Слишком неправильно

ГЛАВА 12

Логан

Полностью черная Audi R8 припаркована у гаража на четыре машины рядом с «Мустангами» тройняшек, «Рейнджером» Шона и «Камаро» Тео. Для моего Charger места нет.

Если бы они парковались поближе друг к другу, я бы поместил свою машину рядом с блестящей Audi, но нет. Я ни за что не влезу туда, учитывая, как Кольт припарковал свой Мустанг, словно ему девяносто лет и он слеп на один глаз. Я перекрываю подъездную дорожку, паркуюсь боком на узком месте в нескольких ярдах от электрических ворот.

Сегодня никто не поедет домой.

Теплый вечерний воздух пахнет дымом барбекю и океанским бризом, мягкий ветер шелестит листьями старого дуба неподалеку. Я запираю машину, засовываю ключи в задний карман джинсов. С бутылкой любимого маминого вина в руке я стучусь в дверь шедеврального поместья, которое является домом моих родителей. Окна от пола до потолка окружают трехэтажный дом с девятью спальнями, в котором я прожил двадцать один год.

Когда я рос, моя комната находилась на верхнем этаже, откуда открывался вид на сад с полноразмерным теннисным кортом, спа и бассейном. Я забирался туда и выходил из комнаты, используя перила балкона, чтобы спуститься на балкон внизу, затем спрыгивал на палубу и уходил, веселясь до раннего утра. Мама и папа узнали о моих выходках, когда я учился на втором курсе колледжа. Я протащил девушку в свою комнату, а позже попытался вывести ее оттуда тем же способом, каким она пришла: через балкон.

К несчастью, она была навеселе и сломала лодыжку, приземлившись на палубу в три часа ночи.

Я получил от мамы нагоняй и разрешение от папы вводить девочек через парадную дверь и выпускать их тем же путем. Он такой же спокойный, каким и был. Думаю, это обязательное качество, когда ты воспитываешь семерых мальчиков.

По семейной традиции я прихожу с большим опозданием на ежемесячные посиделки, которые моя мама настояла устроить, как только тройняшки переехали жить к Нико.

— Нам нужно проводить больше времени вместе.

Хотя я не возражаю, я беспокоюсь. С каждой неделей мама становится все более неуверенной в себе. Она борется за то, чтобы чувствовать себя нужной, и жаждет внимания своих сыновей до такой степени, что я боюсь, как бы она не стала шантажировать папу, чтобы он завел еще одного ребенка. Я вздрагиваю, отгоняя мысли о том, как мои родители пытаются зачать ребенка в их возрасте. Для мамы в пятьдесят семь лет было бы большим достижением выносить беременность и роды.

Тео открывает левую створку большой двустворчатой двери, отвлекая мою беспорядочную голову от мыслей о том, что мои родители занимаются сексом.

— Я рад, что ты опоздал, — говорит он, размахивая сотней перед моим лицом. — Нико был уверен, что ты сегодня придешь вовремя.

У этого парня слишком много денег, если он готов поставить на то, что я приду вовремя.

— Он вообще меня знает? — я прохожу мимо Тео и его широкой ухмылки, сбрасывая пиджак в фойе.

Я вешаю его на перила парадной лестницы и улыбаюсь, когда до моих ушей доносится акустическая фортепианная версия Imagine Джона Леннона. В доме пахнет свежеиспеченным яблочным пирогом, а это значит, что бабушка здесь.

Я перехожу в одну из трех гостиных, где моя мама сидит перед роялем Стейнвей 1904 года, положив руки на клавиши и покачивая головой в такт музыке.

Как и ожидалось, Нико сидит на подлокотнике белого дивана Честерфилд, не сводя глаз с нашей мамы. Я готов поспорить на сто долларов, что это он попросил ее сыграть. И это та ставка, которая не принесет мне убытков. Нико редко расслабляется, но когда он слушает мамину игру, гнев, который обычно окружает его, как грозовая туча, пропадает.

Мама позволяет последней ноте зависнуть в воздухе, когда песня заканчивается. Я помню, как она проводила каждый вечер перед фортепиано, когда я был маленьким мальчиком, но я не смог оценить ее талант и любовь к инструменту до более почтенного возраста.

Улыбка расплывается по ее лицу, когда она поворачивается на табурете.

— Логан! — радостно восклицает она, устремляясь ко мне в легком, струящемся платье.

Не многие пятидесяти семилетние женщины смогли бы надеть такое платье — расклешенное к низу, облегающее талию, — но моя мать от природы красива; тридцать с лишним лет назад она была мисс Калифорния. Стройная фигура с осиной талией и ангельским лицом. Если бы у меня была сестра, унаследовавшая большинство маминых черт, смешанных с бабушкиными, она была бы самой сногсшибательной девушкой по эту сторону Атлантики.

А семеро ее братьев надирали бы задницы налево, направо и в центр, чтобы держать недостойных придурков подальше.

— Все уже на улице, — говорит она, забирая вино и прижимаясь мягким поцелуем к моей щеке. Она потирает это место, вероятно, стирая след от вишнево-красной помады. — Думаю, твоему папе понадобится помощь в приготовлении барбекю.

За последние пару недель погода улучшилась. Май принес жару, достойную самого жаркого лета, так что мы можем наслаждаться барбекю на улице, а не проводить время за длинным столом в столовой.

— Мы пригласили и Марунов, — добавляет она, и в ее серых глазах цвета расплавленной стали пляшут искорки. Удивительно, что ни один из моих братьев не унаследовал этот необычный цвет. Мы все оттенки коричневого, от карамельного Коди до почти черного Нико, как его чертова душа. — Они переехали сюда пару недель назад.

— Кого? — спрашиваю я, сведя брови вместе.

— Марунов! — повторяет она, как будто думает, что я не расслышала ее в первый раз.

— Мам, я спрашиваю, кто такие Маруны.

Тео стоит в углу и качает головой, неодобрительная гримаса портит его черты и усиливает шрам на щеке.

— Это низко, Логан.

— Это чертовски ужасно, — добавляет Нико, не менее возмущенный, хотя в его словах больше искренности, чем в словах Тео. — Как тебе не стыдно. Как ты мог забыть фамилию своей невесты?

Губы Тео искажает ехидная ухмылка, а затем следует короткий смешок.

— У нее все еще есть это гребаное кольцо, которое ты ей подарил!

— Язык, Тео, — кричит мама, глядя на него своим фирменным взглядом.

Он вскидывает руки вверх.

— Правда, мам? Правда? Мне скоро тридцать. И ты не отругала Нико, когда он сказал слово на букву «ч». Это несправедливо.

— Нико, язык, малыш. Пожалуйста, — говорит она, но тон ее мягкий, глаза игривые. Этому ублюдку может сойти с рук убийство.

— Вернемся к теме. Какое нах… — я уклоняюсь от мины, вовремя уловив хмурое выражение маминого лица и исправившись. — … на худой конец кольцо?

— Обручальное кольцо, которое ты сделал из медной проволоки и клея, — объясняет Нико. — Я впервые вижу его сегодня, брат, и честно говоря? Отличная работа.

Черт. Проволочное кольцо с маленьким белым камешком, приклеенным к верхушке суперклеем. Я склеил пальцы, когда делал обручальное кольцо для соседской девочки, и проплакал целый час, пока мама не пришла домой и не помогла мне.

Анналиса Марун.

Великолепная блондинка с большими глазами, полуприкрытыми неловкой чёлкой. Анналиса, маленькая хулиганка. Милая хулиганка с милыми косичками. Любовь всей моей жизни на месяц или около того, еще в детском саду. Как, Боже правый, я забыл девушку, на которой хотел жениться в четыре года?!

Непонятно.

Она же не переехала на другой конец света в Австралию еще до начала средней школы и не возвращалась в Ньюпорт, видимо, до сих пор.

— Она все такая же красивая, как и в детстве. — Мама сияет, в ее глазах снова появился задорный блеск.

Я не могу уследить за этой женщиной. С одной стороны, она завидует Талии и злится, что та украла у нее сына. С другой стороны, она хочет, чтобы еще один сын остепенился. Либо она не может сложить два и два, либо у нее больше претензий к Талии, чем они с отцом готовы признать.

Есть еще вопрос с обвинением Талии в убийстве мужа, когда она жила дома, в Греции, но не думаю, что мои родители знают об этом. А если и знают, то обвинения были сняты, а Талия признана невиновной, так что у мамы нет причин так злиться.

Она же не убила парня. По крайней мере, такова официальная, единая позиция мистера и миссис Хейс.

— Иди поздоровайся. — Мама легонько подталкивает меня к двери во внутренний дворик. — Она снаружи.

— Да, Логан, иди поздоровайся, — подчеркивает Тео. — Она не перестает говорить о вас двоих с тех пор, как приехала.

Я не хочу здороваться, но что мне остается делать? Я выхожу на улицу, за мной следуют мои братья. Анналиса сидит у бассейна с Талией и смеется над чем-то, что, должно быть, сказала моя невестка. Она все еще красива. Ореол платиновых светлых волос спадает до середины спины, ноги длинные и гладкие, а сама она худенькая.

Слишком худая.

Ключицы и плечевые кости выступают, а декольте платья скрывает плоскую грудь. Кэссиди тоже худая, но у нее есть немного кожи на костях, за которые можно ухватиться, и достаточно сисек, чтобы набить руку.

Это будет долгий день, если я буду постоянно сравнивать одну блондинку с другой. Почему я вообще думаю о Кэсс? Прошло полторы недели с тех пор, как она выбежала из моего дома, едва не разрыдавшись. Поначалу я был вне себя от раздражения из-за такого драматичного ухода. Я поднялся наверх, в свою спальню, готовый уже завалиться спать, но чувство вины грызло мой мозг, как древесный червь.

Может, я был слишком резок, сказав ей, чтобы она уходила, но в свою защиту скажу, что не ожидал, что она все еще будет в моей постели, когда я выйду из душа. Никто из женщин никогда не задерживается так надолго. Это неписаное правило, которое, похоже, знают, понимают и соблюдают все жители Ньюпорт-Бич, поэтому нарушение Кэсс этого правила застало меня врасплох.

Неужели она не получила памятку?

Несмотря на ее вопиющий перебор, вместо того чтобы завалиться спать, я достал из гардероба футболку и последовал за Кэсс к ее машине. Я не рыцарь в сияющих доспехах. Ни по какому определению, но я и не подросток. Позволить девушке уйти, когда она расстроена, не попытавшись хотя бы выяснить причину, — такое поведение можно ожидать от высокомерных, беспечных детей.

Теперь, зная, почему она поспешила уйти, я хотел бы хоть раз побыть эгоцентричным подростком. Тогда бы я продолжал думать, что она расстроилась из-за того, что я задел ее чувства.

Оказывается, я слишком поспешил с выводами. Она не сделала ничего плохого. Я ошибся, отослав ее, прежде чем предложить мочалку. Я никогда не оказывался в подобной ситуации. Я никогда не кончал в девушку до Кэсс. Мысль о том, что моя сперма может устроить беспорядок, капая из ее сладкой киски и стекая по бедрам, не приходила мне в голову.

Ничего не приходит в голову, когда я держу Кэссиди обнаженной и бездыханной. Мой разум, мать его, отключается, сосредоточившись только на ней. Она вызывает привыкание. То, как она кончает, раздвигает губы и стонет, вбирая меня в себя…

Я бы на коленях стоял на стекле, чтобы трахнуть ее снова.

И именно поэтому я не могу.

В горячке легко забыть, что если мои братья узнают о моем романе с подружкой врага народа, я их потеряю. Может быть, они не вычеркнут меня из своей жизни, но мы не будем проводить время вместе, как сейчас. Они удалили бы меня из чата, перестали бы звонить и приходить. Мы бы виделись только по особым случаям — на днях рождения и свадьбах.

Есть причина, по которой мы все семеро так близки: правила. Мы начали создавать их, как только вступили в подростковый возраст, и тестостерон, льющийся из наших ушей, помешал нам ценить друг друга.

Братья на первом месте.

Никаких поблажек с девчонками.

Никогда не трогай девушку своего брата.

Есть и другие, есть и исключения, но то, что у меня с Кэссиди, не вписывается ни в одно исключение. Она трахалась с моим братом. Она лучшая подруга девушки, которая обидела Нико. Этого достаточно, чтобы считать ее недоступной для всех Хейсов, но список грехов на этом не заканчивается. На протяжении многих лет Кэсс говорила за нашими спинами, предостерегая девушек. Она даже предупредила Талию, когда Тео только познакомился с ней. Она долгое время мешала нам.

— Смотрите, кто к нам пришел, — радуется Анналиса, поднимаясь на ноги и откидывая светлые волосы на одно плечо. Кто-то должен накормить эту девушку. Ее ноги напоминают две тонкие палочки. — Я уже начала беспокоиться, что ты не придешь. — Она теснит меня, чтобы поцеловать в щеку, как будто мы давние друзья.

Я не видел ее двадцать пять лет. Она незнакомка, и этот жест я не оценил.

— Привет, Энн. Рад тебя видеть, — говорю я, надеясь, что короткой, отрывистой фразы будет достаточно, чтобы нарисовать картину: Логан — в стороне. Не заинтересован. Я отклоняюсь вправо, наклоняюсь над шезлонгом Талии и целую ее в щеку, иначе потом я об этом узнаю. Она самая энергичная женщина, которую я когда-либо встречал. — Эй, милая, скажи, пожалуйста, что ты приготовила греческий салат и соус.

С тех пор как Талия стала частью нашей семьи, барбекю уже не то без соуса цацики.

— И шпажки, — признается она, потянувшись за высоким стаканом холодного чая.

Ее пытливый взгляд перескакивает с меня на Анналису, которая, должно быть, все еще стоит в нескольких футах позади. Если бы только Талия знала, как много общего у нее с моей матерью. Они обе то и дело пытаются играть в купидона, как будто я не способен найти женщину самостоятельно. Полагаю, история моих отношений подтверждает это утверждение.

Забавно, что ни одна из них не ввязывается в дело Нико.

— Зачем ты так? — спрашивает она нормальным тоном, а потом говорит: — Она милая!

Я отвечаю на это заявление решительным покачиванием головы, умоляя ее опустить лук и стрелы с головками в форме сердец, которые она, несомненно, нацелила в мою задницу, а затем перехожу к вопросу.

— Я обозначил границы.

— Ты сделал это в прошлый раз. Это уже надоело.

Я взъерошиваю массу ее кудрявых волос и снова поворачиваюсь к плоской блондинке. Мне больно от одной мысли о том, чтобы трахнуть ее. У меня будут синяки на бедрах, если я ворвусь в нее сзади.

Бабушка спасает меня от развлечений с моей давно потерянной любовью, выходя из дома с тарелкой кусочков яблочного пирога. В свои семьдесят девять лет она самая элегантная женщина из всех, кого я знаю. Она всегда одета так, чтобы произвести впечатление.

Вот и сейчас ее туфли на низком каблуке щелкают по настилу, когда она идет к столу в кремовом платье выше колена, жемчуг украшает ее шею и свисает из ушей, белые волосы коротко подстрижены и уложены назад. Дедушка стоит у барбекю, такой же элегантный, в нарядной желтой рубашке, заправленной в серые брюки чинос.

К счастью, кроме старшего поколения, никто особо не старался. Я не выделяюсь в своих потертых черных джинсах, майке Лос-Анджелес Доджерс и белой кепке на голове, как обычно.

— Логан, — окликает меня дедушка, его тон намекает, что речь пойдет о деле, и я вижу, как мама хмурится. — Всего пять минут, милая, — говорит он ей, обнимает меня за плечи и уводит подальше от посторонних ушей. — Я хотел сначала рассказать тебе новости, прежде чем сделать объявление на собрании совета директоров в конце этой недели. — Он опирается спиной на ограду, окружающую теннисный корт.

Я сужаю глаза, пытаясь прочесть новость по выражению его лица, но у Уильяма Хейса убийственный покер-фейс. Аура авторитета окружает его независимо от того, где он находится и что делает. В его присутствии я выпрямляюсь, как солдат, стоящий на посту, а мой позвоночник напоминает металлический шест. Он излучает безжалостную уверенность и заставляет вас чувствовать, что вы в опасности.

И Нико, и Кольт унаследовали это качество. Правда, Кольт более спокойный. Нико, напротив, взял дедушкины гены и разогнал их до чертовой бесконечности.

— Я решил уйти на пенсию в конце лета, — говорит дедушка, каждое слово выверено. — Твоя бабушка… — он прочищает горло, ослабляя воротник рубашки. — Я считаю, что мне пора наслаждаться тем серебром жизни, которое у меня осталось.

Да, верно. Это был не его выбор. Бабушка заставила его сделать это, я уверен. Она годами изводила его, прося уйти на пенсию, и, похоже, наконец-то дожала его. В восемьдесят лет можно было бы ожидать, что он уйдет на пенсию хотя бы лет через десять, но я никогда не мог представить его добровольно передающим компанию, которую он создал с нуля. Я думал, что он умрет за своим столом, работая до последнего вздоха.

При мысли о том, что Stone & Oak продадут тому, кто больше заплатит, меня охватывает чувство ужаса.

— Я рад за тебя, — говорю я и сам удивляюсь, что это прозвучало искренне. — Ты заслужил отдых.

Он качает головой, заглядывая через мое плечо невидящими глазами.

— Я хочу, чтобы ты занял мое место, Логан.

На мгновение воцаряется тишина, как будто кто-то выключил звук во всем чертовом мире своими словами. Я смотрю на него, размышляя, правильно ли я его понял. Нельзя отрицать, что я выкладываюсь в компании на полную катушку, и, не сочтите за высокомерие, я прекрасный архитектор, но я работаю здесь всего шесть лет. Ни в каких самых смелых мечтах я не ожидал получить предложение, подобное этому.

— Это очень щедро, но я не уверен, что подхожу для этой работы. У меня нет ни знаний, ни опыта…

Он отмахивается от меня пренебрежительным взмахом руки.

— Это не так уж трудно или сложно. Я не собираюсь уходить на пенсию прямо завтра. У нас есть время, чтобы ты освоился со своими новыми обязанностями. Я знаю, что это неожиданно, и тебе нужно отдохнуть, так что давай не будем сегодня зацикливаться на этом и вместо этого насладимся барбекю. Мы сможем поговорить об этом завтра. — Он похлопывает меня по плечу, одаривая редкой улыбкой. — Если бы я не верил, что у тебя есть все необходимое, чтобы возглавить мою компанию, я бы тебя не выбрал.

Способ поднять мое эго.

Весь оставшийся день я на седьмом небе от счастья, шучу с братьями, уворачиваюсь от флирта Анналисы и набиваю себя едой и пивом. В конце концов Коди переставляет мою машину, чтобы выпустить всех ближе к девяти вечера, но я не ухожу. Я заваливаюсь в своей старой комнате, размышляя о том, какой будет моя жизнь через несколько месяцев, когда я стану владельцем Stone & Oak.