Смерть раньше смерти

32

На одиннадцатой странице кулинарной книги было написано:

И ведь правы, черти, думал Яуберт, ерзая на кухонном стуле. Книга лежала перед ним на столе, рядом с ингредиентами для ужина, рекомендованного диетологом.

— Как вы себя чувствуете? — спросила доктор-диетолог, вручая ему книгу.

— Хочу стейк.

— Вы упрямец.

— Я хочу есть, — решительно заявил Яуберт.

— Попробуйте приготовить говяжье филе с грибами. Страница сто тринадцать. Но сначала прочтите рецепт до конца, подсчитайте калории и ненасыщенные жиры. И ешьте понемногу. Что толку готовить полезные блюда, а потом обжираться в одиночку?

После работы Яуберт заехал в супермаркет и, раскрыв книгу на странице сто тринадцать, послушно выбрал все нужные ингредиенты.

— читал он дальше, —

Он представил себе свои внутренности, обернутые желтовато-белым слоем жира, и его передернуло.

Далее он увидел подзаголовок: «Кожная проба». Стал читать:

Яуберт отложил книгу, нагнулся, вытащил рубашку из брюк и ущипнул себя за живот. Прикинул на глазок.

Черт! Неужели правда?

Он встал и пошел за новой рулеткой. Он нашел ее в спальне для гостей, рядом с самодельным стеллажом. Книги теснились на вкривь и вкось поставленных полках… Яуберт вернулся на кухню, сел, ущипнул себя за живот левой рукой, правой приложил к складке рулетку.

Больше четырех сантиметров! А ведь он еще немного убавил…

Разозлившись, он хлопнул кулинарной книгой о стол.

«Срывайтесь с умом»!

Он не может себе позволить вообще никаких срывов. Не имеет права отступать от диеты, раз его жировая складка на животе больше четырех сантиметров. И все внутренности покрыты толстым слоем жира!

Яуберт вздохнул, отложил книгу, взял тетрадку с диетой. 120 граммов рыбы, жаренной на решетке без масла, 250 граммов картофельного пюре, салат из помидоров и лука. Одна жировая единица.

Одна жировая единица! Он сверился с ключом в конце тетрадки. Одна жировая единица — это кусочек маргарина либо ложка салатной заправки, или майонеза, или арахисового масла, одно авокадо, либо несколько оливок, либо маложирные сливки, либо полоска бекона. Подумав, Яуберт остановился на салатной заправке и начал готовить.

— Капитан, вот сведения об Элинор Дэвидс, — сказал Сниман, протягивая Яуберту лист бумаги.

— Ответ отрицательный, — не глядя бросил он.

— Да, капитан.

Яуберт вздохнул:

— Спасибо, Геррит.

Он встал. Пора смотреть сериал «Возвращение Бенни Гриссела».

Яуберт не стал входить в конференц-зал, остановился на пороге. Пусть Гриссел не думает, что он явился следить за ним.

Гриссел стоял на стуле рядом с телевизором и держал речь перед двадцатью двумя полицейскими:

— В папке вы найдете фотографии, снятые скрытыми камерами. Камеры установлены во всех отделениях Премьер-банка. Кроме того, мы изготовили фоторобот. Так, по мнению нашего художника, может выглядеть грабитель без грима. Но это лишь наметки. И, как указывает утреннее происшествие, дело может принять опасный оборот. Ради бога, не стреляйте во всех возможных подозреваемых, которые покажутся вам похожими на фоторобот! Подключите здравый смысл. И думайте. Думайте! — Гриссел улыбнулся и обвел взглядом собравшихся в зале.

Яуберт видел на лице Гриссела следы прошлых страданий. Гриссел очень осунулся. Но голос у него был ясный, полный воодушевления.

— СМИ по-прежнему не в курсе того, что мы разместили наших людей во всех отделениях банка. Мы объяснили журналистам, что Хумало оказался в банке случайно; будто бы он и сам является клиентом «Премьера» и зашел снять деньги со счета. По идее грабитель ничего не должен заподозрить. Но наш Хамелеон отнюдь не дурак. Перед тем как совершить новую попытку ограбления, он будет страховаться. Вдвойне осторожничать. Знаю, мыслительные процессы не покрываются нашим полицейским жалованьем, но, ради бога, думайте. Думайте о благе родины. Прикиньте все хорошенько перед тем, как устраивать засаду в отделении банка. Постарайтесь, чтобы преступник вас не раскусил. Не топчитесь на одном месте. Заполните какой-нибудь бланк. Сделайте вид, будто собираетесь снять деньги со счета. Подойдите к окошку справочной. Лейтенант Бранд из отдела внутренней безопасности кратко проинструктирует вас, как вести себя со служащими банка. Объясните, что они должны быть готовы к действиям. Они должны обращаться с вами как с обычным клиентом. Не более и не менее.

Яуберт развернулся, вышел на улицу, открыл дверцу машины. Уже темнело.

Грисселу его помощь не требуется.

Оливер Нинабер, сидящий за рулем темно-красного БМВ, ухмылялся.

Полиция, видимо, держит его за дурака. Вчера он случайно обратил внимание на белый «опель-кадетт», который ехал за ним всю дорогу до дому. Чтобы не отстать, придурку пришлось проехать перекресток на красный свет. А позже он снова заметил знакомую машину на более тихих улочках Платтеклофа. Сегодня же рано утром он увидел на улице красный «форд-сьерру», припаркованный совсем рядом с его домом.

Сейчас, без четверти шесть утра, машин на дороге было мало. Тот, кто сидит у него на хвосте, должен держаться поодаль. Глянув в зеркало заднего вида, Нинабер без труда опознал красный «форд».

Напрасно они теряют время, подумал Нинабер. Он никого не убивал. Он не охотник, он — добыча. А полицейские, сами того не подозревая, взяли его под свою защиту.

Если бы не маленький цветной лейтенант, никто бы вообще ничего не заподозрил. Господи, как же быстро ему пришлось соображать во время допроса! Быстро соображать. Но именно из-за своей способности быстро соображать он и стал тем, кем стал. За шесть-семь лет превратился из обыкновенного парикмахера в миллионера.

Рассказ о том, как Макдоналд звонил ему и предлагал стать арендатором, родился сам собой. Так сказать, по нужде.

По нужде. Весь понедельник он решал насущные вопросы. С того самого мига, когда увидел Мака, лежащего на пороге жалкого деревянного домишки. Повсюду кровь — на стенах, на полу. И простреленное горло, и развороченные гениталии. После такого зрелища Нинаберу просто необходимо было почувствовать себя в безопасности.

Он хотел поговорить с Макдоналдом. Он не знал, в какое время Мак выходит в море, но надеялся, что приехал достаточно рано. Он остановился у невзрачного домишки, поднялся на крыльцо и увидел большого Мака на полу. У Мака был огромный пенис. Самый большой из всех, какой он когда-либо видел. Уж он-то помнит.

— Мак, у тебя член как бильярдный кий, — говорил тогда Ферди Феррейра. Покойный Ферди. Несчастный хромой дурак.

— «Пенис», — произнес вслух Оливер Сигмунд Нинабер и хохотнул. Именно это слово резануло слух маленького мулата-лейтенанта.

Поганый мулат! Нинабер почесал щеку. До сих пор больно. Но ничего, дело того стоило. Не так дорого он заплатил.

— Я упал, — объяснил он своей красавице жене.

— В чем тебе надо было помочь полиции? — спросила она.

Оливер Нинабер быстро сообразил, как ответить.

— Они спрашивали об одном уборщике, который когда-то у нас работал. Его обвинили в изнасиловании малолетнего. И спрашивали, не замечали ли мы за ним чего-нибудь такого…

— Милый, неужели они не могли задать тебе свои вопросы здесь?

Нинабер пожал плечами:

— Им самим уборщик не помешает. Лестница заросла грязью. Я поскользнулся и ударился о дверной косяк.

Утром Антуанетта замазала ему синяк на щеке своим гримом.

— Вот так, милый. Так гораздо лучше.

Нинабер снова повернул на Вейнберг, поехал по Мейн-роуд. Перед тем как заехать в гараж, он оглянулся проверить, видно ли «сьерру». Но на улице никого не было. Не важно, подумал он, они, наверное, остановились где-нибудь неподалеку, откуда все хорошо просматривается. Нинабер остановился на пятачке, отведенном для руководства его компании.

Он набрал комбинацию кодового замка и открыл кейс. Сверху лежал пистолет «стар». Он закрыл кейс, привычно покрутил замки. Теперь, когда полиция бесплатно взяла его под крыло, пистолет ему не понадобится. Он вылез, нажал кнопку центрального замка на брелке и пошел к лифту. Разъехались дверцы кабины. Нинабер посмотрел на часы. 6:00. Точен, как всегда. Если не считать утра понедельника. Он нажал кнопку шестого этажа. Дверцы кабины бесшумно сомкнулись.

Сниман остановился напротив офиса компании «Сервир» на Мейн-роуд так, чтобы видеть вход в здание и въезд в гараж. Он открыл стоящую рядом коробку с завтраком, достал оттуда фляжку с кофе и пакет с бутербродами. Есть не хотелось, но кофе сейчас будет кстати. Он отвинтил колпачок фляжки, налил в него дымящуюся жидкость и начал с наслаждением пить кофе маленькими глотками.

Кофе обжег губы. Выругавшись, он подул в колпачок.

Потом откинулся на удобную спинку.

Возможно, ждать придется долго.

Нинабер по привычке смотрел в пол. Он поднял голову, только когда открылись дверцы.

И сразу узнал убийцу.

В вытянутых руках — большой пистолет. Дуло смотрит прямо на него, Оливера Нинабера.

Как же легко оказалось его выследить! Достаточно смотреть на табло над дверями лифта. «П» — подвал, «Ц» — цоколь. 1, 2, 3, 4, 5, 6. Все это он понял за долю секунды.

Соображай быстрее, Оливер Нинабер! Именно поэтому ты стал тем, кем стал!

«Стар», лежащий в кейсе, слишком далеко и потому бесполезен. Зато он может говорить. Вести переговоры. Он может думать.

Нинабер предостерегающе поднял руку.

— Подождите… — сказал он, но пуля уже пробила ладонь и неумолимо неслась к его мозгу.

В среду утром, без четверти семь, Яуберт сидел на деревянной скамье в раздевалке бассейна. Локти он положил на колени, голову свесил на грудь. На бетонный пол капала вода. Он отчетливо понял, что пора бросать курить.

Легкие жгло как огнем. У него внутри скопилось много смолы, черной, липкой, грязной, густой смолы, которая после плавания склеивает легкие. Из-за этого он не может постоянно увеличивать нагрузку, не в силах преодолеть какой-то порог. Пять-шесть дорожек по утрам — и ему трудно дышать. С каждым новым гребком он все яснее представлял себе грязный налет на легких, который мешал ему вдыхать дающий силы кислород.

Матт Яуберт, живой мусоровоз. Набитый жиром и сажей.

И не важно, что он курит «суперлегкие» сигареты. Рано или поздно все равно придется бросать. Все равно они безвкусные.

Он глубоко вздохнул.

Решительно встал, направился к крючку, на котором висела его одежда. Вытащил из кармана куртки бело-серую пачку и зажигалку, подошел к большому черному мусорному баку в углу, поднял крышку и с силой швырнул в бак сигареты.

Бак был пуст. Пачка сигарет и зажигалка упали на самое дно.

Все, подумал Яуберт. С вредной привычкой покончено. Навсегда.

Он торжественно закрыл бак, повернулся и пошел в душ.

По пути на Касселсвлей-роуд он увидел плакат с анонсом «Кейп таймс»: «Медиум из Великобритании поможет поймать маньяка с маузером».

Владелец киоска развернул газету так, что Яуберт видел заголовок на первой полосе, огромное слово, развернутое на всю страницу: «Истерия». Подзаголовок гласил: «После перестрелки в банке фермер находится в критическом состоянии».

Сначала он хотел было купить газету, но тут свет на светофоре переключился на зеленый, и он поехал дальше. Значит, прилетела женщина-медиум, знакомая де Вита. В самом деле, истерия.

— Я ничего не слышал, капитан! — оправдывался Сниман. — Первый раз узнал обо всем, когда по рации назвали адрес. Я не поверил собственным ушам! Ублюдок стреляет из пушки, а я ничего не слышал!

Яуберт, Сниман, Петерсен, О'Грейди, Баси Лау и двое констеблей из участка Вейнберг склонились над останками Оливера Сигмунда Нинабера. Нинабер лежал на полу кабины лифта, прижимая к груди кейс и протянув окровавленную руку вперед. Дверцы лифта медленно, механически открывались и закрывались, били по трупу Нинабера, открывались, закрывались…

— Кто-нибудь, выключите лифт! — приказал Яуберт констеблям.

— Есть, капитан!

— Охранник у главного входа тоже ничего не слышал, — продолжал Сниман.

— Где сейчас женщина, которая нашла его? — спросил Яуберт.

— Она работает в компьютерной фирме на седьмом этаже. Сейчас ее осматривает врач. У нее шок. Говорит, что, когда лифт не пришел, она пошла по лестнице. Добралась до шестого этажа и… — Сниман показал в сторону пожарного выхода, идущего параллельно с шахтой лифта, — увидела его. Говорит, что она его узнала. Он всегда так приветливо с ней здоровался.

— Никто ничего не видел?

— По-моему, маньяк с маузером вошел через служебный вход сзади, капитан. Охранник говорит, что арендаторы постоянно оставляют дверь открытой, потому что в здании работает слишком много народу и невозможно изготовить ключи для каждого.

— С чего вы взяли, что тут орудовал наш маньяк с маузером?

Сниман достал из кармана рубашки целлофановый пакетик. В нем лежали две гильзы.

— С двери сняли отпечатки пальцев?

— Сняли, капитан, — сказал О'Грейди. — Сержант из участка позаботился.

По лестнице поднялись мужчина и женщина из бригады видеосъемки.

— Почему проклятый лифт не работает? — спросил мужчина, еле переводя дух и поднимаясь на последнюю ступеньку.

Никто ничего не ответил. Оператор увидел лежащего в кабине Нинабера. Дверцы открывались и закрывались, открывались и закрывались.

— Ух ты! — воскликнул оператор.

— Невероятно, что я ничего не слышал, — повторял Сниман.

Яуберт посмотрел на Петерсена:

— Ты был прав, Леон. Нинабер лгал.

— Но сейчас мы уже не узнаем правду, капитан.

— Мы все выясним.

— Где фотографы? Надо перевернуть его и посмотреть, отстрелены ли у него яйца, — сказал О'Грейди.

— Ты тоже считаешь, что его убил маньяк с маузером? — спросил Баси Лау.

— Еще одна жертва маньяка? — спросил в свою очередь только что подошедший патологоанатом Пейджел.

— Похоже на то.

На поясе у Снимана заговорила рация:

— Капитан Матт Яуберт, капитан Матт Яуберт! Позвоните доктору Босхофф в Стелленбошский университет. Капитан Матт Яуберт…

— Здесь где-нибудь есть телефон? — спросил Яуберт.

— В кабинете Нинабера, за углом, капитан.

Он зашагал по коридору. Анна Босхофф… Ей-то что надо? Он полез во внутренний карман за блокнотом, в котором был записан номер ее телефона.

Кабинет у Нинабера оказался роскошным — просторная приемная с дорогой, неброской мебелью, толстый ковер, на одной стене картины. Рекламное объявление Нинабера увеличили и поместили в рамку. Оно висело под большим логотипом с названием компании.

Конец эпохи, подумалось Яуберту. Успех не спугнул хищницу смерть, ей наплевать на эгоизм и тщеславие.

Телефон стоял на столе в приемной. Яуберт полистал блокнот, нашел телефон Анны Босхофф, набрал номер.

Она ответила сразу:

— Анна Босхофф слушает.

— Это Матт Яуберт.

— Мэттью! Как я рада слышать ваш голос! Но по телефону он по-прежнему кажется старым. Вы еще живы, Мэттью? Когда вы ко мне приедете?

— Мне передали…

— И вы сразу перезвонили! Быстрота, с какой действуют сотрудники полиции, позволяет чувствовать себя в безопасности. Мэттью, я звоню насчет медиума. Мадам Джослин Лоу. Надеюсь, ее «старый друг» — не вы?

— «Старый друг»?

— Вы что, газет не читаете?

— Доктор Босхофф, в настоящее время я занят расследованием убийства.

— Анна.

— Анна, ваш усыновленный гомосексуалист, выходец из среднего класса, сегодня убил очередную жертву. — Яуберт намеренно подчеркнуто назвал доктора по имени, но Анна Босхофф не отреагировала.

Услышав новость, она присвистнула.

— Он набирает обороты!

— Набирает обороты?

— Вы заметили, что почти всегда повторяете за мной конец фразы? Да, он набирает обороты. Прошло всего три дня после убийства Макдоналда, Мэттью. Промежутки времени между убийствами все время сокращаются. Сейчас, погодите… — Яуберт услышал шелест бумаги. — Между первым и вторым прошла неделя. Почти неделя, если считать первым днем день убийства. Третьего убили через четыре дня. Еще четыре дня — Макдоналд. И всего три дня до сегодняшнего. Понедельник, вторник, среда. Или два, если не считать понедельника.

— Верно.

— Мэттью, он больной. Он очень серьезно болен. Не отдает себе отчета в своих поступках. Ему нужна помощь. Картина меняется. Придется опять покопаться в учебниках. Скажите, убитый — снова гомосексуалист?

— Убитый — Оливер Нинабер.

— «Король парикмахеров»?

— Он самый.

Анна Босхофф снова присвистнула.

— Мэттью, он не был геем.

— Не был. Но откуда вы знаете?

— Я знаю мужчин, Мэттью. Нинабер точно не был голубым. Сразу видно.

— Мне надо идти.

— Сначала расскажите о медиуме. В интервью «Таймс» она заявляет следующее… — Снова шелест бумаг. — «Скажем, я приехала помочь старому другу. Человеку, связанному с расследованием». О ком она говорит — о вас?

— Нет.

— Приятно слышать. Мэттью. Но должна вас предупредить. С медиумами и им подобными будьте осторожны. Они как десантники. В свое время их изучал Мартин Рейзер из Калифорнии. Вы должны знать, что он говорит: «Главное, все они очень, очень плохо…»

В дверях показался Геррит Сниман; очевидно, он очень спешил.

— Мне правда пора, — сказал Яуберт. — Но я ценю вашу…

— Надеюсь, не только на словах, Мэттью, — сказала Анна Босхофф и повесила трубку.

Труп Нинабера перевернули на спину. На груди расплылось огромное красное пятно; в дорогом галстуке виднелась аккуратная дыра.

— Нет, фамильные драгоценности уцелели, — слегка разочарованно сказал О'Грейди, откусывая очередной кусочек нуги.

— Но тут определенно поработал наш маньяк с маузером. Представление продолжается.

— Да, как говорят любители оперы, пока поет толстуха, представление продолжается.

Неожиданно Яуберта осенило. Он знает, куда пригласить Ханну Нортир!

— Капитан, кейс заперт, — сказал сидящий на корточках Сниман.

— Пусть эксперты снимут с него отпечатки, а потом везите его в отдел. Ван Девентер откроет его своими отмычками.

— Ему понравится, — заметил О'Грейди.

— Есть, капитан!

Яуберт вышел на лестницу. Следом за ним спускались О'Грейди, Петерсен и Лау. Он шагал легко. Потому что знал, куда пригласит Ханну Нортир.