Слепое пятно

13 — человек на час

Вторник. Несколько часов назад.

Психотерапевт быстрым шагом направлялся к выходу из клиники — не желал дебатировать с разгоряченной пациенткой. Он оставил её в острой эмоциональной фазе — женщине было необходимо всё осмыслить и принять в одиночестве.

Мужчина собирался ненадолго выйти за сигаретами, как вдруг его остановила Джессика.

— Доктор Солсбери, — администратор взволнованно окликнула врача, как только тот показался в коридоре. Он никогда не слышал от неё подобного тона, — Вы освободились? Нам нужно поговорить.

— Джессика, — он подошел ближе и вгляделся в лицо девушки, — чем ты напугана? Что случилось?

— Мужчина, — нервно тарабанит по глянцевому покрытию стойки, — сюда приходил мужчина, он расспрашивал про Вашу пациентку, Пирс Магуайр. Её не было в журнале записи на сегодня, но он точно знал, что она здесь. Просил выдать ему расписание ее терапий. Предлагал взятку.

— И что ты сделала? — Солсбери неотрывно наблюдал за блондинкой, пытаясь заметить любые детали, указывающие на ложь.

— Пригрозила полицией, потребовала покинуть клинику, но его это только раззадорило: прошел за стойку, всё здесь разворошил, пока пытался найти журнал и нужный файл на компьютере. Я сразу же набрала Мэйсону — он слышал всё происходящее и влетел сюда буквально через пару минут.

— Почему он покидал свое рабочее место? — Доктор удивлённо вскидывает бровь, отслеживая нарастающий внутри гнев.

— Отлучался за кофе, — едва слышно пискнула девушка, опустив голову вниз, — сюда не так часто врываются психи.

— Как давно это было? — Джессика говорила правду — Солсбери видел это.

— Около часа назад, — блондинка делает неприятную паузу и нервно выдыхает. — Но это ещё цветочки. Мэйсон решил посмотреть камеры и увидел, что этот мужчина следовал за Магуайр с самого утра: ходил за ней в паре метров, пока она направлялась в клинику.

Доктор поднимает голову к потолку, закрывает глаза и качает головой, недовольно поджимая губы. Тяжело выдыхает через нос, дергает плечом. Джессика тихо продолжает.

— Мы не знаем, откуда он начал слежку, — небольшая заминка, — но здесь, в углу обзора, он не отставал.

— Что Мэйс с ним сделал? — терапевт знал ответ на этот вопрос, но решил уточнить.

— Грубо выпроводил и сообщил, что в следующий раз из клиники его заберет полиция. Мы тогда не знали, что…

Девушка тяжело выдыхает, закрывает лицо дрожащими руками и старается подавить внутреннюю истерику. Ей страшно.

— Он сделал тебе больно? — вдруг спрашивает Солсбери, анализируя рассказ администратора в голове.

— Нет, — судорожно качает головой, резко отпуская от лица ладони. Прячет глаза в пол — боится встретиться с ним взглядом. Непроизвольно поднимает указательный палец ко рту и грызет ноготь, пытаясь сконцентрировать внимание на чем-то другом.

— Джесс, — доктор обнимает её и осторожно прижимает к себе, лишая дара речи. Заполняет травмирующее событие новым впечатлением, мягко переключая её от шокирующего опыта в зону безопасности, — не нужно меня обманывать.

— Мне так страшно, — девушка громко шмыгает и утыкается лбом в его грудь, неуверенно обнимая за плечи. Она пытается спрятаться за ним, чтобы хоть немного успокоиться — произошедшее так сильно выбило её из колеи.

Солсбери гладит её по волосам и аккуратно покачивает на месте, стараясь привести в себя.

— Все в порядке, — тихо шепчет и по-отцовски слегка прижимается губами к темечку.

Вторник. Сейчас.

Полумрак кухни слабо освещает серое пасмурное небо. Я стыдливо смотрю на психотерапевта и слушаю его рассказ, желая провалиться под землю из-за своей реакции на увиденное.

— А потом выскакиваете Вы: такая возмущенная, злая, почти униженная и оскорбленная, — он усмехается своей отсылке, — демонстративно топаете и, как ошпаренная, пулей вылетаете из клиники. Я бежал за вами, но Вы были неумолимы: пытался предостеречь, кричал, но Вы уже нырнули в такси.

— Я не слышала, — подавленно шевелю губами, хочу уменьшиться до размеров хлебной крошки.

— Знаю, — он кивает, — иначе бы остановились. Вернулся в клинику, тут же потребовал предоставить Вашу медицинскую карту. Нашел адрес, вызвал такси и поехал следом.

— Спасибо, — снова говорю я и смотрю в его темные глаза, выражая взглядом всю благодарность, которую не могу произнести вслух.

— Этот человек, — он ненадолго умолкает, заглядывая в самую глубину — не просто садист, он — настоящий психопат. У него почти нет чувства страха, отсутствует даже базовая эмпатия.

— Тогда почему с… — Солсбери не даёт мне договорить, твёрдо перебивает, уловив суть ещё неозвученного вопроса.

— Причина не в особенности, любви или исключительности Клэр: он будет вести себя фальшиво до тех пор, пока это удобно. Мы слишком мало знаем о миссис О'Нил, но Брайан не просто так скрывает от неё свое истинное лицо — это факт. Садист, психопат Человек с антисоциальным расстройством личности, проявляющимся в агрессивном, извращенном или аморальном поведении без сочувствия или раскаяния. Психопаты, как правило, не имеют нормальных человеческих эмоций, таких как чувство вины. Часто очень умны, манипулятивны. Кроме того, психопаты кажутся нормальными. и нарцисс Особенность психики, когда человек безосновательно считает себя лучше других и преувеличивает свой вклад в социум. Сопровождается тщеславием, эгоизмом и самовлюбленностью. женился — это не любовь, холодный расчет.

— Что Вы ему сказали? — заламываю пальцы, пытаюсь успокоиться после услышанного: я никогда не смотрела на их отношения под другим углом. Искала объяснение его поведения в своих недостатках.

— Правду, — задерживает взгляд на моих руках, — которая бы никому не понравилась.

Вторник. Часом ранее.

Дыхание обжигало грудную клетку, на лице горело кровавое месиво. Капли падали на воротник серого пальто, омрачая кашемир.

Глаза жестокие, довольные, На лице сияет ухмылка, из носа течет кровь: сломал ли я ему перегородку? Не до этого.

Взгляд быстрый, нестабильный: не может сфокусировать внимание, придумать план действий, отсутствует последовательность ударов. Как он может быть лидером экспедиций на север?

«Явное сдвг Неврологическое поведенческое расстройство, начинающееся в детском возрасте. Проявляется трудностями концентрации и поддержания внимания, чрезмерной двигательной активностью и несдержанностью, импульсивностью., неустойчив во всех проявлениях».

Брайан замахивается в новой атаке, но на пару секунд медлит: не может выбрать, куда ударить. Не привык к отпору. Для разгула теневой стороны выбирает людей в позиции жертвы. Отскакиваю в сторону, не даю сориентироваться и бью садиста прямо в солнечное сплетение. Сплевываю кровь, резкий шаг вперед.

«Проговорю на ухо, тихо.

Чтобы точно услышал и запомнил».

— В следующий раз мы поговорим в кабинете полиции. Надеюсь, тебя не притащат ко мне на анализ. Держись подальше от Пирс, если не хочешь, чтобы Клэр узнала о том, кто ты на самом деле.

Грубо отталкивает и, не оборачиваясь, садится в машину. Заводит и бьёт по газам. Не может остановить агрессию, не собирается с ней работать. Любит себя и свою импульсивность. Боится потерять привычный уклад жизни.

Вторник. Сейчас.

Солсбери внимательно наблюдает за моей реакцией на сказанное. Внутри пустота, по телу бегут мурашки.

— Можно бесконечно бежать, — он тихо продолжает, — терпеть эти истязания. Надеяться, что рано или поздно ему надоест, но это маловероятно, поскольку Вы удобная. И если это вдруг случится, он просто найдет новую жертву на Ваше место.

Сердце пронзает игла. Возвращается мандраж. Воевать с Брайаном? Писать заявление, рассказывать миру о том, что я позволила ему с собой сделать? Потерять любимую работу, на которую едва смогла вернуться?

Снова терпеть журналистов, ведь дело точно будет громким: и старую историю тоже поднимут. Бесконечные письма, назойливые звонки. Приглашения на интервью, орава желающих написать статью.

«Мои отказы — их грязные теории, бесконечное промывание костей».

Подставить команду? Заслужили ли они этого? Тошнотворные расспросы, постоянные попытки донять. Никаких экспедиций, неопределенная пауза. Насколько она затянется?

Что будет с мамой? Её опять начнут караулить у дома, перефразировать случайно сказанные слова, пойдут к соседям.

Разбить едва устаканившееся положение в обществе? Очутиться в эпицентре скандала во второй раз? Почему я такая проблемная? Зачем я притягиваю это? Когда это закончится?

«Слишком много вопросов».

Солсбери не давит на меня, а жаль. Он просто молчит. Не торопит и не требует дать ответ. Ответственность придётся брать на себя. Доктор не заберет её, попытавшись облегчить моё состояние.

«С одной стороны, я испорчу жизнь ни в чем не виноватым людям, которые приняли меня в свою исследовательскую семью. Разобью их привычный уклад. Стану проклятием за уделенную доброту».

Поджимаю губы, сжимаю ладонь в кулак.

«С другой стороны, могу спасти возможных будущих жертв? Предостеречь людей от чудовища, показать его истинное лицо. Возьму на себя ответственность, скажу правду, по-настоящему повзрослею?»

У каждого решения есть последствия.

— Никто не знает, — вдруг подает голос доктор, смотря сквозь меня, — как будет правильно. Социальные конструкты давят и часто работают во вред. Людям следовало бы действовать, исходя из личных мыслей, ощущений и побуждений. Многие бы были здоровее, поступая с собой бережно, относясь к чужим границам уважительно. Не так, как учили в школе и детских песенках, манипулятивных статьях и токсичных фильмах. Внимательно, не убеждая в правильности чужих суждений. Свободно, не подменяя понятий. Деликатно, не разрушая другую сформированную личность.

Он замолчал, словно никогда ничего не говорил. Его слова не нуждались в ответе. Квартира погрузилась в тишину, как будто здесь никого и нет. По крыше тихо забарабанил дождь. Солсбери продолжал смотреть перед собой, но не на меня. Думал о своём, личном и далёком.

За каждым решением стоит человек.

— Доктор, — вдруг тихо говорю я, сама от себя того не ожидая, — о чём Вы молчите?

Уголки его губ приподнимаются в слабом подобии улыбки. Опускает ладони на стол и смотрит на пальцы.

«Рассуждает стоит ли со мной разговаривать?»

— Я знаю, — голос твёрдый, уверенный, хотя поднять глаза на него не решаюсь, — нам не положено. Однако, правила уже нарушены. Вы не должны были ехать за мной и спасать.

— Мисс Магуайр, — слышу уже довольную улыбку, — в первую очередь, я — врач. Ваше спасение — почти обязанность. Вы были в опасности, я об этом узнал, чуть вмешался. Бесспорно, нарушил этический кодекс психотерапевта, но при этом сохранил безопасность моего пациента.

— Вы можете побыть человеком на час? Не терапевтом, врачом, а обыкновенным знакомым. Обещаю, — встречаюсь с его заинтересованным взглядом, стараюсь спокойно продолжить, — я навсегда забуду об этом, как только Вы покинете стены моей квартиры. Мы никогда не заговорим об этом снова.

Он пристально смотрит на меня. Взгляд тяжелый, испытывающий. Пытаюсь не дать слабину, не отвернуться: сильное желание спрятаться, но я не хочу проиграть.

Солсбери медленно наклоняется ближе, хищно прищуривая глаза. Удерживает позицию. Чувствую напряжение, не показываю его. Стараюсь не сглатывать.

— Не зарекайтесь, — откидывается назад и тепло улыбается, — я бы не отказался от ещё одной чашки чая.

Полтора года назад.

Мы сидим в неприятном кабинете с ярким холодным светом, бьющим по глазам. Жёсткие черные стулья, грубый деревянный стол, шариковые ручки на цепочках. Пустой взгляд женщины, сидящей на тёмно-коричневом кресле с мягкой обивкой — её место единственное удобное здесь. Лицо с бесконечной усталостью и неприязнью.

Микеланджело.

Идеально выглаженная серая рубашка, тёмно-зелёные струящиеся брюки, идеально выбритое лицо, мягкие золотистые кудри — мог ли он явиться на подачу заявления на развод не в идеальном амплуа?

И я.

Под глазами тёмные синяки. Лицо заплывшее, отёчное. Жирные комки туши на ресницах. Волосы немытые, замаскированная сухим шампунем грязь. Тёмно-оранжевый джемпер, джинсы с потертостями, высокие ботинки на шнуровке.

Он старается на меня не смотреть. Закусывает губы изнутри и осторожно ставит подпись. Не снял кольцо с руки. Почему? Тихо выдыхает. Отодвигает от себя листок.

Неприятная женщина быстро поднимает его с плоской поверхности стола — наверное, её главный талант. Окидывает бумагу взглядом, полным неприязни и сомнения. Вопросительно выгибает одну бровь и складывает губы в неприятной ухмылке. Убирает белый лист от лица и теперь внимательно смотрит на меня. Потом на него.

— Как Вы вообще поженились? — бросает едкий смешок, который даже не думала пытаться скрыть.

Микеланджело поджимает губы. Ему некомфортно, но разве он что-нибудь скажет? Встречаюсь с ней взглядом и любезно улыбаюсь, протягивая ладони к заявлению — моей подписи там ещё нет.

«Неужели единственным развлечением государственного работника является кольнуть кого-то побольнее в половину восьмого утра? Задать нетактичный вопрос людям, пришедшим разводиться?»

— Да держи уже, — снисходительно обращается ко мне, не изображая и капли уважения. Кладёт бумагу на стол, игнорируя протянутые руки.

Быстро ставлю подпись и двигаю лист обратно. Противный взгляд — смотрит на меня, как на мусор. Отвращение, неприязнь, брезгливость.

После — ряд скучных необходимых вопросов, на которые мы поочередно спокойно отвечали. Очередные бумаги, новые подписи, отсутствие претензий и дележки имущества, заявление с моей стороны на Эмму — просьба оставить её с папой.

— Кто инициатор бракоразводного процесса? — на автомате задает следующий вопрос женщина.

— Я, — говорим с Миком в унисон, вызывая ещё бóльшее удивление на лице стервятницы: не ожидала, что решение взаимно? Быстро возвращает контроль и снова ухмыляется — хотелось бы мне стереть это её самодовольство. Радуется, что не только у неё в жизни всё пошло не по плану?

Звучит последний вопрос, выбивающий Моретти из колеи. Он опускает голову вниз. Молчит, не в состоянии что-то сказать. Она это видит и медленно повторяет, песенно растягиваясь в каждом слоге.

— Причина развода? — уголки губ растягиваются в трепетной улыбке: больная садистка, ты ведь уже всё поняла. Зачем повторять? Для чего?