МАВКИ — персонажи украинской демонологии, происходящие из душ умерших (ср. укр. диалектные названия М. - навки, нявки, мертвушки, которые восходят к древнеслав. навь — умерший). По целому ряду признаков М. сближаются с русалками. Согласно народным представлениям, мавками становились малолетние дети: мертворожденные, либо умершие на Русальной неделе, либо те младенцы, которых не успели окрестить перед смертью (см. Дети некрещеные); реже считалось, что ими могли стать дети, проклятые родителями или похищенные чертями.
В западных р-нах Украины рассказывали, что М. появлялись в виде ночных птиц или птенцов, издающих жалобный писк; в период Зеленых святок (духовско-троицкий цикл праздников) их можно было видеть на полях, перекрестках дорог или в лесу в образе малых детей в белом; они преследовали людей и просили, чтобы те их окрестили. Если случайный прохожий слышал жалобы М., которые пели: «Мене мати народила, нехрещену положила», то должен был сказать: «Иван да Марья! Хрещаю тебе во имя Отца и Сына и Святого Духа!». С этого момента блуждающая душа могла попасть на «тот свет»; если же в течение семи лет никто из людей ее так и не «окрестит», то умерший младенец превращался во вредоносного духа — М. или русалку (ср. местное название этих персонажей мавки-семилетки).
Особенностью внешнего вида М. (в отличие от русалок) считалось отсутствие кожного покрова на спине, в результате чего сзади у них можно было видеть все внутренности. По гуцульским поверьям, на зиму М. исчезают с земли (живут в горных пещерах и ямах), а появляются среди людей весной и летом, бегают группами, стайками по лесам и полонинам, сажают или собирают цветы, купаются в реках и озерах, водят хороводы, любят музыку и танцы. Там, где они играли и плясали, трава растет гуще и зеленее. Однако люди считали их опасными и вредоносными духами: М. могли сбить путника с дороги и завести его в глушь; защекотать до смерти; оторвать человеку голову или наслать на него болезни. В некоторых гуцульских селах верили, что М. проникают по ночам в дом и сосут грудь спящих людей (и мужчин, и женщин), и тогда те начинают болеть, чахнуть и в конце концов умирают. Защитой от М. (как и от русалок) служат, по народным верованиям, чеснок, хрен и полынь.
В тех местах, где М. сближаются с русалками и представляются в облике молодых красивых девушек (укр. Прикарпатье, Волынь), популярны суеверные рассказы о том, что М. заманивают парней и вступают с ними в любовную связь, либо зачарованный М. парень сам выслеживает ее в лесу возле озера, крадет ее одежду и вынуждает выйти за него замуж; однако такой брак не бывает счастливым: М. исчезает, а околдованный ею супруг погибает от тоски. В одной из гуцульских быличек, «нявка» навещает овчара, пасущего стадо на полонине, живет с ним как жена, а по ночам высасывает из него кровь, в результате чего он гибнет. Ср. также Нави.
Лит.: Зеленин Д.К. Очерки русской мифологии: Умершие неестественной смертью и русалки. М., 1995. С. 70–71, 147, 151, 164; Гнатюк В.М. Остатки передхристиянського релiгiйного свiтогляду наших предкiв // Украïнцi: Народнi вiрування, повiр’я, демонологiя. Киïв, 1991. С. 394–395; Воропай О. Звичаи нашого народу: Етнографiчний нарис. Киïв, 1991. Т. 2. С. 167–171.
Л.Н. Виноградова
МАК — растение-апотропей. В магической практике чаще используется «самородный» М.-самосейка, который цветет белым цветом в отличие от полевого М. с красными цветами. Главная культурная функция М. связана с его способностью противодействовать нечистой силе: пока демон не соберет множество рассыпанных маковых зернышек, он, по поверьям, не может двинуться дальше и нанести вред. В заговорах и проклятиях выражения «рассыпаться маком» или «сесть маком» означают «исчезнуть, погибнуть, пропасть» (восточные славяне), «сеять мак между людьми» — «сеять вражду» (поляки). Иногда защитные функции М. объяснялись его снотворными свойствами (см. Бессонница), способностью усыпить нечистую силу и опасность.
М. считался действенным оберегом от ходячего покойника: его клали в гроб покойнику, подозреваемому в знахарстве, сыпали М. в могилу и вокруг могилы самоубийцы, висельника, колдуна, приговаривая: «Тогда в дом войдешь, когда этот мак соберешь (пересчитаешь, съешь)» (Украина, Польша). Украинцы на Карпатах М.-самосейкой, лежавшим на столе в Сочельник, осыпали всю усадьбу, идя по солнцу, чтобы предотвратить посещения вампира. Во время похоронной процессии бросали М. вслед гробу, сеяли его по дороге от дома до кладбища.
М. осыпали угол, где лежала роженица с новорожденным (чехи, словаки). В свадебных обрядах сыпали М. в чулок невесте (Воронежский край), давали новобрачным с собой маковую головку для защиты от колдунов и дурного глаза. М. сыпали в хлеву и вокруг хлева с приговором: «Кто этот ведюк (белый мак) соберет, тот от моей коровки спор заберет»; после отела осыпали корову и теленка с теми же словами (Полесье, Закарпатье, Словакия, Хорватия). Украинцы отелившейся корове просверливали рог, сыпали туда освященный М. и забивали осиновым колышком; к правому рогу коровы привязывали узелок с ладаном и самосейным М. В Сочельник хозяева обходили с рождественским хлебом, медом и М. двор и густо посыпали около коровника «диким» М., «щоб вiдьми, його визбираючи, не могли приступити до худоби». М. защищал также людей и скот от змей: в канун годовых праздников обсевали, окуривали маком хату, клали его на окно, чтобы змеи не заползали в дом; осыпали М. корову, чтобы ее не укусила змея.
С помощью М. можно было распознать ведьму, для чего надо рассыпать по дороге, где ходит скот, «самородный» М.: тогда у ведьмы, которая отбирает молоко чужих коров, своя корова будет доиться молоком с червями (брестское Полесье). По другим поверьям, корова ведьмы не сможет перейти через рассыпанный М. и с ревом повернет назад.
В обрядах вызывания дождя множество маковых зерен уподобляется каплям дождя, поэтому при продолжительной засухе М. сыпали в колодец или в три колодца, в девять колодцев; набирали М. в рот, бежали к колодцу и высыпали его; завязывали М. в узелок и на нитке спускали в колодец, а когда начинался дождь, вытаскивали. Это делала вдова, старые женщины или дети (Волынь, Галиция, Полесье). По мнению некоторых исследователей, персонификацией М. можно считать мифического Макара или Макарку, к которому в Полесье обращаются с просьбой о даровании дождя.
В продуцирующей магии и гаданиях множество маковых зерен ассоциировалось с изобилием и богатством. Словаки в первую купель девочки сыпали М., чтобы у нее было много ухажеров; чехи в Сочельник кормили кур маком, надеясь получить от них столько яиц, сколько зерен М. склюет курица.
М. входил в состав ритуальных трапез, в том числе рождественских и поминальных, а также был известен как добавка к постовым печениям, например на Украине пекли коржи с М. на Ивана Купалу, на Маккавеев (1 августа) и в другие дни.
Широко распространенная хороводная игра «Мак», воспроизводящая процесс выращивания М., имеет магическое продуцирующее значение (См. «Житие растений»).
Лит.: Судник Т.М., Цивьян Т.В. Мак в растительном коде основного мифа (Balto-Balcanica) // Балто-славянские исследования. 1980. М., 1981.
В.В. Усачева
МАРЕНА, Морена — в западнославянской мифологии воплощение Смерти, персонаж ритуалов проводов зимы и встречи весны.
В весенних (великопостных) обрядах западных славян Мареной или Смертью называлось соломенное чучело, одетое либо в тряпье, либо в праздничную одежду — воплощение смерти и зимы и, одновременно, оберег от них. В одно из последних воскресений Великого поста чучело носили с песнями по селу, а потом уничтожали за селом: топили, сжигали, разрывали на части, вешали на дерево, разбивали о дерево, били палками, сбрасывали в пропасть, закапывали в землю и т. п. Верили, что уничтожение чучела обеспечит скорый приход лета, хороший урожай, сохранит село от наводнений, от пожара, защитит от смерти, а девушкам обеспечит замужество. Обычно чучело Марены сооружали и носили девушки, однако известна и его мужская параллель, которую носили парни — Маржак, Смертяк и т. п. Иногда группы соревновались между собой, парни преследовали девушек с их чучелом, старались его похитить. В Моравской Валахии девушки закапывали чучело М. в землю, чтобы его не нашли парни, иначе, как считали, девушки не выйдут замуж.
После уничтожения чучела девушки бежали, не оглядываясь, домой, в убеждении, что та, которая отстанет или, еще хуже, упадет, в течение года умрет. Тот, кто не ходил со Смертью или пришел последним, был уверен, что в этом году умрет сам или умрет кто-либо из его семьи (чеш., морав.). Чехи говорили: «От Морены нет спасения». В Верхней Лужице сбивший камнями чучело Смерти с шеста, верил, что останется жив в наступающем году. Похоронная и матримониальная семантика обряда прослеживается в обычае лужичан одевать чучело в рубаху последнего умершего в селе человека и подпоясывать его поясом последней вышедшей замуж девушки. В Моравии обряда с М. не проводили, если в течение Великого поста в селе кто-нибудь умер.
Обычно второй частью обряда с М. было внесение в село зеленых веток или деревца — символа наступающей весны, жизни, здоровья, счастья. В некоторых вариантах обряда вынос Марены и внесение зеленого «лета» слились в один ритуал: куклу вешали на деревце. В польской Силезии в каждом доме на окне ставили деревце с маленькой куклой «мажанкой». В Моравской Валахии в середине поста ходили с «мареной», то есть украшенным деревцем, в кроне которого была укреплена куколка, и др.
Масленица. Группа девушек с чучелом Мажаны (Marzanna), символизирующим зиму и смерть (д. Судол, Опольское воеводство, Польша). 1976 г.
На Украине купальское деревце иногда называлось Мареной. Его украшали венками, цветами, бусами и лентами. Около него ставили соломенную куклу, одетую в женскую рубаху и также украшенную (купало). Пока девушки пели и скакали через костер, парни подкрадывались, отнимали М., разрывали, разбрасывали или топили в воде. Части разорванной М. девушки относили в огород для плодородия. В Белоруссии в ряде мест тоже делали соломенную куклу Мара.
М.М. Валенцова
МАРТЕНИЦА — у болгар и македонцев небольшое украшение, амулет из шерсти или ниток, которое повязывают в первый день марта, чтобы в течение года быть здоровыми и счастливыми. Украшения типа М. известны и другим балканским народам: грекам, албанцам, румынам.
М. делают женщины накануне праздника преимущественно из пряжи или ниток красного и белого цвета. Встречаются М. из разноцветных ниток (Родопы), а также с синими (Софийский, Мелникский р-ны), черными (р-н Охрида в Македонии) нитками. Иногда в М. вплетаются дополнительные апотропеические предметы: серебряные монетки, металлические амулеты, сухой чеснок, кусочки кизиловой ветки, ракушки и пр. В районе Охрида М. принято плести молча, зажмурив глаза или же отведя руки за спину; впоследствии по количеству сплетенных вслепую красных и белых ниток гадают об урожае соответственно вина и жита в следующем году.
М. привязывают на руки, ноги, шею, пояс; нередко делаются М. для скота, преимущественно молодняка, недавно посаженных плодовых деревьев, а также и для различных предметов утвари и построек во дворе: так, ими украшают ткацкие станки, прялки, пестик для сбивания масла; двери дома, загона; ульи, насесты, виноградники и пр. В Западной Болгарии девушки, перед тем как повязать на шею М., оставляют их на ночь на дикой красной розе, чтобы быть красивыми в течение лета.
М. носят на теле в течение трех, девяти (до праздника Сорока мучеников), 25 (до Благовещения) дней. Затем их снимают и прячут под камень, вешают на зазеленевшее во дворе плодовое дерево, бросают в реку, закидывают на крышу дома. Нередко М. носят до тех пор, пока не увидят первую весеннюю птицу, иногда змею. В районе Русе дети подбрасывают М. «к солнцу» и говорят, обращаясь к цапле: «На тебе М., а мне дай здоровье». Спрятав М. под камень, на следующий день по ней гадают о плодовитости скота. По поверьям из Пиринского края, прилипшее к М. насекомое сулит удачу в разведении скота, при этом полагают, что муравьи на М. означают множество коз или овец, божьи коровки — крупный рогатый скот, паук — разведение ослов. Подобным образом (по наличию на М. насекомых, соломинок, щепочек) девушки гадают о замужестве.
А.А. Плотникова
МАСЛЕНИЦА — неделя, предшествующая Великому посту и разделяющая в календаре зиму и весну. Широко отмечалась у русских, западных славян и южных славян-католиков, менее широко — у православных южных славян и очень скромно — на Украине и в Белоруссии.
Дети и молодежь выходили на катальные горы с блинами «встречать Масленицу», веселились, катались с гор. Основной едой на М. были блины (помимо молочных продуктов и рыбы). Первый блин обычно предназначали умершим: его клали на божницу или слуховое окошко — «для родительских душ», а иногда отдавали нищим также на «помин души».
На М. устраивали своеобразные смотрины молодоженов: ставили их к столбам ворот и заставляли целоваться у всех на глазах, «зарывали» в снег или осыпали снегом; когда молодые ехали в санях по селу, их останавливали и забрасывали старыми лаптями или соломой, а иногда устраивали им «целовник» или «целовальник», т. е. когда односельчане могли прийти в дом к молодым и поцеловать молодую. Молодоженов катали по селу, но если за это получали плохое угощение, могли прокатить не в санях, а на бороне.
Парней и девушек, не вступивших в брак в течение прошедшего года (не выполнивших своего жизненного предназначения), наказывали. На Украине, в южнорусских областях и у поляков, а также у словенцев и отчасти хорватов парню или девушке к ноге привязывали «колодку»: кусок дерева, ветку, ленту и заставляли некоторое время ходить с ней. Чтобы отвязать колодку, наказанные откупались деньгами или угощением.
На М. совершались продуцирующие обряды, направленные на усиление роста культурных растений. Чтобы лен и конопля выросли «долгими» (высокими), в России женщины катались с гор, стараясь съехать как можно дальше, а также дрались, громко пели.
Наиболее важным днем масленичной недели было воскресенье: заговенье перед началом Великого поста. В России и у православных южных славян этот день называли Прощеным воскресеньем (макед., болг. Проштени поклади), когда близкие люди просили друг у друга прощение за все причиненные им обиды и неприятности; у русских было принято по вечерам посещать кладбища и «прощаться» с умершими. Основным эпизодом последнего дня были «проводы масленицы», нередко сопровождаемые возжиганием костров. В России к этому дню делали чучело Масленицы из соломы или тряпок, наряжали его обычно в женскую одежду, несли через всю деревню, иногда посадив на колесо, воткнутое сверху на шест; выйдя за село, чучело либо топили в проруби, либо сжигали или разрывали на части, а оставшуюся солому раскидывали по полю. Иногда вместо куклы по селу возили живую «Масленицу»: нарядно одетую девушку или женщину, старуху или даже старика-пьяницу в рванье. Затем под крик и улюлюканье их вывозили за село и там высаживали или вываливали в снег («проводили Масленицу»).
У западных и южных славян (словенцев и хорватов) русской «Масленице» соответствовали «Запуст», «Менсопуст», «Пуст», «Фашник» и некоторые другие персонажи-чучела, «проводами» которых завершалась масленичная неделя (в конце обряда их сжигали, закапывали в землю, бросали в реку, колодец, море, «вешали»). Всем южным славянам известны обычаи маскарадных игр на М. с ряжением в животных, имитацией свадьбы (с персонажами «баба» и «дед»), что, как правило, сопровождалось юмористическими сценками и эротическими шутками. Традиция устраивать карнавальные и маскарадные шествия усиливается по мере продвижения на запад южнославянского ареала (адриатическое побережье Черногории, Босния, Хорватия, Словения). В западных южнославянских областях, как и у западных славян, на М. широко известны и зооморфные маски («козел», «бык», «медведь», «верблюд», различные птичьи маски). Ряжение в животных есть ритуальный способ обеспечения плодородия и урожая с помощью животворной силы, что составляет доминанту всей масленичной обрядности.
Там же, где не делали чучела М., обряд «проводов масленицы» состоял главным образом в возжигании общесельских костров на возвышенности за селом или у реки. В костры помимо дров бросали всякое старье: лапти, бороны, кошели, веники, бочки и другие ненужные вещи, предварительно собранные детьми по всей деревне, а иногда и специально для этого украденные.
У балканских славян (болгар, македонцев, сербов) ритуальному огню — большим кострам, факелам, горящим стрелам — во время масленицы приписывалась отгонная сила. В юго-восточной Сербии через костры, называемые «черная ведьма» (каравештица) прыгали дети, криками изгонявшие из села ведьм, после чего собирали по домам яйца в качестве вознаграждения. У болгар каждый старался перепрыгнуть через масленичный костер, т. к. считалось, что это защитит людей от вредных насекомых и болезней в течение года; верили также, что освещенные этим огнем места не затронет летом град.
В России «проводы масленицы» сопровождались удалением за пределы культурного пространства скоромной пищи, символизирующей М. Поэтому в кострах иногда сжигали остатки блинов, масла, лили туда молоко, однако чаще просто говорили детям, что в костре сгорели все скоромные блюда (ср.: «Молоко сгорело, в Ростов улетело»).
Прощание с М. завершалось в первый день Великого поста — Чистый понедельник, который считали днем очищения от греха и скоромной пищи. Мужчины обычно «полоскали зубы», т. е. в изобилии пили водку, якобы для того, чтобы выполоскать изо рта остатки скоромного: в некоторых местах для «вытряхивания блинов» устраивали кулачные бои. В Чистый понедельник обязательно мылись в бане, а женщины мыли посуду и «парили» молочную утварь, очищая ее от жира и остатков скоромного.
Лит.: Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы: Весенние праздники. М., 1977; Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. М., 1979.
Т.А. Агапкина, А.А. Плотникова
МЕД — поминальное и жертвенное блюдо, символ здоровья, благополучия, «сладости» жизни, красоты, счастья. Ср. мотив медового источника у мирового дерева.
М. считается пищей душ умерших. В похоронной обрядности из М. и с М. готовят кутью, коливо, канун (хлеб, накрошенный в воду, подслащенную медом), сыту (разведенный в воде М.), кисель; им мажут блины и ритуальные хлебы, добавляют его в пиво и брагу. М. и кутью с М. обязательно подавали на поминках.
М. и медовые кушанья готовили на праздники, связанные с культом предков: на святках, особенно в Сочельник, и на Рождество, на Пасху, в Страстной четверг, на Вознесение, Троицу и др. У белорусов на Радуницу поливали могилы водкой и медовой сытой.
М. с рождественского стола хранили весь год, т. к. он обладал лечебными и апотропейными свойствами: им лечили горло, ожоги, раны, мазали новокупленную скотину, чтобы она хорошо велась (словац., хорват.); давали стельной корове (укр. закарпат.). По мнению болгар, М. способен отвращать магию, сглаз. Верили, что М. оберегает от змеиных укусов. Поэтому М. или хлеб с М. ели натощак сами и давали скоту в Вербное воскресенье или Страстной четверг (морав.); давали скоту в Сочельник (словац.); мазали М. и маслом вымя и морду коровам (Верхняя Краина); мазали М. лоб всем домочадцам ради оберега (словац.)
М. присутствовал в обрядовых жертвоприношениях духам и христианским святым. В сочинении XII в. «Вопросы Кирика» сказано: «Аще же Роду и Рожанице крають хлебы и сиры и мед?» У болгар после рождения ребенка М. оставляли для угощения орисниц, для умилостивления злых духов, вредящих роженицам. М. входил в состав ритуального угощения участников родин и крестин, в первую очередь роженицы и кумовьев. Его добавляли в воду при первом купании новорожденной девочки, мазали М. детей.
Ярко выражена жертвенная и апотропейная функция М. в обычаях дней св. Екатерины (4.XII), св. Варвары (6.XII), св. Харлампия (10.II) и др., празднуемых ради здоровья и в честь Оспы и Чумы. Болгары печенье, хлебы или кашу, помазанные М., раздавали детям, прохожим, оставляли на крыше, на воротах — в жертву болезням. Чтобы излечиться от болезни, насланной вилой, больной приносил ей в дар М. (серб.).
У русских М. жертвовали св. Илье (вятск., орлов.), в Ильин день пасечники угощали всех М. У болгар медом мазали рот жертвенного барашка, предназначенного для св. Георгия; на Руси — голову лошади, приносимой в дар водяному.
В восточной и южной Сербии М., вино и масло лили на бадняк, смазывали М. место рубки бадняка или оба его края. В Болгарии сами деревья и срубленный бадняк мазали воском, елеем и М.
М. клали в основание нового дома, мазали им четыре угла комнаты (пол.).
В свадебной и родинной обрядности М. символизировал плодовитость и «сладкую» жизнь. Каравай мазали сверху М. (бел., болг.), замешивали для него тесто в корыте, смазанном М. (серб.), добавляли М. в тесто (чеш.). Во время свадьбы угощали М. новобрачных (серб., бел., словац.); мазали М. губы жениху и свекрови (болг.), лоб дружкам и подружкам, чтобы они скорее вступили в брак (словац.); М. и маслом на свадьбе мазали волосы невесты (пол.), притолоку и косяки дверей (болг., серб.).
М.М. Валенцова
МЕДВЕДЬ — один из главных персонажей в народных представлениях о животных. М. наиболее близок волку, с которым его объединяют сходные демонологические и другие поверья.
Происхождение М. народные легенды связывают с человеком, которого Бог обратил в зверя в наказание за провинности. М. стал мельник, который обидел гостей на свадьбе или обвешивал людей фальшивой меркой. Им стал человек, вздумавший напугать Христа: в вывернутом кожухе выскочил из-под моста и бросился ему под ноги. В М. был обращен человек, который спрятался под овечьей шкурой и не пожелал приютить Бога; пекарь, посмевший выйти к Христу с руками, измазанными в тесте, или месить хлеб ногами. По некоторым легендам, Бог превратил человека в М. за убийство родителей, за негостеприимность или за жажду власти, которая внушала бы людям страх и трепет.
Человеческое происхождение М. отражено и в поверьях. Считалось, что если снять с М. шкуру, то он выглядит как человек: самец — как мужчина, а медведица — с грудью как у женщины. У М. человечьи глаза, ступни и пальцы, он умеет ходить на двух ногах, умывается, кормит грудью, нянчит и любит своих детей, молится, радуется и горюет, как человек, понимает человеческую речь и сам иногда говорит, постится весь Рождественский пост: сосет лапу. Как и люди, он неравнодушен к меду и водке. Он «думец» и наделен разумом, но, как говорят, «в медведе думы много, да вон нейдет». Доказательство его человеческого происхождения охотники видят в том, что на М. и на человека собака лает одинаково, не так, как на зверя.
Как и волк, М. может задрать корову лишь с Божьего позволения, а на человека нападает лишь по указанию Бога, в наказание за совершенный им грех. На женщин он нападает лишь для того, чтобы увести к себе и сожительствовать с ними. Верят, что от связи человека с М. рождаются на свет люди, обладающие богатырской силой.
М. - родной брат лешему. Его иногда и называют лешим или лесным чертом. Некоторые лесные духи имеют облик М. В то же время нечистая сила боится М. Черт бежит от него прочь. М. может одолеть и изгнать водяного. Он чует ведьму в доме. С помощью М. снимали порчу с дома и со скота. Чтобы не допустить к скоту «лихого домового», в конюшне вешали медвежью голову, а когда домовой шалил, в хлев вводили М. «Свой» домовой, заботящийся о скотине, может иметь облик М. Подобно поверьям о волках-оборотнях, существуют рассказы об обращении колдунами участников свадеб в М. Говорят, что под шкурой убитой медведицы охотники обнаруживали невесту или сваху, бабу в сарафане.
Улей в виде медведя. Россия. XIX в.
Образу М. присуща брачная символика, символика плодовитости и плодородия. Свадьбу предвещает рев введенного в дом ручного М., а также подблюдная песня о М. М., приснившийся девушке, сулит ей жениха. М. символизирует жениха в свадебных песнях. На свадьбе, чтобы заставить молодых целоваться, кричат: «Медведь в углу!» «Петра Ивановича люблю», — должна ответить невеста и поцеловать жениха. Если невесту заставить посмотреть в глаза М., то по его реву можно определить, девственница она или нет. Когда невеста оказывалась недевственной, пели, что ее «разодрал» М. Чтобы муж перестал изменять жене, она мазала влагалище медвежьим салом. Считалось, что женщина излечится от бесплодия, если через нее переступит ручной М. С идеей плодородия связан обычай ряжения медведем в свадебных, святочных и масленичных обрядах.
У восточных славян считается, что М. ложится в берлогу на Воздвижение (14.IX); среди зимы, на Ксению-полузимницу (24.I) или на Спиридона-солнцеворота (12.XII) поворачивается в берлоге на другой бок, а встает на Благовещение (25.III) или на Васильев день (12.IV). По представлению сербов, болгар, гуцулов и поляков, М. выходит из берлоги на Сретение (2.II) взглянуть на «рождающееся» солнце (у поляков это день Громничной Божьей Матери, называемой также «Медвежьей»). Если в этот день он увидит свою тень, то возвращается в берлогу и спит еще шесть недель (до «теплого» Алексея, 17.III), т. к. 40 дней еще будут стоять холода.
При встрече с М., чтобы он не тронул, прикидываются мертвыми, а женщина показывает ему свою грудь. Для защиты скота от М. его, как и волка, иногда приглашают на рождественский или новогодний ужин, не совершают первый выгон скота в день недели, на который пришлось Благовещение. Южные славяне празднуют специальные «медвежьи дни» для защиты от М.: на свв. Андрея (30.XI), Савву (14.I) и Прокопия (8.VII). В эти дни для М. оставляют на дворе на ночь вареную кукурузу, подбрасывают ему хлеб в дымоход, не запрягают скот, не ходят в лес, не упоминают М., не изготовляют и не чинят обувь.
Шерстью М. окуривают рожениц и больных лихорадкой. Сквозь челюсти М. протаскивают больного ребенка. Съевший сердце М. исцеляется от всех болезней. Салом М. мажут лоб, чтобы иметь хорошую память. Правый глаз М. вешают ребенку на шею для храбрости. Когти и шерсть используют как амулет.
Лит.: Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 159–177.
А.В. Гура
МЕЛЬНИК — в народной культуре персонаж, который знается с нечистой силой, прежде всего с водяным. У восточных славян считалось, что для того, чтобы поставить мельницу, нужно было принести жертву водяному: о мельниках рассказывали, что они заманивали прохожих и толкали их в омут или под колесо мельницы — иначе утонет сам М.; М. продавал душу водяному и т. п. Мельники приносили жертвы водяным, бросая в воду дохлых животных, хлебные крошки и т. п.; по праздникам лили в воду водку; в Белоруссии при заморозках опускали под мельничное колесо кусок сала, иначе водяной слижет смазку с колеса; под дверь мельницы закапывали живьем черного петуха, а в самой мельнице держали животных черного цвета (петуха и кошку). Хозяин ветряной мельницы бросал в воздух несколько пригоршней муки, чтобы подул ветер.
В русских быличках М. ловит водяного, заскочившего к нему в лодку в виде рыбы, набросив на него крест, и отпускает, взяв обязательство не размывать мельницу. М. может гостить у водяных духов, водяные же — превращаться в парней и добиваться любви мельничих.
В русской святочной игре в мельницу («с мельницей ходить», «жернов возить») участвуют ряженые М. и черт, который портит «мельницу», но его прогоняет заклинаниями М. Святочная «мельница» по своей эротической символике близка «кузнице» (см. Кузнец): чтобы смазать «мельницу», поддевают девкам палками подолы, «мельницу» изображает старик, на голый зад которого кладут решето, и т. п. Ряженый М. мог «перемолоть» старика в молодого (ср. «кузнеца» или черта, который перековывал старых в молодых).
Вода с мельничного колеса считалась у сербов целебной: на Юрьев день они купались в ней, чтобы все вредное «отпало» от тела так же, как вода отскакивает от мельничного колеса.
В разрушенной мельнице обитают черти: в украинских быличках черт, прикинувшись М., зазывает мужиков на такую мельницу молоть; он мелет быстро и бесплатно, но мука оказывается перемешанной с песком. Мельница — обитель русалок, которые расчесывали волосы, сидя на мельничном колесе, вертелись вместе с ним, портили жернова и плотины.
М., связанный со стихией воды, как и кузнец, гончар (связанные, соответственно, с огнем и землей — глиной), относился к группе мифологизированных персонажей, обладающих особым умением, обитающих на границе освоенного людьми жилого пространства (за пределами села, у воды) и наделяемых сверхъестественными, в том числе колдовскими, способностями.
В.Я. Петрухин
МЕЛЬНИЦА — объект и локус, наделяемые в народных верованиях демоническими свойствами. Сочетание в М. природного и культурного начал, производимое ею превращение одного вещества в другое, использование силы стихий (воды, ветра), а также постоянный шум — все это определяет отношение к М. как к дьявольскому изобретению.
М., особенно водяная, а также заброшенная, разоренная — это место обитания мифологических персонажей. Верят, что под мельничным колесом живет водяной, на М. русалка моет волосы, на столбах разрушенной М. сидят черти, а на крыше — вампир. Пустые М. стараются обходить стороной: караконджулы празднуют там свадьбы и могут затащить к себе прохожего. Черт заманивает на М. крестьянина, бесплатно мелет ему муку, но смешивает ее с песком и пр. Ласка — животное-демон также связана с М., болгары даже именуют ее «мельничной кошкой» (воденично коте). Если она повадится лазить в курятник, особыми заклинательными формулами ее отсылают на М.
Мельник, по поверьям, обязательно должен знаться с нечистой силой, прежде всего с водяным (ср. рус. сибир. мельник — водяной).
Части М. (колесо, жернова, конек, камень и др.) в силу своих специфических функций получают устойчивые символические значения и нередко используются в различных ритуалах. Так, уберечь скотину от падежа при эпидемии можно, зарыв в воротах украденную в полночь задвижку мельничной запруды. Вращающееся колесо М. способно повернуть ход болезни, поэтому, например, на него выливают воду, которой обмыли больного. Используется оно и в любовной магии; ср.: «Как быстро вертится колесо, так пусть вертятся в голове N. мысли обо мне» (болг.). С постоянным движением колеса ассоциируются быстрота и работоспособность, именно на него кладет первую самостоятельную пряжу девочки ее отец с пожеланием, чтобы у дочери спорилась работа. К магическим свойствам М. и ее частей добавляется очистительная сила воды, вступающей в контакт с М. При трудных родах, чтобы ребенок быстрее появился на свет, роженицу опрыскивают водой с колеса. Такой водой умывались и молодые люди в Юрьев день, чтобы весь год быть ловкими и здоровыми. Считалось, что можно снять с человека порчу, если бросить его одежду в воду под М.
М. независимо от ее типа (ветряная, водяная, ручная) в славянских языках является одной из самых архаичных и устойчивых метафор говорения и болтливости; ср. молоть языком, молоть вздор; рус. диал. мельник — «болтун» и т. п. Та же метафора служит для интерпретации сновидений: мельник во сне означает ссору, пустая мельница — бесполезные разговоры. На корреляции М. и речи построены магические действия (преимущественно с трещоткой М.), направленные на то, чтобы ребенок начал говорить.
В многочисленных славянских паремиях работа М. и ее частей соотносится с речевым аппаратом, ср. рус. «Язык — безоброчная мельница», «Язык — жернов, мелет что на него ни попало» и др.
М. и жернова в загадках обозначаются по шумовому эффекту: рус. «Тах-тара-рах, стоит дом на горах»; болг. «Бешеная собака в селе лает» и др. В волшебных сказках повествуется о чудо-М., которая сама мелет, сама веет и пр. Сооружение М. входит в ряд заданий, которые невеста дает жениху. В сказках о падчерице, в легендах о святых М. - один из локусов, где происходит действие.
У восточных славян известны святочные игры ряженых «чертова мельница», где в качестве хозяина выступает медведь или черт. Западные славяне, хорваты и словенцы на масленицу устраивают «мельницу», «переделывающую» стариков и старух в молодых.
И.А. Седакова
МЕСЯЧНЫЕ — в народных представлениях состояние, когда женщина считалась «нечистой» и подвергалась изоляции. Основные названия М. (как показателя не только этого состояния, но и в целом периода расцвета в жизни женщины) связаны с красным цветом, красотой и цветением, ср. цвет, цветет, краски, Червоний Iван и т. п. У восточных славян известны предания о происхождении М. Рассказывают, что Богородица, родив Христа, положила свою окровавленную рубашку в горшок и велела служанке, не открывая его и не разглядывая рубашки, бросить горшок в реку; любопытная служанка открыла горшок, заболела сама, и с тех пор все женщины раз в месяц болеют тем же.
При наступлении половой зрелости мать девушки мазала ей кровью щеки или брови или слегка била ее по лицу, чтобы девушка была красива, румяна, чтобы ее любили парни и т. д. При появлении первых регул в некоторых местах девушки должны были прятаться в укромном месте, откуда могли появляться, лишь закрывшись с головой.
Появление регул отражалось в изменении одежды девушки (появление нижней юбки, фартука), украшений, манеры поведения, походки. В России при первых М. в гости к девушке собирались все женщины села, пировали и, расстелив на полу рубашку девушки, плясали на ней или устраивали девушке символическую свадьбу, отмечая ее переход в группу молодежи брачного возраста. Из старших девушек выбирали для нее «жениха» и «невесту» и оставляли их на ночь вдвоем — молодиться.
Окончательное прекращение М. (когда женщина «теряла свой цвет», «переставала цвести») также переводило ее в иную возрастную категорию и изменяло характер участия в социальной и ритуальной жизни (например, женщина могла стать повитухой).
Поведение женщины во время М. регламентировалось строгими запретами. Кровь от М., как и после дефлорации и родов, а также женское белье тщательно скрывались от посторонних глаз, иначе это могло бы повредить женщине (М. станут нерегулярными, длительными и болезненными, или, напротив, их могут «украсть»), а также потому, что эту кровь могли использовать для порчи; воду после стирки белья выливали там, где никто не ходит, и т. д. Категорически запрещались половые сношения, поскольку они могли привести к тому, что родившийся ребенок станет вампиром, волколаком, ведьмой.
Женщине во время М. запрещалось посещать церковь, ходить на кладбище и показываться перед иконами (или мыть их), пить святую воду, есть или печь просфоры. Ограничению подвергалась сфера общения женщины и ее ритуальные функции: она не могла быть крестной матерью, а также участвовать в праздничных трапезах, совершаемых в первые дни жизни новорожденного (в такие дни под порог дома подкладывали железные предметы, чтобы «нечистые» женщины, перешагнув через них, лишались своей вредоносности).
Во время М. запрещалось принимать участие в севе и пахоте, сажать, полоть и собирать овощи, виноград, плоды с деревьев, сидеть на мешках с зерном (нарушение запретов грозило гибелью урожая от полевых вредителей и непогоды), а также переступать через домашних животных, приближаться к пасеке и т. д. Строго возбранялось приближаться к охотничьему и рыболовному инвентарю, чтобы не «испортить» его. «Нечистой» женщине нельзя было квасить капусту и солить огурцы и сало, печь праздничные пироги, стирать чужую одежду (человек, ее надевший, заболеет), сновать и ткать (одежда и полотно будут непрочными), изготавливать глиняные формы для выпечки хлеба (они будут биться, в них не станет удаваться хлеб) и т. д.
В славянской магии с помощью рубахи, которую женщина носила во время М., или воды, в которой ее стирали, предотвращали беременность (лили эту воду на каменку в бане или в печь), привораживали мужчин (давали кровь в питье и пище), наводили порчу (подливали воду в сад или в хлев) и т. п.
Лит.: Агапкина Т.А. Славянские обряды и верования, касающиеся менструации // Секс и эротика в русской традиционной культуре. М., 1996.
Т.А. Агапкина
МИРОВОЕ ДЕРЕВО, древо жизни — в славянской мифологии мировая ось, центр мира и воплощение мироздания в целом. Крона М. д. достигает небес, корни — преисподней.
Образ М. д. характерен для русских загадок и заговоров. Ср. загадку о дороге: «Когда свет зародился, тогда дуб повалился, и теперь лежит»; этот образ объединяет разные — вертикальные (дерево от земли до небес) и горизонтальные (дорога) координаты мира. М. д. воплощает не только пространственные, но и временные координаты; ср. загадку: «Стоит дуб, на дубу 12 сучьев, на каждом сучке по четыре гнезда» и т. д. — о годе, 12 месяцах, четырех неделях и т. д. В заговорах М. д. помещается в центре мира, на острове посреди океана («пуповине морской»), где на камне Алатыре стоит «булатный дуб» или священное древо кипарис, береза, яблоня, явор и т. п. На М. д. в заговорах обитают святые — Богородица, Параскева и др.; у корней дерева — демонические и хтонические существа: прикован на цепи бес, обитает в гнезде («руне») змея (Шкурупея) и т. п.
В свадебном фольклоре и «вьюнишных» песнях (исполнявшихся для молодых — «вьюнцов») образ М. д. воплощал плодородие живой природы, древо жизни: в кроне свивает гнездо соловей, в стволе — пчелы, приносящие мед, у корней — горностай, выводящий малых деток, или сами молодые, супружеская кровать; возле «трехугодливого» дерева стоит терем, где происходит пир и приготовлены «медвяны яства» (мед — пища бессмертия во многих традициях). Мотив медового (молочного и т. п.) источника у мирового дерева сопоставим с мотивом райского дерева, плывущего по реке (Дунаю). В восточнославянском фольклоре образ М. д. непосредственно связан со свадебным обрядом: жених должен ставить коней не у «несчастливого дерева» калины, а у счастливого явора, где пчелы приносят мед, стекающий к корням, чтобы напились кони, у корней обитают бобры, в кроне — сокол и т. п. Для образа М. д. в южнославянском фольклоре характерна поляризация вершины (где обитает птица — символ молодых и т. п.) и корней со змеиным гнездом.
В традиционной культуре успех любого обряда ставился в зависимость от того, насколько выполняемый ритуал соответствует общей картине мира: отсюда важность образа М. д., воплощающего эту картину, как в фольклоре (будь то заговор или свадебная песня), так и собственно в обряде. Ср. использование обрядовых деревьев, символов мировой оси, во время свадьбы (см. Дерево), строительства дома (когда обрядовое деревце помещалось в центре планируемой постройки) и т. д. вплоть до позднейших обычаев устанавливать рождественскую (новогоднюю) елку и т. п. У сербов символом благополучия всего села считалось священное дерево — «запис» с вырезанным на нем крестом; в старину у этого дерева совершали жертвоприношения (см. Жертва), кровью кропили корни, ствол и вырезанный крест. С символикой М. д., помимо обрядового деревца, связаны многочисленные обрядовые предметы: рождественское полено — бадняк у южных славян, ритуальный хлеб, каравай и др. Всякий обряд, таким образом, совершался в моделируемом центре мироздания, у М. д., и повторял акт сотворения мира, обновления космоса (в Новый год и др. календарные праздники), обновления социальной жизни (свадьба и др. семейные обряды) и т. д. В фольклоре образ М. д. может заменяться образом столпа, «бруса» (ср. загадку о дороге: «Лежит брус во всю Русь»), горы (ср. русскую поговорку: «Мир — золотая гора») и т. п.
В средневековых апокрифах, повлиявших на сложение славянской народной картины мира, передается, в частности, миф о сотворении мира, где земля держится на воде, вода — на камне, камень — на четырех китах, киты — на огненной реке, та — на вселенском огне, а огонь — на «железном дубе, посаженном прежде всего другого, и все корни его опираются на Божью силу» («Разумник», апокрифический текст X–XI вв.). В «Легенде о крестном древе» пресвитера Иеремии (Болгария, X в.) Моисей сажает у источника дерево, «сплетенное» из трех деревьев (ели, кедра и кипариса), — прообраз Троицы; из этого дерева, по многим пророчествам, должен быть сделан крест для распятия Христа. Соломон повелел срубить дерево, чтобы поместить в Храм, но оно не уместилось в Храме и было выставлено снаружи. Когда пришло время распятия, дерево распилили на три части: из нижней — корневой сделали крест для Христа, установив его на Голгофе, где была погребена голова Адама; кровь Спасителя, излившись на голову, спасла душу первочеловека. Кипарис — крестное дерево в русском фольклоре, «всем деревьям отец», растущее на святых Сионских горах; к этому дереву, согласно духовным стихам, выпадает Голубиная книга, повествующая об основах мироздания.
В древнерусских апокрифах о Соломоне дерево с золотыми ветвями, месяцем у вершины, нивой у корней символизировало идеальное государство, где месяц — царь, нива — православное крестьянство. Ср. русскую загадку: «Стоит древо, имеяй на себе цветы красные, а на древе сидит птица и щиплет со древа цветы красные и мечит в корыто. Цветов не наполняется, а красные цветы с древа не умаляются»; древо — весь мир, цветы — «человецы», корыто — земля, птица — смерть; сколько смерть похитит, «толико и родится в мир».
О мотивах райского древа и древа жизни см. также в статье Рай.
Лит.: В.Я. Петрухин. Древо жизни// Живая старина. 1997. № 1. С. 8–9 (там лит.); Его же. «Перебранка» на мировом древе: к истокам славянского мифологического мотива // Славянские этюды. Сборник к юбилею С.М. Толстой. М., 1999. С. 340–348.
В.Я. Петрухин
МОГИЛА — см. Кладбище.
МОКОШЬ — в восточнославянской мифологии богиня. М. - единственное женское божество древнерусского пантеона, чей идол в Киеве стоял на вершине холма рядом с кумирами Перуна и др. божеств. При перечислении кумиров богов Киевской Руси в «Повести временных лет» под 980 г. М. замыкает список, начинающийся с Перуна. Обособленное место занимает она и в последующих списках языческих богов, хотя в них М., при сохранении ее противопоставления мужским богам, может быть выдвинута на первое место. Память о М. на Украине сохранялась до сер. XIX в. По данным северорусской этнографии, М. представлялась как женщина с большой головой и длинными руками, прядущая по ночам в избе; поверья запрещают оставлять кудель, «а то Мокоша опрядет». Непосредственным продолжением образа М. после принятия православия стала Параскева Пятница. Пятницу в украинских ритуалах XIX в. представляла женщина с распущенными волосами, которую водили по деревням. Пятнице приносили жертву, бросая в колодец пряжу, кудель; название этого обряда — «мокрида», как и имя М., связано с корнем «мокрый», «мокнуть» (вместе с тем возможна и связь со словами, обозначающими «прядение»). Ср. также русскую Среду, Середу — женский мифологический персонаж, связанный, как и Пятница, с нечетом, женским (враждебным) началом: считалось, что Среда помогала ткать и белить холсты, наказывала тех, кто работал в среду. На общеславянский характер М. указывает словенская сказка о колдунье Мокошке, западнославянские топонимы типа «Мокошкин верх» (ср. положение кумира М. на вершине холма) и др. М. продолжает древний образ женского божества — жены (или женского соответствия) громовержца Перуна в славянской мифологии. Ср. также топонимы соседних урочищ в землях полабских славян, отражающих имена Перуна и М., - Prohn и Muuks, а также сниженные образы М. в славянской традиции — мара, Марена и т. п.
Лит.: Иванов В.В., Топоров В.Н. К реконструкции Мокоши как женского персонажа в славянской версии основного мифа // Балто-славянские исследования. 1982. М., 1983.
В.В. Иванов, В.Н. Топоров
МОЛОКО — у славян один из главных видов пищи (наряду с хлебом), объект мифологических верований, магических ритуалов и защиты. Материнское М. как «генетический» продукт наделяется сакральным значением; молочное родство охраняется обычным правом наряду с другими видами ритуального (искусственного) родства (ср. Побратимство). Вместе с тем материнское М. может ассоциироваться с греховным началом в человеке: по верованиям западных белорусов, душа умершего младенца, не успевшего попробовать «грешного материнского молока», идет прямо в рай (эти дети становятся ангелами на небе), а душа вкусившего М. сначала попадает в чистилище.
Согласно болгарским этиологическим легендам, М. произошло от одной из трех голов змея лами: св. Георгий отрубил их, из них потекли три реки: М., пшеница и вино. Словенская легенда говорит о том, что М. для людей спасла кошка: когда-то вымя у коров было на все брюхо и молока было, «как воды»; люди возгордились: бабы купали в М. детей да и сами умывались им. Тогда Бог отнял у коровы вымя, но кошки замяукали и упросили Бога оставить корове несколько сосков (известен аналогичный сюжет с хлебным колосом).
У всех славян М. обнаруживает связь с небом и атмосферными явлениями — дождем и молнией (громом). По древнейшим индоевропейским представлениям, дождь — это М. небесных коров-туч. Широко распространено убеждение, что пожар, зажженный молнией, можно потушить только М. (иногда — кислым, сывороткой, от черной коровы). В Болгарии популярны легенды, рассказывающие о том, как ведьмы стаскивают с неба луну и выдаивают ее, как корову; из лунного молока они сбивают чародейное масло. Ср. мотив луны в полесском заговоре: «Прибывай, молоко, с полного месяца, с ясной зари, золотой горы». Карпатские украинцы верят, что на мифической Черной горе есть молочный источник навий; в сказках молочные реки текут в царстве мертвых; в поверьях восточных славян Млечный Путь — это дорога на «тот свет».
По болгарским поверьям, змеи очень любят М. и часто сосут коров или родильниц; у них очень «сильные» глаза, которыми они привораживают самых молочных коров. Чтобы расположить к себе домовую змею, ей ставили миску с М. Так поступали не только болгары, но и словенцы, белорусы, украинцы, поляки. Вологодские крестьяне верили, что дьявол не может обмыться ни в реке, ни в колодце, ни в луже (потому что Спаситель освятил воду на Крещение), а может обмыться либо в воде, стоящей на столе, либо в пресном М.
В магических действиях, направленных на повышение удоев М., широко используется уподобление М. воде и символика текущей воды. Поляки Жешовского края совершали пасхальные обливания водой в убеждении, что без них М. у коров убывало или вовсе пропадало. Архангельские крестьяне, когда в Вербное воскресенье первый раз выгоняли скот вербовыми ветками, эти ветки затем опускали в реку или ручей, чтобы у коровы было больше М., а пастух с той же целью прятал в воду свой «отпуск». В Полесье обращались к колодцу: «День добрый, колодезь Максим, и ты, земля Татьяна, чтоб у коровки прибывало молоко, был сыр, сметана. В колодези вода жерлами, а у коровки молоко жирами». В Вятском крае М. «отпирали» с помощью заговора: «…Бабушка Соломонидушка, Христова повивалушка, отопри у рабы Божьей Пеструшеньки молочко из жилочек — в вымечко, из вымечек — в сисечки, из сисечек — в подоенку».
Магическим средством увеличения удоев считалась роса. Ср. в полесском заговоре: «Божа мати по росе ходит, росу собирает, этой корове споры наделяет». С помощью росы ведьмы и колдуньи могли также отобрать М.
У южных славян «магии молока» была подчинена большая часть обрядов Юрьева дня, и особенно ритуал первого доения овец: доили в особую, украшенную цветами посудину, пропускали струю М. сквозь предметы, имевшие форму круга — венок, хлеб с отверстием, камень с отверстием, обручальное кольцо; бросали на дно подойника серебряные деньги, совершали обряд в воротах загона, украшенных цветами, ветками клена, кизила, шиповника. Первое надоенное М. выливали в текучую воду, чтобы целый год М. текло, как вода.
Отбирание М. приписывалось ведьмам, колдунам и людям с дурным глазом. Для этого использовались разнообразные приемы: ведьма оборачивалась лягушкой или ужом и высасывала М. у коровы в купальскую ночь; собирала росу на чужом поле и давала пить своей корове; выходила во двор, махала на все стороны платком и говорила: «Коровки, коровки всяческой масти, пусть ваше молоко ко мне идет!» — после чего вешала платок в своем доме и с платка лилось столько М., сколько она хотела (западная Белоруссия). По поверьям, ведьма умела доить чужих коров и с помощью ножа, который она втыкала в соху или в столб, — М. стекало по острию ножа (восточные славяне), и с помощью метлы, которой она ударяла корову по вымени, забирая М. «на метлу», и с помощью корки хлеба, положенной под камень на дороге, по которой шло стадо, и затем скормленной своей корове (болгары), и с помощью следов коровы, над которыми она производила какие-то манипуляции (поляки), с помощью заговоров и многого другого.
Виновником порчи М. могла быть пробежавшая под коровой ласка или пролетевшая под ней ласточка, от этого в М. появлялась кровь или оно делалось густым и тягучим.
Для защиты скота от порчи применялись разнообразные защитные действия и соблюдалось множество запретов и предписаний, регламентирующих обращение со скотом (содержание, кормление, выгул, случку, отел, куплю-продажу), с М., молочной посудой, хлевом или загоном для скота, а также поведение пастуха. Например, выносимое из дома М. рекомендовалось солить, чтобы его не испортили (восточные славяне); при кипячении М. строго следили за тем, чтобы оно не выкипело в огонь: от этого у коровы «высыхает» М. и трескаются соски; молочную посуду мыли целебными травами, окуривали ладаном, украшали цветами, выставляли под звезды и т. п.
Существовала целая система мер по преодолению наведенной порчи. Например, словенцы, чтобы вернуть корове М., считали необходимым ударить ее штанами пастуха, дать ей хлеба, намоченного в воде из трех источников, повесить в хлеву жабу и т. п.
Если у кормящей женщины пропадало М., сербы Попова Поля приносили воду и пропускали сосуд с водой через штанину брюк ее мужа, приговаривая: «Я обратил воду к воде и привел молоко к молоку. Мое молоко шло по горам, по высям и по разным травам, пока пришло ко мне!» Русские омывали водой родильницу и новорожденного: первую — «на обилие молока», второго — «на долгую жизнь».
Само М. наделялось магическими благотворными свойствами и широко использовалось в народной медицине и в качестве оберега. Например, сербы в Поморавье молоком поливали полазника; словенцы умывались М., чтобы быть молодыми и красивыми; восточные славяне обливали молоком новорожденного; смазывали М. косяки дверей и окон в случае стихийных бедствий и т. п.
Лит.: Журавлев А.Ф. Домашний скот в поверьях и магии восточных славян. М., 1994.
С.М. Толстая
МОЛЧАНИЕ — форма ритуального поведения. В традиционной культуре М. (отказ от речи) выявляет принадлежность того или иного существа к потустороннему миру и сверхъестественным силам вообще (ср. в этой связи отношение к немому, равно как и к слепому, глухому (см. Глухота), как к человеку «нечистому», опасному, знающемуся с нечистой силой). Человек, отказывающийся от речи или же неспособный к ней, воспринимается как не-человек, как «чужой». Наиболее очевидна эта особенность в поведении ряженых — людей, на время связавших себя с потусторонними силами и потому вынужденных вести себя сообразно нормам их поведения. М. характерно как для главных персонажей того или иного обряда, так и для рядовых участников процессий. Ряженые парни, которые носят по селу обрядовое чучело Марены, по дороге не разговаривают, а лишь иногда издают невразумительные звуки. Южнославянские русалии, обходящие дома на Русальной неделе, не только не здороваются, не прощаются и не разговаривают со встречными, но и не говорят друг с другом, за исключением своего вожака.
Ритуальное М. строго соблюдается в некоторые моменты похоронно-поминальных обрядов. Так, запрещается разговаривать во время агонии, чтобы не мешать душе расставаться с телом и не усугублять страданий умирающего: в полном молчании проходит зачастую и поминальный ужин, во время которого, по поверью, души усопших незримо присутствуют за столом. М. как наиболее очевидная черта «поведения» умершего проявляется и в других обрядах жизненного цикла, сопровождающихся обязательной изоляцией главного действующего лица обряда, которая символизирует его временную смерть: так, в определенные моменты свадьбы невеста ни с кем не разговаривает, ни на кого не смотрит, не двигается.
В магии и обрядовой практике запрет разговаривать (говорить самому, здороваться, отвечать, откликаться на чей-нибудь голос или зов) вступает в силу преимущественно в те моменты, когда человеку необходимо вступить в контакт с представителями «иного» мира, нечистой силой. М. как обрядовое воздержание от речи помогает человеку устанавливать связь с «иным» миром (ср. практикуемые в аналогичных ситуациях полное или частичное обнажение, снятие креста). К подобным ситуациям относятся прежде всего гадания, любовная, лечебная магия. В Польше мать больного ребенка относила его под куст бузины, полагая, что болезнь отберет демон, живущий под бузиной, возвращалась домой, где в полном М. выполняла три работы, а затем забирала ребенка. Молчать принято было после совершения некоторых магических актов, в частности после произнесения лечебных заговоров.
Воздерживаясь от речи, человек предохраняет себя от влияния потусторонних сил (при этом запрещается также раскрывать рот, смеяться, кричать) или просто остается незамечен ими. Ср. запрет разговаривать при выкапывании кладов, которые сторожит нечистая сила, во время грозы (когда дьявол, преследуемый Богом, может проникнуть в человека через открытый рот), во время жатвы, когда сжинают последний сноп (называемый в этом случае «молчальным», «молчанушкой») или срезают последний пучок колосьев, «бороду» (место обитания духа нивы). Нарушение запрета разговаривать может привести к тяжким недугам: у девушки, заговорившей в то время, когда она несет с поля домой последний сноп, будет слепой жених; человек, проронивший хоть слово при извлечении клада, онемеет. М. обязан соблюдать человек, впервые весной выехавший в поле сеять, женщина, замешивающая тесто для обрядовых хлебов к какому-нибудь большому празднику, или тот, кто первым в селе набирает до восхода солнца «молчальную воду», которой придается особая лечебная и магическая сила.
Вместе с тем когда сам человек представляет опасность для окружающих, его добровольное М. - это способ уберечь людей от нежелательного влияния на них. Работник, сделавший гроб, относит его в дом умершего, сохраняя полное М.; в противном случае это может повредить тому, с кем он заговорит.
М. известно и как форма ритуального и бытового этикета. У южных славян после свадьбы молодая женщина обязана соблюдать М. - не разговаривать с близкими родственниками мужа (его родителями, братьями). У болгар девушки в знак уважения к главной из них, называемой «кумица», в период от Вербного воскресенья до Пасхи не разговаривают между собой в ее присутствии.
Т.А. Агапкина
МОРА — у южных и западных славян демон, который душит и мучает спящего человека, наваливаясь ночью ему на грудь.
Поляки и кашубы считают, что если в семье подряд рождаются шесть или семь дочерей, то последняя становится М. По чешским верованиям, М. становятся дети, родившиеся с зубами, а по сербским и хорватским, — дети, рожденные в «рубашке», обычно кровавой или синей. Сербы полагают, что М. - девушка, родившаяся в кровавой сорочке, которую повитуха сожгла на огне. Сербы и хорваты также считают, что М. - дочь вештицы, а также что М. становятся дети, зачатые женщиной в праздник или во время месячных. По польским поверьям, девочка, из которой получается М., имеет две души — добрую и злую, при этом злая душа вылетает из тела спящей М. и вредит людям, но сама М. ничего не подозревает (см. Двоедушники). Демонические свойства М. проявляются ночью, а в остальное время она ничем не отличается от окружающих. Западные славяне считают, что М. душат людей помимо своей воли, когда придет их час. Согласно болгарским и польским поверьям, М. - души людей, умерших без исповеди, похороненных с нарушением погребального ритуала, а также детей некрещеных или неправильно окрещенных младенцев. У поляков, чехов и лужичан известны поверья и о М.-мужчинах.
Поляки считают, что М. невидима или выглядит как неясно различимая человеческая тень, у нее прозрачное тело, она худа, костлява, у нее ненормально длинные ноги, руки, ногти. По сербским поверьям, М. может принимать вид ночной бабочки или комара, а также животных, связанных с потусторонним миром: летучей мыши, кота, мыши.
М. забирается на грудь спящего человека, давит и мучает его, пьет у него кровь, а у женщин сосет из грудей молоко. По некоторым поверьям, существует несколько разновидностей М.: одна сосет и душит людей, другая сосет сок деревьев, третья — овощи и сорняки. Жертва М. бледнеет, чахнет и скоро умирает.
М. может проникнуть в помещение через любое, даже самое маленькое отверстие, в том числе через замочную скважину. Поляки и кашубы полагают, что М. передвигается в решете, на метле, колесе от тачки, мотовиле, коловороте от прялки (ср. Прялка) или в тележке с одним колесом.
В качестве оберегов от М. используются нож, иголка, воткнутая в одежду, топор или другой железный предмет, чеснок, пояс, который кладут поверх одеяла, хлеб, зеркало. Чтобы прекратить посещение М., необходимо ее распознать. Для этого человек, которого душит М., должен сказать ей: «Приходи утром, дам тебе хлеба и соли». Первая пришедшая утром женщина и будет М. Ей нужно дать обещанное, после чего она больше не будет приходить в этот дом. От М. можно избавиться, поймав то животное, в которое она обернулась, и искалечив его.
Уже при рождении ребенка можно распознать в нем будущую М. и предотвратить вред, который она может причинить. Если у новорожденного были зубы, мать во время первого кормления давала ему в рот кусок дерева, чем переносила вредоносность своего ребенка на деревья. Согласно сербским верованиям, если девочка рождалась в кровавой «сорочке», нужно в первый же вечер подняться с этой сорочкой на крышу дома и оттуда крикнуть: «У нас родился ребенок в кровавой сорочке!» Это избавляло ребенка от судьбы М. Сербы также считали, что М. может стать обычной женщиной, если захочет; для этого она должна признаться в том, что она — М., кому угодно, даже дереву или земле, и обещать больше не причинять зла людям.
Е.Е. Левкиевская
МОСТ — в народных верованиях соединяет этот и «тот свет». Согласно украинским представлениям, душе после смерти предстоит перейти по кладочке через огонь, и если она оступится, то не дойдет до Царства Божия. Белорусы Гомельщины полагали, что душа умершего переходит через воду по мостику.
В Белоруссии на следующий день после поминок по женщине в память о ней делали кладку через какое-нибудь мокрое, топкое место или же перекидывали мостик через канаву либо ручей; вырезали на дереве, срубленном для М., дату смерти и серп; затем садились на дерево, выпивали, закусывали и поминали умершую. Каждый, кто переходил по такому мостику, также должен был ее помянуть.
В фольклоре М. осмысляется как наиболее опасная и ответственная часть пути в потусторонний мир, способ переправы через водную или огненную преграду, а также место поединка с мифическим противником.
В восточнославянских сказках на калиновом М. герой вступает в единоборство со змеем. Иногда схватка происходит на ледяном М., который создан на море дыханием змея, или на трех мостах; сначала на медном, потом на серебряном и, наконец, на золотом. Одна из трудных задач в русских сказках — построить за ночь большой чудесный М.; одна мостина серебряная, другая золотая.
Для обрядовой поэзии характерна тема мощения мостов. В колядках и волочебных песнях рассказывается о том, что к хозяину пришли гости издалека, преодолев множество препятствий, и в частности построив калиновые мосты через Дунай. В украинской колядке по калиновому М. уходят от человека его молодые лета и счастливая доля. В другом тексте хозяин дома идет через Дунай по калиновому М. и встречает ангелов; они подхватывают его под руки и несут в рай.
В свадебной поэзии и девичьих гаданиях восточных славян М. и вода связаны с символикой любви и брака. Девушка ставила на ночь у кровати сосуд с водой или сделанный из дров колодец, а потом связывала из прутьев или палочек мостик и клала его сверху; во сне ей должен был явиться жених и перевести через М.
Как небесные мосты осмысляются иногда радуга и Млечный Путь. По поверьям русских Тульской губ., радуга — это М., по которому ангелы поднимаются на небо с душами праведников или, наоборот, опускаются на землю, чтобы передать праведным людям Божью волю. Там же считали, что по Млечному Пути, как по М., из ада в рай поднимаются души умерших. Те, кого поминают в молитвах на земле, беспрепятственно проходят в рай, но если кого-нибудь из них на земле проклинают, то Бог изгоняет их из рая в ад и, когда они падают вниз, от них летят искры, которые превращаются на земле в змей и других гадов.
Небесный М. упоминается и в русских загадках: «Золотой мост на сотню верст» (лучи солнца, свет); «Протянулся мост на семь верст, а в конце моста золотая верста» (неделя, дни недели); «Намощен мост на семь верст, на мосту яблоня, на яблоне цвет во весь вольный свет» (семь недель Великого поста и Пасха).
Лит.: Бараг Л.Г. Сюжет о змееборстве на мосту в сказках восточнославянских и других народов // Славянский и балканский фольклор. М., 1981. С. 160–188; Виноградова Л.Н. Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян: Генезис и типология колядования. М., 1982. С. 157–164.
А.Л. Топорков
МУЗЫКАНТ — наряду с другими «знающими» (пастухом, мельником, охотником, кузнецом и т. п.), лицо, которому приписываются колдовские способности (см. Колдун). Связь с музыкой, которая в народных представлениях обладает магическим свойством и имеет демоническое происхождение, придает М. статус человека, находящегося в постоянном контакте с потусторонним миром. В календарных и свадебном обрядах М. - один из обязательных участников, получающий за свою игру вознаграждение. При раздаче каравая ему выделялась нижняя корка, в которую запекались монеты. М. с волынкой сопровождали группы волочебников — исполнителей пасхальных волочебных песен. Представления о магических способностях М. особенно сильны на Карпатах. У восточных славян, особенно у украинцев и белорусов, М. часто были профессиональные нищие — лирники. В Древней Руси М. обычно были скоморохи, чья деятельность осуждалась и преследовалась церковью как бесовская. Согласно церковным канонам, игра на музыкальных инструментах (как и любое увеселение) была запрещена во время поста — с них на это время снимали струны, а у западных славян в канун Великого поста существовал обычай «похорон контрабаса».
Согласно поверьям карпатских украинцев, чтобы овладеть музыкальным мастерством, нужно прибегнуть к помощи нечистой силы. Человек, желающий стать М., должен до восхода солнца пойти на перекресток и, раздевшись донага, заиграть на скрипке. Для этой же цели нужно ночью закопать на перекрестке свирель, наполненную водкой. Через семь дней музыкальный инструмент нужно откопать. Если черт принял подношение, водки окажется половина. Еще через семь дней свирель выкапывают окончательно. Если там совсем не окажется водки, человек будет в совершенстве играть на свирели даже во сне. На Карпатах считалось, что некоторые мелодии М. подслушивает у лесного демона чугайстера или у черта, но не может воспроизвести из них одну ноту; полагали также, что играть эти мелодии может только тот, кто их услышал, другие М. не способны их перенять.
Музыка привлекает к М. нечистую силу. Во многих быличках рассказывается, как черти под видом подгулявшей компании встречают М., возвращающегося со свадьбы или вечеринки, и просят поиграть им на скрипке за хорошую плату. Музыканту кажется, что он находится в красивом доме, а под его музыку пляшут дамы и кавалеры. Он играет несколько суток подряд, но ему представляется, что прошло всего несколько часов. Лишь случайно (перекрестившись или упомянув имя Божье) М. обнаруживает, что сидит в чаще леса на пне, а вокруг пляшут черти. Согласно карпатским поверьям, женские демоны витреницы любят танцевать на горных полянах, поэтому они часто крадут того, кто хорошо играет на свирели или гуслях, и держат его у себя до старости, заставляя непрерывно играть. В другом карпатском сюжете в качестве М., играющего танцующим витреницам на волынке, выступает сам черт.
На Русском Севере, Карпатах и у западных славян функции М. частично совмещались с функциями пастуха, обязательным атрибутом которого являлись рожок, иногда барабан, а на Карпатах — флейта и трембита. Игре пастуха на музыкальном инструменте приписывались защитные свойства. К примеру, у словаков накануне Нового года и дня св. Люции пастухи обязаны были как можно громче играть на своих инструментах, чтобы отогнать нечистую силу.
Лит.: Левкиевская Е.Е. О «демоническом» в музыке и музыкальных инструментах (карпатская народная традиция) // Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1999. С. 305–310.
Е.Е. Левкиевская
МУРАВЕЙ — насекомое, символика которого определяется в основном признаком множественности. М. наделен и хтонической символикой. Арабский автор ал-Масуди († 956) описывает славянского идола в виде старца с посохом, которым тот извлекает из могил останки умерших. Под правой ногой его помещены изображения муравьев, под левой — воронов и других черных птиц. Атрибуты мертвеца в качестве источника, порождающего М., фигурируют в магическом способе насылания порчи у поляков (волосы с бороды покойника, добытые из могилы, и каменную крошку с надгробия бросают на очаг, чтобы расплодились М.). Известны славянам и представления о М. как облике души.
Роль домашнего покровителя выражена у М. слабее, чем у многих «гадов» и некоторых домашних насекомых, в основном в виде примет. Так, у русских М. в доме — к счастью, у болгар и македонцев — к богатству. Нередко плохим предзнаменованием считалось появление в доме лишь черных М.: черные предвещали смерть, а рыжие — счастье.
Появление М. в доме связывалось у поляков с нарушением запрета есть в Великую пятницу после полудня или после захода солнца освященную в этот день еду. У болгар женщины соблюдают запрет на все виды работ в день св. Афанасия («Черный день», 5.VII), чтобы М. и другие насекомые не поели посевов. М. посвящен также день св. Мавры — по созвучию имени этой святой с названием М. (болг. «мрава» — муравей).
Характерный для М. признак множественности по-разному используется в гаданиях и магических действиях, связанных со скотом, в практике рыболовов, в обрядах вызывания дождя, в приметах, толкованиях снов и фольклорных текстах (приговорах, загадках).
М. символически соотносятся со скотом. В польских колядках хозяевам желают столько овец и телушек, сколько в лесу М. В Болгарии кладут снятую с себя мартеницу под камень и потом проверяют, что под ним: если М., то народится много ягнят. Сербы кладут в муравейник голову печеного рождественского животного, кости зажаренных в Юрьев день ягнят и т. п., чтобы скота расплодилось столько, сколько М.
Белорусские рыбаки ради обильного улова рыбы окуривают сеть муравейником (множеством М.) при первом выезде на рыбную ловлю, вырезают удочку из дерева, растущего в муравейнике.
В обрядах вызывания дождя копошащиеся М. символизируют капли дождя. В Полесье и в Сербии во время засухи разгребают муравейник палкой, произнося заклинания: «Як этые мурашки плувуць, так и дощ пусьць плыве»; «Сколько муравьев, столько и капель». Символика капель проявляется у М. и в русском толковании сна: много М. - к слезам. По-иному признак множественности выступает в другом русском снотолковании: М. снятся к богатству.
В девичьих гаданиях М. символизируют множество сватов. В Сараеве девушка накануне Юрьева дня бросает горсти М. из муравейника на свой дом со словами: «Муравейник на дом, а сваты в дом!»
У поляков на основе признака множественности с М. символически соотносятся опилки: если плотник, строящий дом, подсыплет туда опилок, в доме разведутся М.
М. используют для распознавания ведьмы. В Белоруссии в Юрьев день рассыпают муравьиные кучи по улице. Считается, что ведьма через такую улицу пойдет в обход и таким образом можно будет ее определить. На Украине дорогу обливают отваром муравейника, и когда выгонят стадо, корова ведьмы не пойдет по дороге, а встанет, заревет и станет лизать облитое место — так станет известно, кто в селе ведьма.
В народной медицине с помощью М. лечатся от ревматизма, от ударов и ломоты в костях, от лихорадки и бешенства. На Украине и в Белоруссии лечатся муравьиным маслом. Считается, что М. «бьют масло» на Ивана Купалу или в ночь на 1 августа, когда оно выходит на поверхность муравейника в виде комка, а с восходом солнца тает. Этим маслом мажут волосы, чтобы они лучше росли, натирают больные руки и ноги, лечат другие недуги и даже верят, что оно приносит счастье.
Лит.: Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 510–515.
А.В. Гура
МУСОР — в верованиях и магии славян атрибут дома, символ жилища и его обитателей.
При переселении в новый дом М. переносили с собой (рус., пол.). Ритуальное подметание дома невестой на второй день свадьбы демонстрировало ее приобщение к дому, включение в новую семью. М. соотносился с богатством, счастьем в доме. Запрещалось подметать и выносить М. на Новый год или в течение всех святочных дней, чтобы не вымести счастье, подметать после обеда, чтобы не «вымести» хозяина (рус.). Пока покойник находился в доме, не подметали, чтобы не вымести живых (рус.), душу умершего (полес.), домашнее счастье (серб.). После выноса гроба дом обязательно подметали и М. сжигали (пол., словац., морав.), чтобы в доме не задержался дух умершего; выносили М. на такое место, где не ходят, чтобы «не втаптывали покойника в землю» (пол. Покутье).
М., собранный во время праздников, имел продуцирующую силу. Святочный М. через несколько дней сжигали в саду (укр., з. — рус.), обсыпали им плодовые деревья, чтобы они хорошо родили (полес., словац.). У мораван с той же целью сжигали в саду М., подметенный в Страстную пятницу. Ради плодородия и защиты от сорняков на Новый год выносили М. на поля (бел. пинск.).
М. фигурирует в магических действиях, направленных на защиту от вредных насекомых, змей и волков. Чтобы в доме не водились гады и насекомые, сжигали М. вместе с метлой в понедельник на Тодоровой неделе (болг.), выбрасывали М. на мусорную кучу, на перекресток, на чужой двор или в реку на Новый год (серб., бел.), на Благовещение (бел.), в Чистый четверг (укр., пол.), на Страстной неделе (чеш., морав.). В Полесье, чтобы волк не повадился в хлев, подметали избу в Сочельник и выносили М. за огород.
М. мог служить апотропеем. В ночь перед Рождеством хозяйка оставляла подметенный М. перед дверью дома для защиты от ведьм (чеш.). Святочный М. и солому сжигали в воротах, чтобы через них не ходило недоброе (укр., бел.). Накануне Крещения выметали из дома М., чтобы в нем не остался чертенок (рус.). На масленицу сжигали М., чтобы изгнать нечистую силу из дома (черногор., словен.). У сербов собранный в кучу М. сжигают каждый год утром на Тодорову субботу, в день Сорока мучеников, на Благовещение, в Юрьев день или день св. Иеремии для того, чтобы избавиться от демонов и змей.
М. также мог препятствовать сглазу, порче. Вошедший в дом, где снуют, должен был бросить в ткацкую основу щепотку М. из-под порога, чтобы не сглазить работу (полес.). Предназначенную для продажи скотину обсыпали пеплом, маком или М. (словац.).
В лечебной магии для того, чтобы изгнать детскую бессонницу, с ребенком на руках подметали дом от угла к порогу и выбрасывали М. за порог, изображая, что выбрасывают болезнь (рус.). Чтобы вылечить «сухотку», клали ребенка под порог, сметали на него из всех углов М., а потом осторожно «выбрасывали» его вместе с сором на двор; затем ребенка через окно передавали обратно в дом, а М. скидывали в сторону (пол., Куявия). У словаков для магических действий от сглаза и бессонницы брали М. из-под порога костела или из-за алтаря; у западных белорусов собирали М. из трех соседских домов.
Для гаданий использовался М., подметенный в Сочельник, костра (отбросы льна и конопли после трепания и чесания. — Ред.) или семена льна и конопли. Девушки садились или наступали на М., рассыпали его на перекрестке или на навозной или мусорной куче и ждали знаков судьбы (в. — слав., словац.). В Словакии для того, чтобы узнать, жив ли близкий человек, выметали из углов и из-под порога М., и если в нем было насекомое, то считали, что человек жив (словац.). Девушки сыпали на мусорную кучу костру, М., семена льна или конопли и слушали, с какой стороны залает собака, в ту сторону, как полагали, и пойдут замуж (полес., словац.).
М. запрещалось бросать в огонь, выбрасывать, стоя лицом на восток и навстречу солнцу (болг.), выносить М. после захода солнца, высыпать его на дорогу (полес.). М. клали перед матерью нечестной невесты, чтобы опозорить ее перед всей свадьбой (Полесье, Ровенская обл.).
Ведьмы использовали М. во вредоносной магии. С его помощью можно было навести порчу (укр.), сотворить из него червей (пол.). Чтобы избежать этого, подметенный М. сжигали или бросали на навозную кучу (у словаков и чехов). В Полесье считали, что у того, кто наступит в сумерках на М. (или на воду), будут болеть ноги или он ослепнет.
Опасной считалась и мусорная куча — место, на котором, по народным верованиям, собираются демоны, души покойников, ведьмы. Поэтому избегали ходить на «сметник», чтобы не стать жертвой порчи (серб.). Западные славяне, чтобы уберечься от ведьм, в ночь перед 1.V ставили на мусорной куче березовые или можжевеловые ветки.
На мусорной куче перед заходом солнца лечили и заговаривали болезни. В Закарпатье на «сметнике» в новолуние «избавлялись» от подменыша, которого после чтения заговора клали на М. и били метлой.
В конце свадьбы, когда разыгрывали пародийную шутовскую свадьбу с ряжеными, на куче с М. ряженый «поп» венчал «молодых» (полес.). В Восточной Словакии сюда выливали воду после первого купания новорожденного, чтобы ребенок рос так же быстро, как и куча.
М.М. Валенцова
МЫШЬ — нечистое животное, относимое в народном сознании к «гадам». Согласно сербской легенде, М., змеи, ящерицы и другие «гады» вышли на свет Божий из чрева змеиного чудовища халы, убитого св. Нестором.
В легендах отражена и дьявольская природа М. У болгар М. произошли от дьявола, лопнувшего в церкви от запаха ладана, у сербов — от одной из уцелевших в церкви М., в которых превратился разлетевшийся на мелкие осколки черт, ударившийся в закрытое окно при попытке вылететь из церкви. В легендах о всемирном потопе М. или дьявол прогрызают дыру в Ноевом ковчеге.
В облике М. белорусы представляют души умерших, которые питаются ночью недоеденным хлебом. Если кошка поймает такую М., домашним грозят бедствия за гибель предка. В связи с этим М. в приметах предвещают смерть: когда погрызут кому-то одежду (у русских, мораван), шуршат под кроватью (у белорусов) или плодятся в доме (у сербов).
В поверьях М., так же как змей и ящериц, характеризуют мотивы свиста и музыки. Так, сербы считают, что музыкальная игра ночью приманивает М. в дом, а запрет свистеть в доме объясняют тем, что от этого плодятся М.; в кашубской сказке М. наделяет человека волшебной дудочкой и т. п. Ср. также польское поверье о выманивании свистом крыс из дома.
Ущерб, причиняемый мышами, метафорически уподобляется ущербу от кражи. У южных славян знаком того, что кто-то из домашних крадет что-то в доме, служит поеденная М. одежда или появление их в доме. Распространенное представление о том, что беременной женщине нельзя отказывать в любой просьбе, иначе виновнику отказа М. погрызут одежду, основано на соотношении прибыли и убытка: ущерб, наносимый беременной (отказ дать что-либо), компенсируется ущербом, наносимым М. виновнику такого отказа.
Чаще всего для изгнания, изведения М. и оберегов от них используются освященные предметы и соблюдаются запреты на еду, у южных славян — запреты на работу с применением острых предметов. Для избавления от М. у поляков обходят вокруг дома с освященной пасхальной едой; у болгар кладут в чулане дубовую ветку; у белорусов не упоминают о М. за едой; у украинцев не вынимают одежду из сундуков на Рождество, не едят в амбаре, невеста едет к венчанию натощак. Чтобы М. не поели зерна, поляки оставляют им в поле последний пучок несжатых колосьев; свозят снопы с поля ночью, когда все спят; по дороге сквозь спицы колес бросают камни; опрокидывают на бок первый сгруженный воз; оставляют мышам зерна на дне телеги.
У южных славян оберегам от М. посвящены специальные «мышиные праздники», из которых наиболее распространен день св. Нестора, 27.XI. В этот день не режут ножом хлеб, не стригут ножницами, не рубят дрова, чтобы М. не грызли одежду и посевы своими острыми зубами, а также не прядут, не вяжут, не берут в руки иголку, не месят хлеб, не открывают сундуков с одеждой, не берут зерно из амбаров, не наливают молоко и не достают сыр из кадушек, не открывают чуланы, где водятся М., не трогают попорченные ими предметы, не упоминают М. Совершают имитативные магические действия, чтобы залепить или замазать М. пасть и глаза: мажут навозом очаг или пол в погребе, зашивают подол спереди и сзади. В мышиную нору втыкают головешку, побег чеснока, перевернутый наоборот. Обереги от М. приурочены также к дню св. Екатерины, Андрееву дню (у болгар), дню св. Еремии (у болгар, македонцев), дню св. Мартина (у македонцев), к субботе Масленой недели («мышиной субботе») и к субботе накануне масленицы (у сербов).
У болгар для изгнания М. из села совершали обряд «мышиной свадьбы». Две женщины ловили пару М., наряжали их, как молодоженов, мышиной «невесте» надевали фату, связывали их и сажали в тыкву или в корзину. Крестьяне изображали сватов, священника, свадебных кума и куму, обходили с М. село, а за селом бросали их с высокого холма или оставляли в лесной чаще. При этом желали им пожениться в другом селе и больше не возвращаться. Потом устраивали пирушку с песнями и плясками, как на настоящей свадьбе.
С М. связано много примет: М. покидают дом — к пожару или беде (у русских), М. перебежит дорогу — к неудаче (у болгар), если М. погрызет девушке приданое, она выйдет замуж за богатого (у болгар), если М. попортят купцу товар, его можно будет продать скорее и выгоднее (у русских) и т. д.
Ряд поверий и действий, связанных с М. как грызуном, касается зубов.
В народной медицине широко известны способы лечения грыжи с помощью М. Живую М. дают есть больному падучей или неизлечимой болезнью. Настоем М. на растительном масле лечат больные суставы, ушную боль и т. д.
Лит.: Сумцов Н.Ф. Мышь в народной словесности // Этнографическое обозрение, 1891. Кн. 8. № 1. С. 49–94; Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 403–416.
А.В. Гура