Магоцци сгорбился за плечами у Томми, дыша ему в шею.
– Почему так долго?
– В файле семьсот страниц. Я только начал…
Запищал один из компьютеров. Томми оттолкнул Лео, покатился в кресле к боковому столу.
– Компьютерщики только что получили очередное послание. – Он сощурился на монитор и прочел: – «Не хочу, чтобы мне пришлось это делать». Старик, что это значит?
– Кто знает… – начал Магоцци, которого прервал резкий сигнал тревоги. – Что за черт?
Томми замер, не моргая, полностью сосредоточившись на мониторе, на строках букв и цифр под посланием.
– Будь я проклят, – прошептал он и поднял на Магоцци широко открытые глаза. – Черт возьми, Лео, тут нет никакой защиты. Прямая связь. Сообщение поступило с компьютеров «Манкиренч».
Магоцци на секунду окаменел, слыша гул в ушах.
– Что ты говоришь?
– Он там, Лео. Прямо сейчас.
Харлей ударил в дверь плечом, как тараном. Она задребезжала в металлической раме, но в нынешнем столетии не собиралась уступать ни крохи.
– Проклятие!
– Кажется, ты говорил, будто дверь автоматически не запирается.
Харлей совершил еще один бросок на дверь.
– Не должна.
– Брось, Харлей. Железную дверь не сломать.
– Есть более удачные идеи?
– Сотовый при тебе?
– Родраннер, мы находимся в бетонированном помещении внутри бетонированного подземного гаража. Мобильник здесь не будет работать.
– Я в кино видел парня в подземном бункере во время «Бури в пустыне», и у него мобильник работал.
– Чертов Голливуд еще не то покажет. – Харлей схватился за круглую ручку, принялся яростно ее трясти и вертеть.
– Харлей, – раздался за спиной слабый голос Родраннера.
– Чего?
– Я истекаю кровью? Насмерть?
Он оглянулся на приятеля, ощупывавшего ушибленное о металлический ящик место.
– Крупная красная шишка с гусиное яйцо, которая уже начинает синеть, а крови нет. – Он проследил за взволнованным взглядом Родраннера, устремленным в пол. Бетон был покрыт кровавыми следами.
Их собственными.
– Ох, Иисусе Христе, – прошептал Родраннер. – Это было не масло…
Внезапно все одним щелчком встало на место – электричество, которое не должно было выключиться и выключилось; дверь, которая не должна была закрываться и все же закрылась. Харлей испустил злобное рычание, выхватил свой пистолет, прицелился в дверную ручку.
– Господи помилуй, мать твою, какого черта ты делаешь? – завопил Родраннер. – Разве можно стрелять в железную дверь в бетонном помещении? Нас в клочья разнесет!..
– Знаю! – Рука Харлея дрожала, Родраннер провожал глазами ходившее ходуном дуло. – Знаю, – повторил он, на этот раз шепотом, а когда оглянулся на друга, тот плакал. – Он здесь. А Грейс наверху одна.
И тут они услышали поднимавшийся лифт.
– Грейс!..
– Магоцци?
– Грейс, ты мне веришь? – Он бежал по кабинету, огибая столы, отшвыривая каждого встречного, прижимая телефонную трубку к уху с такой силой, что оно будет болеть еще несколько дней.
– Нет, не верю.
– Должна верить, Грейс. Должна доверить мне свою жизнь. Убийца там! Беги! Сейчас же убирайся оттуда! Сию же секунду… О боже, пропади все пропадом ко всем чертям!
– Что? – спросил пыхтевший у него за спиной Джино.
– Разъединился.
– Проклятие! – эхом откликнулся Джино, и они вылетели в коридор, помчались вниз по лестнице, к парадной двери, ближайшей к парковке, сбив микрофон на высоком штативе, установленный десятым каналом, толкнув стационарную камеру, ударив в дверную решетку с такой силой, что Магоцци на миг показалось, что она сейчас насквозь пробьет стекло.
Он все нажимал и нажимал на кнопку повторного набора, а телефонный звонок, вызывающий офис «Манкиренч», зудел и зудел ему в ухо.
Грейс, застыв, стояла у своего стола, прижимая к уху телефонную трубку, взгляд прикован к поднимавшемуся лифту. Слышался скрежет подъемного механизма, сквозь деревянную решетку видно было, как движутся тросы.
– Магоцци! – лихорадочно шепнула она в микрофон, но ничего не услышала, кроме глухой тишины.
«Грейс, ты мне веришь?»
Руки у нее так тряслись, что опущенная на стол трубка застучала.
«Убийца там! Беги! Сейчас же убирайся оттуда!»
Слышно, как в груди колотится сердце, слышен гул компьютеров, слабый птичий щебет где-то за окном.
Но все заглушал поднимавшийся лифт.
Беги! Прячься, черт побери! Она присела на корточки за письменным столом и в мгновение ока вернулась на десять лет назад в чулан в кампусе университета штата Джорджия, делая то, чему ее учила специальный агент ФБР Либби Герольд. Тогда она тоже слышала стук сердца и другие звуки: быстрое шлепанье по деревянному полу босых ног Либби, еще мокрых после душа, скрип половой доски в коридоре, «вжик-вжик» из дверей спальни… Видела сквозь пыльные планки жалюзи, как в поле зрения снова возникли голые ноги Либби, сверкнул металл, распарывая лодыжки, рисуя две широкие кровавые улыбки, из которых на пол лилось красное озеро. А она не должна была издавать ни единого звука. Так и сидела в своем смехотворном убежище с вытаращенными от ужаса глазами, ожидая своей очереди, ничего не сделав, чтобы помочь Либби Герольд, ничего не сделав, чтобы спастись самой. Ничего не сделав.
Беги, прячься. Прочно укоренившийся могучий инстинкт и сейчас пересилил изматывающие тренировки десяти прошлых лет. Курсы самообороны, бодибилдинг, упражнения в стрельбе – бесполезно. Она снова прячется, как десять лет назад, ждет, ничего не делает. Словно выслеженная и загнанная добыча старается казаться поменьше, сжаться, крепко обхватывая себя руками. И, только нащупав пистолет, вдруг вспомнила, кто она есть. Кого вырастила из погибавшей девочки в чулане.
Оглянулась через плечо на окно, выходившее на пожарную лестницу. Это еще по силам. Вылезти, спуститься на безопасную улицу…
Только не в этот раз. Грейс на мгновение закрыла глаза и снова повернулась к лифту. Кабина уже почти поднялась. Бежать мимо к лестнице поздно, но времени хватит, чтобы вытащить из кобуры пистолет, вставить обойму; хватит, чтобы метнуться вперед в укрытие за столом Энни, твердо упереться локтями в гладкую деревянную крышку, держа обеими руками оружие.
«Когда стреляешь, весь твой мир сводится к этому, – вновь и вновь повторял ее первый инструктор по стрельбе. – Рука с пистолетом, мишень и прямая между ними. Ничего больше не существует».
Она бывала в том мире сотни, тысячи раз, так кучно выпуская в мишень по пятнадцать пуль, что отверстия сливались в одно. По иронии судьбы, оглушительный грохот выстрелов приносил единственные минуты истинного покоя, мир кругом затуманивался, исчезал, оставалась лишь узкая линия в резком фокусе, требовавшая внимания.
И сейчас чувствуется, как на нее нисходит покой, когда она видит лишь пистолет и решетку двери лифта.
Вдыхает носом, выдыхает ртом, со сверхъестественным спокойствием ожидая своего первого выстрела в человека.
Магоцци гнал с такой скоростью, что проскочил перекресток на красный свет. «Форд» резко тормознул, пешеходы и велосипедисты рассыпались в стороны под вой сирены и визг колес.
Джино сидел на переднем сиденье, держась одной рукой за приборную доску, выкрикивая в рацию адрес пакгауза, вызывая скорую и подкрепление, сообщая всем о возможном ранении офицера.
Шарон Мюллер не отвечает на вызовы.
Перед глазами медленно всплыла крыша лифта, потом кабина, которая поравнялась с полом, а затем со щелчком остановилась.
Вместе с ней остановилось сердце Грейс, разорвалось на миллионы осколков. Разрыв отчетливо прозвучал в ушах, осколки застучали о ребра.
В лифте не было никакого убийцы. Один Митч, привалившийся к боковой стенке, в костюме от Армани кровавого цвета, глядел слепыми голубыми глазами на свои расставленные ноги. Череп с повернутой к ней стороны снесен почти полностью, вывернут наружу, словно кто-то со страшной силой рванул его за ухо, обнажив великолепные, блистательные мозги.
Нет, нет, нет. Грейс чувствовала, что из горла вот-вот вырвется жуткий, яростный вой, но хорошо понимала, что, если его испустить, это будет ее поражением.
Поэтому оторвала взгляд от сильных скрюченных рук, которые с нежностью к ней прикасались, от мертвых глаз, которые полюбили ее раз и навсегда, и вместо этого преисполнилась ненавистью.
Двигаясь молча, быстро, бесшумно, почти не стуча сапогами, обогнула стол, прошмыгнула мимо лифта – не смотреть! – к лестнице, держа пистолет в вытянутой руке.
Дверь быстро открылась, но Грейс оказалась быстрее. Упала на одно колено, задержала дыхание, пока до выстрела не остался лишь крошечный волосок…
…и в дверях появилась Диана, застыла на месте, глядя в дуло пистолета. В кроссовках, в плотном свитере, с холщовой сумкой на плече. Светлые волосы забраны в конский хвост, лицо раскрасневшееся, искаженное, перепуганное.
– Я… я… я…
Грейс вскочила, схватила ее за руку, с силой дернула, прижала к стене, не спуская глаз и пистолета с закрывавшейся двери.
– Черт возьми, – прошипела она прямо в ухо, – ты кого-нибудь внизу видела? Харлея, Родраннера, Энни?
В горле у Дианы что-то жалобно тоненько пискнуло. Грейс ждала, что Диана сейчас рухнет с ней рядом. На секунду отвела глаза от двери, видя, что Диана неотрывно смотрит на тело Митча в кабине лифта, часто дыша открытым ртом.
– Смотри, что ты наделала, Грейс, – проскулила она. – Смотри, что натворила.
Грейс дернулась, как от пощечины, взглянула на свой пистолет, догадалась о мысли Дианы.
– Господи помилуй! Я этого не делала! – лихорадочно прошептала она, отталкивая подругу в другую сторону, становясь между ней и жуткой картиной в лифте. – Слушай. У нас нет времени. Там внизу помощница шерифа – ты ее встретила?
Диана вертела головой, вытягивала шею, стараясь заглянуть в кабину за ее спиной. Глаза дикие, слишком широко открытые, так что видны белки вокруг голубой радужки.
Грейс дернула ее за руку:
– Не смотри туда. На меня смотри.
Пустые голубые глаза медленно посмотрели на Грейс. Взгляд жалкий, отрешенный, убитый, как Митч.
– А? – тупо переспросила Диана.
– Ты внизу кого-нибудь видела?
Голова качнулась вверх-вниз.
– Женщину-копа. – Горло дернулось в судорожном глотке. – Мертвую… Одно кровавое месиво…
– Ох, боже! – Грейс на мгновение закрыла глаза. – А остальные? Харлей, Энни…
Диана равнодушно покачала головой.
Господи Иисусе, подумала Грейс, она даже не моргает. Знаю, куда ушла. Помню, сама там была. И сильно ущипнула ее за руку. Диана изумленно вскрикнула и отскочила.
– Больно! – Сердитый шепот переходил в страшный рев. – Ты сделала мне больно, сделала мне больно, ты…
Грейс зажала ей рот свободной рукой, отшвырнула, прижала к стене, прохрипела в лицо:
– Извини. Так надо. Теперь слушай меня. Я должна пойти вниз. Должна найти Харлея и Родраннера.
И молю Бога, чтобы в пакгаузе не было Энни, пусть она будет где-нибудь в другом, безопасном месте, в очереди в лавке, нетерпеливая, разозленная, нахальная, живая…
– Поняла, Диана? Мне надо идти, но и тебе нельзя оставаться одной наверху. Ты должна пойти со мной, за мной, ясно? Я не позволю, чтоб с тобой что-то случилось. Обещаю.
Потому что на этот раз у нее пистолет, слава богу, на этот раз она готова.
– Мы не можем уйти, Грейс.
– Должны. Ненадолго. – Она быстро соображала, быстро говорила, слыша, как утекают драгоценные секунды, проклиная собственное воображение, рисовавшее Харлея, Родраннера, Энни, истекающих где-то внизу кровью, пока чертова глупая эгоистка Диана… Грейс спохватилась, глубоко вздохнула, направила мощный поток злости с Дианы на киллера.
– Давай. Пора уходить, – рассудительно проговорила она. – Помнишь, ты мне однажды сказала. И была права. Помнишь?
Диана прищурилась на нее:
– В больнице.
– Правильно. Я лежала в больнице, а ты мне сказала, что время от времени всем приходится уходить от чего-то. Если я просто уйду, все сразу станет лучше. Именно так мы и сделали, помнишь?..
– Но… – Диана беспомощно взглянула на нее. – Я вовсе не то имела в виду. Не хотела, чтоб все уходили.
Окружающий мир слегка дрогнул.
– Что?
– Ты должна была уйти. Не я, не Митч, только ты. А ушли все, всем пришлось идти за Грейс, и мне тоже. Теперь видишь, что ты наделала? – Она уже кричала в полный голос. Сунула руку в матерчатую сумку и приставила к груди Грейс дуло глушителя на пистолете сорок пятого калибра.