Слепое пятно

9 — в тоскане шесть утра

Полтора года назад.

На хрупких лопатках сменяются десятки рук: я автоматически обнимаю их в ответ, но меня здесь нет.

Не смотрю на их лица. Не понимаю, кто находится рядом. Реальность уходит из-под ног. На смену внутренней любви приходит холодная пустота. Уже даже не боль.

Брайан подходит вместе с ней. Его рука нежно придерживает осиную талию: ни на одной части этого бархатного тела нет синяков или шрамов. Которые, не без его помощи, теперь есть у меня. Ненависть заполняет каждую клетку тела, ослепляет и сжигает изнутри.

— Привет, — она тепло улыбается и без приглашения тянется в объятия. Все вокруг её обожают, одобрительно смотрят, любуются излучающим светом, — Я — Клэр, много о тебе слышала.

Блондинка обнимает меня и мягко поглаживает по спине. В нос бросается знакомый запах. Тот самый, который я уловила от Брайана в отеле, прячась в его груди от всего мира. Хвойная песнь с ароматом сандала.

Он был со мной после неё.

Вторник. Сейчас.

Солсбери мягко взял меня за ладони, осторожно возвращая в реальный мир. Мы оба удерживали сигареты губами, внимательно вглядываясь в глаза друг друга. Я искала в них сожаления, а он снова смотрел за моей реакцией.

— Мисс Магуайр, Вы должны кое-что знать.

Живот вмиг скрутило. По всему телу расползлось тошнотворное напряжение.

Он усмехнулся и отпустил мои руки, стряхивая пепел в декоративную чашку. Я ждала продолжения, пыталась успокоить подступающую к горлу панику, пока он молча наблюдал за моим состоянием. Когда эмоции достигли своего пика, и я больше не могла держать себя в руках, он вдруг улыбнулся.

— Я дал Вам свое пальто не из жалости. Это — воспитание, которое мне привили родители.

— Вы… — слова словно прошли мимо меня, они не сразу уложились в голове, и я несколько раз повторила их про себя, чтобы понять суть, — Вы что?

— Любой человек на Вашем месте получил бы от меня верхнюю одежду, будь у меня шанс обеспечить ему тепло и сохранение здоровья.

Я нервно рассмеялась и упала на диван, дрожащими руками скидывая пепел в чашку вслед за ним. Этот человек поможет мне тронуться окончательно.

— Зачем Вы это сделали? — хихикая, спрашиваю, не в силах затянуться сигаретой.

— Как минимум, чтобы Вы перестали демонстрировать мне свои части тела. Не сказать, что они у Вас плохие, но я решительно против такого быстрого развития отношений, — безоружно поднимает ладони, вызывая мой искренний смех, — а как максимум, хотел сбавить градус подступающей истерики. Я рад, что Вы нашли в себе силы открыться по-настоящему, написали и не отменили сеанс с утра пораньше. Не хочется, чтобы Вы снова закрылись.

— Сегодня я встала в семь. Не знаю, почему не отменила запись, — грустно улыбаюсь и тушу сигарету о белизну фарфора, — не приходило в голову.

— Вы — не бездонная прорва, Мисс Магуайр. Невозможно бесконечно копить боль и разочарование. Даже самая сильная психика, стальная выдержка и терпение требуют разгрузки.

Полтора года назад.

Роб поставил специально подобранный под день рождения подруги плейлист — теперь почти каждый пускался во все тяжкие, устраивая какое-то негласное танцевальное состязание. Веселье было повсюду: кто-то залезал на кухонный островок, изображая соблазнительную грацию.

Некоторые прыгали на диване, строя из себя рок-музыкантов, точно подростки в первое отсутствие родителей. Часть заполняла центр комнаты, заигрывая движениями друг с другом, имитируя клубную атмосферу. А она, пляжное светловолосое очарование, успевала танцевать везде и со всеми. Её здесь любили. Она была той принцессой, которую так хотели видеть родители Моретти в качестве избранницы сына. Она была подлинным вариантом жены для Микеланджело, идеальной мамой для маленькой Эммы. Она была той, кем я бы никогда не смогла стать.

Я ушла на балкон, чтобы перестать пожирать её глазами. Без остановки курила уже четвертую сигарету, испытывая легкую тошноту в горле, но не останавливалась. Огни ночного города светили так же, как и в первый день нашего знакомства.

В окнах соседствующих многоэтажек продолжалась жизнь, когда моя так стремительно рушилась: на глаза навернулись слёзы жалости к себе. Немедленно запрокинула голову наверх, чтобы не дать им упасть.

В этот момент и зашел он.

Я поняла это по пугающе тихой походке, которую изучила за семь проклятых месяцев, проведенных вместе.

— Не нужно было приезжать, — едко выплевывает, словно больше ничего не должен сказать, — стоит предупреждать о таких изменениях.

— Это единственное, — спрашиваю, не веря своим ушам, — что тебя волнует?

— А должно быть что-то другое? Пирс, — он бросает колкий смешок, — не строй из себя униженную и оскорбленную, тебе не идёт. Разве я тебе что-то обещал? Или ты всерьез думала, что я одинок?

— Может, — стараюсь не разреветься в голос, — стоит предупреждать о своем положении, прежде чем спать со мной?

— Не помню, чтобы миссис Моретти говорила о своем макаронном муже. Тебе нравилась служебная интрижка — мне тоже: я не лезу в твою семью, не появляюсь без предупреждений и не пытаюсь разрушить то, что ты строишь на своей территории. Или ты думала, что я не наводил справки? Не смотрел твое личное дело, не знал о недавно родившейся дочери от выжившего напарника и, по совместительству, супруга? Мы играли в комфортную игру, которая устраивала обоих на период экспедиции. И тебе никто ничего не обещал.

— Татуировки, — шепчу я, до боли в суставах вжимаясь в перила, — они одинаковые. Зачем ты повел меня делать её?

— Ты взрослая птичка, — усмехнулся Брайан, — сама решаешь, что тебе делать. Мы приехали, я предложил, ты радостно согласилась. В чём проблема?

— В том, что они одинаковые, — цежу сквозь зубы, стараясь сдерживать сочащуюся из сердца ярость.

— А, — безразлично махнул рукой, — это ерунда — просто люблю навсегда метить своих женщин. Пройдёт много лет, а с вами навсегда останется часть меня, которая ни к чему не обязывает — лишь изредка о себе напоминает. Да и фраза хорошая: как видишь, актуальна даже сейчас.

Я не выдерживаю и замахиваюсь на него ладонью в желании навсегда отбить щеку этого самодовольного ублюдка. Вкладываю в неё всю боль разбитого сердца, горечи отчаяния навсегда растоптанной самооценки, разочарования никогда несбывшихся надежд.

Он перехватывает мою руку и скручивает так же больно, как тогда, в ванной.

— Лучше скажи спасибо за шанс реализоваться после того, как ты похоронила всех своих друзей под развалинами, — он смотрит в мои глаза и сверкает довольной улыбкой.

Вторник. Сейчас.

Небо накрывает непроглядными тучами, за окном устрашающе раскатывается гром. Мир вокруг темнеет, словно с высказанным воспоминанием помрачнел даже он. Из глаз прорываются слёзы, но я не плачу: просто чувствую их на коже.

— Психотерапевты не делают оценочных суждений, не осуждают, не поддерживают пациента ради лояльности и близости. Мы разговариваем фактами, которые существуют на самом деле. Брайан — жестокий садист, которому повезло найти идеальную жертву для воплощения фантазий своей теневой стороны.

Он медленно тушит сигарету и пару минут смотрит на меня в тишине, не выражая никаких чувств. Молчание снова нарушает только тиканье настенных часов. Внезапно доктор тепло улыбается и довольно прикрывает глаза.

— Вы так часто говорите о чужой идеальности, что совершенно не замечаете своей.

— Что? — не до конца понимаю, что он хочет донести.

— Клэр, если я правильно запомнил имя той девушки, никогда бы не дала ему того, что он нашел в Вас.

— Звучит паршиво, — слабо улыбаюсь и обнимаю себя за плечи, — учитывая, что мне пришлось от него пережить.

— Это не отменяет того факта, что Вы идеальны для его настоящего нутра.

— Вы считаете, — крепче обхватываю себя за лопатки, имитируя особенно желанные сейчас объятия, — что мне стоит порадоваться тому, какая я жалкая и слабая?

— Я ещё раз повторю, что этот человек является садистом: настоящие из них никогда не мучают слабых. Это просто не приносит должного удовольствия. Другое дело — подчинять строптивых, ломать сильных, истязать своенравных. Продолжать можно бесконечно, новсе из этих вариантов — Вы. Та, которую им всегда будет хотеться сильнее всего. Именно поэтому он преследует Вас, продолжает мучить и не оставляет в покое. Ведь из-за этого Вы вчера мне написали?

— Д-да, — через силу выдавливаю из себя, ощущая подступающую к горлу истерику.

— Пирс, — он наклоняется ко мне и медленно кивает, — Вы можете плакать и кричать, испытывать любые эмоции, крушить и ломать всё вокруг. Только дайте себе освободиться.

Полтора года назад.

Я всё ещё на балконе. Не знаю, сколько торчу здесь. Моя голова пуста. Нет ни эмоций, ни мыслей. Всё кончено. Уже никогда не будет хорошо. Мне нужно было остаться дома. Тогда бы я сохранила хотя бы имитацию любви.

— Пирс? — её голос похож на солнечный летний день, теплый морской бриз, первую любовь.

Не могу ответить. Хочу скинуть её с балкона и посмотреть, как ломаются идеальные кости. Клэр снова касается меня. Конечно, ведь её никогда не отвергали — она считает, что все рады ощущать её мерзкие ладони на себе. Брыкаюсь и вырываюсь из подобия легких объятий.

— Извини, — виновато улыбается и протягивает руку, — не хотела тебя напугать. Ты уже сорок минут здесь торчишь. Может, пойдём внутрь?

— Уйди, — цежу через силу, стараясь подавить внутреннюю ярость. — Мне нужно побыть одной.

— Хорошо, — Клэр удивлённо кивает и семенит к двери, точно кукла на верёвочках.

«Она даже не допускает мысли о том, что может быть кому-то неприятна. Ей кажется, что если её прикосновения убирают, то это — испуг».

— Пирс, — через пару минут блондинка возвращается с большим серым пледом в руках, — не замерзай, пожалуйста. Сейчас десять градусов. Ты, возможно, не чувствуешь, но в такую погоду легко простудиться.

— Миссис О’Нил, — Брайан медленно подходит к ней со спины и осторожно обнимает: так, словно она создана из чистого хрусталя, — Ваша забота не знает границ других людей. Миссис Моретти необходимо одиночество.

— Это не повод давать ей заболеть, — она изящно выскальзывает из его рук и легким движением набрасывает плед на мои плечи, — не хочется быть навязчивой, но тебе есть где остановиться? Если захочешь, можешь переночевать у нас.

— С-спасибо, — пытаюсь держать себя в руках и не разреветься от её любезностей, которые меня только добивают, — я уже забронировала отель.

— Если передумаешь, то мы будем только рады, — блондинка расплывается в очаровательной улыбке, — я и Брайан обожаем принимать гостей, тем более его напарников.

— Как-нибудь в другой раз, — бросает смешок брюнет, который на самом деле понимаю только я.

Вторник. Сейчас.

Сегодня на мне не было ни грамма косметики: это хорошо, не нужно будет отмывать черные дорожки с лица.

— Я могла… — по щекам скатываются горячие слёзы, — могла сказать ей правду и не подыгрывать ему. Она бы узнала, что её муж чудовище. Мне так хотелось скинуть её с балкона, посмотреть, как разбиваются принцессы, увидеть мерзкие внутренности и знать, что внутри она такая же, как я. Но во всём, что со мной происходит, нет её вины. Я ненавидела её, когда моё сердце голыми руками разорвал он. Мне хотелось, чтобы она умерла самым жестоким образом. Я так мучилась, вечно задавалась вопросом, что со мной не так: он был способен на любовь, но я не получала ничего, кроме новых увечий и шрамов.

— Сегодня Вы получили долгожданный ответ, — терапевт погладил свою скулу указательным пальцем, — Вам стало легче?

— Я не знаю, — шепчу, закрывая лицо ладонями, — я уже давно ничего не знаю.

— Побудьте с этим, — спокойно говорит Солсбери, и я чувствую, что его глаза всё ещё обращены на меня.

Полтора года назад.

В Нью-Йорке полночь. В Тоскане начало шести утра.

Уже два часа лежу в темном номере, надеясь вдоволь прореветься. Но все слёзы испарились, как только я покинула балкон. На душе нет ничего, кроме всеобъемлющей пустоты.

Прекрасная принцесса замужем за чудовищем, о чьих похождениях она никогда не узнает. Злосчастное тату мучительно горит. Прекрасный принц женат на предательнице, которой не хватает сил на правду.

«Я лучше зеленоглазого монстра.»

Микеланджело не заслуживает такойжены, нашей дочери не нужна такаямать.

— Алло, — выдавливаю в трубку после продолжительных гудков и сообщения автоответчика.

Ещё не поздно остановиться. Пустота внутри разрастается, захватывая все хорошее, что я когда-то испытывала. Мне это больше не нужно, я этого не заслужила.

— Это Пирс. Присядь прежде, чем начать слушать это сообщение, — закрываю глаза и пытаюсь набрать полную грудь воздуха.

Вторник. Сейчас.

Подвешенное состояние.

Все тело в иголках, сердце тревожно замерло, белый шум, неизвестность, дезориентация. Теряюсь в пространстве и времени.

— Я выпалила ему всё, как есть. Ситуацию облегчал автоответчик.

Убираю ладони от лица и пристально смотрю на Солсбери, что не изменился с последнего момента нашего взаимодействия. Как будто стоит на паузе: не отрывает взгляда, не меняется в лице, молчит.

— Почему я предала его? — с надеждой на ответ шепчу я, смотря в тёмную пучину его глаз.

— Мстили, — спокойно говорит и слабо улыбается, — женщины, вроде вас, часто таким промышляют.

— За что? — закусываю нижнюю губу, хотя в глубине души уже всё знаю.

— За что? — он слегка склоняет голову и повторяет мой вопрос.

— За то, что всегда был лучше меня. За то, что не разделил ответственность за смерти тех, кого мы потеряли. За то, что заставлял меня лезть вон из кожи во времена нашей конкуренции, — мой голос переходит на крик, но я не могу остановиться и взять себя в руки, — за то, что взял меня в жены, чтобы подделать под себя. За обесценивание чувств, за свод со счетов, за эгоизм, лицемерие и попытки угодить всем, кроме меня. И за то, что не переставал сражаться со мной, даже когда я была готова сдаться.

— Мисс Магуайр, — он тихо смеется и с удовольствием смотрит на меня, — Вы никогда не были готовы сдаться.