Славянская мифология: энциклопедический словарь

Н

НАВИ — южнославянские, украинско-карпатские и украинские мифологические персонажи — души некрещеных младенцев, мертворожденных детей (иногда — души женщин, умерших в родах). Названия типа «нави» восходят к древнерусским словам навь, навье и др., обозначающим мертвых и их мир: «из навии въскрьсе», «навьмь мъвь творять», «приходили к намь навья мытся». «Нави» упоминаются в «Повести временных лет» (под 1092 г.) в рассказе о происшествии в Полоцке, который подвергся ночному нападению «навий» (названных здесь «бесами»), избивающих жителей и оставляющих на их телах смертоносные язвы.

Моровое поветрие в Полоцке в 1092 г.: «Тем и человеци глаголаху, яко навье бьють полочаны». Миниатюра Радзивилловской летописи XV в.

Южнославянские «нави» чаще всего имеют орнитоморфный облик (птенцы, цыплята, большие черные птицы и др.), выдают свое присутствие характерным писком или свистом, ведут себя агрессивно по отношению к людям; главная их злокозненная функция — нападать на свою мать и на рожениц, мучить их в течение 40 дней после родов, высасывать у них молоко, лишать сна, насылать болезни, душить детей, выпивать кровь у новорожденных и их матерей; нападать на пастухов и конюхов по ночам, выпивать молоко у овец и коров и т. п.

В украинских Карпатах, а также спорадически в других регионах Украины за этими именами закреплены два основных персонажа: в детском и женском обличьях. Гуцульские нявки — души некрещеных младенцев (см. Дети некрещеные), мертворожденных детей, а также детей, убитых своими матерями непосредственно после рождения; они нападают на детей и женщин, сосут у них кровь, душат женщин. Украинские мавки — некрещеные младенцы или дети, уворованные вскоре после рождения дьяволом; они живут в лесах, а на Пасху собираются на крестный ход к церкви и просят себе креста. В отличие от южно-славянских навий и гуцульских нявок у украинских мавок «вампирские» функции не выражены.

В украинских Карпатах и на Украине теми же именами могут обозначаться женские персонажи, приближающиеся как к восточнославянским и карпатским русалкам, так и к болгарским русалиям. Они появляются чаще всего на троицкой неделе или в Петров пост; танцуют и вытаптывают траву; приглашают к себе на игрище овчара, который играет для них на сопелке; они обитают в воде и могут затащить туда человека, решившего в это время купаться; насылают засуху, вихри, болезни.

На восточнославянской территории область распространения мифонимов типа «нави» непосредственно примыкает к обширной зоне бытования хрононимов Навский (Намский) четверг, Навская Паска. На Украине и в Белоруссии этот хрононим относится к Страстному четвергу (редко), а обычно — к четвергу пасхальной недели и обозначает поминальный день, когда люди совершают характерные поминальные действия на могилах (убирают, чистят, оставляют там еду, угощают нищих и т. п.).

Иногда Страстной и пасхальный четверги, у восточных славян называемые «Навскими», посвящались непосредственно «мавкам» и «нявкам». Например, на юго-западе Брянщины, если в доме был ребенок, умерший некрещеным, то в память о нем в Страстной четверг устраивали обед. В Харьковской губ., а также в других местах, четверг пасхальной недели назывался Мавский велыкдень (т. е. был производным от украинского названия мифологического персонажа мавка). Мавки — души умерших некрещеными детей — выходили в это время из воды и оставались на земле до Преполовения или до Троицы. В этот день устраивали семейные поминки по умершим детям. Например, на Витебщине в пасхальный четверг, называемый Навское воскресенье, «нужно было сварить столько белых яиц, сколько в семье было умерших детей, и съесть их на открытом месте, покатав предварительно по траве, чтобы невинные дети с высоты неба видели и благословляли помнящую их семью».

Лит.: Агапкина Т.А. О тодорцах, русалках и прочих навях // Studia mythologica Slavica. Ljubljana, 1999. № 2.

Т.А. Агапкина

НАГОТА — полное или частичное обнажение человеческого тела; практикуется в сельскохозяйственной магии, в колдовской практике и эзотерических ритуалах, в календарных обрядах и играх, имеющих оргиастический характер. Признак нагой — одетый соотносится с оппозициями природа — культура, человек — нечеловек (ср. болгарское и сербское название некрещеного ребенка: голчо, гољчо). Обнажение как бы возвращает человека в природное состояние, выводя его за рамки культурного и человеческого. Нагота призвана также защитить человека от влияния демонических сил. Частичное обнажение в сочетании с демонстрацией ягодиц или половых органов в обрядах и фольклоре вызывает комический эффект, а в ситуации войны или ссоры оценивается как оскорбительное действие.

Отношение к Н. в народной культуре было в целом терпимым и далеким от пуризма. В XIX в. на Русском Севере мужчины мылись в общественных и частных банях вместе с женщинами. В Заонежье еще в начале XX в. девушки купались обнаженными после бани на глазах у всей деревни; местные мужчины никак на это не реагировали, но осуждали приезжих, которые, на их взгляд, воспринимали это неадекватно. Знахарь мыл накануне свадьбы невесту в бане, чтобы уберечь ее от порчи.

В сельскохозяйственной магии Н. наделяется продуцирующей символикой. В России мужчины сеяли лен и коноплю без штанов или в обнаженном виде; на Смоленщине голый мужик объезжал на лошади конопляное поле. В Сибири нагишом сеяли репу; после посадки капусты женщины обегали участок без юбок, с распущенными волосами. Белорусы Витебской губ. после посева льна катались нагими по земле, чтобы лен вырос долгим и волокнистым. В Заонежье перед началом жатвы, чтобы очистить поля, засоренные овсюгом, жницы выбирали девушку, которая трижды до восхода солнца раздетая обегала поля.

При соприкосновении с почвой, злаками, росой обнаженное тело вбирало в себя продуцирующую силу и, в свою очередь, передавало ее природе. В Заонежье девушки, чтобы стать привлекательнее, в ночь на Ивана Купалу катались обнаженными во ржи; выбирали для этого поля зажиточных хозяев, которые имели неженатых сыновей. В ту же ночь девушки умывались из трех лесных ключей: раздевались донага, молча подходили к источнику, умывались с мылом и обдавали все тело водой, а потом шли к следующему ключу. У болгар, чтобы избавиться от бесплодия, женщины катались нагишом по росе перед восходом солнца в Юрьев день; то же проделывали и девушки в надежде выйти замуж.

Н. встречается в профилактических и лечебных обрядах, связанных с детьми. В Пермской губ. повитуха обходила без одежды вокруг бани с ребенком на руках, чтобы он не плакал ночью. В Архангельской обл. мать брала на руки больного ребенка и шла с ним голая вокруг бани; считалось, что виноват в болезни тот, кто первым ей встретится.

Демонстрация гениталий и переодевание призваны были подействовать на нечистую силу, отогнать или обмануть ее. В русском Поморье женщина во время сенокоса отгоняла лешего: подняв сарафан, она хлопала ладонью по телу, прикрикивая: «Н-н-а, леший! Ничего не получишь!» Если человек заблудился в лесу, то ему следовало раздеться догола, вывернуть наизнанку одежду и переодеть обувь с правой ноги на левую и наоборот.

Обнажение «срамных» частей тела характерно для святочных игр, молодежных развлечений и девичьих гаданий. На Русском Севере девушки отправлялись в полночь в баню и, завернув подол на голову, пятясь, входили в баню и приговаривали: «Мужик богатый, ударь по жопе рукой мохнатой!» Полагали, что если к телу прикоснется волосатая рука, то жених будет богатым, если — безволосая и жесткая, то он будет бедным и жестоким, а если — мягкая, то характер у него будет мягкий. У словенцев в купальскую ночь девушка, раздевшись донага, сметала мусор к дверям, а затем оборачивалась и смотрела на стол, надеясь увидеть там будущего мужа. У сербов, чтобы изготовить магические орудия миниатюрной формы, имеющие значение амулета или оберега, кузнец ковал их в полночь, молча и раздевшись догола.

У русских обнажение как форма ритуального поведения практиковалось в масленичных обрядах. Так, на Русском Севере, на Урале, в Сибири и в других местах в последний день масленицы при стечении народа один или несколько мужиков разыгрывали на улице (на морозе), «как Масленка парится в бане»: для этого они раздевались донага, брали веник, входили в «баржу» или «лодку» и там «парились» на потеху публике. Иногда та же сценка принимала форму пародийного очистительного обряда, которому подвергались все, кто принимал участие в масленичных бесчинствах.

Полное или частичное обнажение было одним из важнейших условий совершения эзотерических ритуалов и колдовских практик. В таком виде девицы и женщины совершали обряды опахивания (у русских, болгар и в других местах). В Заонежье при эпизоотии две вдовы нагишом, с черным котом и петухом в руках трижды обходили деревню, а потом закапывали их живыми у околицы. В Орловской губ., чтобы не было блох, в Чистый четверг девушка или молодая женщина до восхода солнца должна была без одежды вымести сор из избы и, положив его на заслонку от печи, вынести на середину дороги. В Болгарии мужчины нагими «изгоняли» из села змей или высекали «живой огонь» в обрядах вызывания дождя. У гуцулов музыкант, если хотел получить от нечистой силы умение хорошо играть, на Благовещение перед восходом солнца шел на перекресток, где раздевался догола и играл на скрипке, после чего ему не было равных в игре.

В колдовской практике обнажение сближается с другими формами антиповедения: распусканием волос, непристойными движениями, руганью и т. п. Ведьмы нагими собирали росу на Ивана Купалу, шли в чужой хлев, чтобы отобрать молоко у коров, делали в поле заломы, отправлялись на сборище или на шабаш и т. д. У южных славян в Юрьев день до восхода солнца ведьма нагишом объезжала чужие загоны со скотом, сидя верхом на вале ткацкого станка, чтобы отобрать молоко у чужих коров.

В обнаженном виде являются людям многие персонажи народной демонологии: русалка, полудница, банник с банницей, водяной, шутовка, шишига. В России банник принимал иногда образ голого старика, покрытого грязью и листьями от веника; обдериха пугала моющихся в бане, обернувшись голой девкой. В народных рассказах о посещении загробного мира и в лубочных картинках в обнаженном виде рисуются души умерших грешников. Частичная или полная Н. характерна для русских юродивых.

Лит.: Маслова Г.С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX — начала XX в. М., 1984. С. 116–119; Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. М., 1979. С. 29, 31; Логинов К.К. Девичья обрядность русских Заонежья // Обряды и верования народов Карелии. Петрозаводск, 1988. С. 66–67; Логинов К.К. Материальная культура и производственно-бытовая магия русских Заонежья. СПб., 1993. С. 22, 34, 96, 113; Толстой Н.И. «…выходила потаскуха в чем мать родила» // Живая старина. 1994. № 4. С. 6–7; Русский демонологический словарь / Автор-составитель Т.А. Новичкова. СПб., 1995. С. 38, 294, 334; Кодови словенских култура: Делови тела. Београд, 1999. Год. 4; Станоева И. Тялото — голо и облечено // Български фолклор. София, 1994. № 2. С. 74–82.

Т.А. Агапкина, А.Л. Топорков

НАСЕКОМЫЕ — хтонические существа, воспринимаемые как нечисть (кроме пчелы и божьей коровки) и поэтому подвергаемые ритуальному изгнанию (см. Гады). Для Н. характерна символическая соотнесенность со скотом. В символике муравьев, блох, вшей, клопов, мух, пчел существенную роль играет признак множественности.

С гадами Н. роднит дьявольская природа (дьявол сотворил мух, ос, шершней, шмелей), ядовитость (бабочки, паука, медведки и др.), использование в обрядах вызывания дождя (вши, блохи, паука, медведки, муравьев). По украинскому поверью, мошки, комары, мухи завелись из пепла; согласно южнославянским легендам, блохи, мухи и комары произошли из искр от змеиного удара хвостом по углям, блохи — из горсти земли, из праха или пепла змеи, вши — из пыли, пепла, из крови змеи.

У всех славян распространены представления о Н. как образе души: в виде мухи, бабочки, муравья, жучка душа покидает тело человека во время сна, особенно ведьмы, в виде мухи или бабочки она вылетает из умирающего и посещает родной дом после смерти, светлячков воспринимают как души людей, с душами живых членов семьи отождествляют зимующих в доме мух.

Разнообразны ритуально-магические способы изведения Н. у восточных славян. Часто пойманного таракана хоронили, считая, что остальные пойдут за ним следом. Сажали его в лапоть или клали в «гробик» из репы или ореховой скорлупы и везли на ниточке на кладбище, там закапывали и ставили крестик. Иногда привязывали таракана ниткой за лапку и тащили на кладбище, когда туда везли покойника. По пути голосили: «Забери, голубчик, всех своих братиков, сестричек да мою хату мне очисть». Таракана бросали в могилу, когда в нее опускали покойника. Клопов спроваживали на «тот свет», подкладывая в гроб покойнику и приговаривая: «Куды гроб, туды клоп». Разыгрывали похороны блохи с мухой, посаженных в огурец: наряжались попом, кадили смолой, голосили, стучали в косы, изображая колокольный звон, всей деревней провожая «мертвецов» на кладбище. Закапывая блоху, причитали: «Попрыгунья блошка, подогни ножки, перестань скакать, пора ложиться помирать».

В некоторых местах таракана всей семьей волокли из дома на нитке через плечо и погоняли хворостиной: «Нейдет, пойдет… Ухнем!» Тянули за ниточку через дорогу под пение свадебной песни о том, как везут невесту с богатым приданым в новый дом. В день св. Тимофея Прусского (10. VI) выволакивали на двор в лапте пару прусаков и секли лапоть с угрозой: «Убирайтесь, прусаки, не то побьют вас мужики!» Выносили на коромысле двух тараканов к реке, приговаривая: «Пошли, поехали, живые покойники», а затем бросали в воду. Иногда тараканов бросали вслед выгоняемому стаду, веря, что все тараканы уйдут за стадом в поле.

От Н. избавлялись также путем передачи или подбрасывания кому-либо. Незаметно приносили тараканов соседям, в сенях читали заговор: «Сорок тараканов, сорок первый таракан — вся стая их, идите к соседу такому-то, а в нашей избе чтобы не слышно, не видно — духу не было. Аминь, аминь, аминь». Клопов бросали священнику в спину со словами: «Куда поп, туда и клоп», тайком клали ему в шапку или под седло лошади, говоря: «Попы, попы, возьмите наши клопы».

В заговенье Рождественского поста одна женщина обегала вокруг дома верхом на кочерге и стучала в дверь, а другая выходила к ней верхом на помеле. Первая спрашивала: «Чем заговелись?» — «Хлебом-солью». — «А клопы чем заговелись?» — «Клоп клопа съел». На Новый год открывали настежь дверь и выгоняли из хаты тараканов старым веником: просили их идти поколядовать к соседям. Сверчков отсылали «к месяцу на свадьбу», разъезжая по хате верхом на клюке с распущенными волосами. Мух изгоняли по окончании жатвы, высылая на небеса за снегом: «Черные мухи из хаты, белые в хату».

От тараканов избавлялись лишь «бескровным» способом. Бить и давить их, особенно черных, считалось грехом, поскольку черные тараканы в доме предвещают богатство и счастье. Их даже приносили с собой при переезде в новый дом и прикармливали по большим праздникам, т. к. верили, что благодаря черным тараканам лучше будет вестись скот. Когда тараканы покидали дом сами, считали это предвестьем пожара или смерти кого-нибудь из домашних. Роль домашнего покровителя приписывалась и другим Н. В Полесье верят, что паук приносит в дом богатство и благополучие, называют его «хозяином». У поляков запрещалось убивать пауков в хлеву, иначе скот будет сохнуть. По поверьям чехов, поляков, украинцев, присутствие в доме стрекочущего сверчка сулит счастье и деньги. Хорошей приметой считали также появление в доме муравьев.

Лит.: Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 416–526; Терновская О.А. К описанию народных славянских представлений, связанных с насекомыми. Одна система ритуалов изведения домашних насекомых // Славянский и балканский фольклор. М., 1981. С. 139–159; Терновская О.А. Ведовство у славян. II. Бзык (мухи в голове) // Славянский и балканский фольклор. М., 1984. С. 118–130.

А.В. Гура

НАЧАЛО — в народных представлениях момент или фаза, магически предопределяющая дальнейший ход и завершение всего события, процесса, состояния и т. п.

По поверьям, судьба человека зависит от времени его рождения: если ребенок родился в несчастливые (поганые, некрещеные и т. п.) дни или периоды года, то он будет несчастлив, долго не проживет, станет колдуном и т. п.; несчастливым младенец будет, если он появился в полдень или в полночь (чеш., словац.).

Удача или неуспех в делах связаны с временем их Н. (с фазами месяца, «хорошими» и «плохими» днями). У восточных славян сев и строительство нового дома следовало начинать в новолуние; запрещалось начинать новую буханку хлеба после солнечного заката (в. — слав.); выпадение дождя при начале любого дела почитали за знак успеха и удачи и др.

Временные границы праздников и праздничных периодов оформляются специальными обрядами встреч и проводов, маркируются ритуальными действиями (ср., например, печением специальных хлебцев-«жаворонков» для встречи весны). Особенно ярко магия Н. проявляется в обрядности праздников, считающихся началом Нового года. В эти дни старались не ссориться, не плакать, получше наесться, покормить скот, чтобы благополучным и сытым был весь год; высказывали вслух пожелания, которые, как надеялись, должны исполниться в текущем году; особое внимание уделяли первому посетителю на Рождество, который должен был быть здоровым, молодым и удачливым парнем, чтобы эти качества он перенес на посещаемый дом (см. Полазник); у сербов Воеводины в Сочельник ни один из хлебов не должен остаться неначатым; у мораван хлеб, испеченный специально для девушек, должен быть «начат» (разрезан) на Новый год обязательно парнем, чтобы девушки вышли замуж, и др.

Свадьба как обряд Н. новой жизни молодоженов имеет множество элементов магии Н. Ряд работ невесты, которые она должна выполнить в первый раз в доме мужа (доение коровы, замешивание теста, подметание дома и т. п.), имели обрядовый характер, и им придавалось большое значение для будущей жизни супругов.

Рождение ребенка также было строго ритуализовано. Стараясь «обеспечить» ему счастливую жизнь, ребенка клали на овчину, чтобы он был богатым, посыпали солью, купали в травах, чтобы он был здоровым, поднимали к потолку, чтобы он рос большим, обрезали пуповину на орудиях труда, чтобы он был трудолюбивым, и др. Инициальные обряды, маркирующие вступление парней и девушек в другие социовозрастные группы, имели по большей части испытательный характер: проверялось, годны ли физически, достойны ли морально они вступить в новое общество.

Не менее отчетливо отмечается Н. различных крестьянских работ: пахоты, сева, косьбы, жатвы, первого выгона скота на пастбище, первого доения молока; женских домашних работ: прядения, тканья; и ряда др.: строительства дома, рытья колодца. Первостепенное значение в них придается тому, кто начинает работу, особенно если он это делает первым в селе. От него требовалась удачливость, богатство, «легкая» рука, он не должен быть сиротой. В день Н. работы он должен быть в чистой одежде, сытым (или, наоборот, работать натощак), внутренне чистым, т. е. помолиться, обратиться к Богу. Кроме того, он должен выполнить ряд магических действий, обеспечивающих удачу (например, закопать в борозду яйцо, воткнуть на поле освященные ветки вербы, при первом выгоне скота погладить корову яйцом, подложить ей под ноги магические предметы, окурить травами и т. п.). Важность Н. работ подчеркивается существованием их ритуального начинания, когда работа исполняется лишь символически. Так, обрядовая запашка может совершаться не на поле, а в селе, и не пахарем, а ряжеными, не в положенное время, а зимой, часто в праздничный день, когда собственно работа запрещена.

Во всех ситуациях Н. активно использовались гадания и предсказания будущего.

Н. действий обозначается словами с приставкой за-; ср. термины: заговены, запашка, заигрыши, укр. запасуют (скот), загорувати и др.

Лит.: Бондарь Н.И. Магия начала (Некоторые аспекты традиционных верований славянского населения Кубани) // Слово и культура. Памяти Никиты Ильича Толстого. М., 1998. Т. 2; Валенцова М.М. Семантика начала и конца в календарной обрядности чехов и словаков // Там же. С. 64–82.

М.М. Валенцова

НЕБО — часть мироздания, «верхний» мир, созданный Богом. Чаще всего представляется выпуклой крышкой, колпаком, крышей или потолком, накрывающим землю; сначала Бог сотворил слишком широкую землю, которую Н. не могло покрыть, тогда пришлось землю «сжать», отчего на ней образовались горы и овраги. Н. низко нависало над землей, и до него можно было достать рукой, люди задевали его головой, но оно поднялось высоко после того, как баба, сажавшая хлеб в печь, ударила его лопатой, косец проткнул вилами, пахарь — палкой, которой погонял волов (южные славяне).

По одним представлениям, Н. подобно шкуре быка или вола, натянутой над землей; ср. загадки о Н.: «Распростер кожу буйволиную, насыпал гороху и пустил голубя его стеречь» (Болгария), «Палажу кажух, пасыплю гарох, палажу бохан хлеба» (Белоруссия). Близко к этому представление о Н. как полотне, свитке пергамента и т. п., ср. сербскую загадку: «Один рулон полотна всю землю покрывает», а также фреску из монастыря Студеница, на которой два ангела разворачивают Н. - свиток пергамента. По другим верованиям, соответствующим библейскому мотиву «тверди небесной», Н. - это твердая корка в семь слоев или складок, это глиняная миска, поднос, крышка из стекла, земли, металла и т. п.; оно подобно медному току или гумну. К внутренней части небесного свода прикреплены, как лампады, звезды и луна, которые движутся по своим путям.

Мотив каменного Н. отражен в сербских песнях («Ясное небо проломилось, и упали холодные камни»), в украинских колядках («З синього камiнця синєє небо»), в русском рязанском выражении каменное небо — о безоблачном Н., а также в широко распространенном поверье о том, что Н. раскалывается, разламывается во время грозы, что в особенно важные дни христианского календаря, прежде всего на Богоявление и в день Иоанна Крестителя, Н. отворяется. По сербским верованьям, Н. - это крышка из камня, и Бог восседает там на каменном престоле.

У украинцев отмечено представление о двух небесах: видимом Н., приближенном к земле и состоящем из голубой облачной материи, и невидимом «верхнем», «горнем» твердом Н., сияющем пронзительным светом, подобно огню, и иногда раскрывающемся при грозе. Поляки считали И. вращающимся шаром, который висит в воздухе или стоит, опираясь на гвоздь, столб, ось.

К древним книжным источникам и апокрифическим текстам восходят представления о семи небесах, широко известные у славян. На «горнем» Н. находится Божий престол, там обитают ангелы, святые, души праведных; оттуда Бог и вся его «сила небесная» наблюдают за земной жизнью и деяниями людей через солнце — Божье око (Босния) или же по отражению в Н.-зеркале (Болгария). На нижних небесных этажах помещаются грешные души.

Небесный мир в народной космологии представляется либо как изоморфный (подобный) земному, либо как зеркальный по отношению к нему. Н. взаимодействует, сообщается с подземным, «нижним» миром (души предков, водная стихия). Отсюда большое значение небесных явлений и знамений (предвещающих плодородие, урожай или войны, мор, болезни) для жизни людей. Земные события могут не только быть аналогом событий небесных, но и дублироваться на Н. (или наоборот). С рождением человека появляется на небе его двойник — загорается его звезда, со смертью человека она падает и исчезает. Движение звезд и планет славяне (и другие народы Евразии) объясняли вращением их вокруг небесного столба (жерди, палки, кола), веретена или гвоздя, которые ассоциировались с Полярной звездой. При этом «ось неба» соотносили с «пупом земли», из которого, по некоторым легендам, произрастало и высилось до небес мировое дерево (райское дерево).

Н. часто отождествляется с раем или же представляется как место, где находятся рай и ад или только рай. По польским поверьям, Н. подобно дому, в котором есть двери (ворота), окна на все стороны света и даже форточка. Ключами от Н.-рая владеют Архангел Гавриил и Петр и Павел. На Н. помещаются также дождь, град, ветер и т. п.

Путь в Н. крут и тернист. Там, где Н. сходится с землей, расположены золотые палаты Солнца, там же живут самодивы, змеи, болезни (Болгария).

Н. воплощает высшую религиозную ценность и приравнивается к Богу, наделяется божественной чистотой и сакральностью и противопоставляется грешному земному миру людей. На Н. царит вечная радость и красота, веселье, пение, любовь, весна и т. д.

Антропоморфизм представлений о Н. проявляется в приписываемых ему способностях радоваться, сердиться, плакать, помогать людям, вознаграждать их, карать и т. п. В славянской мифологии известен мотив священного брака Н. и земли (ср. в сербской загадке о Н. и земле «Высокий папаша, плоская мамаша…»).

Н.И. и С.М. Толстые

НЕВЕСТА — один из центральных персонажей свадебного обряда наряду с женихом.

В ходе обряда поэтапно меняются социально-возрастное положение и родственные отношения Н. Процесс обрядового «перехода» для Н. более актуален, чем для жениха, она более уязвима для злых сил, ей в отличие от жениха приходится переходить на чужую сторону, в новую семью. Поэтому большинство оберегов, вступающих в силу после сватовства, касается именно Н., а обрядность, связанная с ней, разнообразнее, чем у жениха. Н. нередко начинали именовать девушку уже по достижении брачного возраста. Отличительные атрибуты ее до вступления в брак — различные кольцеобразные девичьи головные уборы, оставляющие открытой макушку, в том числе венок.

На сватовстве Н. выражала свое согласие на брак с помощью условных знаков: выходила из укрытия и садилась за стол (у русских), мела пол от порога, соскакивала с лавки на расстеленную верхнюю одежду свата (у белорусов), колупала печь (у украинцев, поляков), соглашалась выпить (у словаков), брала деньги от свата (у черногорцев) и т. д. В некоторых местах, особенно у русских, после сватовства устраивались смотрины Н., на которых ее заставляли показаться в разных нарядах, пройтись, помериться ростом с женихом, обслужить гостей. Предбрачный сговор сторон завершался обручением, или помолвкой, после чего Н. называли «сговоренкой», «княгиней» и т. п.

Обряды кануна свадьбы знаменуют для Н. разрыв с прошлым: Н. прощалась с подругами и родным домом, оплакивала девичью жизнь. У русских, у чехов плач считался обязательным для Н. (для этого ей кое-где даже натирали глаза луком): иначе ей придется плакать всю замужнюю жизнь. У русских Н. оплакивала свою косу, красоту, «волю», девичий наряд; у белорусов давала подругам примерить свой венок, танцевала с каждой перед отъездом к жениху; у украинцев раздавала им ленты на память; у поляков прощалась с хлебом, целуя его. У македонцев в целях оберега Н. подруги неотлучно находились у Н., ночевали вместе с ней перед свадьбой. У русских и у южных славян устраивалось ритуальное мытье Н. с магическими действиями и оберегами. К кануну свадьбы у восточных славян, поляков, мораван, болгар, македонцев приурочивалось расплетение косы Н. (иногда вслед за тем заплетание ее по-девичьи или по-женски), представляющее собой начальную фазу перемены невесте прически и головного убора.

Ослабление социальных связей Н. до окончательного оформления брака сближает этот переходный период со смертью, что проявляется в символических «похоронах» Н. при угощении блинами, в изоляции Н. - в запрете прикасаться к ней, ее молчании, отдельном угощении, бездвижности (Н. по пути к венчанию лежит, как сноп), отделении от внешнего мира (закрывание лица Н. покрывалом). Сакральность Н. в этот период обнаруживается в ее сверхъестественных способностях: по поверьям южных славян, Н. могла сглазить окружающих в момент снятия с лица покрывала, вызвать засуху, если ее не напоить по дороге к венчанию, обладала даром прорицания (предсказывала больному срок излечения). Белорусы воспринимали Н. как «нечистого человека»; в белорусских и украинских свадебных песнях люди в церкви и ее мать не узнают обвенчанную Н., матери жениха сообщают, что ей привезли невестку, как зверя, черта с болота, волчицу из темного леса («на народ як глянець, дык народ аж вянець»), а при выведении Н. после брачной ночи поют, что ведут тура. Мотив неузнавания Н. в ее новом качестве согласуется с происхождением самого слова «невеста», первоначальное значение которого было «неизвестная». После венчания Н. переставала плакать и именовалась уже не «княгиней», а «молодицей», «молодухой» и т. п. С выкупом косы Н. стороной жениха власть над Н. переходила к жениху. Заплетение двух кос и надевание женского головного убора, полностью закрывающего волосы (повойника, чепца и т. п.), означало переход Н. в группу женщин. Ритуальные действия при вступлении Н. в дом жениха знаменовали приобщение ее к новому домашнему очагу. Например, у поляков Н. входила в дом жениха с хлебом или зажженной свечой, принесенными из родного дома, целовала порог, кланялась печи, разводила огонь, обходила вокруг стола, садилась на хлебную дежу, кормила скот. Лишение Н. невинности в первую брачную ночь расценивалось в некоторых традициях как опасное для Н., в других — как обязательное, поэтому в случае импотенции жениха Н. призывала старшего «боярина» (у украинцев) или дефлорацию совершала специальная женщина (у болгар). Нередко жениха в эту ночь заменял его дружка, музыкант, старший брат, отец, крестный, дядя и т. п. На Украине, в Болгарии, Македонии большое значение придавалось целомудрию Н. и его публичному засвидетельствованию (осмотр постели, сорочки). «Нечестную» Н. подвергали ритуальному наказанию, считали ее причиной бед в семье и в селе (мора скота, засухи).

В конце свадьбы повсеместно происходил обряд мытья или умывания Н. после брачной ночи. Очистительный характер имело также первое после свадьбы посещение Н. церкви. Для проверки хозяйственных способностей Н. заставляли идти по воду, топить печь, мести дом, прясть, печь хлеб, доить корову и т. п. Во взаимных визитах в конце свадьбы и в последующие праздники (на масленицу, в Великий пост, на Пасху, в Петров день) устанавливались новые семейно-родственные отношения Н. У болгар родители и родственники жениха «прощали» Н., которая целовала им руку и кланялась, после чего с нее снимался запрет разговаривать с ними, и она называла их ласковыми прозвищами. На пирушке для замужних женщин Н. просила принять ее в свою компанию. Невесте присваивались новые наименования, действующие в первый год брака («вьюница», «молодуха», «молодица» и т. п.).

Лит.: Брак у народов Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 1988.

А.В. Гура

НЕСТИНАРСТВО — обрядовый комплекс, кульминационным моментом которого является танец на горящих углях. Известен только на юго-востоке Болгарии в нескольких причерноморских селах Странджи и в северной Греции, где живут болгарские переселенцы.

Танцуют на углях, как правило, пожилые женщины, реже мужчины. Дар Н. передается по наследству.

В день свв. Константина и Елены совершается обход святых мест (целебных источников, оброчных деревьев) и сельских домов процессией нестинаров, несущей иконы святых на длинных древках, украшенные монетами и «одетые» в ризы, к которым пришиты вотивы с просьбами об исцелении людей и животных. Обязательным ритуалом является жертвоприношение (курбан) у источника, церкви или векового дерева, за которым следует общесельская трапеза, где каждой семье дается часть курбана (мясо и хлеб с солярной символикой) для здоровья и плодородия.

После захода солнца (или в полночь) на сельской площади нестинары совершают обрядовые танцы босиком на углях с иконой в руках, во время которых св. Константин «вселяется» в них, благодаря чему они обретают способность пророчествовать. Согласно преданию, нестинары — это воины св. Константина, спасшие иконы от пожара, борцы за веру и добро.

Е.С. Узенёва

НЕЧИСТАЯ СИЛА, нечисть — общее название для всех низших демонологических существ и духов, синонимичное таким названиям, как злые духи, черти, дьяволы, бесы и т. д. Народные представления о Н. с. отчетливо отражают дуализм божественного и бесовского начала, которому подчинились и дохристианские верования о природных духах. Общим для всех персонажей низшей мифологии является их принадлежность к «отрицательному», «нечистому», «нездешнему», потустороннему миру (иногда более четко — к аду, преисподней) и связанная с этим противопоставленность положительному, здешнему миру; их злокозненность по отношению к людям (при наличии персонажей амбивалентного характера).

По народным верованиям, восходящим к книжной, апокрифической традиции (прежде всего легенды о сотворении мира), Н. с. создана самим Богом (из его отражения в воде, из плевка, из ангелов-отступников или согрешивших ангелов, изгнанных Богом с неба на землю и в преисподнюю) или Сатаной, создавшим в противоборстве с Богом свою армию нечисти. Ср. у русских такие народные названия Н. с., как ангел с рожками, антихрист, бог с рогами, сатана, еретик и т. п. Менее связаны с книжной традицией поверья о том, что разного рода демонологические существа появляются из некрещеных детей, самоубийц, детей, проклятых родителями, людей, похищенных Н. с. (лешим, водяным, русалками и т. д.), детей, рожденных от сношения с Н. с. Широко распространено у славян верование, что Н. с. (дьявол, черт) может вылупиться из петушиного яйца, носимого под мышкой слева (ср. Дух обогатитель). Н. с. вездесуща, однако ее собственным пространством являются лишь «нечистые места»: пустоши, дебри, чащобы, трясины, непроходимые болота; перекрестки, росстани дорог; мосты, границы сел, полей; пещеры, ямы, все виды водоемов, особенно водовороты, омуты; колодцы, сосуды с водой; нечистые деревья — сухая верба, орех, груша и др.; подполья и чердаки, место за и под печью; баня, овины, хлев и т. д. Место обитания — один из главных признаков номинации Н. с.: леший, боровой, лозатый, моховик, полевик, луговик, межник, водяной, омутник, вировник, болотник, зыбочник, веретник, травник, стоговой, дворовой, домовой, овинник, банник, амбарник, гуменник, хлебник, запечник, подпольник, голбешник и т. д.

Н. с. имеет наибольшие возможности действия и наиболее опасна для людей в «нечистое» время года и суток: в так называемые некрещеные, или поганые, дни рождественских святок, в ночь на Ивана Купалу и т. п., в полночь (глухую ночь) и полдень, после захода и до восхода солнца; в определенные нечистые периоды жизненного цикла — от рождения до крещения, от родов до «ввода» в церковь и т. п. Ср. названия полудница, ночницы, святочницы и т. п. Для отдельных персонажей существуют свои особые периоды: для русалок — русальная (троицкая) неделя, для шуликунов — рождественские святки и т. д.

Для внешнего облика Н. с. характерна расплывчатость, многоликость, неопределенность и изменчивость, способность к перевоплощениям. Так, для лешего характерна резкая изменчивость роста (то выше леса, то ниже травы), для русалки — устойчивый женский (реже детский) облик, для домового — антропоморфность или зооморфность и т. д. Наиболее распространен антропоморфный облик Н. с. (в виде старика, старухи, женщины, девушки, мужчины, парня, ребенка), однако с постоянно выраженным некоторым аномальным для человека (звериным) признаком; чаще всего это остроголовость, рогатость, хвостатость, хромота (беспятость), звериные ноги, когти, отвисшие груди, отсутствие спины, бескостность, большеголовость, волосатость, косматость, черный цвет шерсти и т. д. Антропоморфная Н. с. отличается либо наготой, либо черной или белой одеждой с некоторыми характерными деталями: остроконечной шапкой, солдатским мундиром с яркими пуговицами и др. Нередко Н. с. принимает и зооморфный облик, как правило, небольших животных: ласки, белки, зайца, кошки, собаки, свиньи, мыши, лягушки, змеи, рыбы (чаще щуки), сороки и др. Н. с. может появляться в виде неодушевленных предметов и явлений: катящегося клубка, вороха сена, камней; огненного, водяного или пыльного столба, колеса, вихря и т. п. Кроме антропоморфного, зооморфного и предметного воплощения, Н. с. может представляться бесплотной.

К внешним признакам Н. с. относятся также характерные аномальные (для человека) проявления: сиплый, громкий голос, шум, треск, гул, вой; скорость перемещения, стремительные вращательные движения, быстрые смены облика. Для отдельных персонажей характерны свои специфические формы поведения и образа жизни: черти пируют, пьют вино, играют в карты, женятся и устраивают свадьбы; русалки танцуют, поют, раскачиваются на деревьях, расчесывают волосы и т. д.; леший пасет волков, плетет лапти, у него есть маленькие дети; домовой ухаживает за скотиной, предсказывает смерть и т. п.

Отношение Н. с. к людям неоднозначно: наряду с злокозненными демонами, коих большинство, есть и демоны, которые могут делать добро, и даже доброхоты (например, леший может сообщить сверхзнание, научить знахарству; домовой может возлюбить скотину и ухаживать за ней и т. п.), но в целом люди относятся к Н. с. со страхом. Даже упоминание Н. с. считается опасным, при необходимости назвать какого-нибудь демона плюют, крестятся, пользуются эвфемизмами (задабривающими или указательными названиями): тот, он, не наш, нежить, красавец, соседушко, хозяин, царь, господин, князь и т. п.: широко употребительны названия по родству и социальным отношениям: баба, матерь, дед, дядя, сестрица, подруга, помощники, сотрудники, гость и т. д. Злокозненность Н. с. по отношению к человеку проявляется в самых разных видах. Наиболее типичные действия: демоны пугают людей звуком (стуком, гулом, воем, треском), прикосновением (мохнатой лапы), давят во сне, душат человека, насылают бессонницу, щекочут до смерти; «водят» людей, сбивают их с пути, увлекая в чащобу или топь; учиняют беспорядок: переворачивают предметы, сдвигают их с места; навлекают на людей болезни (особенно душевные); искушают людей, смущают соблазнами, толкают на грех, побуждают к самоубийству, соблазняют женщин, похищают и обменивают детей, мучают скотину, отнимают молоко и т. д. Многие из этих действий являются специфическими функциями отдельных персонажей: леший «водит», сбивает с пути людей и скотину, домовой пугает стуком, прикосновением, русалка щекочет, упырь соблазняет женщин, богинки крадут и подменивают детей и т. д., что нередко отражается и в именах: гнетюк, жмара, лизун, ломея, обдериха, водило, лоскотуха, щекотун, игрец, смутитель, костолом, кожедер, обмениха, летавец, икотница, лиходей, баловница, ведун, облакогонитель, опрокидень, перевертух, перекидчик, крапуша, шепотник, обертень и т. д. Наименее специализированным (наиболее обобщенным) персонажем низшей мифологии у славян является черт, выступающий нередко как видовое понятие по отношению к остальным персонажам. При этом, однако, черт всегда воплощение злого начала.

Страх перед кознями Н. с. заставляет людей прежде всего избегать нечистых мест и нечистого времени: не купаться в реке до и после определенного времени, не ходить в лес и в поле в Русальную неделю, не выходить из дома в полночь, остерегаться святок и т. п.; не оставлять открытой посуду с водой и едой, закрывать колыбель, заслонять в нужное время печь, окна, трубу, завешивать зеркало и т. п., а также совершать специальные действия-обереги: чтение молитвы, «зааминивание» Н. с., очерчивание круга и т. п. Н. с. боится крестного знамения, четных чисел, пения петуха и др. Для отпугивания Н. с. может применяться также эффект чуда, т. е. рассказ о какой-нибудь чудесной истории. Применяются также растения-обереги, особенно мак, полынь, крапива и др., железные колющие и режущие предметы и т. д. Вместе с тем люди иногда сознательно вступают в союз с Н. с., например совершают гадания, для чего снимают с себя крест, идут на перекресток дорог, в баню или другие нечистые места; лечат с помощью заговоров, насылают порчу и т. п. Промежуточное положение между миром Н. с. и миром людей занимают лица, знающиеся с Н. с., «продавшие душу черту», — ведьмы, колдуны, знахари и пр.

В славянском фольклоре сюжеты и мотивы, связанные с Н. с., представлены прежде всего в быличках, бывальщинах, сказках и легендах книжного, апокрифического происхождения.

Лит.: Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. М., 1903 (переиздания — 1991, 1993); Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975; Русский демонологический словарь / Автор-составитель Т.А. Новичкова. СПб., 1995; Власова М. Русские суеверия. СПб., 1998.

С.М. Толстая

НИКОЛАЙ — один из наиболее почитаемых у славян христианских святых (дни памяти — 9/22.V и 6/19.XII). В восточнославянской традиции культ Николы по значимости приближается к почитанию самого Бога (Христа). По народным верованиям, Никола — «старший» среди святых, входит в св. Троицу и даже может сменить на престоле Бога. У восточных и западных славян образ св. Николая по своим функциям («начальник» рая — владеет ключами от неба; перевозит души на «тот свет»; покровительствует ратникам) может контаминироваться с образом св. Михаила.

В народных легендах и духовных стихах, отчасти сложившихся под влиянием канонического жития святого, Николай — покровитель моряков и рыбаков (спасает корабль во время бури; ср. обычай рыбаков первый улов жертвовать св. Николаю), защитник обездоленных (тайно подбрасывает деньги в дом бедного человека, опекает вдов и сирот), «скорый помощник» (помогает вытащить из болота крестьянский воз, сохраняет посевы от града и скот от хищных зверей). За постоянную и бескорыстную помощь людям (ср. «Николай чудотворец», «Никола угодник», «Никола добрый») Николе назначены два праздника в год. Св. Николая считают своим покровителем торговцы, охотники, мельники, овчары.

В день Николы Вешнего первый раз выводили коней на выпас — «Пришел Николай — коней выпасай» (рус., укр.), начинали стричь овец, сеять гречиху и купаться (укр.). В Болгарии ко дню св. Николая (з. — болг. «Сухой св. Никола», «Летняя Никола») приурочивались обряды вызывания дождя, см. Додола. Соблюдался также обычай колоть курбан; кровью жертвенного животного окропляли посевы, оброчные приношения, стены церкви.

На Руси день Николы Зимнего традиционно отмечали коллективной трапезой («никольщина»), для которой специально варилось пиво. В украинской колядке это пивоварение представляется одним из сакральных обычаев, нарушение которых влечет за собой разрушение миропорядка: «Чому так нема, як було давно, / Як було давно, а з первовiку: / Святим Миколам пива не варять…» На Украине «никольщину» справляли также в день Николы Вешнего. В Болгарии зимний праздник в честь св. Николая назывался «Рыбный св. Никола» (обязательным угощением в этот день был карп, который, согласно легенде, является «слугой» св. Николая), «Мокрый св. Никола». Кость из головы карпа, имеющая форму креста, использовалась как оберег детей от сглаза. У православных южных славян св. Николай почитался как родовой и семейный патрон (см. «Слава»), как покровитель девушек на выданье (обычай жертвовать цветы и дары к иконе св. Николая).

В русских заговорах св. Николай защищает от колдунов, порчи, болезней, оружия, огненного змея, летающего к девице; исцеляет людей и скот. В сербских заговорах «св. Никола, св. Еврем и св. Йован» едут на белом коне, прогоняя и унося болезни.

Основные функции св. Николая (покровитель скота и диких зверей, земледелия, пчеловодства, связь с загробным миром), противопоставление Николая как «милостивого» святого «грозному» св. Илье в фольклорных легендах свидетельствуют о сохранении в народном почитании св. Николая следов культа языческого божества (Волоса).

Лит.: Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. (Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского.) М., 1982.

О.В. Белова

НИЩИЙ — лицо, ущербное в социальном отношении, осмысляемое как посредник между этим и «тем светом», как представитель и заместитель сакральных сил на земле (ср. Сирота). У восточных славян Н. часто были лирниками и певцами духовных стихов (см. Музыкант) и объединялись в особые сообщества, имевшие своих старейшин, тайный язык и т. п.

Отсутствие у Н. собственного дома и хозяйства, постоянное пребывание в дороге (см. Путь), одиночество и отсутствие семьи (см. Безбрачие) делают его лицом вне социума. С этой точки зрения Н. мыслится как человек обездоленный, убогий, несчастный, поэтому в некоторых ритуально значимых ситуациях встречи с Н. старались избегать, чтобы его ущербность не перешла на окружающих. В частности, при возвращении от венца встреча с Н. предвещала молодоженам бедную жизнь.

Отношение к Н. в народе было терпимым и участливым, поскольку считалось, что нищенство как жизненная доля может достаться любому человеку (ср. русскую пословицу «От тюрьмы да от сумы не зарекайся»); с христианской точки зрения нищенство рассматривалось как форма праведной жизни, поскольку освобождало человека от собственности, приучало к аскетизму и смирению гордыни, что в некоторой степени сближало Н. с монахом. В духовном стихе «О нищей братии» подчеркивается, что право нищенствовать заповедал сам Христос, оставив нищей братии «Христово имя» (т. е. право просить «Христа ради»). Согласно легендам, Христос и многие святые часто представали перед людьми в образе Н., чтобы испытать их нравственные качества.

Необходимость подаяния Н. как богоугодное дело подчеркивалась церковью. В народе считалось, что раздаваемая Н. милостыня снимает с человека грехи и облегчает посмертную участь. Широко известны многочисленные притчи и легенды о грешнике, который получил за гробом прощение, потому что при жизни щедро подавал Н.; о грешнице, которая была спасена от адских мук за луковку, которую она подала Н. Напротив, отказ Н. в милостыне и крове грозил возмездием свыше. Например, девушка, которая спряталась, чтобы не подавать Н., превратилась в кукушку.

Поскольку Н. рассматривался как посредник между этим и «тем светом», то подаваемая ему милостыня символизировала долю, выделяемую Богу и умершим предкам. Считалось, что души умерших питаются той едой и одеваются в ту одежду, которую при жизни подали Н. и которую раздают за их поминовение живые родственники. Поэтому после похорон одежду покойного, полотенце, которым покрывали гроб и остатки еды с поминального стола раздавали Н., а также подавали милостыню едой и деньгами в другие поминальные дни. Иногда предписывалось отдать Н. первый плод от нового урожая, чтобы благополучно сохранить остальное. К примеру, в Польше Н. отдавали первое яйцо, снесенное курицей, чтобы ее не тронул ястреб. Вещам, принадлежащим Н., приписывались магические свойства. Например, целебными считались хлеб и крошки из сумки Н.: их давали ребенку, долго не начинавшему говорить.

«Пограничный» статус Н., его постоянное пребывание «в миру» наделяли его особым всеведением. В одной из быличек Н., остановившийся на ночлег в доме роженицы, узнает от ангелов судьбу родившегося ребенка и рассказывает об этом матери. В другой быличке Н., заночевав в лесной избушке, подслушал жалобы проклятого матерью парня, вынужденного жить вместе с нечистой силой. Придя затем к родителям парня, Н. рассказывает им об услышанном и помогает его спасти.

Лит.: Прыжов И.Г. Нищие на Святой Руси // 26 московских пророков, юродивых, дур и дураков и другие труды по русской истории и этнографии. СПб.; М., 1996. С. 105–154.

Е.Е. Левкиевская

НОВЫЙ ГОД — см. Святки.

НОГИ — одна из самых мифологизированных частей человеческого тела. Н. связаны с хтоническим началом, поскольку более других частей тела приближены к земле и с ней соприкасаются.

Известен запрет ходить босиком по земле до Благовещения (основной календарной границы года). Контакт с землей в период, когда здесь царствуют хтонические силы, когда она находится в состоянии зимнего сна, считался опасным. В России верили, что прилетающие весной жаворонки клевали детям ноги и руки, отчего у последних появлялись цыпки, кожа на ногах трескалась и краснела. По-видимому, это можно рассматривать как наказание, адресованное тем, кто нарушает запрет и раньше положенного срока осмеливается обнажить Н. и коснуться земли.

Вместе с тем именно через Н. (особенно босые) в землю отправляли (передавали) все то, от чего стремились избавиться. У болгар, например, когда на свадьбе выяснялось, что невеста оказалась «нечестной», свекровь танцевала босиком прямо по земле, чтобы все плохое ушло в землю и не сказалось ни на людях, ни на хозяйстве. Мотивы Н., которые, соприкасаясь с землей, «принимают на себя» всю исходящую от земли опасность, заметны в заговорах (в основном от болезней скота). В них может описываться, как болезнь входит в животное через Н.: «Iшлi пералогi [болезнь скота] па шырокай дарогi да каню ў ногi, а з ног у морду, а з морды в ноздры и т. д.», а также и обратный процесс — то, как болезнь покидает тело животного через ноги и уходит прочь: «Пайшла та кроў у рогi, а з рог в ногi да ўпала i прапала».

Семантика Н. актуализируется и в поминальных ритуалах. Ср. хотя бы соблюдаемую до сих пор практику хоронить умерших в обуви (по преимуществу новой) — для того, чтобы они могли преодолеть трудный и долгий путь из этого мира в «тот мир»; обычай выносить покойника из дома вперед ногами (чтобы он ушел окончательно и не возвращался, чтобы не увел за собой других); сказочные мотивы железной обуви, которую герой или героиня, отправляющиеся в «тридевятое царство», просили для них сковать; популярные в мифологических рассказах мотивы следов, оставленных предками в поминальные дни на предварительно рассыпанном на полу пепле или песке. С другой стороны, «ходячего» покойника или вампира лишают возможности «ходить» и вредить живым, «отбирая» у него именно способность к хождению: протыкают пятку иглой, подрезают жилы под коленями и др. Аналогичным образом интерпретируются археологами и обожженные нижние части скелетов, найденных в древнерусских погребениях начала XI в.

Через мотивы, связанные с Н., в славянских верованиях реализуется оппозиция человек — нечеловек. Одним из проявлений хтонического начала у мифологических персонажей является характерная хромота, одноногость или безногость, особая походка, неспособность ходить и нетипичные для человека способы передвижения: укажем хотя бы на Бабу-ягу, лежащую на печи или летающую в ступе, или на зооморфность конечностей у некоторых персонажей, например на копыта черта.

Причастность Н. к нижнему, хтоническому миру объясняет поверье, согласно которому, когда человек лежит на смертном одре, в головах у него находятся ангелы, а в ногах — черт; практикуемое в черной магии обыкновение совершать крестное знамение, водя ногой по земле, а также восточнославянский запрет качать ногой, закинув ногу на ногу, поскольку в этом случае человек якобы «колышет», «качает» или «тешит» черта. Показательно, что проникновение в «антимир», населенный демонами, равно как и выход из него, осуществляются прежде всего с помощью Н. Чтобы увидеть домового, надо было, стоя на ступеньке сарая или заброшенной избы, посмотреть во двор назад, вниз, через собственные расставленные Н. Чтобы избавиться от козней лешего и найти дорогу домой заблудившемуся человеку надо было посмотреть назад через расставленные Н.

Тема ущербности ног (конечностей) — предков, мифологических персонажей и хтонических животных — заставляет обратить внимание и на новорожденных, не так давно появившихся в этом мире и еще не совсем к нему адаптированных, что, с мифологической точки зрения, выражается, между прочим, и в неспособности к хождению. Процесс воспитания и «взращивания» ребенка описывается в языке выражением поставить / ставить на ноги, ср. также в русском заговоре, читаемом над новорожденным: «Ножки, ходите, свое тело носите…». Периферийность новорожденного, его близость к пограничью миров и — как следствие — к хтоническому началу заметна в обычае помещать ребенка если не в колыбели, то в ногах у матери.

Огромное значение придавалось Н. в системе обычаев и запретов, связанных с ребенком и его первыми шагами. У южных славян беременной не рекомендовалось есть ножки домашних животных, чтобы у ребенка при ходьбе не трещали суставы, а также сидеть, скрестив Н., чтобы у ребенка не заплетались ноги при ходьбе. У русских уже при отнятии от груди ребенку желали: «Пошли тебе Бог семеро ног»; аналогичные формулы с упоминанием «железных», «золотых» и «кизиловых» ног (см. Кизил) произносили и южные славяне при первых шагах ребенка. Южные славяне после первого года жизни ребенка совершали ритуал, называемый «проходница»: выпекали особый хлеб (часто величиной со ступню или с отпечатком детской ножки), торжественно преломляли и раздавали его гостям. Когда ребенок долго не начинал ходить и страдал «сидяками», восточные славяне объясняли это тем, что его Н. перевязаны невидимыми путами, которые надо было символически «разрезать» между ног ребенка.

Н. связаны с материально-телесным низом, что объясняет ряд магических действий, направленных на стимулирование воспроизводства. В славянских святочных песнях при «вождении козы» встречается мотив «куда коза ногою, там жито копою», также связывающий Н. с производительным началом.

По тем же причинам магические и обрядовые действия с участием ног имеют матримониально-эротические коннотации. Примером тому могут служить обряды с «колодкой», когда на масленицу молодому парню или девушке, вовремя не вступившим в брак, привязывали к ноге полено или кусок дерева, символизировавшие отсутствующую у них брачную пару. На западе славянского мира известен также обычай масленичного «подковывания» девушек на выданье и молодых женщин, когда компания парней обходила те дома в селе, где жили девушки, и ряженый «кузнец» «подковывал» девушкам ноги, чтобы они не сбивали их во время танцев.

Принадлежностью Н. к материально-телесному низу мотивированы некоторые запреты, в частности зафиксированный еще А. Олеарием в XVII в. у русских запрет лежать на лавке в доме ногами к иконам, дабы не оскорблять их, а также известный русским запрет расставлять ноги, стоя на молитве, иначе между ними проскочит бес.

Здоровые («резвые», «крепкие») Н. были целью многих ритуалов и магических действий: в праздник (обычно под Рождество) клали во время трапезы под стол кусок железа или металлический предмет, на который все ставили Н., чтобы они были «железными», или закапывали такой предмет под порогом, чтобы каждый, кто наступит на него, имел здоровые Н.: в Иванов день бегали босиком по росистой траве; подвешивали к иконам серебряные «ножки»-вотивы, прося святых об избавлении от болезней ног. Чтобы обезопасить человека от болезней и порчи, красными нитями перевязывали те части человеческого тела, которые осмыслялись как его границы (шею, руки и Н.).

Лит.: Седакова И.А. Первые шаги ребенка: магия и мифология ходьбы // Концепт движения в языке и культуре. М., 1996. С. 284–305.

Т.А. Агапкина

НОГТИ — в народных представлениях средоточие жизненных сил человека. В магии отрезанные Н. (наряду с волосами, зубами, потом, слюной и др.) воспринимались как заместитель человека. Согласно апокрифической легенде, тела первых людей были покрыты роговым покровом, но после того как Адам и Ева согрешили, Бог в наказание лишил их этого покрова, оставив лишь Н. на руках и ногах.

Стрижка Н. регламентировалась в зависимости от времени, возраста человека и ритуальных запретов. На Русском Севере Н., как и волосы, было принято стричь в Страстной четверг. У восточных славян запрещалось стричь ребенку Н. до года, чтобы он не был подвержен порче, — мать должна обкусывать их зубами. Первый раз Н. стриг отец. У русских пастуху запрещалось стричь Н. и волосы в течение всего пастбищного сезона. У восточных и южных славян остриженные Н., как и волосы, запрещалось выбрасывать: их зарывали в землю, подкладывали под камень, затыкали в щели и углы дома, пускали по текущей воде. В Белоруссии и Болгарии запрещалось сжигать Н. во избежание бед и болезней. У белорусов Н. вместе с волосами приносили в жертву лешему и домовому.

У восточных славян было принято собирать остриженные Н. за пазуху или в специальный мешочек, а после смерти класть в гроб. Во-первых, считалось, что на «тот свет», в рай нужно влезать по высокой стеклянной горе, и сделать это будет легче тому, у кого при себе окажутся Н., которые после смерти прирастут к пальцам. Во-вторых, полагали, что в загробном мире не примут человека, разбрасывавшего при жизни остриженные Н., и он должен будет ходить по земле до тех пор, пока не соберет их.

У русских и белорусов Н., как и волосы, использовались для лечения болезней, полученных в результате порчи, поэтому у спящего больного тайком обстригали Н. и ими подкуривали его — болезнь перейдет на того, кто ее наслал.

У восточных и южных славян Н. использовались ведьмами и колдунами для наведения порчи наряду с волосами, костями, яичной скорлупой и т. п. Н. закапывали под порогом, в воротах, в хлеву того, кого хотели испортить.

Человек, обладающий злым глазом, чтобы не испортить кого-либо, должен посмотреть или плюнуть себе на Н. Так же поступали и те, кто хотел уберечь себя от возможной порчи.

В народной демонологии длинные Н. считаются характерным признаком нечистой силы — чертей, водяного, лешего, колдуна, волколака, а также демонов болезней — чумы, оспы и др. У вампира после смерти и в могиле продолжают расти Н. и волосы.

Е.Е. Левкиевская

НОЖ — является оберегом наряду с другими острыми и режущими предметами из железа (ножницы, игла, топор, коса, серп).

Н. носили с собой, подкладывали под себя, под подушку или на дно колыбели для защиты некрещеного младенца, женщины в предродовой и послеродовой период, жениха и невесты во время свадебного обряда. Для защиты от ведьмы, волков, вихря, града втыкали Н. в землю, стену или порог, проводили вокруг себя ножом магический круг, закрещивали ножом окна и двери.

Белорусы Гомельщины клали мальчику в колыбель Н., чтобы он стал плотником, а девочке — гребень, чтобы она умела прясть. В Житомирском районе во время похорон клали в колыбель Н. или ножницы, «чтобы не приступила смерть» к ребенку. В Полесье мать подкладывала под себя Н. при кормлении грудью ребенка. На Украине крестные родители, отправляясь в церковь крестить ребенка, переступали через Н., положенный у порога или на порог, чтобы к ребенку не мог подступить нечистый дух. Увидев в лесу или в поле русалок, украинцы чертили ножом круг на земле и ложились в нем на землю ничком, полагая, что русалки их не тронут.

Архаический характер имеет использование ножей в похоронной обрядности. В древнерусских захоронениях находят ножи и серпы: их втыкали в кострище или в урну, а при ингумации — в дно могилы. В Македонии клали Н. под голову умершему, чтобы он не превратился в вампира. В Воронежской губ. клали Н. под стол, на котором положен покойник, чтобы тело не разлагалось.

У восточных и западных славян считалось, что Н., брошенный в вихрь, ранит черта и на нем останется кровь. Украинцы использовали для этого Н., освященный на Пасху.

Особое магическое значение приписывали Н., воткнутому в землю. Южные славяне для защиты от града втыкали в землю ножи, косы, топоры или головешки от бадняка. В Волынской губ., чтобы разогнать грозовую тучу, ножом, освященным вместе с пасхальными яствами, трижды крестили приближающуюся грозовую тучу и молились за души умерших без покаяния, а потом Н. всаживали в землю. По поверьям Орловской губ., если вскочить в круговорот вихря и воткнуть в землю Н., то зарежешь черта. Белорусы втыкали Н. в то место, на котором упал ребенок.

В Вятской обл., выпуская корову из хлева, вбивали камнем Н. в порог и говорили: «Как с этого ножа медведь мяса не ест, так и нашу Пеструхоньку не ешь», после этого через Н. переводили корову. В Ровенской обл., чтобы уберечь скотину, вставали до восхода солнца, раздевались, брали Н. или косу под левую руку, трижды обегали вокруг хлева и втыкали Н. в стенку. В Белоруссии, если пропала корова, то втыкали Н. в порог, в стену или в притолоку над дверями, чтобы звери не тронули скотину. В белорусском Полесье, если скотина заблудилась в лесу, хозяин обращался к знахарю с просьбой «засечь» ее. Знахарь шел в лес, находил дерево, больше других покрытое зелеными листьями, поднимал кверху принесенный с собой Н. и читал заговор, в котором просил Бога и св. Юрия «засечь» скотину. Произнося последнее слово заговора, знахарь вбивал Н. в дерево и возвращался домой. На следующий день перед восходом солнца он снова шел в лес и вынимал Н. из дерева. Если тот оставался чистым, то это означало, что животное не погибло и уже не сойдет с того места, где оно находилось, когда его «засекали», а также что оно защищено от волков.

В Белоруссии и на Украине, чтобы навредить ведьме, отбирающей молоко у коров, процеживали молоко через Н., серп или иголки. Например, в Черниговской обл., если корова доилась кровью, то лили молоко на Н., положенный под цедилкой на подойник, — этим «ведьме перерезаешь язык».

Вместе с тем в быличках Н. описывается как одно из орудий ведьм, отбирающих молоко: ведьма втыкает Н. в соху, столб или дерево — и молоко течет по острию ножа, а в соседнем стаде начинает реветь корова, которая остается с пустым выменем. Украинцы Овручского района говорили, что, когда ведьма захочет молока, она идет к себе в хлев, забивает в соху Н. и подставляет доенку, молоко так и бежит струей с Н.

В русских быличках колдун перепрыгивает или кувыркается через Н. или 12 ножей, воткнутых в землю лезвиями кверху, чтобы превратиться в волка, а ведьма таким же образом превращается в собаку или свинью. Потом волк-оборотень возвращается и перепрыгивает через те же ножи с другой стороны, однако если за это время кто-нибудь вынет ножи, то он так и останется зверем. В русских гаданиях девушка накрывает стол для суженого, причем ставит на скатерть два прибора с ножами и вилками; когда придет суженый и сядет за стол, девушка должна сорвать скатерть со стола; если же она не успеет, то суженый ее зарежет (Костромская губ.).

Н. имел и фаллическую символику: в Славонии невеста, которая не хотела иметь детей, покупала в лавке не торгуясь складной Н. и держала его при себе сложенным во время венчания.

Обращение с Н. регламентировалось множеством правил и запретов. По поверьям восточных славян, если Н. лежит на столе лезвием кверху — быть ссоре; нельзя есть с Н. - будешь сердитым. Нельзя играть ножом — будет ссора; если найдешь Н. на дороге, нельзя его брать, иначе и помереть тебе от ножа (рус.). Нельзя водить ножом по молоку или сметане — от этого у коровы молоко будет с кровью (полес.). Нельзя ножом резать хлеб в молоко, а можно только крошить его руками, иначе у коров вымя потрескается (укр. и пол.). Не оставляй Н. на ночь на столе — лукавый зарежет; нельзя дарить Н. или иголку во избежание ссоры (рус., укр.). Во время поминок в Белоруссии старались обходиться без ножей, чтобы не ранить нечаянно душу умершего. В Ровенской и Волынской обл. во время свадьбы, собрания молодежи или большого праздника в стол втыкали снизу Н., чтобы гости меньше ели.

В Польше под Рождество гадали с Н. о будущем урожае: клали Н. между житным хлебом и пшеничным пирогом и оставляли так на столе до Нового года; если Н. заржавеет со стороны хлеба, то не уродится жито, а если со стороны пирога — то пшеница.

Лит.: Топорков А.Л. Домашняя утварь в поверьях и обрядах Полесья // Этнокультурные традиции русского сельского населения XIX — начала XX в. М., 1990. Вып. 2. С. 67–135.

А.Л. Топорков