Диана торопливо выскочила из толпы поклонников, когда в художественную галерею вошли Грейс, Харлей, Родраннер и Энни, скользнула к ним в облаке белого шелка. Обняла всех, схватила Грейс за руки, отступила на шаг.
– Ты сегодня принарядилась!
– Только ради тебя, – улыбнулась Грейс.
– Что? – нахмурился Харлей, глядя на фирменные черные джинсы, пальто и футболку. – О чем речь? Она каждый день так ходит.
– Какой же ты дурак, Харлей, – насмешливо упрекнула его Диана.
– И я все время говорю, – вставила Энни.
– На ней футболка новая, – указала Диана. – Если это не наряд, то я не знаю что. – Она с насмешливой безнадежностью покачала головой, оглядев всю компанию. – Сегодня вам не стоило приходить. Я знаю, как плохи дела.
– Ты в своем уме, милочка? – возмутилась Энни. – Разве мы когда-нибудь пропускали открытие выставки? Вдобавок нам именно это и нужно.
– Угу, – буркнул Родраннер. – Особенно после нынешнего происшествия в торговом центре.
Диана схватила его за руку.
– Давайте на пару часов забудемся. Кое-что поможет. – Она жестом подозвала официанта в форменной одежде, державшего на подносе бокалы с шампанским.
– До чего я люблю эту женщину, – провозгласил Харлей, взял с подноса бокал, осушил и схватил другой. – А где мешок дерьма, который называется твоим мужем?
Диана неопределенно махнула на толпу в буфете:
– Вы же знаете Митча. Он делает, что может. Когда я вышла, продал самую дорогущую вещь в этом зале какому-то бедолаге, купившему на автозаправке его последний рисунок. – Она вздохнула, бросив на мужа любовный взгляд. – Так или иначе, это его отвлекло, что, собственно, и требовалось. – Потом оглядела их с сокрушенной улыбкой: – Ну, теперь я должна вас оставить, а вы не уходите. Пейте, ешьте, веселитесь, пока не надоест. Просто потрясающе, что пришли.
Все двинулись к буфету, а Диана задержала Грейс.
– Как ты? Наверно, тебе тяжелее, чем прочим.
Грейс обняла ее.
– Переживу, если друзья немножко помогут, – процитировала она «Битлз». – Как всегда.
Джино с Магоцци остановились на платной стоянке, прошагали квартал по холоду, напоминая в парусящих на ветру длинных куртках пару гангстеров из дешевого фильма.
Галерея «Экшн-Шлезингер» располагалась на верхнем этаже очередного перестроенного пакгауза, очень похожего на офис «Манкиренч» и стоявшего неподалеку. Медная табличка на входной двери уведомляла посетителей, что некогда здесь было ателье, производившее мужское нижнее белье.
Входя в просторное фойе, Джино был мрачен и воинственно настроен, предвкушая претенциозный снобизм, презрительные взгляды, негодующе раздутые ноздри собравшейся наверху компании.
– Если так будешь себя вести, непременно нарвешься на негодование и презрение, – предупредил Магоцци.
– Обожди, Лео, увидишь. Мы с Анджелой бывали на таких сборищах, и, если ты не бледный, как привидение, не тощий, как скелет, не одет в черное с головы до ног, на тебя никто даже внимания не обратит.
– Видишь то, что хочешь видеть, – вздохнул Магоцци. – Я, к примеру, хочу видеть женщину, которая вышла замуж за такого дерганого неврастеника, как Митч Кросс.
Галерея оказалась просторной, спартанской, со сверкающими светлыми полами, сводчатыми потолками с голыми балками, из-под которых лился мягкий свет. На стальных тросах висят абстрактные картины, образуя лабиринты в пространстве. Элегантные любители искусств с задранными подбородками и скучающим взглядом шныряют в толпе, как хорошо одетые крысы, потягивая розовое шампанское из хрустальных бокалов.
Привлекательная молодая женщина в изысканной черной униформе встретила их с подносом, нагруженным шампанским. Лицо невинное, свежее, несмотря на белую пудру, эффект притворно-застенчивой улыбки почти уничтожает кроваво-красная помада. К ее чести, она не стала пристально разглядывать мятую одежду, в которой детективы, кажется, спали.
– Добро пожаловать, джентльмены. Не желаете ли шампанского?
Магоцци с Джино переглянулись. При виде спиртного у обоих слюнки потекли.
– Лососины?.. – искушала она.
– Должно быть, вкусно? – предположил Джино.
– Не то слово.
Он посмотрел на Магоцци, шепнул:
– Мы при исполнении?
Тот прикусил нижнюю губу.
– Официально, по-моему, нет.
Джино адресовал девушке сияющую улыбку и взял два бокала.
– Истинно ангел небесный. Благослови тебя Бог, дитя мое.
Притворно-застенчивая улыбка расплылась в широкую ухмылку. Видно, она была рада встретить двух посетителей, которых не хватит апоплексический удар, если официантка выйдет из роли.
– Как только понадобится долить, дайте знак. Впрочем, я и сама увижу пустые бокалы.
– Знаешь, в конце концов, тут не так уж и плохо, – признал Джино, облизываясь и оглядываясь по сторонам. – Никогда не пил такого вкусного шампанского, хоть оно и розовое.
Магоцци чувствовал тепло, разливавшееся в желудке от газированного спиртного, быстро проникавшего в кровь, смутно знакомое ощущение расслабления, пару раз испытанное тысячу лет назад. Еще глоток.
– Пожалуй, надо совершить обход.
Джино допил бокал.
– Мне в сторонке больше нравится. Давай просто останемся здесь и наклюкаемся. Пускай Холлоран берет на себя руководство, когда доберется до города.
Они еще минуту принимали желаемое за действительное, потом пошли вперед, ненадолго остановившись перед первой стеной с произведениями Дианы Кросс, полностью выдержанными в черно-белых тонах, подобно абстрактным рисункам в кабинете Митча Кросса и в гостиной Грейс Макбрайд.
Магоцци кивнул самому себе, объясняя это супружескими и дружескими связями – любящие родители тоже приклеивают к дверце холодильника детские рисунки, – но абсолютно не понимая, зачем устраивать в престижной галерее грандиозную выставку столь небрежной мазни.
Он мысленно извинился перед мастерами колорита и света Вермеером и Ван Гогом за современный мир, предпочитающий шик гению.
Опытный глаз легко выловил компьютерщиков в море скучающих модников. Грейс Макбрайд с Харлеем Дэвидсоном приватно друг с другом беседуют, практически не отличаясь от завсегдатаев галереи. Оба вполне сойдут за художников или за меценатов – она в черном пальто, он в сплошной черной коже, как участник родео.
В нескольких шагах от них Энни кокетничает с миловидным молодым человеком в старомодном смокинге. Умудрилась улучить момент, переоделась в гардеробной, превратившись в прозрачном, вручную расписанном шифоне в наполовину вылупившуюся из кокона бабочку. Магоцци припомнил выводы Эспинозы насчет ее трат на одежду и вполне им поверил.
Родраннер, явно страдая от чрезмерных впечатлений, одиноко торчит у дальней стены в неизменной лайкре – черной по такому случаю, – беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Вяло махнул детективам рукой и вновь начал топтаться на месте.
Джино с искренним сочувствием покачал головой:
– Бедняга смахивает на антилопу перед стаей львов.
– Где Митч?
Партнер не расслышал.
– Похоже, одна Энни по-настоящему развлекается, – заметил он.
– По-моему, она всегда развлекается. Кажется, нет только Митча.
Джино оторвал взгляд от Энни, ткнул пальцем в сторону буфетной стойки, трещавшей под грузом тарелок с закусками и цветочных композиций:
– Вон он.
Магоцци действительно увидел Митча рядом с высокой блондинкой в длинном белом шелковом платье. Без сомнения, сама художница – вокруг толпа поклонников, жаждущих лично с ней перемолвиться, которых она деликатно удерживает на расстоянии, одновременно умудряясь держать при себе мужа, словно любимое домашнее животное.
Значит, это и есть Диана Кросс. Художница, светило, любящая жена. Возможно, не самого высшего класса, но весьма привлекательная, излюбленного на Среднем Западе спортивного типа.
Откуда ни возьмись, явилась встречавшая их девушка с непочатой бутылкой.
– Не удивляйтесь, – рассмеялась она, наполняя бокалы. – Я же сказала, что буду за вами присматривать.
– Ну, за твое здоровье, – провозгласил Джино. – Моему приятелю тоже нальешь? Вон тому длинному костлявому парню?
– Конечно. – Она направилась к Родраннеру, а Джино подмигнул Магоцци.
– Сейчас сам к нему подойду и осведомлюсь, удалось ли суперхакеру поточнее установить, откуда пришли электронные сообщения.
Родраннер почти обрадовался подошедшему Джино, потом смущенно сморщился, вспомнив, что должен держаться подальше.
– Добрый вечер, детектив, – опасливо вымолвил он.
– Тебе здесь почти так же нравится, как и мне.
Родраннер нервно завертел в руке бокал.
– Угу.
– Сколько-нибудь продвинулся с электронной почтой?
– Нет. – Он подозрительно прищурился. – Вы сейчас хороший коп?
– Я всегда плохой, – расхохотался Джино. – Да сейчас вроде как не на службе. В данный момент ты целиком и полностью находишься под защитой полиции. Мы вас временно прикрываем, пока не придет черед третьей смены.
Родраннер встревожился:
– То есть… следите за нами?
Джино добродушно пожал плечами:
– Присматриваем, охраняем… Как ни скажи, все надежней.
Родраннер хмуро посмотрел на него и вздохнул:
– Ладно. Наверно, так разумно с точки зрения полиции.
– Я рассматриваю ситуацию только с такой точки зрения, приятель. Часто посещаешь подобные мероприятия?
– Частенько. Благодаря Диане и Митчу.
– Об искусстве что думаешь?
– Я ни черта не смыслю в искусстве, – пожал он плечами в почти чистосердечном извинении. – На выставках чувствую себя идиотом.
– Ну, если кто-нибудь из присутствующих придет взглянуть на твою работу, каждый себя тоже почувствует идиотом, так что вы квиты.
– Пожалуй.
Из пустоты вдруг возник Харлей, во что было трудно поверить, учитывая массу его тела. Втиснулся между Джино и Родраннером, как заботливый отец, ограждающий сына от соседского хулигана.
– Присматриваете за нами, детектив?
– В принципе. Только что объяснял Родраннеру, что отныне мы за вас отвечаем.
Харлей твердо взглянул ему в глаза:
– Прикрываете Грейс?
– Разумеется.
– Надеюсь, черт возьми, получится лучше, чем в распроклятом торговом центре.
Джино обжег его взглядом:
– Дьявольски смелые слова для парня, у которого нет алиби на время каждого убийства.
– Дьявольски справедливые слова для парня, знавшего о подготовке двух последних убийств и не почесавшегося им воспрепятствовать.
Джино взглянул в свой бокал, мысленно сосчитал до десяти.
– Ладно, дружище, – вымолвил он наконец. – Я уже немножечко нагрузился, наверно, ты тоже, поэтому на минуточку позабыл, что дерьмо лежит не только на нашем пороге, но и на вашем.
Харлей секунду сердито смотрел на него, потом медленно опустил плечи, словно из него вышел воздух, как из лопнувшего воздушного шарика.
– Не забыл, детектив, – тихо вымолвил он. – Клянусь Богом, такого никто не забудет. Вот в чем проблема. Грейс до сих пор чувствует себя виноватой за убийства в университете, а теперь и за нынешние. Мы за нее боимся до сумасшествия. Господи, какая чертова каша!
Джино задумчиво его разглядывал. Не совсем извинение, но похоже на то.
– Вот именно, чертова каша. Пожалуй, за это я выпью. – Он поднял бокал, слегка кивнул Харлею. – Слушай, бокалы маловаты.
Харлей понял.
– Стой тут. Я знаю, где бутылки стоят.
Через десять минут, осушив еще почти пол-литра шампанского, Джино пришел к выводу, что Харлей не так уж и плох – фактически у них много общего. Оба терпеть не могут абстрактную живопись, любят розовое шампанское, обожают покушать. И Родраннер вполне славный малый, потрясающе разбирается в технике.
Они стояли плечом к плечу перед картиной, написанной смелыми кривыми штрихами, тянувшимися, как разжеванная ириска, сверху вниз, стараясь отыскать хоть какой-нибудь смысл.
– Как считаете, что это? – спросил Джино.
– Черт его знает, – ответил Харлей. – Какая-то черно-белая хренотень. По-моему, люди.
– Бельевые прищепки, – с полной уверенностью заявил Родраннер.
– Нет, – дружелюбно возразил Джино. – Наверняка люди. Ноги видишь? Вон те жирные пятна внизу – ноги. Вдобавок для чего какому-нибудь абстракционисту рисовать прищепки? Они и без того абстрактные, правда?
Харлей допил остатки шампанского прямо из бутылки.
– Верно подмечено, детектив.
– Еще надо подумать, – заметил Родраннер слегка заплетавшимся языком. – Может, современное искусство вообще сплошной мусор. Художники просто ляпают краски на холст в надежде, что сильно умные критики увидят что-нибудь глубокое.
– И я тоже так думаю, – согласился Харлей, к которому подскочила сногсшибательная блондинка в облегающем темном платье и тронула за плечо.
– Ваша работа?
Харлей изо всех сил старался не разевать рот.
– Э-э-э… нет.
– А… – Она растерянно огляделась, подыскивая убедительное оправдание своей явной ошибки.
– Э-э-э… впечатляет, правда? – быстро добавил Харлей.
Родраннер с Джино притворились, будто не слышат обмена репликами, но коварно усмехались.
– О! По-моему, невероятно! – вновь оживилась блондинка. – Автор жутко талантливый, кто бы он ни был. Что вы об этом скажете?
Харлей покачнулся на сбитых каблуках мотоциклетных сапог.
– Я бы сказал, потрясающее воплощение современной дихотомии между гомогенностью и глобальной диверсификацией.
Стоявший с ним рядом Родраннер согнулся, кашлянул в ладонь, заглушая смешок. Джино отвернулся.
Глаза блондинки восторженно вспыхнули.
– Совершенно верно. Контраст черного с белым…
– Именно. Очень смело. Черное… и белое… Думаю, здесь просматривается и расовый подтекст.
– По-моему, прищепки, – тихонечко вставил Родраннер.
Блондинка насупилась, избороздив лобик негодующими морщинками.
– Что вы говорите?
– Я говорю, прищепки. Черные и белые, – повторил Родраннер.
– Понимаю вашу точку зрения, – кивнула она. – Прищепки олицетворяют исходный артефакт в усложнившемся современном мире…
– А по-моему, это люди с прищепленными головами и с толстыми бесформенными ногами, – объявил Джино.
– Неплохо. Я вижу намек на первенство моторной функции по отношению к ментальной, как главное условие человеческой жизни… Вещественность тела и пустота под ногами говорят о духовном параличе, который лишает жизнь всякого смысла…
– Подобное представление сочетает в себе язычество с иудеохристианством, окутываясь безнадежностью, – понимающе кивнул Харлей.
Блондинка словно только что стала свидетельницей Богоявления.
– Возможно, это попытка даровать нам духовное опьянение…
На глазах Джино, изо всех сил старавшегося удержаться от смеха, выступили слезы. Он старательно рассматривал что-то на дне пустого бокала из-под шампанского.
– В данный момент меня больше интересует алкогольное опьянение. Прошу прощения… – Он огляделся в поисках девушки с подносом. Родраннер, подумав, предпочел остаться на прежней позиции у дальней стены.
На другом конце галереи Магоцци ждал, когда Грейс Макбрайд останется одна, чтобы к ней подойти, а окошечко открывалось реже куриных зубов. Ничего удивительного – высокомерная темноволосая красавица привлекает каждого мужчину, любящего искусство, панк-рок или читающего в свободные минуты приложения к садоводческому журналу. Если совсем не догадываться, что у этой самой красавицы жуткий характер и заряженный пистолет под мышкой, вполне можно подумать, будто она играет честно.
Она абсолютно бесстрастно смотрела на подходившего детектива. Секунду постояли, глядя друг на друга, потом он сказал:
– Мне надо задать вам несколько вопросов.
– Я была одна в офисе. Ни свидетелей, ни алиби.
– Знаю. Не в том дело.
– А в чем?
Магоцци нерешительно оглянулся, переминаясь с ноги на ногу.
– Не так легко сказать. Мне с вами вообще не следует разговаривать.
– Потому что я подозреваемая?
– Вроде того.
Она промолчала, стоя в ожидании, не желая приходить на помощь.
– Разрешите домой вас подбросить? – спросил он. – Поговорим по дороге. – Она ответила не сразу, поэтому Магоцци добавил: – Дело важное.
Она на минуту задумалась.
– Я в своей машине. Если хотите, езжайте со мной.
– Пару минут обождите. Встретимся внизу.
Он быстро обошел галерею, отыскав наконец Джино, вышедшего из туалета. Тот хлопнул его по спине:
– Эй, дружище! Уже сматываешься? Здесь есть телефоны на столике с гнутыми ножками…
– Провожу Макбрайд до дому.
Джино моргнул, попытался презрительно нахмуриться, но шампанское не позволило, осталась причудливо поднятой лишь одна бровь.
– Отправляешься на свидание с подозреваемой?
– Какое там свидание.
Джино попытался усвоить, засосав нижнюю губу.
– Заглянешь под юбку?
Магоцци прикрыл рукой глаза и затряс головой.
– Слушай, ты не знаешь, где я и что делаю, ясно?
– В самом деле не знаю, что делаешь, будь я проклят. Сам-то хоть знаешь?
– Нет, черт побери. Такси сможешь поймать?
Джино качнулся на каблуках, едва не упал, успел выправиться.
– Ну, приятель, я случайно только что говорил с Анджелой. Она нашла на часок няню и через четверть часа ждет меня рядом, чтобы вместе выпить. Первое настоящее свидание после Сюрприза.
– Не врешь?
– Не вру.
– Везет тебе, Джино.
– А то.