растений после их обработки’, а также ‘жесткие части растений (прутья, розги)’, ‘непригодные для употребления растения и их части’. Эти значения находят соответствие в материале (солома, сорняки, прутья), из которого изготовлялось чучело К. в русских обрядах «похорон К.».

Связь К. с растительностью подтверждается и в обрядах. Некоторые игры с участием Костромы (Коструба) воспроизводят процесс обработки растительного сырья и превращения его в полотно. К. берет прядиво, обтирает его, заливает, мнет, трет, прядет прядево, снует, навивает, ткет, мочит и колотит холсты. После этого К. заболевает и умирает, а затем встает и танцует.

Именно этот заключительный эпизод игры и обряда (смерть и последующее воскресение Костромы) дал повод для восприятия образа К. как сезонного духа (духа растительности) и для сопоставления его с другими культами и обрядами, посвященными исчезающим и возвращающимся духам и божествам, ср. Масленица, Иван Купала, Марена и др.

Лит.: Зилинский О. Из истории восточнославянских народных игр (Кострома-Коструб) // Русский фольклор. Л., 1968. Т. 11. С. 198–212.

Т.А. Агапкина

КОШКА, кот — домашнее животное, наделяемое в народных представлениях двойственной символикой и различными демоническими функциями и часто выступающее в паре с собакой.

К. оценивается неоднозначно: и как чистое животное, и как нечистое. Говорят: «У кошки шерсть погана, а рыло чисто; у собаки рыло погано, а шерсть чиста»; «Собаку можно целовать в морду, а не в шерсть, кошку — наоборот». По болгарским поверьям, К. радуется смерти хозяина, а собака плачет; К. добавляет хозяину мучений в аду, раздувая пламя под его котлом, а собака носит воду и заливает огонь. Поверья объясняют происхождение К. как от дьявола, так и из рукавицы Божьей Матери. В легенде о всемирном потопе К. спасает Ноев ковчег: затыкает хвостом дыру, которую прогрызла мышь, сотворенная дьяволом.

Убивать К. запрещено, иначе ни в чем не будет удачи. Считается, что если человек будет спать с К., у него помутится рассудок. Опасно везти К. лошадьми, потому что лошадь от этого сохнет. К. запрещено впускать в церковь. К. и собаке нельзя давать есть пищу, освященную в церкви. Однако у поляков на Пасху им иногда специально давали освященного хлеба с маслом. Этот обычай объясняется народным представлением, что люди имеют хлеб благодаря К. и собаке: согласно распространенной легенде о хлебном колосе, за непочтительное отношение к хлебу люди ныне пользуются хлебом, который Бог оставил только на долю К. и собак. Плохая примета, если К. (любая, не только черная) перебежит дорогу или встретится в пути. Охотнику и рыбаку встреча с К. сулила неудачу в лове. В связи с этим старались не упоминать К. во время охоты или называли ее иначе (например, запеченкой).

В облике черной К. часто представляют нечистую силу. В то же время К., как полагают, способна видеть нечистую силу, невидимую для человека. В образе К. может появляться черт. В кошачьем облике представляют души умерших, особенно тех, кто искупает после смерти свои грехи или умер не своей смертью. В виде К. показывается смерть маленьким детям. В черной К. видели также воплощение болезней: холеры и «коровьей смерти».

Русские верят, что черные К. и собака оберегают дом от попадания молнии, однако считают и опасным присутствие их в доме во время грозы. Это объясняется поверьем, что во время грозы Бог старается поразить черта молнией, а черт прячется от Бога, обращаясь в К., собаку или другое животное. У украинцев известен рассказ о том, как лесник во время грозы увидел черную К., которую не брал гром, и застрелил ее освященной оловянной пуговицей. После этого ему во сне явился св. Георгий и сказал, что он убил сатану, который семь лет дразнил святого.

К. присущи черты домашнего покровителя. Присутствие ее в доме благоприятно сказывается на хозяйстве и скоте. Верят, что счастье в дом приносит краденая К. А в несчастливом доме К. не водятся. При переезде в новый дом хозяева часто пускают в него сначала К., а лишь потом вселяются сами. Входя вслед за ней, хозяин идет в угол, который должен облюбовать себе домовой. Принесенную в новый дом К. сажают на печь рядом с дымоходом, т. е. туда, где, по распространенным поверьям, обитает домовой. Нередки рассказы и о домовом, который обращается в К.

К. используют в народной магии и медицине. Верят, например, что у черной К. или кота имеется чудодейственная кость. Если добыть ее, она сможет сделать человека невидимым или наделит его способностью все знать. Тот, кто в полночь на перекрестке дорог наколет такой костью себе палец и подпишется кровью, получит себе в услужение черта-домового, который будет приносить в дом краденые деньги, зерно, молоко от чужих коров и т. д. (см. Дух-обогатитель). В некоторых русских губерниях для предотвращения начавшегося падежа скота считалось необходимым зарывать павшую скотину в хлеву вместе с живой К. Чтобы уберечься от холеры, проводили вокруг села борозду маленьким плугом, в который запрягали К., собаку и петуха, непременно черных. Опухшее вымя коровы лечили, царапая по нему когтями домашней К. Ребенка, больного чахоткой, купали в купели вместе с черной К., чтобы болезнь перешла на К. От насморка следовало нюхать дым обжигаемого кошачьего хвоста. Белую кошачью шерсть использовали как средство от ожога.

По народным представлениям, кот способен благотворно влиять на сон. Поэтому образ кота, как и зайца, часто встречается в колыбельных песнях. Перед тем как впервые положить ребенка в колыбель, туда кладут кота, чтобы ребенок крепко спал. Представление о родстве К. и зайца отмечено у сербов, считающих, что заяц произошел от К.

В народной культуре К. выступает символическим аналогом медведя, а собака — волка. В восточнославянских сказках, в русских и лужицких быличках нечистая сила, напуганная медведем (черт, кикимора, водяной и т. п.), называет его «кошкой». У русских крестьян известен способ вызывать с помощью К. лесного духа — «боровика», имеющего медвежий облик.

А.В. Гура

КРАЖА — в народной морали греховное, «нечистое» дело, наказываемое как обществом, так и высшими силами; в обрядовой практике — магический прием, придающий добытым таким способом предметам особую сакральность и магическую силу. Широко применяется в разнообразных обрядах как охранительного, так и продуцирующего характера. Является способом «остранения» предмета, выведения его из привычного ряда, придания ему черт чужого, случайного, найденного, «нездешнего», посланного из иного мира.

У южных славян распространен обычай символической кражи новорожденного ребенка из семьи, где один за другим умирали младенцы, в семью, где дети росли здоровыми и благополучными. Это должно было уберечь новорожденного от предначертанной ему судьбы.

В обрядах вызывания дождя (см. Дождь) наиболее действенными оказывались краденые предметы: горшки и черепица, которые бросали в воду; рушник, который мочили; веник, из которого в некоторых районах Болгарии делали куклу Германа; пряжа, из которой за одну ночь изготовляли полотно или рушник; плуг, который словенцы бросали в воду, и т. п. В западной Сербии при приближении градовой тучи женщины крали у соседок муку, а затем возвращали ее, надеясь, что подобным образом туча «вернется» восвояси, не причинив вреда.

Для магического обеспечения плодородия поляки считали нужным украсть семена для засева, особенно проса, капустной рассады и т. п. Сербские пчеловоды полагали, что первый рой следует покупать, второй — одалживать, а третий — красть. Корове ради удоев и благополучия рекомендовалось дать травы с чужого луга или украденной у пекаря хлебной закваски. Когда домашняя птица переставала нестись, хорватские крестьяне старались украсть у соседей гусиные или утиные яйца и подложить их под своих птиц, сознавая, что это принесет вред соседу, который должен будет, в свою очередь, прибегнуть к К. Хорватские сваты, выходя из дома невесты после сватовства, старались украсть что-нибудь «живое» (например, петуха): это должно было способствовать счастливому браку. Если в семье умирали дети, новорожденного повивали первый раз завязкой от мешка, украденной на мельнице (Сербия).

Дополнительным средством сакрализации предмета является его кража у лиц, имеющих высокий сакральный статус, например у вдов, беременных женщин, у гончара, инородца, у лиц с какими-либо магическими именами и т. п. Сербы верили, что если украсть у попа немного принесенной ему в Юрьев день жареной баранины, а затем обойти с этим мясом село и угодья, то это обеспечит хороший урожай. Полешуки во время засухи бросали в колодец глиняные горшки, которые надо было красть у гончаров или евреев.

Кража входила в сценарий некоторых календарных обрядов. У восточных славян молодежь, готовившая купальский костер, крала со дворов для сжигания в нем старую утварь, одежду, обувь, колеса и т. п.; в обряде новогодних и иных бесчинств участники крали телеги, сани, лодки, калитки и т. п.; ряженые колядных дружин крали из дворов или домов все, что удавалось, особенно если они были недовольны угощением хозяев, причем самой суровой «местью» считалась К. лемеха; сербские додолы по окончании обхода ели из блюда, незаметно похищенного из какого-нибудь дома. Сакральное рождественское полено — бадняк — иногда предписывалось срубать не в своем лесу, а в чужом: в Сврлиге считалось, что краденый бадняк особенно полезен для домашней птицы; с чужого поля следовало брать и солому для устилания пола. Обрядовый характер подобных актов подтверждается тем, что краденые вещи после исполнения обряда часто возвращались хозяевам, а также тем, что «пострадавшие» принимали их как должное и не предъявляли претензий к похитителям.

Разнообразное применение находили краденые вещи в ворожбе, колдовстве и любовной магии. У сербов-граничар девушки похищали у какой-нибудь вдовы цевку и другие ткацкие предметы, с помощью которых они разными ухищрениями старались приворожить понравившегося им парня и заставить его разлюбить соперницу. Объектом магических (в том числе лечебных) действий часто становились «мертвецкие» предметы — повязка, которой подвязывали челюсть покойнику, шнурки, которыми связывали ноги, иголка, которой шили подушку для гроба, и т. п.

Не ритуальное, а вполне реальное воровство окружено в народной традиции также суеверными и магическими представлениями. Известны магические способы приобретения удачливости в воровстве; способы распознавания вора и отыскивания украденного. Например, сербы из Боки Которской считали, что следует позвать цыгана, который, глядя в решето, «увидит» вора. На Благовещение воры считали необходимым «заворовывать», т. е. украсть что-нибудь хотя бы символически, чтобы обеспечить себе удачу на целый год.

Воры считают своим покровителем св. Николая (иногда св. Михаила) и молятся ему.

С.М. Толстая

КРАПИВА — растение, основное свойство которого — жечь, жалить, колоть (ср. названия: рус. жигучка, укр. жалива, бел. жигливка и т. п.). В народной культуре играет роль оберега и отгонного средства; причисляется к «дьявольским» растениям, соотносимым с «чужим» миром; вместе с тем наделяется символикой плодородия.

Согласно легендам, К. произошла из проклятых или грешных людей либо выросла на месте их гибели. О К. в народе говорили, что ее посеял дьявол и она проклята Богом (украинцы).

У южных славян первую К. ели для сохранения здоровья на весь год. В Боснии на Пасху причащались вином и хлебом (по-христиански), а потом К. У болгар и сербов, когда в Юрьев день первый раз ели К., произносили формулы отгона болезней и пожелания здоровья. В Страстную субботу болгары варили К. и мазали крапивой крупный рогатый скот, чтобы он не бесновался.

Апотропейные свойства К. широко использовались для защиты от болезней, порчи, нечистой силы, стихийных бедствий, несчастий. У южных славян в Юрьев день К. клали на ночь под голову, украшали ею голову, опоясывались ею, хлестали себя и друг друга К.; затыкали К. в цепь очага, чтобы никогда не угас огонь и не опустел дом и т. п. В день Ивана долгого (1/14.VI) у русских водили хороводы, участники которых жгли друг друга К., желая избавиться от болезней.

Накануне Иванова или Духова дня в качестве оберега от ведьм, колдунов и другой нечистой силы раскладывали К. на окнах, на порогах, вешали К. на дверях домов; перед купанием в реке в воду бросали К. для защиты от русалок (восточные славяне), держали в руках К. как оберег от водяного (чехи); на Русальной неделе для охраны от русалок К. зашивали в пояс (болгары); в окна домов бросали К. с приговором: «Крапива в дом, а клоп вон» (Русский Север).

При первом выгоне стада на пастбище в день св. Георгия южные славяне перед ритуальным доением украшали зеленью и К. загоны для овец, всю молочную посуду, белорусы процеживали молоко через пучок К., доили скот через венок из К., украинцы Закарпатья бросали К. в подойник, «чтобы овцы не болели», «чтобы скотине, как и крапиве, ничто не вредило». Для обилия молока, сметаны, масла крапивой кормили скот, натирали вымя коровам и овцам (сербы); горшки для молока, маслобойку мыли мочалкой, сделанной из К., после чего ее сжигали, чтобы злой человек не похитил «спор» (чехи, словаки). Для защиты скота от ведьм накануне дня Ивана Купалы К. затыкали в щели скотных дворов; вешали коровам на лоб венки из К. (поляки); переводили скот через кучу К. (восточные славяне).

Охранные и продуцирующие свойства К. использовались в аграрных обрядах: в посевное зерно клали корень К., который после сева закапывали посреди поля (сербы). На гряды капусты сажали выкопанную с корнем К., приговаривая: «Крапива червям, а капуста нам» (Забайкалье). Чтобы никто не мог отобрать плодородие, чехи Моравии клали К. в первую телегу навоза, вывозимого в поле. Крапивой украшали дежу, в которой замешивали обрядовые хлебы (Болгария).

К. использовали в колдовстве и магии: ее сжигали для отгона градовых туч; втыкали в одежду, в цепь очага, чтобы молния не ударила в дом. У сербов старая ведьма «посвящала» новую, ударяя ее веником из К. На Юрьев день во время качания на качелях девочки ударяли взрослых девушек по ногам К., чтобы их «распалить» и чтобы они вышли замуж (македонцы).

Негативная символика К. отражена в поверьях: обильно разросшаяся К. осмыслялась как предвестие смерти, запустения, разрухи. В народных песнях запустелые дворы поросли крапивой, вдова сравнивается с сухой К. Представления о К. как о растении «чужого», «дикого», «аномального» мира отразились в выражениях: найти в крапиве — родить внебрачного ребенка; крапивница — мать внебрачного ребенка, рус. крапива, крапивник — внебрачный ребенок, подкидыш; прыгать в крапиву, скакать в крапиву — о прелюбодеянии, внебрачных связях.

В.В. Усачева

КРЕСТ — один из древнейших сакральных знаков в мировых мифопоэтических и религиозных системах; главный символ христианства (является также монограммой имени Христа). В народном орнаменте К. называется «божьим знаком» (макед.); К. и его разновидность (свастика) выступает как солярный знак: символизирует свет (солнце) и плодородие; представляет собой также геометризованный вариант мирового дерева.

В христианской традиции известны различные типы К.: Т-образный («тау-крест»); «крест св. Андрея» с диагональной перекладиной; «латинский» (равноконечный, но чаще с удлиненной вертикальной перекладиной) и «греческий» (равноконечный, иногда с расширениями на лопастях) крест. У южных славян К. латинского типа встречается на надгробиях, прялках, в орнаменте (Сербия, Босния, Герцеговина, Черногория, Македония, особенно часто Далмация), но в целом преобладает К. греческого типа (на надгробиях, прялках, пасхальных яйцах, обрядовых хлебах, над входом в дома). Равноконечный К. как княжеский знак встречается на документах с XII в.

Знаком К. отмечались предметы, наделяемые в традиционной культуре сакральным статусом, почитаемые или опасные места. Вырезали К. на бадняке (полене, сжигаемом в Сочельник); во время горения сторона с К. должна была находиться сверху (хорваты). К. делали ножом на нижней стороне каравая хлеба перед его разрезанием (поляки). На Крещение восточные и западные славяне почти повсеместно чертили дымом К. на дверных притолоках. К. ставили возле очага, на границе села, на перекрестке, в поле, под деревом (у южных славян К. ставили рядом с почитаемым общиной деревом или вырезали К. на дереве, см. Дерево культовое).

Для обрядовых целей К. изготавливали из липы, орешника, рождественской соломы, рождественского полена, колосьев, теста, глины. Как основной обрядовый атрибут К. выступает в ритуалах, приуроченных к Крещению (погружение К. в прорубь — «иордань»); Вознесению или Юрьеву дню — обходы сел с крестным ходом, иногда с целью вызывания дождя; дню Ивана Купалы (св. Яна) — сжигание К., сделанного из разбитых бочек (сев. Словакия). На Воздвижение (укр. чесный хрест, болг. кръстов ден, серб, крстовдан) скот мазали дегтем, изображая при этом знак К. (серб.). На Средокрестье (среда на 4-й, Крестопоклонной, неделе Великого поста) выпекали печенье в виде К., которое использовали при первом выгоне скота, при засевании, при гаданиях об урожае и судьбе (восточные славяне).

Изготовленный из бадняка К. сербы бросали в первую засеянную борозду; сажая курицу на яйца, помечали каждое знаком К., чтобы вылупились цыплята. Чтобы удался хлеб, перед выпечкой делали К. из теста на дверях (Метохия). Если женщина хотела забеременеть, она надевала фартук с вышитыми К. (Македония).

Значение К. как оберега связано с символикой закрещивания: осеняли себя (или объект, на который направлено действие) крестным знамением, начиная или заканчивая работу, выходя из дома, отправляясь в путь, садясь за стол, отходя ко сну. К. защищал от града, дождя, грозы: в Сербии ставили освященные деревянные К. на границе села; поляки устанавливали на поле К. из обгоревших в пасхальном костре ветвей как защиту от молнии. В восточной Словакии считали, что в дерево, на котором вырезан К., не бьет гром. Чтобы остановить дождь, делали К. из соли (северо-восточная Болгария).

Кресты в доме и на хозяйственных постройках изображали мелом, свечой, чесноком, кровью жертвенного животного, тестом, дегтем.

Нательный К. - неотъемлемый атрибут христианина, который человек получал при совершении таинства крещения и с которым не расставался всю жизнь. Обмен нательными К. составляет часть обрядов кумления или побратимства (рус. крестовое братство). Потеря нательного К. предвещала несчастье или внезапную смерть (Владимир.). Крестом отпугивали демонических существ и зверей, встреча с которыми опасна или сулит несчастье: черта, вампира, русалку, волка, зайца и др. К. широко используется в магии и гаданиях.

Крест и намогильный сруб в единой конструкции. Кладбище в с. Стрельна Терского р-на Мурманской обл. 1975 г. Фото И.Н. Шургина

В погребальной обрядности и верованиях К. фигурирует как символ смерти. Могильные К. (особенно антропоморфные конструкции) выступают как субститут покойника или как вместилище его души. У белорусов самые большие К. ставились на могилах стариков, маленькие — на могилах детей. «Женские» К. отличались толщиной. В Шумадии К. на могиле ребенка одевали в его одежду. В Полесье иногда на К. на женских могилах вывешивали фартуки, а на мужских — рушники.

Придорожные, памятные, поклонные, обетные, обыденные кресты имеют статус местных святынь. Их функции — оберегать посевы от града (у сербов), селения от болезней и засухи (у восточных славян), обозначать места погребения «заложных» покойников (например, на перекрестках дорог или на возвышенностях), места провалившихся храмов и зарытых кладов. На обетных, обыденных К. вывешивали приношения: рушники, платки и т. п. С памятными К. в народных рассказах связаны мотивы: чудесного явления (ср. предания о «явленых» иконах), за которым следует постройка часовни или церкви; наказания за осквернение К. (попытки перенести К. с почитаемого места, поместить в баню, в ригу или уничтожить его караются болезнью). Почитаемые К. могли восприниматься как антропоморфные существа. В Гдовском у. С.-Петербургской губ. рассказывали, как большой К. разъезжал верхом на коне вслед за свадебными поездами. Всем указанным типам К. приписывались целебные свойства: для лечения болезней использовался мох, растущий на К., щепки, осколки К., а также вывешенные на К. приношения (например, страдающие глазными болезнями вытирали глаза рушниками, висящими на обыденном К.) и вода, которой обмывали К.

Лит.: Шляпкин И.А. Древние русские кресты. I. Кресты новгородские до XV в., неподвижные и не церковной службы. СПб., 1906; Толстой Н.И. Антропоморфные надгробия // Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995. С. 206–212.

О.В. Белова

КРЕСТНЫЕ РОДИТЕЛИ — духовные восприемники. У сербов различают четыре вида кумовства: «мокрое», т. е. крестное кумовство, два «сухих»: «венчальное» и «стриженое», т. е. возникающее в процессе обряда пострижин, и одно заключенное «в неволе» из соображений безопасности. Самым важным при этом остается крестное кумовство.

В разных традициях свобода выбора кумов была различна. Так, у сербов и болгар кумовство часто наследовалось по мужской линии, кумом всех детей в семье становится посаженный отец на свадьбе родителей. К. р. выбирали среди родственников или, наоборот, среди соседей, друзей, чтобы расширить круг социальных связей. Но такой расчет имел и негативную сторону: возможности выбора брачного партнера тем самым сужались, т. к. духовное родство было препятствием для брака. Так, например, русская Кормчая книга запрещала браки между духовными родственниками до седьмого колена.

Количественный и половой состав кумов тоже различен. Число кумов зависело от положения семьи: к внебрачному ребенку шла только одна крестная, а к другим детям — по две-шесть крестных (Польша). На Правобережной Украине было также несколько пар К. р. (три-пять), число их иногда доходило до 8-10 (у чехов), 15 (в польском Покутье) и даже 20 пар (у гуцулов). Существуют и определенные ограничения на участие в обряде крещения. Во многих традициях беременная женщина не идет в кумы, иначе у ее крестника будет тяжелая жизнь, или он вскоре умрет, или же умрет его мать (Силезия), не может быть кумой и женщина во время месячных очищений, иначе у ее крестницы будут подолгу длиться регулы и даже у крестника-мальчика будет менструация (Полесье).

К. р. — самые важные участники крещения, на них лежит целый ряд материальных и моральных обязательств. У сербов кум с согласия родителей или без оного дает имя крестнику, которое объявляет позже, на обеде. Повсеместно кум оплачивает крещение, дарит подарки священнику, покупает крестик, кума приносит в подарок крестильную рубашку или ткань. К. р. также дарят подарки на большие праздники, на именины, когда ребенок идет в школу, к первому причастию, на конфирмацию. К. р. иногда подбирают пару своему крестнику (русские), они всегда почетные участники свадьбы, дарят самые дорогие подарки. Крестник устраивает накануне свадьбы угощение для кума (болгары), на свадьбе крестница делает своей крестной и ее мужу самые ценные подарки (Заонежье).

Быть К. р. почитается большой честью. Говорили, что тот, кто на этом свете не крестил детей, на «том свете» будет воспринимать лягушек (болгары, живущие в России). И, наоборот, тот, кто окрестил за свою жизнь сто детей, попадет в рай. На «том свете» крестники защищают от чертей своих восприемников (Харьковщина); крестный тоже будет защищать своего подопечного от чертей (Заонежье). К. р., особенно крестный отец, почитаются больше, чем родные, ср. укр. «куми рiднiши, чим брати», «батьки сужденi, а кум и кума любленi», серб. «сначала Бог, потом кум», «кум почитается на земле, а Бог на небе».

Кумовьев меняют только в том случае, если дети в семье умирают один за другим, когда рождаются только дочери или у самого кума нет детей. Родители приглашают в крестные первого встречного на дороге, на перекрестке или у церкви. Или же ребенка кладут на перекрестке, и первый встречный кидает на него монету, дает ему имя и стрижет, становясь тем самым крестным (южные славяне).

Кумовство создает нерасторжимые связи и между К. р. и крестниками, и между кумами. Сексуальные отношения между ними строго запрещены. Нарушение запрета считается тяжким грехом, который отразится на здоровье крестника. При этом мотив «духовного инцеста», совокупления К. р. постоянно возникает в фольклоре. Так, известны многочисленные предания о возникновении «кумовых» озер на месте, где согрешили кумовья (украинцы), о превращении кумовьев в камни (поляки). Мотив запретной любви постоянно встречается и в песнях, исполняемых у восточных славян на крестинах. Кум в этих текстах превращается в цветущую рожь, а кума — в калину (украинцы).

Лит.: Листова Т.А. Кумовья и кумовство в русской деревне // Советская этнография. 1991. № 2; Сумцов Н.Ф. К истории развития понятий народа о нравственном значении кумовства // Киевская старина. 1889. Т. 10.

Г.И. Кабакова

КРЕЩЕНИЕ, Богоявление — один из больших христианских годовых праздников, который отмечается 6/19.I. У православных празднуется в память о событии крещения Христа в Иордане, у католиков также в память о поклонении трех царей-волхвов новорожденному Христу. Главные содержательные моменты обрядности и верований этого дня связаны с очистительной символикой воды и креста (закрещивания), изгоняющих нечистую силу из земного пространства. Для восточнославянской традиции наиболее значимым является канун К., народные названия и обрядность которого во многом повторяют терминологию и обычаи рождественско-новогоднего комплекса (приготовление обрядовой пищи, праздничный ужин, гадания и приметы о погоде и т. п.). У южных славян восточной части Балкан в комплекс крещенских праздников, помимо кануна К., могли включаться и следующие два дня: день Иоанна Крестителя (7/20.I) и Бабин день (8/21.I), соотносимые друг с другом как «мужской» и «женский» праздники.

К. воспринималось как переломное время и завершение святок, т. е. как переход от «нечистого» святочного времени к новому периоду, когда земное пространство освобождается от вредоносных духов (см. Святки). Полночь накануне К. считалась именно тем моментом, когда происходит смена времени, а в природе совершаются какие-то чудеса: «открываются» небеса, и у человека, увидевшего это, исполняется любое желание; перестает дуть ветер; животные способны говорить; сны оказываются вещими. Чудодейственной, целебной, «святой» становится вода в водоемах. В знак окончания святок хозяева выносили из дома рождественскую солому и сноп, простоявший в углу две недели, выметали накопившийся за это время домашний мусор; обрядовый хлеб, пролежавший с Рождества на божнице, относили скоту и домашней птице. Со дня К. снимались многие запреты на хозяйственные работы и занятия, связанные с прядением и тканьем.

Центральным событием праздника было церковное освящение воды, которое могло происходить как в церкви, так и возле реки или другого источника. У восточных славян принято было заранее делать на реке прорубь и устанавливать ледяной крест; к проруби сходилась вся деревенская община в ожидании момента, когда священник опустит крест в воду. В этот момент мужчины стреляли из ружей, чтобы отогнать нечистую силу. На Украине это называлось «розстрiлювати коляду». В белорусских селах тоже принято было стрелять из ружей в том убеждении, что дьявол после водосвятия выскакивает из воды и надо выстрелами отогнать его от села. У южных славян популярным был обычай, по которому группа парней прыгала в воду сразу же после ее освящения, чтобы достать крест и оказаться первым в этом деле.

У восточных и южных славян было принято купаться в водоемах после освящения воды. Такое купание было почти обязательным для участников святочного ряжения и колядования («чтобы смыть с себя скверну бесовских масок» или смыть «личину беса»); этим же способом пытались избавиться от болезней и порчи.

Принесенной в дом богоявленской водой хозяева кропили жилье, домочадцев, двор и хозяйственные постройки, скот, ульи, огороды, поля, лили ее в колодец, добавляли в корм скоту, в бочки с вином и т. п. У сербов Хомолья беременные женщины пили эту воду при трудных родах, веря, что смогут «открыться» (т. е. успешно разродиться) так же, как небеса открывались в день К. Весной «святую» воду в сосудах развешивали на фруктовых деревьях, чтобы те не померзли; ею поливали озимое поле против градобития и т. п.

Почти повсеместно у восточных и западных славян (а также у словенцев) соблюдался обычай рисовать кресты (у католиков — также и начальные буквы имен «трех королей»). Это делали мелом либо чесноком, углем, иногда и тестом на дверях, окнах, воротах и заборах, чтобы оградить жилье от бесов, змей и всякой нечисти.

Преимущественно в южнославянской и западнославянской традициях известны ритуалы крещенских обходов по домам ряженых. У славян-католиков популярными были обходы трех ряженых «королей» («Каспера», «Мелихера» и «Бальтазара»), которые, войдя в дом, кропили домочадцев «святой» водой и надписывали на дверях и окнах кресты. В Болгарии с очистительной целью совершался обряд совойница: девушки, наряженные «женихом» и «невестой», ходили по домам с водой и веткой базилика, окропляя в каждом дворе все постройки и домочадцев.

Как и к другим святочным праздникам (Рождество, Новый год), к К. были приурочены многочисленные гадания (о замужестве, здоровье, приплоде скота и т. п.) и приметы о погоде и урожае в наступившем году. У восточных славян считалось, что теплая погода на К. или мокрый снег предвещали хороший урожай злаков, а метель и ветер — к урожаю грибов и ягод. Сербы и болгары судили по направлению ветра, каким будет лето (дождливым, засушливым, «здоровым», удачным и т. п.).

Л.Н. Виноградова

КРОВЬ — в народных представлениях средоточие и символ жизни, субстанция жизненной силы, обиталище души. К. имеет многообразные ритуально-магические функции, прежде всего продуцирующие; составляет основу важнейших социальных институтов и концептов (кровное родство, кровная месть, кровавая жертва). Символическими заместителями К. (главным образом по признаку цвета) выступают вино, красные нитки и полотно, калина и др.

К. соотносится с понятием рода и родства (ср. рус. кровное родство). В традиционной культуре кровное родство имеет сакральный статус, кровосмешение признается тяжким грехом (см. Инцест). По строгости запретов и предписаний (главным образом касающихся брака) к кровному родству приравниваются многие виды ритуального родства (кумовство, молочное родство) и прежде всего побратимство у южных славян, при заключении которого «пили» или «слизывали» кровь друг друга. С идеей родства связана символика К. в сновидениях: выпадение зуба с К. предвещает смерть ближних («кровных») родственников.

Кровная месть — древнейший социальный институт, дольше всего сохраняющийся у южных славян. По народным представлениям, душа убитого не обретет покоя, пока он не будет отомщен родственниками: К. убитого может «кипеть» и этим выражать желание мести (Сербия); пролитая К. ходит тенью за убийцей и зовет к отмщению (Болгария). С принятием христианства закон кровной мести был существенно ограничен и заменен другими видами наказания.

По украинскому поверью, в К. находится душа человека. В сказках оставленная дома частица К. героя чернеет, когда он погибает; братья узнают судьбу друг друга, втыкая ножи в дерево: если брат жив — из ствола течет К., если умер — вода (рус., словац.). Ср. общеславянские фольклорные мотивы о крови растений и произрастании деревьев и цветов из К. убитых людей. Кровотечение расценивается как потеря жизненной силы и требует немедленной остановки. В заговорах это реализуется в мотивах зашивания, замыкания, запекания К., уподобления К. камню. Для прекращения кровотечения из носа навешивали на шею замок или замкнутые железные путы (рус., бел.), брали в каждую руку по ключу (рус.), старались, чтобы несколько капель К. упали через обручальное кольцо (рус.).

Повсеместно у славян распространен запрет употреблять К. в пищу. Исключение составляет ритуальное питье «первой крови», например при забое скота. К. некоторых животных — лягушки (пол.), угря (чеш.) — считалась ядовитой.

Появление К. на продуктах или растениях — признак наведения порчи или нарушения какого-либо запрета. Появление у коров кровавого молока объясняется действиями ведьм (укр., бел.); тем, что под коровой пробежала ласка, пролетела ласточка (полес.); что корова наступила на лягушку или место, где лежала змея (с. — рус.). Корова будет доиться кровью, если убить змею, живущую в хлеву (пол.), разорить гнездо ласточки (укр. закарпат., пол.) или аиста (пол.). Если женщина нарушала запрет прясть в пятницу, то в хлебе, выпеченном ею в этот день, появляется К. (закарпат.). К. на хлебе, овощах, растениях появляется в результате нарушения запрета что-либо резать в день Ивана Головосека (в. — слав., ю. — слав.).

К. жертвенных животных использовалась в обрядах для увеличения плодородия земли и скота, наделения людей здоровьем, защиты от несчастий и сглаза, для вызывания дождя. Ее выливали на порог дома или хлева, закапывали под плодовым деревом, в огороде, у очага, ею обмазывали ворота, обрызгивали хозяйственные постройки, лица людей и т. п. Эта К. использовалась в гаданиях. У болгар в Софийском округе было принято собирать К. всех жертвенных ягнят в один сосуд в течение лета: если К. в сосуде начинала бурлить, это означало приближение градовой тучи.

Магические действия с К. животных и человека имели продуцирующий и апотропеический характер. В Болгарии для выздоровления заболевшего члена семьи в заговенье рождественского поста на гумне закалывали барана, петуха или курицу, К. собирали в ямку и обрызгивали ею стены дома. Чтобы в семье не умирали дети, у входа в дом выставляли палку, смазанную кровью ежа (серб.). Охотники смачивали кровью убитого медведя или ворона ружье, чтобы оно било без промаха (рус.); чтобы уберечь ружье от сглаза, внутренность ствола протирали теплой К. убитого животного (бел.). В день, когда «домовой бесится» (28.I), колдун выметал все углы в доме и во дворе веником, смоченным в К. черного петуха, изгоняя злого домового (рус.).

К. мифологических персонажей отличается от человеческой: у лешего она синяя (с. — рус.), у черта — черная (з. — укр.), хотя может быть и красной (см. Цвет). К. черта тягучая, похожая на деготь (укр.) или смолу (карпат.); ее используют при ворожбе, чтобы у коров нельзя было отнять молоко (з. — укр.), частицами от «крови черта» подкуривают ребенка от испуга (карпат.). Из К. черта происходят оводы (бел.), из К. змеи — клопы (босн., герцеговин.). Демонологические персонажи (вампир, змора, вештица, ведьма) пьют К. человека, чтобы отнять у него здоровье, укоротить жизнь или убить его, восполнив таким образом собственный запас жизненной силы. См. Месячные.

О.В. Белова

КРОТ — хтоническое животное, занимающее пограничное положение между зверями и гадами, близкое к ласке и мыши. Хтоническая символика К. проявляется в мотивах слепоты и неприятия солнечного света, в приметах, предвещающих смерть, в символическом соотнесении кротовины (кучки вырытой земли) с могилой и др.

К. иногда описывают как мышь в земле (у украинцев), с мышью его объединяют и некоторые названия (бел. поўх). Ряд названий К. связан с собакой: у украинцев — «щенюк», у сербов — «земляная собака», у болгар и македонцев — «слепая собака». Слепота К. отражена и в его русских названиях: слепец, слепух и т. п. По русскому поверью, Бог ослепил К. за то, что он копал землю на Благовещение. Согласно легендам, Бог обещал дать К. глаза, когда он выроет столько бугров, сколько звезд на небе (у русских); Бог услал К. в нору в наказание за то, что тот первым из всех тварей стал портить райские насаждения, и определил, что глаза его будут уменьшаться, так что к моменту светопреставления кроты станут совершенно без глаз (у белорусов). К. избегает солнечного света и, по представлениям болгар, вылезает из норы лишь раз в неделю: в субботу до восхода солнца.

В болгарской легенде отец проклял сыновей за ссору из-за земли, которой отец наделил поровну каждого. Сыновья превратились в К., и теперь у каждого из К. по 40 кротовин, а им все тесно. Ср. болгарское поверье, что каждый К. выкапывает по 40 кротовин. Согласно сербско-хорватской легенде, крестьянин, желая хитростью присвоить себе чужое поле, закопал на нем своего сына и в присутствии судьи обратился к земле, чтобы она сама сказала, чья она. «Твоя, твоя», — послышался из земли голос сына. Когда отец принялся откапывать сына, оказалось, что он ушел глубоко в землю, превратившись в К. Мотив превращения в К. присутствует в македонских, болгарских, западноукраинских вариантах этой легенды. Доказательство человеческого происхождения К. видят в сходстве передних лап К. с рукой человека.

Как и другие хтонические животные, главным образом гады, К. фигурирует в обрядах вызывания дождя. В Белоруссии считают, что если повесить на кол живого крота головой вниз, то пойдет дождь.

Функция домашнего покровителя, свойственная хтоническим животным, у К. проявляется прежде всего по отношению к скоту. Живого или убитого К. вешают в конюшне, чтобы у коней была лучше шерсть (у белорусов), чтобы они были сильными, тучными и лучше плодились (у поляков). Поляки верят, что и коровы тучнеют, если под хлевом гнездятся К. В Малопольше накануне дня св. Войцеха (23.IV) впускают К. в хлев, чтобы скот хорошо велся в течение года. Словенцы, выгоняя на Юрьев день коров на пастбище, бросают им вслед землю из кротовин со словами: «Будьте тучными, как кроты!»

Магические способы изгнания и изведения К. и обереги от них ставят К. в один ряд с мышами и другими вредителями полей и огородов. Болгары втыкают в норку К. веретено и шерсть, чтобы он занялся прядением и не рыл в огороде. Против К. сербы сеют в огороде бобы, болгары устрашают их стрельбой, лужичане и болгары закапывают в огороде К. пальцами вверх, русские кладут на кротовину конский череп. В Страстной четверг хозяин объезжает на кочерге вокруг огорода, приговаривая: «Крот, крот, не ходи в мой огород, в день Чистого четверга тебе в… кочерга». Часто используют освященные предметы (у болгар, мораван, украинцев), бросают в огород череп рождественского поросенка или втыкают в кротовины свиные кости (у болгар, сербов). В качестве оберега от К. соблюдают запреты: не прядут от Рождества до Крещения (у украинцев) и в день Обращения в веру св. Павла (у поляков), не едят хлеба в саду (у болгар), не трогают одежду в сундуках (у украинцев), не кладут на стол шапку (у чехов, поляков), не спят с женой в воскресенье (у поляков).

К. и вырытая им земля обладают усмирительными, нейтрализующими свойствами. Кротовину бросают через рой пчел, чтобы он сел на землю, через горящий дом, чтобы усмирить пожар; перед первым выгоном скота посыпают рога животных землей из кротовины, чтобы скотина не была бодлива; девушка дает съесть парню вареное сердце К., чтобы он полюбил ее (у поляков). Усмиряющие свойства К. находят применение в народной медицине: с помощью К. заговаривают раны и опухоли, лечат нарывы, унимают желудочную боль.

Лит.: Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 261–272.

А.В. Гура

КРУГ — один из наиболее значимых мифопоэтических символов, отражающий представления о циклическом времени («круг жизни», «годовой круг») и основных формах структурирования пространства (деление на «свое» и «чужое», где К. выступает как граница замкнутого, охраняемого пространства). См. Свой-Чужой, Граница.

Сохранились свидетельства о том, что при закладке села предварительно опахивали место будущего поселения, отделяя таким образом «свое» пространство от «чужого» (укр.). По украинской легенде, первое жилище также имело круглую форму: Бог построил шалаш вокруг шеста.

Идея К. реализуется в целом ряде обрядовых действий при помощи круговых движений и предметов, имеющих форму К. Это обходы (дома, хозяйственных построек, села, полей) на Рождество, Чистый четверг, Пасху, Юрьев день, перед началом сева или в экстремальных ситуациях (засуха, эпидемия и т. п.), опахивание селения, оползание или опоясывание храма, обвязывание предметов и частей человеческого тела, пролезание или пронимание через круглые отверстия. Ритуальное доение овец на Юрьев день производится через кольцо, браслет, калач с отверстием посередине, камень с круглым отверстием (ю. — слав.). Перед первой дойкой овцы должны пройти через венок (серб.). На Рождество кур кормили в обруче, в очерченном или сделанном из соломы, веревки, вожжей К., чтобы они не разбегались и неслись у себя во дворе, чтобы уберечь их от хищных птиц (в. — слав., серб.); в Словении практиковалось ритуальное кормление домашней птицы и свиней «в кругу» на масленицу и в Страстную пятницу.

Движению по К. придается магическая сила: после свадьбы свекровь и молодая, войдя в дом, трижды обходят вокруг очага (макед.); роженицу обводят вокруг стола для облегчения мучений (в. — слав., з. — слав.); после родов женщину с ребенком на руках трижды обводили вокруг стола — этот обряд предшествовал церковному обряду очищения (Моравия и горные районы Словакии); если хочешь что-то забыть, нужно обнаженным три раза обежать вокруг дома (Закарпатье). Для защиты от ведьм, отнимающих у коров молоко, гуцулы катали деревянный обруч, обвязанный сеном. Круговое движение является важной составляющей народных медицинских практик. Например, больного обводят вокруг дерева (ю. — слав., в. — слав.), знахари обводят больное место рукой (о. — слав.), во время приступа лихорадки больной бегает вокруг церкви, могильных или придорожных крестов (бел.). По кругу исполняются обрядовые танцы (хоровод, хоро, коло), при этом значимым является направление круговых движений (справа налево — «по солнцу» и слева направо — «против солнца»; ср. направление движения крестного хода соответственно в католической и православной традиции). Сербский хороводный танец «коло» обычно движется слева направо; поминальный «танец для мертвых» исполняется в обратном направлении.

В то же время круговое движение характерно для нечистой силы (человека «закручивает» вихрь, водит по кругу леший, круги остаются на месте танцев вил и самодив: «вилино коло» и т. п.). Пересечение границы такого К. опасно для человека, грозит ему болезнью или смертью.

Если в канун Рождества человек, раздевшись догола, трижды обежит вокруг своего дома, а потом заглянет в окно, он увидит судьбу каждого из домочадцев в будущем году (Закарпатье). У сербов целый комплекс действий, связанных с К., совершался, если в семье умирали дети. Через кольцо, сделанное из цепи, сливали освященную воду и купали в ней ребенка; делали К. из соломы, на которой родился ребенок, и поджигали ее. Очерчивание магического К. на земле железным предметом (ножом, косой, топором), мелом, углем, красной краской, осыпание освященным маком, круговое окуривание, сопровождаемые произнесением заговоров, защищают человека от нечистой силы, ходячих покойников, ведьм. К. служит защитой от демонов при ночлеге в лесу, в поле и т. п. — вне «своего», культурно освоенного пространства. Гадающий становится в центр К., обеспечивая свою безопасность при контакте с потусторонними силами (ср. русский приговор во время девичьих гаданий на святки: «Бог (ангел) — в кругу, бес — по-за кругу»). К. мог использоваться и во вредоносной магии: если сквозь К., сделанный из недогоревших погребальных свечей, посмотреть на женщину, она станет бесплодной (серб.).

В народном орнаменте К. связан с солярной и женской символикой. Апотропейное значение придается изображению концентрических кругов, креста в круге.

О.В. Белова

КРЫША — верхняя часть жилища, ограничивающая «свое», освоенное, внутреннее пространство от «чужого», природного, внешнего. В символическом плане К. разделяет верх (небо) и низ (мир людей).

На К. «отсылают» вышедшие из употребления ритуальные предметы: пасхальные вербовые прутья (морав.); свадебные реквизиты (знамя, деревце, покрывало невесты, лопату, которой сажали каравай в печь): мусор, подметенный в доме в субботу перед Пасхой (чеш.); венок, через который кумились в Фомино воскресенье (Воеводина), и др.

Чтобы уберечь дом от молнии, грома, бури, пожара, на К. или под К. помещали освященные предметы, например кости пасхального поросенка, майскую или троицкую зелень, а также солому из постели умершего (словац.), рождественскую солому (болг.), топор, положенный острием кверху (серб.), и др.

Для защиты от нечистой силы в канун Иванова дня на К. клали листья лопуха (пол.), венки из «ивановских цветов» (серб.), освященные травы, серп, косу (полес.).

На К. выставляли обрядовые предметы как знаки, оповещающие о важных событиях в жизни семьи: свадебное деревце (в. — слав.), свадебное знамя (серб., макед., болг.), венок невесты (словац.), свадебное соломенное чучело «дед» (пол.). В случае «нечестности» невесты выставляли на К. ее дома разъезженное колесо (рус.); залезали на К. и сообщали всему селу, что невеста оказалась недевственной (болг.). У мораван майское деревце, поставленное парнем на К. дома своей возлюбленной, означало брачное предложение. Под К. повитуха прятала послед новорожденного (рус. тамбов.), туда же клали послед отелившейся коровы (рус. перм.). Повсеместно при завершении строительства нового дома на К. укрепляли деревце или ветку (восточные и западные славяне), крест из плодового дерева (болг.). Карпатские русины, построив дом, на целый год оставляли незаделанным небольшое отверстие в крыше, чтобы через нее вылетали из дома все несчастья.

Через К. как верхнюю границу дома, по верованиям славян, выходит из дома душа умирающего, поэтому в случае длительной агонии приподнимали или снимали конек К. (см. также Чердак).

Крыша дома в с. Осовая Малоритского р-на Брестской обл. 1977 г.

Фото О.А. Терновской, А.Ф. Журавлева

Через К. происходило общение с «иным миром», с мифологическими персонажами и духами. В день св. Андрея оставляли на К. вареную кукурузу «для медведя» (серб.), во вторник первой недели Великого поста — кусок обрядового хлеба, помазанного медом, — для облаков, чтобы летом они давали дожди (болг.). Во время эпидемии чумы старые женщины поднимались на К. крайнего дома в селе и за одну ночь пряли и ткали полотно «для Чумы» (болг.). В сербском юрьевском обряде с К. произносили магическое заклинание летних дождей. В Сочельник, стоя на К., приглашали градовую тучу на обед (Косово), приглашая тучу на обед, оставляли на всю ночь на К. цедилку, которая приобретала способность отгонять градовые тучи (макед.); выносили на К. чашку с киселем для угощения Мороза, прося взамен не губить посевы овса (рус.).

Перебрасывание предметов через К. зачастую имело значение оберега. В Словакии пасхальное яйцо перебрасывали для защиты от молнии, в Белоруссии то же делали после окончания строительства: чтобы ветер не срывал К. (витеб.). В Сочельник сербы перебрасывали через К. огарок бадняка, чтобы защитить дом от злых сил.

Иногда это действие имело функцию гадания. Если переброшенное через К. в Фомино воскресенье яйцо разобьется, то считали, что в доме кто-нибудь умрет в течение года (бел.). На святки девушки перебрасывали через К. свою обувь, считая, что перелетевший башмак пророчит замужество (в. — слав.), и др.

В ритуалах бесчинств у восточных и западных славян на К. затаскивали украденные у соседей калитки, возы, плуги, бороны и другой хозяйственный инвентарь и домашнюю утварь.

М.М. Валенцова

КУЗНЕЦ, коваль — в славянской мифологии культурный герой. В легендах о пахоте на чудовищном змее (см. в ст. Пахарь) К. (в украинских преданиях — Божий Коваль) выковывает первый плуг и запрягает в него змея, который пропахивает гигантские борозды — Змиевы валы (древние укрепления в Среднем Поднепровье). Вероятно, с мифом о герое-кузнеце и пахаре связан образ легендарного основателя Киева — Кия: его имя восходит к обозначению палицы — кузнечного молота. В распространенном у восточных и западных славян сказочном сюжете змееборец скрывается от преследующего его змея (змеихи) в кузнице, где К. убивает чудовище молотом или перековывает его в чудесного коня.

В древнерусской «Повести временных лет» (начало XII в.) с греческим богом-кузнецом Гефестом (Феостом) был отождествлен славянский Сварог: Гефест изображен в русской летописи (в соответствии с византийской традицией) земным царем, при котором с неба упали кузнечные клещи и стали ковать оружие. Гефест-Сварог ввел обычай единобрачия (моногамии). Это деяние К. - культурного героя получило отражение в народной традиции, в том числе в восточно-славянском фольклоре: в свадебных песнях К. кует свадьбу; во время святочных гаданий так называемые подблюдные песни о К. предвещали богатство и свадьбу — К. кует свадебный венец, обручальный перстень и т. п. Эротическую символику имеют и свадебные игры в К.: парни, ряженные кузнецами, «подковывали девок»: задирали им ноги клещами, били молотком по приставленной к ступне палочке и т. п. (ср. народный эвфемизм — «подковать девку», т. е. вступить во внебрачную связь, рус., пол.). Характерный фольклорный мотив состязания черта с К. - перековывание старого в молодого и т. п. В южнославянской традиции К. выковывает амулеты, способствующие деторождению.

Кузнечное ремесло в народной традиции считалось высшим умением, искусством, связанным со сверхъестественным знанием, колдовством (вплоть до способности к оборотничеству), в том числе общением с нечистой силой, чертями и т. п.: ср. родственные слова типа русского «козни» и другие обозначения чародейства, колдовства. К. может перековывать голос — из грубого сделать тонкий и т. п. Сверхъестественными способностями и знаниями наделялись и представители других профессий — гончар, плотник, мельник и др.

В восточнославянской традиции святыми покровителями кузнечного искусства считались Кузьма и Демьян (на основании сходства имени «Кузьма» со словом «кузнец»): иногда они сливались в народном сознании в единый образ Кузьмы-Демьяна, Божьего Коваля. В белорусских заговорах золотая кузня Кузьмы-Демьяна стоит прямо на камне Алатыре. В менее распространенном русском поверье кузнецом считается Илья-пророк, который кует громовые стрелы. Ими он преследует чертей, потому черти не любят кузнецов, а молния не ударяет в кузницу.

В.Я. Петрухин

КУЗЬМА и ДЕМЬЯН (Косьма и Дамиан) — христианские святые (дни памяти — 1/14.VII, 17/30.X, 1/14.XI), покровители ремесел, брака, домашней птицы; почитаются также как врачи-бессребреники. Согласно житийной литературе, К. и Д. - родные братья и бескорыстные целители, «просвещают разум к учению грамоте». Одно из первых упоминаний братьев-святых на Руси относится к последней четверти XI в. (новгородские берестяные грамоты).

В восточнославянских заговорах К. и Д. (иногда воспринимаемые как один персонаж) излечивают от зубной боли, кровотечения, грыжи и т. д., защищают людей и скот от колдунов, порчи, сглаза.

Более распространено в народной традиции представление о К. и Д. как о «божьих кузнецах»-змееборцах. В белорусской сказке «Иван Попялов» К. и Д. защемляют язык змеихи раскаленными щипцами и убивают ее. По украинскому поверью, кузнец Кузьма-Демьян сковал людям первый плуг, ухватил клещами за язык змея, истреблявшего людей, запряг змея в плуг и заставил пропахать землю от моря до моря. В некоторых губерниях России считали молот постоянным атрибутом К. и Д. Кузнецы считали К. и Д. своими покровителями, не работали в день памяти святых и к 1.XI выполняли какие-либо «обетные» работы, а вырученные деньги раздавали нищим или покупали на них свечи к иконам К. и Д. В русской традиции этим святым отводили важную роль в заключении брачных союзов. Ср. мотивы свадебных песен с просьбой «сковать свадебку крепку, вековечную, нераздельную», «случить молодых» и свадебные приговоры типа «Кузьма-Демьян, скуй нам свадьбу до белой головы, до седой бороды».

К. и Д. почитались женщинами как покровители семейного очага и супружеского счастья. В день К. и Д. (1.XI) девушки устраивали ссыпки, ссыпчину, братчину (коллективную трапезу из собранных в складчину продуктов), на которые приглашали парней, а в летние Кузьминки (1.VII) замужние женщины собирали братчину. К святым К. и Д. обращались, прося помощи в рукоделии (с 1.XI традиционно начинали прясть зимнюю пряжу). Основным угощением на кузьминских вечеринках были блюда из курятины.

Святых К. и Д. называли еще куриными богами, курятниками, а день их памяти 1.XI — курячьими именинами, кочетятником: в курятниках служили молебны, священник кропил святой водой домашнюю птицу. В этот день резали кур (ср. рус. «Кузьма-Демьян — куриная смерть»), «чтобы птица водилась»; в Курской губ. трапезу в этот день начинали молитвой: «Кузьма-Демьян сребреница! Зароди, Господи, чтобы писклятки водились». За обедом не разрешали ломать куриных костей, чтобы цыплята не родились уродливыми.

Лит.: Гiппiус В. Коваль Кузьма-Дем’ян у фольклорi // Етнографiчний вiсник. Киïв, 1929. Кн. 8. С. 11–51; Макашина Т.С. Святые Косма и Дамиан в русском фольклоре // Живая старина. 1994. № 3. С. 18–21.

О.В. Белова

КУКЕРЫ — ряженые на масленицу в восточной Фракии и отдельных регионах восточной и юго-восточной Болгарии.

Обряд исполняется исключительно мужчинами, преимущественно холостыми, в течение масленичной недели и в следующий за ней понедельник. В дружине К. строго распределены роли. Предводителем выступает «кукер» или «хаджия», другие участники шествия — «баба» или «кукерица» («невеста»), «царь», два или четыре «сборщика налогов», «парикмахер» и др. В наряде К. преобладает одежда из шкур, вывернутая мехом наружу. Их маски причудливо украшены разноцветными монистами, зеркальцами, перьями. Все участники увешаны различной величины колокольчиками, а в руках несут деревянные сабли. «Баба» одета в старые лохмотья, в руках у нее — корзинка с прялкой и пряжей, «ребенок» из дерева и тряпок. Во многих селах «баба» при обходе домов имитирует роды (выпускает котенка) или же выкрадывает настоящего ребенка. «Сборщики подати» несут цепь, которой ловят окружающих, собирая «невыплаченные» долги. «Парикмахер» «бреет» деревянной саблей зазевавшихся прохожих.

Кукеры (с. Павел Баня, Казанлыкский округ, Болгария)

Помимо традиционных действий колядующих (пожелание благополучия и сбор подарков) К. представляют комические сценки, их обходы сопровождаются шумом и буйными танцами, во время которых участники звенят колокольчиками и бубенцами, размахивают деревянными фаллосами, прогоняя «зло» и нечистую силу; преследуют бездетных женщин, чтобы «оплодотворить» их. Кульминация игр К. - обрядовое «запахивание и засевание», а главный его персонаж — «царь». Для него на сельской площади устраивается трапеза, во время которой он провозглашает тосты за здоровье, урожай и плодовитость всего живого. Затем он начинает погонять К., запряженных вместо коней в плуг. На сельской площади «царь» распахивает три борозды и засевает их. После этого К. символически убивают «царя» своими саблями, а тот через некоторое время «воскресает».

А.А. Плотникова

КУКИШ — оскорбительный жест, наделяемый эротической символикой и используемый в качестве оберега от нечистой силы и сглаза.

У русских при встрече с людьми, пользующимися дурной славой, показывали им К. через левое плечо или между ногами. Демонстрировали также К. при встрече с колдуном, чтобы парализовать его силу, а также вошедшему в дом — чтобы он не «перебил» работу. Белорусы показывали К. при встрече с волком («як складзена дуля, так штоб твае склалiся зубы»). Хорваты трижды закрещивали кукишем, предварительно на него плюнув, мору, которая мучила ребенка.

В Харьковской губ. считалось, что если под воскресенье пойти к жилищу ведьмы, стать спиной к глухой стене, повернуть назад голову, подуть, плюнуть три раза и «дать туда дулю», то она обязательно придет утром и скажет: «На што ты мини дулю давав?» По украинским поверьям, чтобы узнать ведьму, следовало пройти мимо собравшихся во время праздника женщин, надев картуз козырьком назад (см. Переворачивание) и сложив два К. Одну руку с К. засунуть в карман, а другую за пазуху. Если среди женщин есть ведьма, то она непременно выдаст себя тем, что начнет ругаться.

В народной медицине К. использовался как магическое средство при лечении некоторых болезней, в частности «ячменя» на веке. В России подносили к больному глазу К. со словами: «Глазной кукиш, на тебе шиш» или «Ячмень, ячмень, на тебе кукиш, что хочешь, то и купишь: купи топорок, руби себя поперек».

Лит.: Байбурин А.К., Топорков А.Л. У истоков этикета: Этнографические очерки. Л., 1990.

А.Л. Топорков

КУКУШКА — одна из наиболее мифологизированных птиц. В народной традиции наделена женской символикой. По поверьям, у К. нет пары: муж ее утонул или она сама убила его, сжила со света или спрятала под мост. По одной легенде, «кукуш» покинул К. еще во время всемирного потопа. Поэтому, согласно поверьям, К. спаривается с удодом, самцом вороны, ястребом, соловьем или даже петухом. В южнорусском весеннем обряде крещения и похорон «кукушки» участвовали в основном девушки. Фигурку «кукушки», изготовленную из растений, одевали в сарафан, повязывали платком, чаще черным, потому что считали К. вдовой.

В куковании К. слышится безутешный плач, горестное причитание или жалобный зов. О человеке, который оплакивает покойного родственника, болгары говорят: «Кукует как кукушка». В Черногории на могильных крестах изображали столько К., сколько родственников и особенно сестер скорбело по умершему. Согласно легендам, кукушкой стала женщина или девушка, которая тосковала по погибшему или загубленному мужу или возлюбленному и тщетно звала его либо неустанно оплакивала смерть сына, брата или отца, жаловалась на разлуку с ним или вымаливала у него прощение. В К. превратилась сестра в наказание за потерю или кражу у брата ключей. С тех пор К. зовет брата: «Я-куш, бра-туш, прос-нись, клю-чи наш-лись!» или «Мак-сим, вер-нись, клю-чи наш-лись!». В одной из легенд К. становится девка, наказанная Христом за ложь: она, защищая св. Петра, укравшего коней, кричала: «Ку-пил!»

В виде К. представляли душу умершего. В похоронных причитаниях к покойнику обращались со словами: «Прилетай же ко мне кукушечкой, прокукуй мне свою волюшку». В облике К. душа как бы слетает на землю побеседовать с родными. Часто в К. видели вестницу с «того света». В районах, пограничных с Белоруссией, существует обычай голосить с К.: женщины, потерявшие близких или находящиеся в разлуке с ними, уходят в лес и там, услышав К., общаются наедине с ней, причитая и выплакивая ей свою боль. К. выступает здесь в роли посредника между этим и «тем светом»: у нее выспрашивают новости с «того света» о своих близких, через нее передают им наказы и просьбы.

Крик К. часто расценивался как зловещее предзнаменование. Говорили: «Кукушка кукует, горе вещует», поэтому, заслышав ее, старались отвести беду заклинанием: «Хорошо кукуешь, да на свою б голову!» Кукование вблизи жилья считали предвестьем неурожая, а на крыше дома — смерти, болезней или пожара. Говорили, что, если в первый раз весной услышишь К., кукующую тебе в глаза, будешь плакать, а если в спину — умрешь. К. предвещает смерть, несчастье или дороговизну, когда кукует на заходе солнца. Широко известно гадание по кукованию о сроке наступления смерти. Для этого к К. обращались с вопросом: «Кукушка сера, загадывай смело, сколько лет жить и когда помереть». Чтобы К. подольше куковала и не улетела с ветки, старались подкрасться к дереву и перевязать его поясом. Девушки по кукованию К. гадали о том, сколько лет им осталось до выхода замуж. Предвестьем свадьбы служил иногда и голос К. возле жилья: «Ноне кокушка у нас на дому куковала — не пришлось бы Натаху замуж отдавать».

К Петрову дню К. обычно прекращает куковать. В это время созревает ячмень. К. клюет его, давится ячменным колосом или зерном и теряет голос — хрипнет или захлебывается. Говорят: «Потеряла кукушка голос на ячменный колос». На Украине умолкание К. объясняют тем, что на Петров день она давится сыром, вареником или сырной лепешкой, т. к. к этому дню заканчивается Петровский пост и люди разговляются сыром. В некоторых местах в Петров день специально варили вареники, чтобы «удавить» К. После этого дня К. летает молча и прячется в капусте или в крапиве от птиц, которые бьют ее за то, что она подкидывает свои яйца в их гнезда. По другим поверьям, она обращается в ястреба, с которым имеет внешнее сходство, и нападает на кур (см. Коршун). Поэтому о К. говорят: «До Петра поет, а после Петра кур дерет».

Как и другие птицы, К. на зиму улетает в ирий. Она улетает туда первой и последней возвращается весной, т. к. ее считают ключницей, хранительницей ключей от ирия. По другим поверьям, К. осенью никуда не улетает, а зимует, подобно ласточкам, под водой или прячется в землю. С прилетом К. и первым кукованием связан ряд примет и магических действий. Ранний прилет и кукование К., когда лес еще не оделся листвой, предвещает неурожай, голод и мор, а ворам неудачу, потому что в лесу укрыться им будет негде. Плохое предвестье — кукование ее на Благовещение. В одних местах день первого кукования считают неблагоприятным для посадки растений, в других к началу кукования приурочивают сев льна. Нельзя купаться, пока не закукует К. Услышав первую К., берут из-под правой ноги горсть земли и кладут ее под постель, чтобы не было блох. При первом куковании К. нужно быть веселым, иметь в кармане деньги и позвенеть монетами — тогда весь год будешь весел, счастлив и богат. Если же К. «окукует» тебя натощак, это не к добру.

Лит.: Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 682–709.

А.В. Гура

КУПАНИЕ — действие, имеющее в славянской обрядности прежде всего очистительное значение. Поскольку одним из основных источников здоровья считается вода, то разного рода омовения, купания, обливания, окропления и прочие процедуры занимают огромное место в обрядности календарных и семейных праздников. Чаще всего эти действия в разных славянских традициях совершались на Страстной неделе, что связано с христианским значением Страстного («Чистого») четверга как «дня очищения» (из лат. dies viridium). У восточных славян основные оздоровительные действия с водой совершались в Чистый четверг, в католических же традициях — главным образом в Страстную пятницу.

Поскольку у восточных и западных славян в это время было еще достаточно холодно, то собственно К. в источниках встречаются крайне редко (лишь изредка упоминается о коротком К. в проруби, точнее — о погружении в нее). В Белоруссии люди мылись в бане, положив в лохань с водой серебро, чтобы тем самым усилить очистительный эффект омовения. В южнорусских областях считалось необходимым помыться во дворе очень рано, до самого восхода солнца, пока ворон не искупал своих воронят. Русские обливались водой под куриным насестом, чтобы весь год быть здоровыми. На западе славянского мира преобладает традиция омовений в проточной воде, ибо именно этой воде приписываются оздоравливающие свойства. Словаки при этом говорили: «Водичка чистая, крестная матушка! Омываешь ты берега и коренья, омой и меня, бедное и грешное создание!» Поляки Великопольши мылись у источников сами и приносили воду домашним, тем, кто не мог пойти к источнику. Так же поступали и словенцы, приносившие домой воду из источников, сильно бьющих из-под земли. Популярны были и массовые обливания, практиковавшиеся на западе славянского мира обычно в первые пасхальные дни. Так, польские парни в пасхальный понедельник волокли к колодцам девушек и обливали там водой, говоря: «Чтобы ты всегда была свежей и здоровой».

В восточнобалканских традициях аналогичные процедуры чаще совершались в канун Юрьева дня: это и обрызгивание спящих домочадцев свежей водой, и К. детей в «цветочной» или «виноградной» воде, куда предварительно были положены веточки лозы, вербы или кизила, и омывание водой у источников в ночное время.

Очистительный смысл особенно заметен в ритуализованных К. Например, болгары купались в зимний Иванов день (7.I), входящий в ряд очистительных праздников (Крещение, 6.I, и Бабин день, отмечаемый 8.I). В Болгарии и Македонии холостяки, друзья, кумовья и другие участники прошедшей свадьбы купали в источнике новобрачных (главным образом молодых мужей), чаще всего прямо в одежде, символически смывая с них «нечистоту» и грехи.

Обычные, необрядовые, К. были строго регламентированы в славянском календаре. В каждой местной традиции существовала фиксированная дата, ранее которой запрещалось купаться. Во многих традициях это был Иван Купала: до его наступления вода была еще не окрещена, в ней обитали ведьма или водяной, и они могли утопить человека. Говорили, что Иоанн Креститель крестит воду, после чего в ней можно плавать. Запрет купаться до Петрова дня объясняли ссылкой на Евангелие, где описывается, как апостол Петр пытается ходить по воде и тонет (Мф. 14:28–31). У западных славян, на Русском Севере и в других местах рассказывали о том, что в один из летних или весенних праздников святой или Господь опускают в воду горячий камень, отчего вода начинает согреваться и после этого можно купаться.

Окончание сезона К. приходилось обычно на праздники конца лета и начала осени, причем первым в их ряду был Ильин день (а также Преображение, день св. Варфоломея и др.). С этих дней запрещали купаться, иначе можно было утонуть, заболеть, замерзнуть и т. п.; ср. рус.: «До Ильи мужик купается, а с Ильи с водой прощается», укр. «Илле — то очи залле». Считалось, что после Ильина дня вода становится холодной и непригодной для купания. Это объясняли тем, что Илья бросает в воду лед («Илья кинул ледьня»), что олень ступает в воду или обмакивает в ней свои копыта, конь Ильи-пророка роняет подкову в воду, медведь опускает в воду лапу или вскакивает в воду, дьяволы начинают жить в воде и т. п. Болгары, живущие на побережье Черного моря, полагали, что с Ильина дня «море оборачивается», т. е. становится бурным и холодным.

Кроме профилактических К. и омовений в славянской обрядности широко практиковалось лечебное К. больных, часто в отварах специальных трав и настоях, а также К. в святых и лечебных источниках.

Особое значение в обрядности придавалось первому К. новорожденного. Воду после него выливали в особое место: под плодовое или молодое дерево, чтобы и ребенок рос хорошо и быстро и был здоров.

Т.А. Агапкина

КУРБАН — у южных славян обряд жертвоприношения домашнего животного (обычно овцы или ягненка), совершаемый по случаю календарных, семейных и общесельских праздников (см. Жертва). К. - центральный ритуал Юрьева дня. В этот день одного из первых родившихся в новом году ягнят (обычно белого) отделяли от стада, надевали на него венок из трав и цветов, прилепляли к рогу свечу, специально поили и кормили, окуривали ладаном, после чего мужчина закалывал его. Кровь ягненка, по поверью, обладала магической силой. Запеченного ягненка съедали в тот же день во время общесельской трапезы, а кости закапывали в муравейник, чтобы овцы лучше велись.

Т.А.

КУРИНЫЙ БОГ, куричий бог, курячий поп — в русской традиции оберег в виде камня с естественным отверстием, который охраняет кур от порчи (см. Сглаз, порча) и нечистой силы, способствует их разведению и плодородию. К. б. защищает кур от кикиморы, которая выщипывает им перья и клюет в голову. Иногда полагают, что благотворное воздействие К. б. распространяется не только на кур, но и на скот и хозяйство в целом. Название куриный бог в русских верованиях связывается с тем, что куры по ночам молятся Богу, роль которого он и выполняет, хотя в действительности можно предположить аналогию с поверьями о скотьем боге, функциями которого был наделен св. Власий.

Камень для К. б. должен быть найден случайно в поле или на дороге. В качестве К. б. могли использовать также черепок с дыркой, горлышко от разбитого кувшина или рукомойника, надетый на забор горшок, дырявый лапоть, в который иногда вкладывали сложенные крестом соломинки, или связки старых лаптей, медвежья лапа, полено с выдолбленным углублением для ладана, а иногда — каменные или деревянные идолы, которым приданы человеческие очертания. Как правило, это старые, разбитые, изодранные предметы, что символизировало их принадлежность к потустороннему миру. Обычно это были предметы с отверстиями или углублениями, ассоциирующимися с женскими гениталиями, что связано с одной из функций К. б. — способствовать плодородию домашней птицы.

Чтобы защитить кур от сглаза, К. б. обычно помещали наверху, на видном месте, чтобы он сразу бросался в глаза и взгляд пришедшего в первую очередь падал на него и не задерживался на курах. Его клали на насесте, вешали в курятнике под застрехой над насестом, над гнездом наседки или во дворе на колу или над тем местом, где гуляют куры. К. б. иногда было принято вешать не на веревке, а на мочале. К. б. в виде перевернутого горшка, надетого на забор, должен был символически закрывать кур от опасности.

Лит.: Зеленин Д.К. Магическая функция примитивных орудий // Избранные труды. Статьи по духовной культуре 1917–1934. М., 1999. С. 100–139.

Е.Е. Левкиевская

КУТЬЯ, коливо, канун — ритуальное поминальное блюдо славян, каша, сваренная из целых зерен пшеницы (реже ячменя или других круп, последнее время — из риса), политая медом или медовой сытой. Готовится на поминках по умершему, а также в годовые поминальные праздники (Задушки, Задушницы, «Деды»); К. носят в церковь и на кладбище; едят сами и раздают соседям и нищим за помин души. Обычно К. едят в начале трапезы или в конце ее, оставляют на ночь на столе «для душ умерших». У восточных и западных славян К. обязательно варят в кануны Рождества, Нового года и Крещения, так что в Полесье сами праздники-кануны называются кутья, или Бедная кутья (перед Рождеством), Богатая кутья (перед Новым годом), Голодная (Водяная) кутья (перед Крещением), у русских кутейником называют Рождественский сочельник. «На кутью» у восточных славян приглашали Мороз, диких зверей, у южных славян коливом угощали стихии, души умерших и духов болезней — чтобы задобрить их и обеспечить себе их благоволение и защиту (см. Приглашение). Известны гадания с рождественской К.

М.В.