Дверь пришлось открывать локтем, потому что в руках он тащил две огромные сумки — яблоки, груши, персики, абрикосы, отруби, овсянку, курицу без кожи, постную говядину, нежирное молоко, филе хека, обезжиренный йогурт, банки с консервированным тунцом, сухофрукты.
Он сразу догадался, что она уже пришла.
В ноздри ему ударил пряный аромат жареной баранины. И другие ароматы. Зеленая фасоль? Чеснок? Кровяная колбаса?
Он услышал музыку.
— Эй!
— Я здесь! — отозвался ее голос из кухни.
Яуберт неуверенно зашагал по коридору. Ивонна высунулась из кухни с половником в руке. Мини-юбка, стройные красивые ноги, туфли на высоком каблуке. Она подбоченилась, изогнула крутое бедро. Грудь была едва прикрыта. Короткая маечка открывала плоский живот; сейчас, вечером, он казался бледным. Старательно уложенные волосы блестят, лицо густо накрашено.
Отчаянная домохозяйка! Так могут краситься только восемнадцатилетние девчонки. Яуберт смутился, поняв, что юная соседка расстаралась ради него. Сердце забилось чаще.
— Привет, — протянула она, подражая интонации американских кинозвезд.
— Вот… не знал… что ты умеешь… готовить. — Он поднял принесенные сумки.
— Ты еще многого обо мне не знаешь, Матт.
Он застыл на пороге, как приклеенный, — чужой в собственном доме.
— Входи. — Ивонна скрылась на кухне.
Он пошел следом, думая о том, что ему не мешает почистить зубы.
На подоконнике стояли ее радиоприемник и кассетный магнитофон. Радио было настроено на местную станцию. У стола Ивонна развернулась:
— О тебе пишут в газете.
Яуберт поставил сумки и посмотрел на расстеленный на столе «Аргус».
— Ты знаменитость.
Ему трудно было смотреть на Ивонну Стоффберг. Радуясь возможности отвлечься, он схватил газету. На первой же полосе увидел крупный заголовок: «Хамелеон снова наносит удар». Яуберт прочел:
«Несколько дней назад в образе богатого блондина среднего возраста он украл из отделения Премьер-банка в Бельвиле 7 тысяч рандов. Вчера он преобразился в старика и украл 15 тысяч рандов в отделении на Херенграхт.
Но полиция не сомневается в том, что в обоих случаях действовал один и тот же человек. Есть серьезное сходство — Хамелеон не лишен обаяния, он называет кассирш Солнышко и интересуется их духами.
По словам официального представителя полиции лейтенанта Джона Клуте, пока в распоряжении сыщиков имеется только одна улика: запись второго ограбления, сделанная скрытой камерой.
„Скорее всего, преступник прячется под толстым слоем грима. Маловероятно, чтобы свидетели опознали его по видеозаписи“.
Лейтенант Клуте сообщил, что следствие ведет лично капитан Мат Яуберт, один из ведущих детективов отдела убийств и ограблений».
Дочитав, Яуберт положил газету на стол и вздохнул. Придется звонить Клуте. «Один из ведущих детективов»… Откуда они знают? Даже имя его написали неправильно. А уж де Виту статья совсем не понравится.
Пока он читал, Ивонна налила ему пива. Протянула стакан; длинные пальцы с пунцовыми ногтями выделялись на фоне янтарной жидкости.
— Тебе придется меня догонять. Я на стакан впереди.
— Спасибо. — По-прежнему не глядя на соседку, он взял пиво.
— Хочу тебя побаловать. — Внезапно она оказалась рядом, совсем близко. Ее руки скользнули к нему под пиджак, притягивая его ближе. Она подняла лицо, подставила губы. — Скажи «спасибо», — велела она.
Яуберт поцеловал ее. Одной рукой он держал стакан с пивом, другой гладил ее по голой спине, крепче прижимая ее к себе. Она прильнула к нему, как ртуть. От нее пахло пивом и специями; язычок у нее оказался на удивление бойкий. Она обхватила его руками, задирая на нем рубашку и гладя его по голой спине. Яуберту не терпелось показать ей, что он тоже не деревянный. Он притянул девушку к себе. Ивонна ахнула, привстала на цыпочки. В голове у него все завертелось, сердце екнуло. Но… пока он откликнулся на ее призыв только сердцем и головой.
— Еда! — Она провела языком по его губам. — Пригорит… — Она на секунду прижалась к нему всем телом — серьезный аванс. Потом быстро заправила ему рубашку в брюки и отодвинулась от него. Она слегка запыхалась.
Он остался стоять у стола, чувствуя странную опустошенность.
— Я собираюсь тебя удивить. Но это большой секрет. Жди в гостиной! Вот зачем я купила газету. — Теперь она говорила уже не с такими театральными интонациями. В ее голосе угадывалась даже нерешительность. Она протянула руку к подоконнику, взяла пачку сигарет. Вскрыла, протянула ему. «Уинстон». Помедлив секунду, он взял сигарету. Она вытащила еще одну, подцепив ее длинным кроваво-красным ногтем, и сунула в рот. Помада у нее размазалась.
Он полез в карман, нащупал зажигалку, дал прикурить ей, потом закурил сам. Она глубоко затянулась, выпустила струю дыма к потолку, подошла к нему и быстро поцеловала в щеку.
— Иди в гостиную и жди. — К ней вернулась былая уверенность; голос снова стал хрипловатым.
Он криво улыбнулся и послушно вышел в гостиную. Раскрыл газету, отпил глоток пива, глубоко затянулся. Стало значительно легче.
А он не знал, что она курит. Отчего-то из-за этого он заволновался еще больше.
Он уставился в газету, но буквы прыгали перед глазами. Пальцы помнили ее нежную кожу. Господи, какая она юная! Какая гибкая, какая сильная… Он еще помнил, как податливо она льнула к нему, как гладила его по спине… И как прижималась к нему всем телом.
Он заставил себя читать. Из кухни доносился звон посуды. Ивонна подпевала песенке, которая исполнялась на радио. Потом она принесла ему еще пива.
— Не отставай!
Яуберт понял, что она на кухне тоже даром времени не тратит.
— Я почти закончила. Когда позову, ты должен прийти.
Снова шорох и звон на кухне, потом — долгое затишье.
— Матт!
— Что?
— Выключи свет. А потом заходи.
Он допил пиво, сложил газету. Выключил свет в гостиной. Из столовой проникало слабое мерцание. Он прошел по коридору.
На столе горели две свечи в высоких подсвечниках. Стояла ваза с цветами. В гранях тонких хрустальных бокалов плясали, отражаясь, язычки пламени. Из ведерка со льдом торчало горлышко бутылки.
Она сидела напротив. Волосы у нее были высоко зачесаны и подколоты. В ушах — большие золотые кольца. На ярко накрашенных губах — неуверенная улыбка. Стройная шея, плечи, руки и практически открытая грудь в полумраке кажутся розовыми. Переливается расшитое блестками черное платье в обтяжку. Когда он вошел, Ивонна проворно вскочила с места. Он увидел, что платье у нее длинное — до лодыжек. На запястье — два тонких золотых браслета. Она подошла к стулу во главе стола и отодвинула его, изящно отставив ногу и продемонстрировав вырез до самого бедра.
— Матт, садись, пожалуйста. — И она, и стол были ожившей иллюстрацией из женского журнала.
У него перехватило дух.
— Ты… замечательно выглядишь.
— Спасибо.
Он медленно подошел к своему месту. Голова кружилась — может, от пива? Прежде чем он сел, Ивонна помогла ему снять пиджак.
— Можешь открыть шампанское. — Она изогнулась, нажала кнопку магнитофона. Комнату заполнили звуки легкой музыки.
Он потянулся к бутылке, сорвал фольгу, открутил проволоку и вынул пробку.
— Какие у тебя большие и сильные руки…
Пробка вылетела из горлышка с громким хлопком. Яуберт налил ей в бокал игристого вина. Рука у него дрогнула, пена перелилась через край, на белоснежной скатерти расплылась лужица.
— Извини. — Ивонна только хихикнула. — За наш первый вечер, Матт!
Они чокнулись; хрусталь звякнул о хрусталь. Оба выпили.
— В холодильнике есть еще шампанское. Доставай! — Она осушила бокал и протянула ему за добавкой.
Яуберт повиновался. Они снова выпили. Она поставила на стол блюда с угощением. Баранья ножка, рис, густой коричневый соус, печеная картошка, зеленая фасоль с грибами и сливками, цветная капуста с сыром.
— Ух ты, я и не знал, что ты умеешь готовить.
— Да ну, ерунда. Полистала поваренную книгу. Надеюсь, тебе понравится.
— Да, конечно.
Сегодня он празднует начало новой жизни. Он сытно ест в последний раз. Завтра придется признаться Ивонне в том, что он садится на диету.
— Что скажешь о моих стихах?
— Я… Они мне очень понравились.
— Мистер Вентер советует мне продолжать. В прошлом году он вел у нас английский. Я показала ему все свои стихотворения.
— И это тоже?!
— Нет, глупыш, конечно нет. Плесни мне еще шампанского!
Они начали есть. В тишине.
Неожиданно Ивонна призналась:
— Матт, я влюблена в тебя уже больше года!
Он отпил глоток шампанского из бокала.
— Но знай, это не потому, что я жалею тебя из-за жены.
Он отпил еще глоток.
— За мной в школе бегали несколько парней. А Джинджер Преториус уже работает… У него классный байк и все такое, но он еще незрелый. — От выпитого глаза у нее начали слегка косить. — Неужели ты ни о чем не догадывался? Каждый раз, когда родители приглашали тебя в гости, я оставалась дома. Но ты меня как будто не замечал. Я поняла, что пора действовать самой. Понимаешь?
— Нет.
— Говорят, женщинам пора перестать сидеть и ждать. Если бы я ничего не предприняла, мы бы до сих пор были тайно влюблены друг в друга. Ты рад, что я все так замечательно придумала?
— Да.
Действительность затуманивалась, как будто закрылась запотевшим экраном.
— Расскажи, что ты тогда почувствовал. Я была слишком агрессивна? Говорят, некоторым мужчинам это нравится. Эй, Матт, тебе понравилось?
— Да.
Он посмотрел на нее. Зубы у нее такие белые, сверкают в пламени свечей. Губы красные, между грудями глубокая ложбинка — платье с низким вырезом.
— Я жутко возбудилась. — Ивонна улыбнулась, заметив, что он не сводит взгляда с ее груди. — Ты не против, если я иногда буду ругаться?
— Нет.
— Тебе нравится, когда женщины ругаются?
Сердце стукнуло — один-единственный раз.
— Да.
Она отодвинула тарелку, наклонилась к нему. Верх черного платья отогнулся, как лепесток. Он увидел розовые соски-бутоны.
— Что тебе сейчас хотелось бы, Матт?
Он с трудом отвел глаза от выреза, рассмотрел ее нежную шею, поднял взгляд выше, увидел полураскрытый рот. Сверкнули белые зубы. Ему хотелось сказать ей, что ему сейчас хотелось бы. Но вся смелость куда-то подевалась. Он выпил еще шампанского и тоже отодвинул тарелку в сторону.
— Дай мне еще сигарету.
Она улыбнулась — механически, как будто слышала, что он сказал, но не понимала смысла. Перегнулась к подоконнику, взяла пачку, лежащую за приемником. Яуберт прикурил для них обоих. Она подула на свечку; заплясали язычки пламени. Одна грудь у нее вывалилась из платья. Интересно, она в курсе?
— Помнишь, я обещала тебе сюрприз? — Язык у нее слегка заплетался; Яуберт понял, что она пьяна. Неизвестно почему у него внутри все сжалось.
— Да.
Ты и сам не совсем трезв, Матт Яуберт!
— Сегодня я угощу тебя кое-чем другим, Матт Яуберт. — Она медленно встала и шагнула к нему. Упала к нему на колени, обхватила его за шею, не выпуская из руки горящую сигарету. Он положил свою сигарету на тарелку и принялся ласкать юное мускулистое тело.
Они страстно целовались. Губы и языки не спеша знакомились друг с другом. Его ладонь мало-помалу приближалась к ее груди. Он нащупал пальцами розовый сосок. Почувствовал, как бутон твердеет, набухает. Крепче охватил ладонью полную грудь. Она оказалась мягче, чем он представлял.
Она испустила тихий стон, разжала руки, развязала на нем галстук, расстегнула рубашку. Кончиком языка провела по голой груди, легко покусывая сосок. Неожиданно в нем проснулось страстное, непреодолимое желание. Он запрокинул ей голову и впился губами в ее грудь. Ласкал гладкую, мягкую кожу. Громко застонав, она опустила руку, нащупала «молнию» у него на брюках. Предвкушая несказанное удовольствие, он вздрогнул и медленно двинул ладонь к средоточию своего интереса. Она раздвинула ноги и снова впилась в него губами. Он ждал, что под платьем будут трусики, но там ничего не оказалось. Только ее влага. Его пальцы скользнули к заветной преграде. Она глухо застонала, целуя его еще более страстно.
Вдруг он почувствовал, что готов. Старый солдат снова готов маршировать на параде.
Ивонна слегка отстранилась.
— Это будет на десерт. — Теперь хрипотца в ее голосе была настоящей, не наигранной.
Она быстро поцеловала его и, пошатываясь, вернулась на свое место. Протянула ему бокал, чтобы он налил ей еще шампанского. Волосы у нее растрепались. Она глубоко затянулась сигаретой.
— Матт, я еще не встречала такого мужчину, как ты.
Грудь у нее по-прежнему была голая. Оказывается, она и правда уже не маленькая! Судя по всему, он у нее не первый. Но как она его возбуждает! Пусть девчонка только фантазирует… Больше ему ни о чем не хотелось думать. Брюки готовы были лопнуть. Бутылка опустела. Он встал, нетвердой походкой направился к холодильнику, взял еще одну. Когда он обернулся, то увидел, что Ивонна сидит в той же позе, положив руки на стол, зажав между пальцами сигарету. Голая грудь почти касалась скатерти. Он налил вина им обоим.
— Ты удивился, когда понял, что у меня под платьем ничего нет?
— Нет.
— Я сегодня весь вечер ходила без трусов, даже в мини-юбке. От этого я так возбудилась.
Она в последний раз затянулась, затушила окурок.
— А ты тоже завелся? — Она закрыла выпавшую из платья грудь. Пальцы медленно поглаживали сосок.
— Я ни от кого в жизни так не заводился, — заявил Яуберт и понял, что говорит сущую правду — на данный момент.
Она накрыла его руку своей ладонью и тихо сказала:
— Мне так приятно. — Вдруг она кое-что вспомнила: — Перенеси свечи в гостиную. Там ты получишь свой десерт. — Она взяла Яуберта за руку, сунула его палец себе в рот, облизала его. — Десерт будет двух видов. — Видимо, она хотела улыбнуться, как искушенная жизнью женщина, но улыбка вышла кривоватой. Правда, Яуберт ничего не замечал.
Он опустился на место.
— Вставай. Я закончу через секунду. — Недолгая пауза. Потом она поняла, что сказала двусмысленность, хихикнула. — И мне захвати шампанского.
Он встал.
— Сначала налей мне.
Он послушно выполнил все, что она велела, взял свой бокал, бутылку и пачку «Уинстона» и понес все в гостиную. Когда он вернулся за свечами, Ивонны на кухне уже не было. Он понес в гостиную свечи и увидел, что рубашка на нем расстегнута донизу. Он сел на ковер. Ему было хорошо, он предвкушал еще большее наслаждение. Какая она страстная!
Вдруг он услышал, что в дверь стучат.
Невероятно! Стук повторился, только тише. Им овладело странное чувство, как будто все происходит во сне. Он нерешительно встал, отпер дверь, повернул ручку.
К стене привалился Бенни Гриссел, голова упала на грудь, одежда измята, волосы всклокочены.
— Матт… — едва слышно прошептал он. — Мне надо… с тобой… поговорить.
Гриссел, шатаясь, подался вперед. В первый миг Яуберту захотелось оттолкнуть его, но все же он шире распахнул дверь, впуская незваного гостя.
— Бенни, сейчас не лучшее время.
— Должен… поговорить.
Гриссел, спотыкаясь, побрел в гостиную. Дорогу он знал прекрасно. Яуберт закрыл дверь. Он не знал, что и придумать. Быстро нагнал Гриссела, развернул его к себе, положил руки на плечи.
— Бенни, послушай! — прошептал он, тряся Гриссела.
— Матт, я хочу умереть.
— Бенни!
— Лучше умереть.
— Господи, Бенни, да ты пьян в стельку!
Гриссел заплакал.
Яуберт посмотрел перед собой, по-прежнему держа руки на плечах друга. Он не знал, что делать. Стоящего перед ним Гриссела сотрясали рыдания. Яуберт развернул Гриссела кругом, пошел в гостиную. Он усадит Гриссела и предупредит Ивонну. Он довел Гриссела до дивана. Рыдания прекратились, когда Гриссел заметил свечи. Он посмотрел на Яуберта, наморщил лоб, словно пытаясь что-то понять.
— Это ты, Матт? — едва слышно спросил он.
Интересно, подумал Яуберт, какие образы сейчас пляшут в мозгу Гриссела. Ему стало его жалко.
На пороге показалась Ивонна.
— Десерт! — воскликнула она.
Под прозрачной ночной рубашкой отчетливо просвечивали грудь и черный треугольник волос внизу. На ней были туфли на высоком каблуке. В обеих руках она несла блюда с пудингом. Руки она раскинула в стороны, словно приглашая его насладиться десертом другого рода.
И тут она увидела Гриссела.
А Гриссел увидел ее.
— Матт? — тихо повторил Гриссел. Потом его голова упала на грудь и он забылся в алкогольном дурмане.
Яуберт посмотрел на Ивонну. В голове метались испуганные обрывки мыслей.
Она оглядела себя сверху вниз, увидела себя такой, какой видели ее мужчины. Поджала губы.
— Бонни, — начал Яуберт, хотя и понимал: ничего не поможет. Она запустила миской с пудингом ему в голову. Миска ударила его по плечу; он уловил запах печеного теста и мороженого. Мороженое потекло по рубашке, по голой груди. Она развернулась и бросилась бежать по коридору, спотыкаясь на высоких каблуках. — Бонни!
— Да пошел ты! — завизжала она, закрывая за собой дверь спальни.